рится, злые люди походят на мух, которые ползают по человеческому телу и останавливаются только на его язвах. А вообще-то ни один человек, охаивающий покойника, не бывает счастливым. По существу Хрущев — политический труп. Со временем судьба посмеется и над новоиспеченным генсеком. Да, у справедливости в России медленная скорость, а к законности длинная и ухабистая дорога.
Слушателей часто привлекали для несения нарядов на Красной площади в дни государственных праздников. На ленинском пантеоне, в мраморной коробке которого покоилась мумия — тело вождя, топтались и толпились государственные мужи и дамы, бегали с цветами и подарками дети. И никому не приходило в голову, что это шаманство оскорбительно традициям православия. Революционный обычай отменил и христианскую мораль, и традиции славянства, давно порвавшего с язычеством.
С годами при Брежневе постепенно утихала критика в адрес Сталина, но Николай искал и искал — в спецлитературе, в беседах с живыми участниками событий тех лет — ответ на вопрос: Сталин ли только открыл счет репрессиям? Кто и что его спровоцировало на это? Было ли что-то подобное до него?
Открывались пласты трагедий ленинского периода: от бандитского уничтожения царской семьи, подавления Кронштадтского восстания и до расстрелов восставшего тамбовского крестьянства и храброго поэта Н. Гумилева, не уронившего офицерской чести. Все четче просматривались шаги второго после Ленина чиновника в большевистском ареопаге Л. Троцкого по травле С. Есенина, а затем его физического устранения.
Геноцид против российской интеллигенции с отправляемыми «пароходами умников» за границу, террор против многовековой культуры православия и насаждение безверия просматривались во многих документах. Эти материалы проливали свет на острые вопросы, волновавшие пытливые умы. Приходило осознание того, что марксистско-ленинские молитвы придуманы для таких людей, которые не могут мыслить самостоятельно и никогда не ведают возвышенного состояния души.
Чем дальше и глубже шло постижение контрразведывательного ремесла на лекциях и практических занятиях, тем больше оно убеждало Николая в правильности выбранной профессии с юридическим уклоном.
Органы не случайно называются во многих странах органами государственной безопасности, потому что они, так должно быть, защищают интересы страны и народа.
«Закончу учебу, — думалось ему, — уеду в какой-нибудь глухой гарнизон и стану настоящей грозой шпионов».
То были наивные мечты человека с курсантскими погонами. Разве мог он предвидеть, что через какой-то десяток лет придется действительно встретиться лицом к лицу с первым живым «кротом» — агентом иностранной разведки с погонами советского старшего офицера.
Три года учебы пробежали быстро. Остался год до выпуска. Весной на предпоследнем курсе пришла любовь. Первое свидание с Людмилой Николай назначил у памятника Маяковскому. Шли по улице Горького по направлению к Белорусскому вокзалу. Легко и вдохновенно читал своей спутнице стихи Есенина, Бунина, Фета, Языкова — пахучие, звонкие, нежные. Потом Коля осмелел и стал декламировать свое стихотворение, посвященное милой даме. Когда закончил и посмотрел на подругу, то увидел в ее васильковых глазах жемчужины душевной росы — она прослезилась…
В августе они расписались. Потом была свадьба, даже две: одна в Москве, другая на Полесье. На московских посиделках собрались человек десять самых близких друзей в малюсенькой комнате громадной коммуналки. Молодоженам вручили скромные подарки. При передаче настенных часов сослуживец Александрин щекотливо заметил:
— Примите, дорогие Николай и Людмила, наш подарок. Пусть эти часы идут и идут. Они остановятся только в двух случаях: кончится завод у них или у кого-то из хозяев. Так пожелаем, чтобы они долго-долго не останавливались!
Кто думал тогда за свадебным столом, что слова окажутся пророческими! Ровно через двадцать лет часы и сердце Людмилы остановились одновременно. Но это было все потом, а пока — последние каникулы и выпускные экзамены…
Глава втораяЛейтенантские погоны
Мы стали суровей и строже…
Тихо в комнате. Звонко тикают подаренные на свадьбе часы с золочеными стрелками. По телевизору передают в записи фрагменты концерта Муслима Магомаева. Лейтенант Стороженко пришивает на мундир первые офицерские погоны. Завтра получение диплома и вручение «поплавка».
«Кто думал, что из глубинки, — рассуждал Николай, — я приеду в далекую и высокую Москву и закончу чекистскую академию?»
Пела душа, горели радостью глаза. Он стал примерять форму, заглядывая в зеркало, — нравился строгий офицерский покрой…
Спортивный зал Школы на Ленинградском проспекте. В строю — общевойсковики, авиаторы, моряки, пограничники, связисты. Командование вручает дипломы о высшем юридическом образовании и дорогие каждому военному белые академические ромбики с красной звездочкой и золотистым гербом великой страны.
По традиции выпуск обмыли в ресторане. Вернулся Коля домой рано — ждали жена и крохотная дочурка. Жена взяла в руки диплом, внимательно прочла его и тихо промолвила:
— Поздравляю. диплом жизненный, даже гражданская специальность есть — юрист-правовед! Закончишь службу, пойдешь на наше закрытое предприятие юрисконсультом.
— О чем ты, Люсьен, — так он ее ласково величал, — служба ведь только начинается. Может, и диплом не пригодится — времени ох как много.
— Пролетит оно быстро. То, что впереди, кажется бесконечно далеким, а оглянешься — пролетело, как одно мгновение. Мама моя так часто говорит. Старики это хорошо знают. А что касается значка, то он по-мужски скромный и в то же время по-военному красивый…
Вскоре лейтенант Стороженко получил предписание убыть в распоряжение начальника военной контрразведки ПрикВО. Людмила с дочерью еще некоторое время должна была оставаться в Москве, предварительно дав согласие, что поедет туда, куда пошлют мужа. За столицу она не держалась.
Перрон Киевского вокзала. Поезд Москва — Львов тронулся. Николай прижал нос к холодному стеклу окна вагона — надо хоть как-то рассмешить прослезившуюся супругу с дочуркой на руках. Вокзал уплывал медленно, смещая влево провожающих. И вот уже исчезла из поля зрения Люда. Поезд стремительно набирал скорость.
Встретили молодого специалиста на месте тепло. Однако начальник отдела генерал-майор Николай Кириллович Мозгов, узнав, что прибывший офицер пишет стихи, совсем не зло, а с улыбкой заметил:
— Нашей службе стихоплеты не нужны. Не та работа. Я ищу для первого сектора ра-бо-тяг, — последнее слово он умышленно разбил по слогам, — думающих только об оперативной работе — трудной и неблагодарной. Так что пока забудь о стихах. Не забудешь — тебя забудет служба. Мы тебя взяли в очень ответственный участок — штабной. Не каждый и с опытом попадает в такое подразделение. Мы же верим, что справишься с работой.
Тут же расспросил о семье и по-отечески распорядился устроить лейтенанта как положено. Такой прием поначалу обескуражил Николая. Но начальник отдела кадров полковник Михаил Петрович Забродин, как бы оправдываясь за недипломатичность начальника, признался, что тоже балуется стихами, а в отношении генерала заметил: «Не переживай, это очень справедливый человек, чекист-трудоголик».
Николаю он порекомендовал не афишировать хобби и начал подробно рассказывать об особенностях работы и поведения офицера-контрразведчика в частях.
Пройдет много-много времени — лейтенант станет полковником, двадцать лет проработает в центральном аппарате военной контрразведки, встретится с живыми шпионами, уволится со службы, станет членом Союза писателей СССР, напишет много статей и с десяток книг, а Михаил Петрович отойдет в мир иной — и вдруг в совете ветеранов Департамента ВКР в Москве ему передадут одно из стихотворений, написанных Забродиным. Называлось оно «Память о мужестве»:
Кое-кто призывает сейчас
Позабыть боевые награды.
Поучает безнравственно нас,
Что в войне было много бравады?!
В рефератах ученых иных
Полководцев в шеренгу не строят.
Очень рано забыли о них,
Потеряли в период застоя!
Кое-кто до абсурда дошел,
Заявляя: войну проиграли…
Драгоценный металл стал тяжел,
Не нужны ордена и медали.
Как опасны кощунство и бред,
Убить веру в величье событий,
Эти домыслы — подлинный вред,
Всплеск совсем непонятных амбиций.
Видно, тем, кто такое твердит,
Без труда доставались награды.
Иль не помнят заветы солдат,
Много раз их уже повторяли:
«В бой ходили не ради наград,
За Отечество головы клали…»
И пускай и сейчас, и всегда
На груди ветерана-солдата
Горят орден, медаль и Звезда,
Храня память и мужество свято!
Не будем вдаваться в литературные достоинства и слабости стихотворения, вникнем в его духовный смысл. Он высок!
Слушал лейтенант полковника Забродина внимательно. Николаю сразу же понравился этот мягкий и рассудительный человек, подавший руку на крутом пути к неизвестной практике.
— У вас будет хороший наставник — майор Деев Дмитрий Николаевич, — сказал он, прощаясь с Николаем.
Молодой лейтенант получил в оперативное обслуживание гарнизон с радиотехническим полком ПВО сухопутных войск, отдельную роту сопровождения воинских грузов, штабную роту и гараж командующего войсками округа, а также окружные медицинские склады в городе Буске.
Рабочее место действительно определили в кабинете с майором Деевым. Он являлся фронтовиком, участвовал в разоблачении агентуры абвера, был награжден орденами и медалями за ликвидацию шпионов в действующих частях на фронте и в тылу. Майор был человеком преданным своему делу, откровенным и прямым. Начальство его побаивалось за крутой нрав, готовность пойти в атаку на любого обидчика, с какими бы погонами он ни ходил. Говорили, что на партийных собраниях от него доставалось даже начальникам с лампасами.