Большая развилка заставила их остановиться. На самом пересечении дорог разлилась огромная лужа, однако никаких следов на её топких краях не было видно — Дастин позаботился о скрытности. Но и про друзей не забыл — оставил знак в стороне. Надломленная ветка берёзы указывала налево. Стало быть, поворачивать им следовало направо.
Ещё несколько раз они отыскивали знаки и меняли направление, пока не увидели с возвышения хвост конвоя. Последняя бочка, покачиваясь, уползала в лес. Они закричали разом, но их не услышали.
— Догоним, — ободрил товарища Рыжий. — Их лошади уже на пределе. Дастин будет вынужден сделать остановку.
Стоящий на обочине отряд встретил их радостным гулом, который немедленно смолк, когда наёмники увидели недостачу. Волошеку говорить не хотелось, Жирмята, как мог, рассказал товарищам о гибели Априкорна.
— Странный парень, — заметил он в заключение. — Сперва извёл бесценную вещицу, которую и не сравнить с гонораром наёмника. Теперь и вовсе собой пожертвовал. Ради чего? Ради грёбаного конвоя?
Волошек не желал думать, будто Априкорн погиб зря.
— Может, он на тех работал, кому пиво везём? — предположил он. — Может, это пиво силу даёт, и альмагардцы с его помощью надеются одолеть чернильников в этом, как его… в Донровском ущелье… Вот он и пожертвовал собой ради дела.
— Тоже мне Астерикс с Обеликсом, — ухмыльнулся Андал. — Пиво волшебное придумали. В бабках всё дело, в лавэ… За золото кореш ваш сгинул.
Дастин свар не приветствовал, но и затаённую вражду не желал взращивать — прорвётся потом не ко времени, беды не оберёшься. Потому, почуяв срыв, счёл за лучшее отвернуться.
Волошек ударил без замаха. Андал рухнул и с минуту лежал неподвижно. А когда пошевелился, даже приятель его, Хельмут, не подал ему руки.
Наконец тот поднялся сам и, опустив глаза, вдруг сказал:
— Простите, братцы, не прав я… Занесло…
Не прошло и пяти минут, как Волошек уже пожалел, что не сумел сдержаться. Он отошёл от лагеря и присел на поваленное дерево. Комары набросились на него со всех сторон. Изнутри грызла совесть. Он не отбивался, ему было муторно. Ударить товарища, пусть и за дело, не лучший способ помянуть Априкорна… Гнев поутих, оставив Волошека копаться в запущенных комплексах.
За спиной послышались шаги. Он не обернулся, не стал гадать, кто там решил потревожить его одиночество. Он не хотел никого видеть.
Рядом опустилась Ксюша. Она не произнесла ни слова, просто взяла его руку и держала в ладонях, словно маленького зверька. Странно, но сейчас Волошек не испытывал обычного смущения. Он был благодарен девушке за молчаливую поддержку. У него и в мыслях не было…
Ксюша вдруг наклонила голову и коснулась ухом его щеки. Её волосы пахли костром и дорогой.
Сердце заколотилось как нутро самохода. Кровь потащила в голову кислород. Какая-то мелочь решила дело.
Якобы мягкая лесная подстилка оказалась полна шишек, иголок и острых веток.
Глава одиннадцатаяГИБЕЛЬ ДРАКОНА
Утро придавило конвой грязным небом. Низкие облака плотной толпой беженцев удирали на запад, сбрасывая по пути излишки влаги, словно мешающий бегству скарб.
Подняв народ, Дастин дал полчаса на сборы. Наёмники неохотно выбирались из спальников. Настроение у всех было сродни небесному. Хотелось всё бросить и забиться поглубже в ближайшую нору.
Хорошее настроение обнаружилось только у Волошека. Вылезая из спальника, он выдал такую улыбку, что товарищи всерьёз испугались, не случилось ли с ним нечто вроде давешнего недуга Сейтсмана.
Не долго пришлось ему улыбаться. Ровно до того момента, когда, увидев Ксюшу, он решил поприветствовать девушку. Встретив его взгляд, переполненный влюблённостью, она вдруг отвернулась. И отвернулась слишком резко для простого смущения. Мир потерял былую привлекательность, краски жизни полиняли, улыбка погасла. У Волошека кольнуло в груди — она сожалеет о вчерашнем.
Теперь никто в отряде не выделялся неуместным и вызывающим оптимизмом. Упадничество властвовало безраздельно. С этой бедой Дастин разобрался в свойственной ему манере — сократил время завтрака вдвое. Декаданс сменился лёгким унынием. Наёмники поспешили со сборами.
Жирмята заморочился с кофе. Он крутил мельницу с видом бурлака, тянущего перегруженную булыжником баржу. В хрусте зёрен Волошеку вдруг почудились знакомые интонации. Он точно услышал голос старого эльфа, что угощал его пивом и расспрашивал про таинственную книгу. События последнего дня вытеснили из памяти странное видение в Грушевке. Долгая погоня, гибель Априкорна, ссора с Андалом и последовавшее за этим раскаяние, наконец, неожиданный флирт с Ксюшей и ещё более неожиданное её охлаждение… Короче говоря, мусора в голове хватало.
Теперь же Волошек задумался. Тогда в корчме собеседник показался ему сумасшедшим. Однако призрак Романа и книга, которую тот листал, слишком уж походили на невнятный рассказ плешивого эльфа.
Обдумав этот вопрос за кружкой кофе, он вызвался помочь раненому Эмельту управлять лошадьми. Дастин не возражал: на шесть повозок наёмников осталось восемь душ, и подменять друг друга приходилось бы так или иначе.
От Бориса и Глеба в повозке осталось много вещей. В торце бочки висел образок одного из черниговских святых, рядом торчала игла со свисающим хвостиком суровой нитки. Скомканная бумага с жирными пятнами, полураскрытый вещмешок, из которого вылезла складка спальника… Всё лежало нетронутым, словно братья отлучились ненадолго и вот-вот вернутся.
У эльфа не поднялась рука выкинуть пожитки, а быть может, он опасался трогать вещи убитых. Лук, предварительно сняв тетиву, он пристроил под бочкой. Собственный мешок, не открывая, сунул за спину. Прислонился к нему и задремал, поглаживая перевязанную руку.
Где-то в повозке Сейтсмана сейчас лежал мешок Априкорна. Вещи продолжали путь уже мёртвых хозяев.
— Слушай, Эмельт, — спросил Волошек, когда они немного проехали. — А бывают старые плешивые эльфы?
Эмельт вопросу быть может и удивился, но виду не подал — о чём только не спрашивают друг друга, лишь бы скоротать дорогу. Всяко лучше плоских шуток Андала.
— Нет, не бывают, — ответил он, продолжая дремать. — Мы не дряхлеем с возрастом. Мы всегда молоды.
Волошек кивнул.
— Знаешь, а я вот видел одного. И он показался мне сущим стариком.
Эмельт от неожиданности даже выпрямился.
— Ты, верно, спутал, — заявил он. — Альфа повстречал, не эльфа. Чудо, что тебе удалось уйти от него живым. Этим тварям только…
— Да нет же, — рассердился Волошек. — Что я, альфов никогда не видел? Упыри упырями и в людных местах не появляются. Нет, этот пришёл в корчму и угощал меня пивом. Да расспрашивал о том о сём.
Эмельт помрачнел. Дремать ему расхотелось.
— Хм. Неужели ты встретил старика Верхэля?
— Он не представился… — начал Волошек, но напарник не слушал его.
— Только один из нас может выглядеть как старик. Плешивый, ты говорил? Да, пожалуй. Похоже на него.
— А кто он такой?
— Многие из нас считают его проклятым. Но я склонен думать, что он попросту одержим. Он ищет выход из этого мира.
— Да старик говорил мне о ходе, но я не вполне его понял.
— Это он, — Эмельт нахмурился ещё больше и погрузился в раздумье.
Некоторое время они проехали молча. Волошек не торопил собеседника. Он почуял близость разгадки и теперь выжидал, пока Эмельт не заговорит сам. Тот, похоже, искал отправную точку и забрался в этих поисках довольно глубоко, потому что, когда продолжил, заговорил совсем не про Верхэля.
— Пятьсот лет назад на Земле жили одни только люди.
— Чем же они питались? — вырвалось у Волошека.
— Нет. Живность всякая и растения тоже были, я имел в виду, что из разумных рас обитали здесь только люди.
— А! Это фэнтези. Априкорн рассказывал мне про сочинителя польского…
— Да нет же, — рассердился эльф. — Это не фэнтези. Это история, которую вы, люди, почему-то не жалуете. Мир кажется вам неизменным испокон веков, а он меняется. И иногда меняется слишком стремительно, угрожая всему сущему…
Так вот, пятьсот лет назад люди ожидали конца света. Было много пророчеств на сей счёт, ещё больше слухов. Были странные откровения, вроде христианского апокалипсиса. Даже точные расчёты имелись, когда это должно случиться — в семитысячном году или, по нынешнему счёту, в конце пятнадцатого века. Люди по-разному воспринимали неизбежное. Многие, пожалуй, даже большинство, продолжили жить какпрежде. У простых людей всегда находились заботы более насущные, чем ожидание исполнения пророчеств. Поля и скотина требуют ухода, а дети хотят кушать.
Другие, главным образом высшая знать, принялись чудить, стараясь изведать все пороки, успеть до иного ничто. Храмы превращались в бордели, честь и мораль уступали место похоти и разврату. Города и целые страны теряли веру.
А некоторые, очень немногие, стали искать выход. Алхимики — эликсир бессмертия. Математики — совершенное число. Путешественники — новые земли, второй Арарат, где можно спастись, как они думали, от ещё одного потопа. Отважный ваш мореплаватель по имени Колумб отправился вовсе не открывать западный путь в Индию, как об этом написано в хрониках, и не на поиски золота, как полагали его хозяева. Он взялся отыскать убежище для достойных спасения. Землю, не отягощенную грехом.
Но Колумб не успел.
Потому что раньше один недалёкий монах открыл врата в иной мир. В мир моих предков. И чуть было не устроил тот конец света, которого так боялся.
Повозку тряхнуло. Эмельт поморщился и погладил руку.
— Готов поспорить, ты никогда не слышал о вратах и событиях, с ними связанных. Мало кто из людей знает об этом, а знающие предпочитают молчать. В хрониках многое вымарано, дабы не смущать понапрасну умы и не тревожить души. А тогда произошла катастрофа. Из открытого монахом мира хлынула лавина хоблинов…
— Я думал, хоблины всегда обитали в Новом Свете.