— Есть ещё одно «но», — продолжил Тимьян.
— Ещё?
— Хозяин Кощуна…
— Что?
— Он поставил условием пойти с нами.
— С нами? — возмутился Жирмята. — Ты говоришь так, будто уже причислил себя к «нам».
— Но я же добыл… — возразил журналист. — Согласен, немного не то, что требовалось, но всё же…
— Кто он такой? — оборвал пикировку Волошек.
— Менестрель. Зовут Алейко. Сам вырастил Кощуна и ни за что не желает с ним расставаться.
— О боги! — вздохнул Волошек. — Он хоть знает, куда мы собрались?
— Знает, — кивнул Ха Венур. — Но ему всё равно. Он, как бы сказать помягче, немного того… Как и все менестрели.
— Ты бы за царапаньем дурацких статеек о мягкости вспоминал! — буркнул Рыжий.
Они вышли из дома. Во дворе стояла тачанка, запряжённая парой. Возле неё прогуливался парнишка лет пятнадцати. Кощун оказался жирной бесформенной тушей. Какой-то варёный, словно огромный пельмень, он едва помещался в тачанке. Полупрозрачное тело время от времени вздымалось.
— Он что, живой? — удивился Жирмята.
— Моллюск, — бросил мимоходом Волошек. — Или что-то вроде того.
— Вот те раз.
— Не просто моллюск, — с энтузиазмом поправил Алейко. — Он из таинственного Моря Шёпота, что в стране эльфов. В пору отлива, когда гигантские отмели обнажают дно, моллюски слушают шёпот звёзд. От звёзд они научились мастерству рассказа.
Парень, похоже, обрадовался возможности поговорить на излюбленную тему.
Волошека с репортёром детали не интересовали, они отошли в сторонку и стали о чём-то негромко спорить, а Жирмята решил выяснить всё до конца.
— Откуда ты знаешь про страну эльфов? — спросил он парнишку. — Приходилось бывать?
— Нет, что ты! — грустно улыбнулся Алейко. — Людям туда пути нет. Вернее есть, но в один конец, без возврата. О Море Шёпота мне рассказывал учитель музыки.
— Эльф?
— Ну да.
— Значит, все эти вещуны, кощуны… они оттуда, из страны эльфов?
— Угу.
— Как же они живут у нас без воды?
— Учитель рассказывал, что в пору великого отлива бескрайние отмели надолго обнажают дно. Обитатели моря научились дышать воздухом. Впрочем, в неволе их всё равно надо регулярно смачивать солёной водой.
— Любопытно. А каким образом они связаны со слухачами?
Алейко подвёл его к Кощуну и раздвинул складки. Под ними, словно булки в лотке, лежало полдюжины слухачей.
— Я всегда думал, что слухачи — это камни такие.
— Это икринки, — пояснил Алейко.
— Больше похожи на яйца, — буркнул Рыжий. Алейко усмехнулся:
— А откуда, по-твоему, образуется жемчуг?
— Откуда же?
— Есть такой морской глист. Он заползает под раковину и там подыхает. День за днём его омывает слизь. Глист обрастает перламутром и превращается в жемчуг.
— Так эти яйца — жемчужины?
— Вроде того. Только икринки живые под этой красивой оболочкой. Они дремлют и могут дремать сколько угодно долго. Пока кто-нибудь не освободит их… — взгляд Алейко наполнился печалью. — В естественных условиях это трагедия. Моллюск, икринки которого созрели, теряет раковину и становится беззащитен перед глумом. Родитель гибнет, но его потомство в брюхе хищника обретает свободу. Жемчужные оболочки медленно растворяются в желудке глума, а икринки превращаются в маленьких моллюсков и успевают выйти на волю. Большинство их собственных сказаний — об этом…
Алейко замолчал, словно поминая всех погибших ради продолжения рода существ.
Подошёл Волошек и осторожно изъял одну из икринок.
— Я к Гарчи, — сказал он. — Минут через пять нужно будет проверить связь.
Алейко кивнул. Тимьян увязался за командиром, надеясь разнюхать в штабе последние новости с фронта.
— Подожди, — задумался Жирмята. — А как же получается эта связь?
— Всё просто. Икринки дремлют, а родитель нашёптывает им всякую всячину. Причём нашёптывает не простым голосом, а голосом звёзд. Поэтому неважно, как далеко находятся икринки, они всё слышат и повторяют во сне рассказ на языке, понятном тому, кто касается их в это время.
— Ладно… Допустим… Но почему они передают то, что наговаривают им люди? Почему не рассказывают твои сказки из как его там… из Моря Шёпота?
— Эльфы научились освобождать икринки, не губя при этом родителя. Из них они выращивают Вещуна или Кощуна, которые взрослеют в особых условиях и начинают повторять чужие слова. Причём их, выращенных за пределами моря, уже воспринимают любые икринки. Отсюда вещание получается.
— Бр-р, — запутался Рыжий. — А чем отличается Вещун от Кощуна?
— Вещун малость туповат, что ли… Он передаёт ровно то, что услышал от эльфа или человека. А Кощун — это своего рода поэт. Он преломляет сказанное через свои чувства. Вырастить такого совсем не просто.
— Короче говоря, выгоднее продавать яйца, чем дожидаться, когда из них вылупится Вещун или Кощун, — решил Рыжий.
— Да и тех потом нужно долго растить, — добавил Алейко. — Я растил своего Кощуна с детства. Это был подарок отца…
Словоохотливость паренька тут же пропала, как только Рыжий решил выяснить семейную историю.
— Хочешь послушать его? — спросил тот вместо ответа.
— Ну… Можно попробовать…
Пошарив среди складок, Алейко вытащил слухача.
— Погладь его немного, чтобы настроить на свой язык.
Сам он принялся почёсывать Кощуна и засовывать ему в ротовую щель мочёную ботву из ведёрка. Затем прошептал несколько слов.
Некоторое время ничего не происходило. Слухач шипел и потрескивал, как если бы где-то за стенкой бросили масло на горячую сковороду. И вдруг яйцо заговорило:
— В одном лесу жили-были зайчики и лисички. И был у зайчиков меч лубяной, а у лисичек ледяной…
— Сам сочинил, — задрав нос, похвастал Алейко, как только слухач сделал паузу.
Рыжий подумал, что паренёк, небось, сам и паузу заложил в сказку. Нарочно, чтобы успеть похвастать при случае.
— …И жил в том лесу злой-презлой продавец мороженого. А был он таким злым вовсе не от природы, а оттого, что никто не покупал у него мороженого, хотя лучшего не продавалось нигде во всех окрестных лесах.
И вот однажды продавец отправился к колдуну, который жил на вершине самой высокой горы, и попросил устроить потепление климата, чтобы стало очень жарко и всякий обитатель леса поскорее купил бы у него лучшее в мире мороженое.
И колдун исполнил просьбу продавца.
— Что это? — изумился Гарчи, рассматривая перламутровое говорящее яйцо, водружённое на его стол.
— Это наша связь, — тихо ответил Волошек.
— Издеваетесь? Я что, войну по сказкам планировать буду?
— Другой связи у нас всё равно не будет.
— …Жара становилась с каждым днём всё сильнее. Наконец она добралась до глубокой-глубокой горы, священной норы, в которой лисички хранили своймеч.
И ледяной меч растаял.
И тут же кончился мир между лисичками и зайками, и первые пошли войной на вторых…
Со стороны дома послышался шорох. Звонко треснула доска. Рыжий оглянулся и увидел высокого парня, который выбирался через узкое окно их с Волошеком комнаты. Глухая старуха оказалась негодным сторожем.
— Тать! — крикнул Жирмята. — Стой, гадёныш! Он бросился следом за вором, но не успел. Парень проявил редкое проворство, проскользнув между жердинами. Рыжий же в щель не пролез. Вернулся он с опущенной головой. Дослушивать эсхатологическую сказку пропала всякая охота.
Как раз в это время во двор ввалились командир, пятёрка Чабреца, Висмут и журналист. Жирмята пожаловался на вора и признался в собственном конфузе.
— Что он там искал? — озаботился Волошек. — Но главное, нашёл ли?
Товарищ, побледнев, метнулся в дом. Выскочил он уже красным.
— Негодяй украл копию карты!
— Проклятье! Вот они чем оборачиваются, утечки-то хитрые.
Чабрец со своими парнями тут же отправился на поиски. Они прошерстили деревню, окрестности, заехали даже в городок маркитантов, где перевернули всё вверх дном, но след злодея простыл.
— Надеюсь, этот парень не на чернильников работал, — произнёс Волошек.
С появлением эльфа на дворе собрались все участники предстоящего рейда. Волошек не стал проверять боевую готовность, выступать с наставлениями, а лишь внимательно наблюдал за подчинёнными, позволив им присмотреться друг к другу.
Реакция не радовала. Бородачи Чабреца не скрывали ненависти к эльфу. Косые их взгляды казались предвестниками серьёзной стычки.
— Врач? — донеслось до Волошека. — Он, верно, на липосакции наживался или зубодёрню в столице держал. Уж точно не в сельской лекарне за гроши трудился.
Волошек заметил, как Чернозуб шепнул пару слов товарищам, а те решительно кивнули в ответ. Вероятно, чёрные вороны поклялись, случись чего — лучше истечь кровью, нежели дать перевязать себя инородцу. Эльфу вообще обрадовался лишь Алейко. Он даже попытался завести разговор о каких-то там легендах, но Дайарн отнёсся к почитателю неожиданно холодно, если не сказать по-хамски — взял да и отвернулся на середине фразы. Тимьян молчал. Опытный журналист дожидался для своих расспросов более удобного момента.
Собранный на скорую руку отряд совсем не понравился Волошеку. Трое гражданских были скорее обузой. Правда, Алейко утверждал, что неплохо стреляет из лука, но, будучи сыном рыбака, он до нынешнего похода даже не охотился. Стрелять по щитам, это совсем не то же самое, что целить в живое. Опыта у мальца никакого. Из группы Чабреца кроме самого сержанта меньше всего раздражал Лысик, человек городской, образованный. Однако он был и хуже других обучен. Городское ополчение годится защищать стены, но мало способно к рейду. Трое же степняков, вояк бывалых, держались вместе и всячески подчёркивали свою независимость. Будто отправлялись на собственную войну. Они, как заметил Волошек раньше, и сержанта-то слушали постольку поскольку, и чуть ли не при каждом приказе двое молодых, Тумлук и Парило, косились на Чернозуба, ища его одобрения.