В том, что человек устает, нет никакого сомнения. В том, что человек может упасть, да так, что и не поднимется, тоже сомнений нет. Но в том, что мы должны мягко сдвинуть сознание в сторону падения как неизбежности, я совсем не уверен. Придумали слово «выгорание» и согнали в эту категорию всех подряд. Кто-то трижды женился, кто-то зело осквернился, кто-то просто устал служить и решил переквалифицироваться, как Остап, в управдомы, а мы всю эту разношерстную армию дезертиров пометили добрым словом «выгоревшие» и дружно их жалеем. Что-то здесь не так. Во времена оные некоторые фронтовики протягивали руку к прохожим со словами: «Я в танке горел. Дай рубль на водку!» Не приведи Бог увидать расстриг, гордящихся своим «выгоранием на производстве». Мол: «Я Богу служил и перенапрягся. Теперь за скобки выпал, но вы уважать меня обязаны, ибо я жертва». А жертвы ведь разные. Вот попутал монашку бес, и она замуж вышла. А теперь живет в вечном страхе и с мыслью, что она Богу на Суде скажет? Или свалил с ног хитрый сатана какого-нибудь доброго игумена и подбил его влюбиться и детей наплодить. Но теперь тот тихо и со стыдом живет, и только Бог знает, какие молитвы из его сердца временами рвутся. Это одно. Здесь есть место и страху, и жалости. Но если такая же монашка, такой же игумен скажут, подбоченясь: «Ну и что? Выгорели мы. Понятно? Нас жалеть надо», – а мы скажем: «Да-да. Мы вас жалеем. Бедненькие вы», – то это какая-то ложь и подмена смыслов, которую я понимать отказываюсь.
Во-первых, не надо никуда спешить. Ни с постригами, ни с хиротониями. Пусть лучше женатый мечтает о монашестве, нежели монах – о женитьбе. А то хотел, положим, ребенок в монахи (уж больно поют красиво и одежды черные на ходу так мистически развеваются). Его взяли и постригли с поспешностью. Потом он иеродиаконом стал, потом – иеромонахом, потом игуменом. Всё быстро – за пару лет. Уже мечтать осталось только что об епископстве, а ему всего-то лет 25 от роду. И вдруг скучно стало молодому человеку, а потом сильно захотелось ему жениться. Вот тебе один из сценариев выгорания. Службы надоели, романтика улетучилась, естество о своих правах заявило. А ведь парнишку просто не стоило постригать и посвящать раньше возраста канонической зрелости и без искуса. Вот и всё. И таких сценариев много. Всюду на изнанке «выгорания» вы найдете поспешность, сырость, неосновательность стремлений, мечтательность. Со временем мечты рассеиваются, просыпаются страсти, нападает враг, и неосновательный человек, стоящий на песке, а не на камне, оказывается неготовым нести крест. Он думал, что в солдаты идут, чтоб на параде в красивой форме маршировать, а его на войну отправили. Вот он и сбежал с фронта под предлогом «выгорания». Осудим его? Нет, воздержимся по заповеди. Но скажем ли, что это норма? Ни в коем случае. Не норма это, а грех, требующий покаяния, а не извинения.
Всех людей жалко, потому что у каждого в груди не видная глазу дымящаяся рана. Но сентиментальные слюнки по теме выгорания пора вытирать. Евангелие говорит: положил руку на плуг – вспять не оборачивайся. Еще говорит: поминайте жену Лотову. Да и мудрость народная говорит: семь раз отмерь – один отрежь. Думай крепко прежде принятия решения, а когда решение принял – сомнения прочь. Время служения, а не сомнения настало. Основатель ВДВ генерал армии Маргелов (дядя Вася, как называет его десантура) так сказал: «Сбит с ног – сражайся на коленях. Идти не можешь – лежа наступай». Неужели Церковь не достойна ждать от своих служителей такой же стойкости, верности и храбрости? Скажите десантнику, что есть «выгорание» и можно по этой причине оружие бросить. Сами знаете, что он вам ответит. Так чего же мы должны духовное оружие бросать? Ладно бросать – оправдывать скопом всех тех, кто оружие бросил? И из-за чего бросил? Бабские прелести, зеленые доллары, ночные фантазии и физическая усталость. Кажется, список полный.
Про выгорание в слове Божием притча есть. Притча о десяти девах. У тех пяти, что остались без елея, елей в лампадах выгорел. У мудрых тоже выгорел (ибо что еще делать елею в лампаде, как не выгорать?). Но у мудрых был запас, и они, подлив масла, пополнили светильники. У глупых же запаса не было. Следовательно (вонмем!): выгорание елея происходит у всех без исключения. Все рискуют потерять огонь в светильнике веры – так елей мало-помалу расходуется. Но весь вопрос в том, что подливать нужно регулярно масло в светильник, и накапливать запас, и держать его при себе. Выгорание будет катастрофическим и необратимым, если не заботиться о запасе масла. Это значит: твори добро во Христе, умножай молитвы, запасайся елеем Святого Духа сегодня – во дни изобилия веры. Потом неизбежно наступят дни скудости, дни сухости и тяжких испытаний. В те дни выживут те, у кого был запас. Некто из отцов сказал: «Умножай молитвы, когда ты помнишь Господа, чтобы, когда ты забудешь Его, Он вспомнил тебя». Мы живем сегодня ради добра, сделанного вчера. И если вчера мы не сделали ничего ради Христа, то сегодня чувствуем себя оскудевшими, а назавтра – выгоревшими. И кто не озаботился заранее о том, чтобы разбогатеть плодами Духа, тот будет наблюдать, как догорают последние капли его веры. Потом лампада закоптит, вспыхнет и угаснет. А человек отвернется от ворот Иерусалима и понуро пойдет в Иерихон. Так исполняется слово: имеющему дано будет, а у не имеющего забрано будет то, что он думает иметь.
Нет ни злорадства, ни осуждения по отношению к тем, кто пал. Есть только страх и жалость. Но есть усиливающееся неприятие от болтовни про выгорание. Есть чувство, что не от любви эта болтовня, а от лукавства. Приобретайте запас масла, возлюбленные, и пусть горит елей, но пусть не гаснут лампады у мудрых дев.
3 декабря 2014 г.
Богослужебные слова
Чинопоследование наших служб Богу фиксировано. Самих служб много (вечерня, повечерие, полунощница и так далее, вплоть до Царицы-Литургии), но все они как текст кодифицированы. Возможность творчества – только в степени проникновения в смыслы. Отнюдь не в громкости пения или витиеватости мелодий. Творчество – в святости. Тем не менее в разное время одни и те же слова звучат с очень заметными оттенками. Весьма заметными в зависимости от обстоятельств.
Я помню (уверен: очень многие помнят) 2000 год, август. Трагедия «Курска». Мир был прикован к новостным экранам, а верующие, преодолевая щемящую сердечную боль, молились. Как будто у всех тогда брат, или друг, или сын были на «Курске». А может? А вдруг? Ведь чудо – последний козырь. Ведь Бог, если захочет, то может всё! Тогда, помню, с особой силой и с неожиданно засиявшим смыслом прозвучали слова молитвы «Услышины, Боже».
Она читается постоянно на литии, на молебнах. Греки, живущие на островах среди морей, греки, зависящие от моря так, как земледелец зависит от урожая, а скотовод – от стада, ввели эти слова в тексты служб. И мы, континентальные жители, получившие веру от греков, часто от рождения до смерти не видящие моря, повторяли их столетиями привычно. Отвлекаясь мыслью, под «морем» имели в виду житейскую суету и непостоянство. И вот тогда, в 2000-м, на молитве о подводниках при словах «упование всех концов земли и сущих в море, далече» мы почувствовали нечто особое.
Помню, мы переглянулись тогда с сослужащими священниками. Мы вздрогнули общей дрожью на словах о «море» и поняли друг друга. Находящиеся «в море, далеко (далече)» в те дни ассоциировались только с одной группой людей. Эти слова молитвы воплотились в те дни. Т ак богослужение может вдруг среди привычных слов щелкнуть молящегося человека по носу, чтоб глаза заслезились.
Еще пример. «Плавающие, путешествующие, недугующие и страждущие» были и есть всегда. Люди путешествуют, болеют и страдают. Но мы давно забыли о том, что на свете есть «плененные». Миллионы, побывавшие в немецком плену, подернулись пленкой забвения, неизбежного со временем. Пленники душманов в Афгане или похищенные бандитами были в уме и памяти, но плохо вязались со словами ежедневной мирной ектении. «Плененных» нет, если нет большой войны. И вот она пришла. Настали времена, когда плен стал массовой повседневностью. И не только плен, а и все его атрибуты: пытки, голод, сексуальное насилие, смерть без погребения или погребение без молитвы и памятного знака.
Новороссия. Белая Книга еще не написана, но кто хочет знать, тот уже много узнает. Прежде Гааги узнает о молотках, бьющих по пальцам; об электрошокерах; о маньяках и бывших рецидивистах среди надзирателей; о том, как они пьяные спускаются к жертвам в подвал; о методичном избиении пленных, невзирая на пол и возраст. И значит, слова мирной ектении, произносимые долгими годами по привычке и потому, «что так написано», вдруг обрели плоть и кровь. Нам есть о чем думать и есть что помнить, произнося сегодня эти слова.
Я пишу эти строки с одной мыслью, с одной идеей. А именно: слова Богослужения живы. Как Ж ив Господь, так живы и слова служб, славящих имя Его. Священник, монах или мирянин, произнося и слыша привычные слова день за днем и год за годом, могут всякий раз слышать их по-новому. Недавно, совершая одно из очередных Богослужений, с силой и, быть может, впервые (а ведь тысячи раз их слышал!) сжали сердце мое слова прошения «о избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды». Народ, стоящий у диакона за спиной, стиснут скорбями и нуждами. Потому-то он и стоит в храме у диакона за спиной. Сжимаемая вода поднимается вверх, а скорбящая душа возводит очи к Богу.
Скорби – это не нужды, и нужды – не скорби. Различать надо. Есть люди, у которых нет нужд (есть деньги, жилье, положение и всё прочее), но есть скорби (непослушные дети, загулявший супруг, вредные соседи и проч.). Есть люди, у которых есть всё вместе: и скорби, и нужды. Невозможно иметь нужды (долги, бездомность, болезни, требующие средств) и не иметь при этом скорбей. Что же до гнева, то мне сдается – не о нашей психованности и гневной несдержанности здесь говорится. Речь идет о гневе Божием, проливающемся на согрешающих людей в виде потопов, техногенных катастроф, социальных потрясений и прочих масштабных несчастий, в действии которых угадывается смиряющая и карающая временным наказанием Десница Вседержителя. Всё это вместе – скорби (печали и неприятности), смиряю