Кордон «Ромашкино» — страница 8 из 36

Катины руки принялись лихорадочно развязывать узлы на веревке, а голова в это же время крутилась флюгером. Теперь, после благополучного возвращения, вопрос стоял один: кто? Кто зажег костры? Кто знает о драконе? Кто следил за Катей вечером, видел взлет и дожидался их возвращения ночью?

Но на поляне никого не было. По крайней мере, на том расстоянии, которое просматривалось сквозь туман. Роса на траве, затухающие костры…

– Что, загадка? – заметил Катину растерянность дракон.

– Ага… Мистика какая-то. Маме или папе прятаться незачем. Мне бы уже так влетело!

– У костров посмотри. Может, улику какую найдешь. Да и тушить их пора.

– Чем? Ни воды, ни песка.

– Я затопчу, не волнуйся. Для чешуи такой огонь – не проблема.

Катя пошла вдоль ВПП, внимательно всматриваясь в траву. Змей оказался прав: около самого последнего костра лежал небольшой букет из васильков и ромашек.

– Ой!

Она схватила цветы, покрутила, обнюхала…

Нет, это не описка. Не «понюхала», а именно обнюхала, поскольку в данный момент Катя была не томной барышней, получившей цветы от поклонника, а Шерлоком Холмсом, ищущим улики, чтобы методами индукции и дедукции докопаться до истины и узнать, наконец, имя дарителя букетов.

– Ну как? – полюбопытствовал дракон. – Узнала?

– Нет, – вздохнула Катя. – Это уже третий. Анонимный…

– Крепко кто-то в тебя влюбился, – пророкотал Горыныч.

– Да ну тебя!

Девочка покраснела. Но в клочьях тумана разглядеть изменение окраски ее кожных покровов было невозможно.

Никем не замеченные, «пилоты» пробрались к дому и вскоре крепко заснули: Катя – в кровати, Горыныч – на соломе в Зорькином хлеву.

Глава 7«Если нельзя, но очень хочется, то можно»

Прошла еще неделя. Где-то в ее середине Калинины распрощались с Горынычем. Зубы его больше не беспокоили, горло зажило.

– Вам, воробышек, возвращаться пора, – при очередном осмотре объявила Яна Семеновна. – Наш страж-экстрасенс что-то почувствовал. Кругами возле дома ходит. Не хотелось бы вызывать у него подозрения. Сами понимаете, закрытие ветпункта невыгодно ни нашей стороне, ни вашей.

– Да не приведи господь! Это что же, нам всем у Яги лечиться? Я против старухи, в принципе, ничего не имею, знахарка она знатная, но ведь по старинке лечит. Грибочками, травками да заговорами. А как что помощней нужно – рентген там, УЗИ, МРТ какое-никакое – уже не справляется. Вон в прошлом году русалка Ариша заснула, с ветвей свалилась, хвостовые позвонки выбила. Кабы вы не прооперировали, разве эта соня красоту сохранила бы? Да что там красота – и помереть ведь могла!

– Даааа, было дело, – Яна Семеновна вспомнила бледнокожую зеленовласую бедолажку и покачала головой.

– А курьи ноги? Помните курьи ноги? У нас сказки малым детям про тот случай сказывают.

– Как же, как же! Мне тогда трижды пришлось на вашу сторону ходить.

Катиной маме вспомнилась растерянность коллеги – бабы Яги, – когда у той к концу особо холодной и ветреной осени вдруг захромала избушка. А затем и слегла с острым воспалением суставов. Яна Семеновна улыбнулась. Это был чуть ли не первый случай в ее необычной практике. Тогда, в дремучем заповедном лесу, она стояла с горстью новейших эффективнейших антибиотиков и не знала, куда их засунуть – в трубу, за дверь, на чердак? Вот такой курьез: ноги есть, а рта… Избушек начинающему доктору лечить еще не приходилось. Теперь, благодаря многолетнему опыту, такие простые вопросы ее уже не волновали.

Думаете, я скажу, куда были засунуты антибиотики? Если честно, мне и самой любопытно. Но это профессиональная тайна Яны Семеновны. А доктора, хоть человеческие, хоть айболиты, не склонны разглашать свои секреты. Иначе любой начнет применять опасные таблетки как попало, и до добра это не доведет.

Представляете, насколько велико было доверие к Яне Семеновне, если даже Кощей Бессмертный незадолго до конфликта с Иваном обратился к ней с просьбой сделать очередной ежевековой осмотр несчастному зверью, сидящему в сундуке на страже заветной иглы?!

А еще был случай…

Стоп! Что-то отступление чересчур длинным получается. Возвращаемся к основной мысли.

Едва ушел дракон, прорезался голос у Соловья, и тот тоже засобирался в обратный путь, продекламировав Зорьке на прощание очередной шедевр. Молоко Соловью по его просьбе наливали исключительно домашнее, поэтому поэзия беднягу не оставляла:

Обратная дорога —

Неблизкий, трудный путь.

Замру я у порога,

Чтоб воздуха глотнуть.

Шагну навстречу солнцу —

Свободный и хмельной,

А ты мне из оконца

Помашешь вслед рукой.

– Сразу три вопроса, – не удержалась в рамках деликатного молчания Катя. – Первый: чем это ты хмельной? Молоком, что ли?

– Не ехидничай, тебе не идет, – откликнулся Соловей. – Если ты настоящий ценитель поэтического искусства, то должна чувствовать автора и его стиль. Я охмелел от свободы! Причем тут молоко?

– Ах, от свободы! Тогда у меня второй вопрос: что это ты стихи Зорьке читаешь? Влюбился в корову, что ли?

– Еще чего! – смущенно потупился Соловей.

– Так почему? Отмолчаться не получится. Я приставучая.

– Это точно… – Разбойник замялся, потом все-таки ответил: – Понимаешь, из меня теперь стихи так и лезут, не остановить. Но как я могу гарантировать их качество? Вот и читаю корове. Она тоже самоучка, смеяться не станет.

– И я не стану, – заверила Катя. – Если, конечно, что-нибудь смешное не сочинишь…

– А какой третий вопрос?

– Что?

– Вопрос, говорю, третий. Ты сама сказала, что у тебя ко мне три вопроса.

– А-а-а. Ну, это так, поэтические мелочи. Какой такой рукой тебе Зорька будет махать из оконца? Копытом, что ли? Ладно, можешь не отвечать. Лучше скажи, когда ты намерен возвращаться?

– А что мне тут вас стеснять? Погожу денек-другой, закреплю эффект от лечения – и назад!

Катя задумалась. С одной стороны, гость в доме – лишние хлопоты. С другой – оставалась проблема недостроя на пляже. В свою очередь, эта большая проблема делилась на кучу проблем поменьше. Например, как уговорить Соловья немного посвистеть? И как потом скрыть результаты от родителей? Им ведь сразу станет ясно, откуда растут корни (или ветер дует).

И еще закавыка: когда стены неродившегося здания рассыплются, что делать с бетонным крошевом? Оставить как есть – тогда зачем весь этот рискованный сыр-бор? Мешающее здание превратится в мешающую кучу. Получается, придется звать помощников. Конечно, не папу с мамой. Тогда кого? И что такое сказать, чтобы получить максимум пользы и, одновременно, секретности?

– Соловей! – голос хитрой Кати преобразился. Интрига звучала не только в каждом звуке произнесенного слова. Она буквально сочилась даже между звуков. Конечно, не подготовленный к такому соблазну Разбойник клюнул:

– Что? Я весь – внимание.

– Мне тут подумалось. Вот выйдешь ты как обычно на работу, придут на твой перекресток туристы или богатыри, а свиста не получится. Что тогда?

По глазам собеседника Катя еще на середине фразы поняла, что гнет свою линию в нужную сторону.

– Это будет позор и катастрофа! Но такого не должно случиться: твоя мама гарантировала, что мои связки в порядке.

– Визуально. Но, на мой взгляд, без практики доверять теории опрометчиво. Во всем необходим научный подход.

– А что в таком случае говорит этот твой научный подход?

– Он не просто говорит, он кричит: «Соловей, проведи эксперимент!»

Разбойник на секунду замер, соображая, затем хмыкнул. И вдруг засмеялся – громко, со всхлипом:

– Девонька, ты вообще представляешь, о чем говоришь? Эксперимент? Здесь? Да от моего свиста богатыри и царевичи штанишки мочили!

– Я понимаю, ты – не третья скрипка. И даже не вторая. Ты – солист. Но у меня есть одна идейка…

Катя замолчала. Интуиция ей подсказывала, что теперь будет лучше, если некоторое время Соловей помучается в догадках. Тогда он вряд ли откажется сделать то, что от него требуется.

Но мучиться Разбойник не захотел.

– Не томи, говори уже.

– Недалеко от Ромашкино протекает речка. На берегу – недостроенный дом. Мешает всем. Я тебе об этом, кажется, уже говорила. Если ты испробуешь свой резонанс на нем, поверь, никто возражать не станет. Только делать это нужно быстро и так, чтобы тебя не заметили.

– Еще скажи «тихо», – буркнул Соловей.

– Да, забыла. И делать это нужно тихо, – съехидничала Катя. – Возьмешься?

Тяжкий покорный вздох Соловья не заставил ее сомневаться в ответе.

* * *

В любом деле выбор – не самое радостное событие. Особенно если выбираешь людей.

Катя приближалась к школе по центральной улице под названием Центральная. Нежаркими летними вечерами мальчишки-одноклассники обычно гоняли мяч на спортплощадке или сидели там же под деревом, уткнувшись в телефоны. Этот вечер как раз был нежарким.

Пока Катя шла, ей нужно было успеть решить, кому рассказать о затее с обрушением долгостроя. В принципе, подошел бы любой из тех, кто не трусит и не болтает зря, потому как последствия задуманного были непредсказуемы. В идеале – Марк Великий.

Вот только не надо «хи-хи». Фамилии у людей бывают разные. Например, Люся Жирная, Леночка Мальчик. Так что Марку просто повезло. Хорошо, конечно, что его папа с мамой оказались людьми с головой и не назвали ребенка Петром. А то был бы Петр Великий. И если девчонки традиционно влюбляются в принцев на белых конях, то Марку – высокому, черноволосому, голубоглазому и чуть полноватому – такой довесок к имени не требовался.

Весь девичий контингент деревни Ромашкино терял голову или впадал в легкий транс при одном только взгляде его небесных глаз. Катя не была исключением и очень надеялась, что букетики, прополотая грядка и посадочные огни – дело его рук.

К сожалению, на спортивном бревне, болтая в воздухе босыми ногами, сидел не Марк, а существо рангом пониже – Ник Головин. Самая последняя личность в перечне возможных претендентов на раскрытие тайны.