— Бля-я-я! — я мысленно схватился за голову. — Колька, ты понимаешь, что ты наделал⁈ Они же нас теперь… как пить дать… прирежут по дороге, и все заберут! Наши шансы доплыть до Махачкалы только что сравнялись с шансами выиграть в Спортлото машину!
— Да не ссы ты, Миха! — Колька снова хлопнул меня по плечу с обескураживающей беззаботностью. — Главное — в лодку сесть с товаром. А там… там разберемся. У меня все под контролем.
«Под контролем»… Эти слова прозвучали зловеще. Но спорить было поздно. Оставалось довериться Колькиным таежным инстинктам и его загадочным планам.
В лодку мы сели уже в глубоких сумерках. Руслан лично проводил нас, пожал Кольке руку (мне — нет) и кивнул нашему новому перевозчику. Это был не Абдулла, а другой тип — тощий, молчаливый, с непроницаемым лицом и шрамом через всю щеку. Звали его, кажется, Магомед (тут каждого второго так зовут). Он без лишних слов принял у нас баулы с икрой, аккуратно разместил их на корме лодки, накрыл брезентом. Балыки, завернутые в рогожу, положил отдельно. Мы устроились на скамье посередине. Магомед занял место у штурвала.
Отчалили на веслах, тихо, без шума. Обогнули скалистый мыс, скрывавший островную базу от посторонних глаз. И только там, в открытом море, Магомед поочередно, с оглушительным ревом, врубил два из четыре японских «Сузуки».
Лодка рванула вперед так, что меня вдавило в скамью. Море под нами превратилось в кипящий котел. Поднялись с воды потревоженные лысухи — местные утки, неуклюже разбегаясь по воде, как гидропланы, оставляя за собой пенные взлетные полосы.
Ночь упала мгновенно — бархатная, южная, полная соленых брызг, свиста ветра и рева моторов. Магомед вел лодку уверенно, держась в стороне от судоходных путей, ориентируясь по компасу, которым пользуются здешние рыбаки, — ориентированную по странам света плавающую, как домашний гриб в банке, большую черную шайбу. Мы неслись сквозь темноту, разрезая волны, отбрасывая назад клочья голубоватой фосфоресцирующей пены. Ощущение было ирреальное — будто летишь на ракете сквозь черную пустоту космоса.
Через час такой гонки я заметил огонек по правому борту. Еще одна лодка? Идет пересекающимся курсом. Сказал Кольке. Он напрягся, долго всматривался в темноту.
— Да, — наконец кивнул он. — К нам идут.
Казалось, мы одни в этой бескрайней темноте — три песчинки в океане, летящие навстречу неизвестности. Вокруг — только рев моторов, свист ветра и плеск волн. И этот назойливый неотвратимо приближающийся огонек за бортом.
Колька встал с места и хватаясь за борта, пошел на нос лодки к Магомеду.
Треск выстрела потонул в реве моторов. Я даже не сразу понял, что произошло. Только увидел, как Магомед как-то странно дернулся, заорал по-своему и мешком повалился на бок. Колька без малейшей паузы оказался рядом и перевалил его отчаянно матерящееся тело за борт — оно с плеском шлепнулось в воду и мгновенно исчезло в темноте. Туда же Колька швырнул красный спасательный круг, а сам спокойно сел за штурвал.
— Ты… ты чего сделал⁈ — закричал я, перекрывая рев моторов. — Ты его подстрелил?
— В ногу всего лишь…
— Зачем?
— Превентивная самооборона, Миха, — невозмутимо ответил Колька, вглядываясь в темноту за кормой, — этот ослоёб нас сдать хотел. Я по звездам заметил — он по дуге шел… навстречу тем уродам.
— Утопнет же!
— Не утопнет, свои подберут. — Колька выругался сквозь зубы. Огонек преследователей не только не отставал, но, ощутимо, приближался. Видимо, там тоже была не простая рыбацкая лодка, а что-то серьезное.
— Хреново дело, — прокричал Колька, — видно, Руслан, сука, сразу вторую группу на перехват послал. Грохнули бы нас посреди Каспия и концы в воду.
Сверившись с компасом. Он резко развернул лодку, закладывая крутой вираж. Брызги обдали нас с головы до ног.
— Держи курс на ту звезду! — крикнул он мне, указывая на самую яркую точку впереди. — Прямо держи!
Я инстинктивно вцепился в штурвал, пытаясь удержать лодку на курсе. Руки дрожали, сердце колотилось как сумасшедшее. Я никогда в жизни не управлял даже резиновой моторкой, а тут — несущийся по ночному морю катер!
— Держи руль! — рявкнул Колька. — Если близко подойдут, буду шмалять, — и помчался к моторам. Рев за кормой резко усилился, а байда дернулась как живая — это Колька запустил оставшиеся движки.
Оглянувшись, я увидел, что огонек преследующей лодки резко вильнул в сторону и начал быстро отставать. Похоже заметили своего товарища, бултыхающегося в воде.
Колька вернулся к штурвалу.
— Отвалили, суки! — удовлетворенно хмыкнул, убирая револьвер. — Поняли, что не на тех нарвались… Все, Миха, дальше я сам. Ты молодец, не растерялся.
Глянув на компас, он скорректировал курс. Я напряженно всматривался в темноту за кормой, пытаясь разглядеть преследователей.
— Под сотню идем! — усмехнулся Колька, — теперь уже не догонят.
О, этот бросок через ночной Каспий! Рев четырех «Сузуки», свист ветра, соленые брызги в лицо. Колька у штурвала — спокойный, как будто не он только что выбросил за борт человека и отрывался от погони, спасая наши жизни и баулы с икрой… Когда-нибудь мне это приснится. Обязательно приснится. Как ночной кошмар, как следствие болезни под названием «авантюра по-советски». Но сейчас надо было просто выжить. Добраться до Махачкалы. Кажется, затея с музыкой завела меня в такие дебри, выбраться из которых будет ох как непросто.
Остаток ночи прошел в тумане — не морском, а том, что клубился у меня в голове от смеси адреналина, страха и усталости. Колька вел лодку молча, уверенно, словно всю жизнь только и делал, что гонял по ночному Каспию, отстреливаясь от преследователей.
Рассвет застал нас уже у дагестанского берега. Небо на востоке начало светлеть, окрашиваясь в нежные, акварельные тона — розовый, персиковый, бледно-голубой. Колька по очереди заглушил моторы. Рев четырех «Сузуки» оборвался, сменившись оглушительной, вязкой тишиной, нарушаемой лишь плеском волн о борт да нашим собственным тяжелым дыханием. На веслах, мы подошли к берегу в какой-то глухой, безлюдной бухте. Песчаная полоса, редкие кусты колючки, невысокие глинистые обрывы — дикое, неуютное место. Идеально для тайной высадки. Море успокоилось, лишь лениво набегало на берег мелкими волнами. Красота была нереальная, почти оскорбительная на фоне того, что случилось ночью.
— Причалили, туристы хреновы, — буркнул Колька, ловко спрыгивая в воду по пояс. — Хватай баулы, Миха, и на берег. Живо!
«Живо» — это было ключевое слово. Мы выпрыгнули из лодки по колено в холодную утреннюю воду. Ноги моментально занемели. Подхватили тяжеленые баулы с икрой — каждый килограммов по сорок. Свои рюкзаки закинули на спину. И вот так, согнувшись в три погибели, пошатываясь на скользких камнях, мы потащили наш драгоценный (и опасный) груз на берег. Вода хлестала по ногам, одежда мгновенно промокла и стала тяжелой. Я спотыкался, чертыхался про себя, но тащил. Колька двигался рядом — молча, сосредоточенно, как вьючный мул.
Выбравшись на берег, мы свалили баулы за большими валунами, подальше от воды. Я хотел перевести дух, но Колька уже вернулся к лодке. Достал свой японский тесак и начал методично пробивать дыры в дюралевом днище. Звук ударов металла о металл. Лодка начала медленно, неохотно набирать воду, оседать.
— Помоги! — скомандовал он.
Мы вдвоем, упираясь изо всех сил, оттолкнули тяжелую лодку от берега. Она медленно поплыла по течению, все глубже погружаясь в воду. Через пару минут только ее нос торчал над волнами, а потом и он скрылся, оставив на поверхности лишь несколько пузырей и маслянистое пятно. Прощай, орудие преступления и транспортное средство. Концы в воду, в прямом смысле.
— Порядок, — констатировал он, вытирая руки о штаны. Лицо его было совершенно спокойным, словно он только что не топил лодку и не избавлялся от улик, а просто закончил рыбалку.
Я смотрел на него, и меня бил озноб — не только от холодной воды и утренней прохлады. Этот человек, мой друг детства, оказался хладнокровным профессионалом по части… нелегальной деятельности. Что у него на уме? Не пальнет ли он и в меня, когда я стану не нужен?
— И что дальше? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— А дальше, Миха, — Колька оглядел пустынный берег, прищурился, вглядываясь в предрассветную мглу, — дальше надо выбираться отсюда. Искать дорогу, ловить машину. У тебя же тут, вроде, контакты намечались? Проводница эта твоя, Инна?
Он усмехнулся. Даже в такой ситуации не удержался от шпильки.
— Есть контакт, — подтвердил я. — Адрес в Махачкале. Надо добраться до города.
— Ну так пошли искать цивилизацию, — Колька подхватил один баул, я — второй. — Только учти, Миха, мы на чужой земле. Здесь из-под каждого куста абрек может выскочить. Так что глаза — по сторонам, язык — за зубами. И никаких фокусов. Я подумал — нагнетает. Но спорить не стал.
Мы взвалили на спины баулы. Они были ужасно неудобными, ремни врезались в плечи, тянули к земле. Первые метры по песку дались легко, но потом начался подъем. Камни осыпались под ногами, колючки цеплялись за одежду. Мы пыхтели, потели, останавливались каждые сто метров, чтобы перевести дух. Солнце поднималось все выше, жара нарастала. Мокрая одежда прилипала к телу.
Через час такого «восхождения» я был готов сдохнуть. Ноги гудели, спину ломило, руки дрожали от напряжения. Колька шел впереди — так же молча, упрямо, как танк. Его таежная закалка давала о себе знать, а я еще не вполне очухался от травмы.
— Далеко еще? — прохрипел я, когда мы остановились на очередном привале на вершине небольшого холма.
— Почти пришли, — он указал вдаль. — Видишь?
Я присмотрелся. В утренней дымке, километрах в двух от нас, действительно виднелась серая лента асфальта. Трасса! Спасение!
Последние километры мы преодолели, через не могу, подгоняемые надеждой и страхом. Наконец, вывалились из кустов прямо на обочину шоссе. Грязные, потные, оборванные, с подозрительными баулами — вид у нас был еще тот. Пара машин пронеслась мимо, даже не притормозив. Водители шарахались от нас, как от прокаженных.