— Свою группу, — так же спокойно ответил я. — Хочу сделать ее известной на всю страну. И сделаю.
Тон мой, видимо, прозвучал слишком уж ледяным, потому что Стасик, сидящий рядом, нервно пихнул меня ногой под столом — мол, полегче, не спугни клиента. Но Пауль, к моему удивлению, не обиделся. Наоборот, его лицо вдруг просияло, глаза потеплели.
— А ведь я тебя понимаю, дружище! — он хлопнул меня по плечу так, словно мы сто лет были знакомы. — Ты не подумай, я не издеваюсь. Я ведь и сам когда-то музицировал в студенческие годы. У нас был ВИА из иностранных студентов, «Тараканы» назывался, — он хохотнул. — Всю аппаратуру я им доставал. Много кому доставал. Еще и в театре играл… Студенческий театр МГУ, слыхал про такой? На Моховой. Сам Ролан Быков его создал и возглавлял! Гений, а не человек! Я, правда, его уже не застал, он как раз ушел в «Ленком», к Эфросу. Но атмосфера там была — ух! Свобода, творчество, споры до хрипоты! Мы там такие вещи ставили — Брехта, Ионеско, даже абсурдистов каких-то…
А при театре была студия «Наш дом». Её музыкальным руководителем был Паша Слободкин. Пробивной, я скажу тебе, парнишка, сейчас «Веселыми ребятами» рулит. А сменил его Макс Дунаевский — внебрачный сын вашего советского «моцарта» Исаака. Этот тоже далеко пойдет… А в этом году, представляешь, пидорасы из парткома МГУ театр прикрыли! За «идеологическую незрелость» и «тлетворное влияние Запада»! Козлы!
«Пидорасы из парткома» — это было сильно. Особенно из уст гэдээровского немца, сотрудника СЭВ. То ли провокация, то ли он действительно так думает, то ли коньяк «Арарат» так на него подействовал. Я насторожился, но вида не подал.
— Я, кстати, и Пашу и Макса прекрасно знаю, могу познакомить. Люди не последние в музыкальной тусовке, — как ни в чем не бывало продолжил Пауль, закуривая «Мальборо». — Значит, инструменты тебе нужны? Для группы твоей
— Нужны, — кивнул я. — Хорошие. Фирменные.
— Новые? Западные или ГДР тоже сойдет?
— Только новые, — твердо сказал я, — и да, западные, чтобы звук был какой нужно, а не какой получится.
— Понимаю, — кивнул Пауль. — Сам такой. Если уж делать что-то, то делать на совесть. Совет хочешь, как коллега коллеге?
Я пожал плечами: мол, от доброго совета еще никто не умирал, особенно если он бесплатный.
— Советую обратить внимание на немецкие бренды, — Пауль сделал значительную паузу. — Есть в ФРГ пара-тройка фирм, которые делают инструменты ничем не хуже хваленых американских и британских брендов. А стоят при этом раза в два, а то и в три дешевле. Framus, например. Или Höfner — на их басу сам Пол Маккартни лабал, между прочим! А усилители Dynacord — вещь! Чистый, мощный звук! Зачем переплачивать американским империалистам и британским снобам? А? Как тебе такая коммерческая идея?
Он хитро подмигнул, а я внутренне усмехнулся. Тоже мне «капитан очевидность», а то я музыкальных брендов не знаю. На всякие фендеры и маршалы мне и денег не хватит, разве что на бэушные.
— Окей, — кивнул я, изображая на лице полное доверие к немецкому качеству и коммерческой жилке Пауля. — Допустим. Составь тогда, пожалуйста, смету. Полный комплект на группу из четырех человек: лидер-гитара, ритм-гитара (она же может быть и басом, если приспичит, хотя лучше отдельный бас), клавишные, ударная установка, ну и всякая мелочевка — микрофоны, шнуры, комбики. Чтобы все по-взрослому.
Пауль усмехнулся.
— Уже составил, дорогой мой продюсер, — он извлек из элегантного кожаного портфеля аккуратно отпечатанный на машинке листок. — Все подсчитано, все учтено. Немецкая точность, понимаешь ли. Итак, слушай сюда. Гитара Framus, модель «Атлантик» — красавица, звук — чистый хрусталь! Бас-гитара Höfner, та самая, «битловская», с полуакустическим корпусом — для аутентичного саунда. Клавишные… Hohner Planet T — очень приличный звук, почти как у итальяшек, а цена гуманная. Ударная установка… ну, тут можно взять стандартный комплект Sonor, надежные, как автомат Калашникова. Усилители — пара «комбиков» Dynacord по 50 ватт, для репетиций и небольших залов хватит за глаза. Микрофоны Beyerdynamic, плюс микшер Dynacord Echocord Super. Шнуры, стойки, медиаторы — это мелочи, приложим бонусом. Итого, — Пауль торжественно поднял палец, — за весь этот джентльменский набор, с доставкой из Берлина и небольшой моей комиссией за хлопоты… примерно одиннадцать тысяч дойчмарок.
У меня аж в горле запершило. Одиннадцать тысяч дойчмарок! Всего-то! Ну, как «всего-то»… По советским меркам, это целая куча денег. Две новенькие «Волги» плюс «Москвич». Или кооперативная квартира в Москве. Или… да что там говорить, на эти деньги можно было купить небольшой колхоз вместе с председателем и парторгом. Но для полного комплекта фирменной аппаратуры, которая позволит мне перевернуть всю советскую эстраду — это было, можно сказать, по-божески. Я-то готовился к суммам куда более устрашающим или компромиссам с недокомплектом. А тут аж три гитары… усилки и прочая прелесть. Надо брать!
— Одиннадцать тысяч… — протянул я задумчиво, стараясь не выдать своего облегчения. — Это, конечно, серьезно. Но, в принципе, подъемно. Особенно если учесть, что часть этой суммы мы как раз и планировали получить «натурой», то есть аппаратурой.
— Вот именно! — подхватил Пауль. — Ты мне — икру, я тебе — дойчмарки и первоклассный немецкий звук. Бартер, как говорится, двигатель прогресса. Особенно в условиях развитого социализма. А оставшиеся марки ты сможешь потихоньку обменять на рубли через моих проверенных людей. Курс, конечно, будет не самый выгодный, но зато без риска. Или, — он снова хитро подмигнул, — можешь вложить их в какой-нибудь другой дефицитный товар. Часы швейцарские, например. Или джинсы американские. Спрос на них в Москве стабильный, как курс доллара к рублю у фарцовщиков. Ну, тут уж сам решай.
Этот немец явно хотел поиметь свой гешефт не только на икре, но и на аппаратуре. Но спорить было бессмысленно. Главное — он брался достать то, что мне было нужно. А уж сколько он там наварит — его проблемы.
Я же прикинул хрен к носу.
Доходы: сорок пять тысяч рублей.
Расходы: двадцать семь тысяч пятьсот — аппаратура плюс доставка; двенадцать пятьсот — Брюс, плюс комиссионные Стаса. Из оставшихся пяти штук, половину Кольке… ну и мне кое-что остается на первое время.
— Ладно, Пауль, договорились, — я протянул ему руку. — Когда сможешь организовать доставку железа?
Пауль крепко пожал мою руку.
— Думаю, месяца через два все будет в Москве. Канал налажен, но таможня, сам понимаешь, не дремлет. Надо все аккуратно сделать, через «подарки родственникам». Классическая схема, работает безотказно. А наличку могу хоть завтра передать, как только икра будет у меня.
— Икра будет, — заверил я. — Завтра доставят…
Я оглянулся на Стаса (икра хранилась в холодильнике кафешки которой заведовала его знакомая). Тот перехватил мой взгляд и кивнул.
— Да, да, конечно, доставим.
— Вот и славно! — Пауль просиял. — Тогда, может, по второй порции хинкали? И еще по одной бутылочке «Мукузани»? За успешное начало нашего взаимовыгодного сотрудничества! А то что-то мы все о делах да о делах… Надо и о душе подумать!
И мы снова налили. Кажется, я нашел своего человека в Берлине. Или он нашел меня. В любом случае, дело сдвинулось с мертвой точки. А это главное. Остальное — детали. И немного немецкого качества.
Глава 20
Юрка Ефремов лежал на смятой постели, раскинувшись словно морская звезда на отмели. Один. Чудовищно, непростительно один.
Будильник показывал начало двенадцатого, а в голове гудело, как в трансформаторной будке. Вчерашняя репетиция, закончившаяся опустошением двух бутылок «Солнцедара», отдавалась в висках ритмичной пульсацией.
«Ещё минутку», — подумал он, заворачиваясь в одеяло с головой, спасаясь от наглого солнечного луча, пробившегося сквозь пыльную занавеску.
Но сон не шёл. Вместо этого пришло осознание грустной статистики — две недели без женщины. Целых четырнадцать суток. Триста тридцать шесть часов. Чёрт знает сколько минут одиночества.
Юра перевернулся на спину и потянулся к пачке «Явы», лежавшей на тумбочке. Затянулся, выпустил струю дыма к потолку и мрачно усмехнулся.
— Неделя без женщины — это ещё отдых, расслабон, — пробормотал он, обращаясь к облупившейся люстре. — Но две недели — это уже, братцы мои, форменное безобразие.
Он задумался, глядя на выцветший календарь, висевший на стене. Прикинул дату. Точно, именно четырнадцать дней назад Лизка — его последняя подружка — хлопнула дверью так, что едва не слетели хлипкие петли. Ультиматум она ему выдвинула: или кольцо на палец, или разбежались по разным углам ринга. Юра выбрал второе — на автомате, не потому что так уж дорожил свободой, а просто потому, что любое обязательство вгоняло его в панику.
С тех пор — вакуум. Ни единой юбки на горизонте. Даже случайные фестивальные знакомства куда-то испарились, сезон ещё не начался.
— А под тобой никого, — констатировал Юра вслух, сбрасывая с дивана серый носок, оставшийся, кажется, ещё с позапрошлого вечера.
Он поднялся и подошёл к окну. Распахнул форточку, и сквозняк ворвался в прокуренную комнату, как дерзкий кавалер — на танцплощадку провинциального городка. Юра высунулся наружу, оглядел двор своим фирменным, цепким взглядом охотника.
Обычное воскресное утро. Бабульки на лавочке, похожие на степных сусликов в ожидании добычи — любой сплетни, способной скрасить монотонность их угасающих дней. Молодая мамаша с коляской — измученная, с синяками под глазами. «Вот тебе и семейное счастье», — хмыкнул Юра. Стайка старшеклассниц, спешащих, видимо, в кинотеатр на дневной сеанс — слишком юные, запретный плод, о котором даже думать грешно.
И вдруг — она. Девушка в ярко-красном пальто, стройная, с каштановыми волосами, струящимися по плечам. Ноги от ушей, и походка такая, что сразу видно — знает себе цену. Юра подался вперед, приоткрыв рот, как мальчишка перед витриной кондитерской.