До Бельского озера оставалось всего два километра. Они проезжали придорожный рынок стройматериалов и товаров для садоводов. Он тянулся справа от шоссе. Миновали большой павильон «Бухарский стан», который держали узбекские торговцы, потом еще несколько палаток и строений — «Свежее мясо», «Все для дачи». Слева от дороги располагалась автостоянка, дальше шли необработанные поля — пустыри и холмы.
Повинуясь знаку ограничения скорости даже в такой глухой час перед рассветом, Клавдий Мамонтов ехал мимо рынка медленно. Они поравнялись с павильоном «Восточные сладости», как вдруг…
Грохот и звон стекла.
Под колеса внедорожника метнулась фигура в черном — мелькнула в свете фар, перебегая дорогу.
Клавдий Мамонтов, чтобы не сбить безумца, резко крутанул руль вправо, съезжая в кювет к «Восточным сладостям». Макар в сердцах грубо выругался, хотел было выскочить из машины, когда внедорожник, визжа тормозами, остановился, и догнать мерзавца, едва не устроившего ДТП.
Но внезапно…
Глухое рычание… бешеный лай… В предрассветных сумерках, в желтых огнях автомобильных фар, в свете плывущей по серому небу огромной полной луны, в смешении всех этих разных оттенков наступающего утра они увидели, как из окна павильона «Восточные сладости», разбитого вдребезги, вылетают осколки стекла и две огромные лохматые пегие собаки. Два гигантских алабая.
Один пес ростом с теленка перепрыгнул прямо через капот внедорожника, второй с остервенелым лаем пересек шоссе — собаки, рыча, бросились в сторону пустыря и холмов. А по пустырю к холму мчался тот самый человек, который едва не попал под колеса машины.
Клавдий, Макар и полковник Гущин выскочили из машины.
— Они его сейчас догонят и разорвут! — крикнул Макар. — Надо что-то делать! Эй! — он заорал, стараясь отвлечь алабаев, дать возможность безрассудному идиоту, разбившему окно и выпустившему сторожевых собак павильона, взобраться на холм, на вершине которого росли старые дубы.
Они с Клавдием, крича и размахивая руками, ринулись на пустырь, Гущин сразу отстал. У них не было оружия, чтобы выстрелами отогнать собак, и Клавдий не представлял, что они сами станут делать, если алабаи набросятся на них, но они не могли не вмешаться в ситуацию.
Убегавший проворно взобрался по склону на холм, опережая алабаев на пару минут, не более. Однако он не попытался вскарабкаться на дерево. Нет! Он остановился и повернулся лицом к собакам. Те летели к нему, рыча, оскалив пасти, сверкая налитыми кровью глазами, — две машины для убийства, натасканные, чтобы рвать человеческую плоть.
— Они его загрызут! — Макар бежал к холму. — Клава, что делать? Эй ты, шизик! Лезь на дерево! — орал он, обращаясь к безумцу.
— Это не взрослый, а мальчишка, подросток! — зоркий Клавдий Мамонтов разглядел того, кого преследовали алабаи.
И точно! На вершине холма стоял подросток — уже достаточно рассвело, чтобы они могли его ясно увидеть. Светловолосый, высокий, ловкий. Капюшон черного худи упал с его головы при беге. Алабаи находились от него на расстоянии не более десяти метров, один прыжок — и собака вопьется ему в живот, сбивая с ног, а вторая перервет горло.
И тут снова произошло нечто невероятное!
Парень вытянул правую руку вперед…
Один алабай резко остановился, словно застыл на месте, а второй на бегу, не совладав с инерцией, перекувырнулся через голову и… дико взвыв, начал кататься по траве. Первый попятился и побежал прочь! Второй полз по траве тоже прочь, тряся лохматой головой, рыча, скуля, потом визжа, кое-как поднялся и устремился наутек.
От неожиданности Клавдий и Макар остановились. Кроме воя собак они не слышали никаких других звуков — ни выстрела, ни хлопка. Кругом царила мертвая рассветная тишина. В пепельном свете утра парень на холме стоял несколько секунд прямо и неподвижно, глядя в их сторону. Затем он повернулся и побежал по гребню холма к лесу.
— Эй ты! Стой! — Макар опомнился первым и устремился в погоню.
Однако когда они с Клавдием подбежали к дубам — незнакомец уже спустился по склону и скрылся в лесу. Они не догнали его.
Полковник Гущин, которому марафон по пересеченной местности дался с великим трудом, ждал их у подножия холма, задыхаясь и хватаясь за грудь.
— Что это было? — спросил Макар у него. — Федор Матвеевич, я так и не понял, хотя мы его пытались догнать… Но псы… Как он это сделал? Почему они не напали, убежали?!
Гущин смотрел в сторону павильона и рынка — на первом этаже торгового «Бухарского стана» вспыхнул свет.
Они быстро вернулись через дорогу к машине, к «Восточным сладостям». Собачий вой оглушил их. Два алабая вертелись волчками у крыльца павильона. Трясли головами, выли, выли… Один пытался, вертясь юлой, укусить себя за хвост. Второй снова завалился на спину и катался по асфальту, потом встал — расставив лапы, он обильно мочился и выл, тявкал… На людей они не обращали никакого внимания. Они словно одномоментно синхронно сошли с ума.
Разбитое окно «Восточных сладостей» зияло.
— Кондитерский магазин и склад, — определил Гущин. — Возможно, парень захотел что-то украсть, разбил окно и напоролся на собак, их заперли внутри хозяева — охранять товары. А вот что произошло дальше? Как он страшилищ отпугнул…
Он достал мобильный, чтобы вызвать к павильону патруль ППС из Бронниц, надо было зафиксировать проникновение с целью кражи, но…
Крики, шум, брань… Из «Бухарского стана» к «Восточным сладостям» бежали полуодетые люди, вооруженные палками, битами, шпателями, обрезками металлических труб. А из дальних павильонов рынка, из «Свежего мяса» и «Все для дачи», навстречу им мчались другие — тоже с палками и монтировками — человек по десять с каждой стороны. Они яростно, заполошно орали на незнакомых языках. Макар потом сказал — одни на узбекском, другие на таджикском. На Клавдия, Гущина и Макара они не обратили внимания — возможно потому, что сначала хотели разобраться друг с другом. Видимо, владельцы павильона сладостей обвиняли своих конкурентов в попытке кражи и причинения вреда собакам, а конкуренты не собирались оправдываться. То была застарелая глухая вражда и злоба, и вот она вырвалась наружу, точно пламя тлеющего пожара.
Обе группы сшиблись, и закипело жестокое, кровавое побоище. Клавдий Мамонтов ринулся разнимать дерущихся, он кричал: «Остановитесь! Прекратите! Полиция!» Кричал и Гущин, и Макар, но их никто не слушал. Клавдий разнял двух — узбека и таджика, отшвырнув их друг от друга, но у него было только две руки, и он сам схлопотал сильный удар монтировкой. Полковник Гущин звонил в Бронницы, вызывая уже не ППС, а ОМОН. Люди дрались с таким остервенением, словно намеревались уничтожить друг друга, — кричали от боли, брызгали кровью, падали на землю. Но и на земле противники били их ногами без пощады.
Полиция, воя сиренами, примчалась через четверть часа, и дерущиеся… словно муравьи, они быстро ретировались назад в свои тайные норы, бежали с места драки. Клавдий Мамонтов сумел задержать лишь двоих, схватив их за шиворот. Макар хлопотал возле поверженных, раненых — они валялись на земле со сломанными ногами, перебитыми дубинками руками, разбитыми головами. Одному выбили глаз, и он орал от боли так, что становилось страшно…
Дикость… ненависть… тьма…
Розовая майская заря занималась над рынком. Словно мокрой тряпкой повозили по небесам, размазывая и по ним свежую кровь…
Глава 8Шрамы
К Макару утром они так и не попали. Вместо сна и отдыха у озера полковник Гущин отправился в Бронницкий УВД, куда за ним последовал Клавдий Мамонтов, как сотрудник местной полиции, и Макар, конечно же, тоже не отстал. В Бронницах разбирались с массовой дракой мигрантов на рынке. Полиция обыскала все павильоны, однако, кроме раненых, увезенных «Скорыми», задержали не так уж много драчунов. Утром ни один из павильонов так и не открылся, а торговцы — и узбекские и таджикские — словно испарились. Из «Восточных сладостей», как выяснилось, ничего не пропало, лишь окно оказалось разбито. А вот собаки — алабаи…
Макар настаивал и просил Гущина, чтобы собак отвезли к ветеринару на осмотр — что с ними приключилось? Гущин соглашался, но все упиралось в хозяина — узбекского торговца. При опросе полицией он заявил, что собаки его собственность и он сам во всем разберется, а на ветклинику у него денег нет. Макар предлагал оплатить ветеринара, но полковник Гущин сказал, что они не могут вмешиваться в решение владельца собак, потому что даже на статью «жестокое обращение с животными» происшедшее не тянуло.
Так это и осталось тайной, к великому сожалению Макара и Клавдия Мамонтова, который тоже хотел разобраться, потому что случай с собаками его не просто озадачил, но…
Он не делился с Макаром пока своими мыслями, однако перед его глазами всплывала картина — парень, подросток, вытянувший руку повелительным жестом, — абсолютно бесстрашно, непоколебимо встречающий нападающих псов, жаждущих его загрызть. И собаки — внезапно остановленные, устрашенные словно какой-то неведомой силой. Все это на вершине холма, на фоне серого рассветного неба. Что-то зловещее и первобытное, из давних, очень давних, забытых нами, но страшных времен.
В десять утра, закончив разборки с массовой дракой и общей организацией расследования ее последствий, полковник Гущин объявил, что они отправляются к родственнице Анны Лаврентьевой — Евгении Лаврентьевой, благо она проживает совсем недалеко. Клавдий Мамонтов глянул адрес — домовладение Евгении Лаврентьевой находилось на озере, но не на Бельском, а на соседнем Старичном — небольшом водоеме, соединенном протокой-каналом с главным озером Бронниц. Сам Клавдий на Старичном озере не бывал, хотя по-прежнему с приходом весны по выходным дням плавал по Бельскому на своем каноэ.
Когда они по навигатору отыскали нужный адрес, петляя по проселочным дорогам, оказалось, что дом за высоким забором располагается на отшибе, в окружении полей картофеля и кормовой свеклы. Дом выглядел аккуратно и солидно — двухэтажный, из светлого силикатного кирпича.