— Когда вы развелись с Геннадием Максимовичем? — впервые спросил Станислав, до этого записывавший информацию.
— Решение суда в октябре четырнадцатого года, в ЗАГСе зарегистрировали в ноябре того года. Вот документы.
С этими словами Юлия Валерьевна достала из папки и передала Станиславу два документа — решение мирового суда о расторжении брака и свидетельство о регистрации расторжения брака. Оба документа, переданные ею Станиславу, были в идеальном состоянии — каждый документ в прозрачном файле, очень аккуратно. Станислав не мог не сделать комплимент:
— Очень приятно, когда документы находятся в таком идеальном порядке.
— Это Гена меня приучил — с грустной улыбкой сказала Комина, — у него все дела были в идеальном виде, а уж документы — безукоризненны.
Станислав записал на листе две даты — «11 октября 2014 г.» и «12 ноября 2014 г.».
— А сколько лет вашему сыну?
— Двадцать два. Он родился в девяносто пятом году.
— А в браке вы с какого года были?
— С девяносто четвертого. Вот, посмотрите.
И Юлия Валерьевна передала Станиславу ещё два документа — копию свидетельства о регистрации брака и свидетельство о рождении сына — Комина Романа Геннадьевича. Они были в таком безупречном состоянии, как и два предыдущих документа. Станислав записал на листе новые даты: «10 декабря 1994 г.» и «17 октября 1995 г.»
— Проблема понятна. Что с имуществом?
— Дом в Раздорах, квартира на Осеннем бульваре, которую Гена отдал нам с сыном, квартира на Рублёвском шоссе, в которой он остался жить сам. Машины. Все было оформлено на него. Сейчас я уже не очень представляю, что ему принадлежало. Но у него еще есть дома в Испании и в Черногории и квартира в Хорватии. И яхта там же, в Дубровнике.
— А когда все это покупалось?
— Квартира на Рублёвском шоссе была у него, когда мы встретились. Машина была.
— А бизнес?
— Бизнес у него был уже на момент нашего знакомства, хороший, стабильный бизнес.
— Но за годы вашего брака бизнес Геннадия Максимовича расширился, окреп?
— Да, и расширился, и окреп. Он небольшую фирму превратил в крупную корпорацию. Но я ничего точно не знаю. Я сама сначала работала, а когда родила сына — то занималась им. Гена всегда работал, с утра до вечера, все больше и больше, очень уставал, иногда не ночевал дома. Не знаю, ничего не могу сказать.
— Извините, не могу не спросить — второй семьи у него не было?
— Нет, — твердо сказала Юлия Валерьевна.
— Вы так абсолютно уверены? — не стал скрывать удивление Станислав.
— Да, уверена. Мы с ним полностью доверяли друг другу — понимаю, что это звучит смешно. Но дело в том, что времена неспокойные, иногда, видимо, бывали опасности для Гены, иногда он прятал нас с Ромой на даче друзей и скрывался сам — был такой период. Поэтому он снабдил нас с ним датчиками, и мы видели, где каждый из нас находится. Я всегда знала, где он. А когда появился видеотелефон, мы часто созванивались, и я видела, что он именно там, где его местонахождение показывает датчик. Нет, второй семьи у него точно не было. Но новая женщина появилась.
— Хорошо. А родственники у него были?
— Самое удивительное, что нет — у него вообще нет родственников. Бизнес начал создавать его отец, мать его рано умерла. Оба они были единственными детьми у своих родителей. Дедушек и бабушек Гена не застал. Никаких родственников у него не было — и он переживал, что нет родни. Поэтому и семью он хотел создать крепкую. Он хотел много детей, но успели мы родить только Рому, других детей у нас не получилось, а потом и отношения охладились. Отцом он был прекрасным, я Рому к нему совершенно спокойно отпускала. Он хотел жениться вновь, я не возражала — понимаю, что это неизбежно. И он хотел, чтобы у него обязательно появились ещё дети.
Наступило небольшое молчание.
— Гена и мне предлагал новую семью создать, сказал, что обязательно познакомит меня со своей новой женой и сам обязательно познакомится с моим новым мужем, — грустно продолжила Юлия Валерьевна. — Но не успел.
— А Вы вышли замуж?
— Да, вот здесь со мной был мой муж, Виталий. Мы с ним познакомились через несколько месяцев после того, как мы разъехались с Геннадием, потом стали встречаться, потом решили расписаться. Гена собирался приехать на нашу свадьбу.
— Так свадьба состоялась?
— Ну… пока что нет — я не тороплю Виталия, чтобы не нервировать Рому. Виталий — единственный, кто меня поддерживает сейчас. Именно он уговорил меня бороться за права свои и права сына, и предложил обратиться к Вам.
Станислав хотел задать вопрос, но Юлия Валерьевна опередила его, сама ответив на него:
— Понимаю, что Вы хотите спросить про наши с Виталием имущественные отношения.
— Да, — признал Станислав.
— Виталий поступил очень благородно, он предложил нам с ним до брака подписать брачный договор, по которому у нас с ним будет полностью раздельное имущество.
Видя, что Станислав собирается задать следующий вопрос, Юлия Валерьевна и его предвосхитила:
— И еще он предложил мне оформить завещание на сына на все принадлежащее мне имущество. Он прямо говорит, что хочет, чтобы все имущество оставалось моим потомкам.
— А у него самого дети есть?
— Нет.
— Юлия Валерьевна, ситуация мне понятна. Чем я могу Вам помочь?
— Рома — единственный наследник Геннадия, все его наследственные права нужно защитить. И раз уж так получилось, я хочу получить свою супружескую долю.
— Как сын перенес смерть отца?
— Очень тяжело, — с этими словами грусть Коминой моментально дополнилась нескрываемым беспокойством. — Я боюсь, что у него началась депрессия: он весь поник, ничем не интересуется, смотрит перед собой. Он был очень привязан к отцу. Я даже боюсь, как бы чего не сделал с собой.
— А как у Романа отношения с Виталием Павловичем?
— Сдержанные. Но он уважает мой выбор, а Виталий не лезет к нему в душу и не рисует из себя отца — он понимает, что отца Роме он заменить все равно не может.
Станислав смотрел на свои скупые записи на листе бумаги и думал, как — с какой стороны взяться за это дело. Ему хотелось помочь Юлии Валерьевне, но ее ситуация была очень запущенной. Наконец, Станислав сказал:
— Юлия Валерьевна, я помогу Вам, но мне нужно разобраться, с какого конца начинать. Но начинать надо. И поскольку речь идет о Вашем уже взрослом сыне, мне нужно встретиться с вами обоими.
Видно было, что Юлию Валерьевну не обрадовала такая перспектива — так как она считала вполне достаточным общения с нею — но она смиряется с ее необходимостью.
— Да, понимаю.
— Тогда давайте договоримся о встрече на понедельник.
Когда они обговорили время встречи, они вышли из переговорной. Виталий Павлович сразу поднялся с дивана в другом конце холла, где сидел все это время, и, быстро подойдя к Юлии Валерьевне, заботливо обнял ее. Только рядом с ним она выглядела спокойной и умиротворённой.
После прошедшей встречи и еще одной, полуофициальной, встречи иных точно намеченных дел у Станислава не было, и он сразу стал размышлять над делом Коминых. То, что он предложил матери и сыну приехать на встречу вместе, было абсолютно верно — поскольку сын был совершеннолетним, его мнение нужно было узнать, тем более, что была очевидной необходимость подавать два иска — от матери и от сына. Но интуитивно он почувствовал, что между матерью и сыном отношения непросты.
В понедельник, 13-го ноября, Комины приехали вовремя, за пять минут до начала встречи. Станислав уже был в офисе, поэтому когда секретарь сообщила ему, что они приехали, и он сразу направился в переговорную.
Судя по всему, к моменту входа Станислава в переговорную мать и сын поругались из-за чего-то: подходя к двери и открывая ее, он слышал резкие фразы сына, а когда вошёл, то они оба сосредоточенно молчали, с видом явного недовольства друг другом.
— Здравствуйте, Юлия Валерьевна, — поприветствовал ее Станислав.
Затем он обошел стол и, подходя к Роману и протягивая ему руку, уважительно обратился к нему:
— Здравствуйте, Роман Геннадьевич.
Парню пришлось привстать и тоже протянуть руку адвокату; при этом он что-то буркнул; по-видимому — что-то приветственное.
Когда они расположились за столом, Станислав начал говорить, подчёркнуто обращаясь к обоим своим собеседникам:
— Итак, изложу вам положение по делу, как оно есть сейчас, и поставлю вопрос о наших дальнейших действиях. Значит, нужно добиться защиты Ваших, Роман Геннадьевич, прав на наследство отца, и защиты Ваших, Юлия Валерьевна, прав на супружескую половину — долю в совместно нажитом с Геннадием Максимовичем имуществе. Я должен спросить, между собой у вас спора нет? Роман Геннадьевич, Вы не будете возражать, чтобы Ваша мама оформила права на половину совместно нажитого имущества? Это уменьшит Ваше наследство.
— Нет споров! — решительно ответила Комина, но на ее лице читалось огромное удивление тем, что адвокат, к которому именно она обратилась для защиты интересов сына, мнение самого сына спрашивает наравне с нею.
Сразу было видно, что Юлия Валерьевна — строгая мама, но — явно любящая своего сына: она делала ему замечания, в голосе ее чувствовалась жесткость, но вместе с тем — какая-то подспудная, прятаемая ею, видимо, даже от себя самой искренняя заботливость о сыне, причем — не показная заботливость (как и строгость — непоказная), а — истинная, происходящая от глубочайшей материнской любви. Голос ее, когда она обращалась к сыну, был таков, что чувствовалось, что она говорит сыну и назидательное внушение, и правильное поучение.
Заодно четко ощущалось, что этот сын — ее единственный ребенок.
— Нет спора. Не возражаю, — суперкратко и сухо ответил Роман, не отрывая взгляда от стола — в который смотрел, чтобы не встретиться со взглядом матери, которая, как он мог предполагать, буравит его своим взглядом
А вот сын выглядел ершистым, колючим неприветливым, явно с самомнением — однако, хотя ему уже давно исполнилось восемнадцать лет, не было ощущения, что он уже совершеннолетний — несмотря на довольно высокий рост и рослое телосложение. По интеллекту он тоже явно соответствовал своему возрасту — но при взгляде на него чувствовалось, что эмоционально он застрял в семнадцати-с-половиной-летии, то есть оставался чуть-чуть недосовершеннолетним.