Блу никогда раньше не видела его таким оживленным. Эта версия Ноа, занимавшаяся пустой болтовней, определенно была ближе к тому, каким он был при жизни. Ученик Эгленби, катавшийся на скейтборде и водивший ярко-красный «мустанг». Она вдруг осознала, что, вероятно, вообще не смогла бы подружиться с таким Ноа. Он не был плох. Просто очень юн, а она сама никогда не была такой. Неприятная мысль.
– … И я бы назвал это… ты готова?.. я бы назвал это «Цыпленок на вынос». Цыпленок, поняла? Чего бы ты хотела сегодня? Ой, мам, закажи цыпленка на вынос, – Ноа шлепнул Блу по связанным в хвост волосам. – Ты даже могла бы надеть на голову такую бумажную шапочку. Ты могла бы стать лицом бренда «Цыпленок на вынос».
Блу внезапно потеряла терпение и взорвалась:
– Все, Ноа, хватит, а не то…
Над головой раздался каркающий смех, сразу заставивший ее замолчать. С дерева осыпались несколько сухих листков. Блу и Ноа запрокинули головы. На прочных толстых ветвях, прислонившись спиной к стволу и упираясь ногами в более тонкие ветки, восседала Гвенллиан, дочь Глендауэра. Как всегда, она выглядела жутковато и в то же время изумительно. Накрученная из темных волос башня была утыкана шариковыми ручками, обвешана ключами и бумажными папильотками. На ней были как минимум три платья, надетые одно поверх другого, но все три были задраны высоко до бедер, и непонятно, задрались ли они сами, пока она взбиралась на дерево, или же она задрала их намеренно. Ноа уставился на нее.
– Привет-привет, мертвечина! – пропела Гвенллиан, вытаскивая из своей дикой прически сигарету с одной стороны и зажигалку – с другой.
– И давно ты здесь сидишь? И еще и куришь? – возмутилась Блу. – Смотри, не убей мое дерево.
Гвенллиан выпустила изо рта облако пахнущего гвоздикой дыма:
– Ты говоришь как Артемус.
– Я не знаю, как он говорит, – Блу пыталась скрыть обиду в голосе, но ей это не удавалось. Она и не надеялась, что Артемус сразу заполнит зияющий провал в ее сердце, но также не ожидала, что он просто запрется в кладовке.
Выдохнув впечатляющее колечко дыма сквозь сухие листья, Гвенллиан оттолкнулась от ствола и съехала на ветку пониже: – Твоего обитающего в кустах трусоватого папашку нелегко познать, синяя лилия, лилейная Синь. Но, опять же, вот эта штука рядом с тобой тоже не так проста, верно?
– Что еще за штука? Ноа? Ноа никакая не штука!
– Мы встретили птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, – пропела Гвенллиан. Она соскользнула еще ниже, и еще, пока ее сапоги не оказались прямо у Блу перед носом. – И тридцать ее друзей! Ты чувствовал себя довольно-таки живым, не так ли, маленькое мертвое нечто? Давай-ка между нами начистоту. Лилейная Синь – мощное зеркало, и лилейная Гвен – мощное зеркало, а ты между ними, вспоминаешь, что значит жить?
Похоже, Гвенллиан была права, и это раздражало. Этот неупокоенный, совершенно живой Ноа почти стопроцентно проявился в реальности только благодаря медиумам-аккумуляторам, поддерживавшим его с двух сторон. А еще раздражало, что Гвенллиан на корню убила хорошее настроение Черни. Он так низко нагнул голову, что теперь они видели только его макушку.
Блу сверлила ее глазами:
– Ты ужасная.
– Спасибо, – Гвенллиан спрыгнула на землю одним размашистым прыжком и затушила сигарету о ствол дерева. На коре образовалась темная подпалина, которую Блу мгновенно ощутила как ожог в собственной душе. Она бросила на Гвенллиан сердитый взгляд. Блу была низкорослой, а Гвенллиан – высокой, но Блу испытывала непреодолимое желание смотреть на нее со злостью, а Гвенллиан, похоже, именно этого и добивалась, так что у них прекрасно получалось взаимодействовать.
– Что ты хочешь от меня услышать? Что он мертв? Какой смысл подчеркивать это?
Гвенллиан склонилась к ней так близко, что они могли бы потереться друг о друга носами. Ее произнесенные шепотом слова пахли гвоздикой:
– Ты когда-нибудь разгадывала загадку, которую тебе не загадывали?
Калла считала, что Гвенллиан начала петь и говорить загадками после того, как ее похоронили живьем на шестьсот лет. Но, глядя в ее ликующие глаза и вспомнив, что ее похоронили так за попытку заколоть поэта Оуайна Глендауэра, Блу решила, что Гвенллиан, вероятно, всегда была такой.
– Ноа не нужно разгадывать, – ответила она, – ну или, разве что, дать ему… уйти дальше. А он не хочет!
Гвенллиан загоготала:
– Желание и потребность – разные вещи, девочка моя, – она слегка ткнула Ноа в затылок носком сапога. – Покажи ей, что ты прячешь, мертвечина.
– Ноа, ты не обязан ее слушать, – быстро произнесла Блу, уже понимая, что она и верила Гвенллиан, и боялась правды о том, кем он был.
Они все знали, что существование Ноа было нестабильным и зависело от капризов силовой линии и местонахождения его останков. Блу и Гэнси не раз и не два замечали, что их другу становится все труднее и труднее справляться с превратностями смерти. Того, что Блу уже знала о Ноа, было достаточно, чтобы испугаться. Если все было еще хуже, она не была уверена, что хочет знать об этом.
Ноа вздохнул:
– Ты это заслужила. Просто… Прости, Блу.
Каждый нерв в ее теле завибрировал.
– Тебе не за что извиняться.
– Да, – ответил он едва слышно, – вообще-то, есть. Не надо… просто… ладно.
Гвенллиан отступила, освобождая ему место, чтобы он мог встать. Он медленно, неуклюже поднялся на ноги, повернувшись к Блу спиной. Расправил плечи, словно готовился к битве. Она ощутила момент, когда он перестал стягивать с нее энергию. Будто только что сбросила со спины тяжеленный рюкзак.
А затем он повернулся к ней лицом.
Каждое лето в Генриетту приезжал бродячий карнавал. Артисты устраивались на обширном поле за супермаркетом и несколько ночей подряд приминали там траву, угощали гостей домашним пирогом и зажигали огни, конвульсивно пронзавшие темноту. Блу всегда хотела полюбить это действо (ей хотелось, чтобы эти люди ей понравились), но в итоге она осознала, что просто находится в перманентном состоянии ожидания – когда же случится настоящее событие. Она решила, что ей не хватает адреналина, поэтому пошла на аттракцион Drop Tower[7]. Их с лязганьем подняли на самый верх, а затем – ничего. В механизме что-то сломалось, поэтому их не сбросили вниз, а аккуратно опустили, так же, как и поднимали. И хотя они так и не рухнули с высоты вниз, на мгновение внутри Блу что-то оборвалось, словно ее и впрямь отпустили в свободное падение. Очень странное ощущение, которое было тем более странным, поскольку все прочие части тела остались на месте и никуда не упали.
Сейчас она испытывала то же самое.
– О, – выдохнула она.
Перед ней были мертвые запавшие глазницы, и обнаженные зубы, и душа, нанизанная на голые кости. Это существо было мертво много лет. Невозможно не заметить, насколько разложилась душа, насколько далека она была от всего человеческого, насколько истончилась с тех пор, как в этом теле затих пульс.
Ноа Черни был мертв.
Это все, что осталось.
И это правда.
Блу задрожала всем телом. Она целовала это. Блеклое, холодное воспоминание о человеке.
Поскольку он был всего лишь энергией, то легко прочел ее мысли – так же легко, как услышал бы слова. Она почувствовала, как он мимолетно проник в ее сознание и так же быстро вышел.
– Я же говорил, мне очень жаль, – прошипело оно.
Блу сделала глубокий вдох:
– А я говорила, что тебе не за что извиняться.
Она действительно так считала.
Ей было наплевать, что он – оно – Ноа был странным, разлагающимся и пугающим. Она знала, что он – оно – Ноа был странным, прогнившим насквозь и испуганным, и она знала, что все равно любит его.
Она обняла это. Его. Ноа. Ей было безразлично, что он уже не был человеком. Она все равно будет называть его Ноа, пока он сам хочет так называться. И она была рада, что сейчас он может прочесть ее мысли – ей хотелось, чтобы он знал, насколько сильно она в это верила.
Ее охватил вымораживающий холод, когда она, крепко обнимая Ноа за шею, позволила ему снова взять у нее энергию.
– Не говори остальным, – попросил он. Когда она отстранилась от него, он снова натянул на себя привычный облик обычного мальчишки.
– Тебе нужно уйти? – спросила Блу. Она имела в виду «уйти навсегда», но не могла произнести это вслух.
– Еще нет, – прошептал он.
Блу стерла со щеки слезу; Ноа вытер еще одну с другой ее щеки. Его лицо напряглось, словно он собирался заплакать, но она тронула его за подбородок, и он расслабился.
Они приближались к неминуемому концу чего-то и оба знали это.
– Хорошо, – подытожила Гвенллиан. – Ненавижу лжецов и трусов.
С этими словами она полезла обратно на дерево. Блу снова повернулась к Ноа, но его уже не было. Возможно, он исчез еще до того, как Гвенллиан заговорила; как и в случае его появления, было трудно отметить точный момент его ухода. Мозг Блу уже переписал время его исчезновения.
На фоне этих событий отстранение от уроков казалось неясным сном. А что было реально? Вот это – было.
Окно кухни со скрипом распахнулось, и Джими прокричала:
– Блу! Твои мальчики приехали! И, судя по их виду, они планируют зарывать труп.
Опять? – подумала Блу.
Глава 6
Забравшись в черный «субурбан» Гэнси, Блу обнаружила развалившегося с ногами на заднем сиденье Ронана, демонстрировавшего миру свежевыбритую голову и одежду, вполне годившуюся, чтобы затеять в ней скандал. То, что он сидел на заднем сиденье, а не на своем излюбленном троне рядом с водителем, означало, что у них проблемы. Вместо него впереди сидел Адам в белой футболке и чистом рабочем комбинезоне, приспущенном до пояса. Гэнси, одетый в школьную форму Эгленби, был за рулем. На лице у него было написано возбуждение, что удивило Блу. Его широко распахнутые глаза горели, словно кто-то в его голове зажег спичку. Она уже видела Гэнси таким оживленным раньше, но только когда они были наедине.