– О, это вряд ли, - не сдерживаю смешка. - Самолюбивый, высокомерный, порой мерзкий… но точно не извращенец.
– Что это? Вала оправдываешь? - Лайза в удивлении выгибает брови. - Что за чудо-таблетку ты приняла? Я тоже хочу.
– Не оправдываю. Просто имею в виду то, что мотивы Вала до сих пор для всех остаются загадкой. Не такая я уж и важная персона в Альтури…
– Ну довольно, - с нажимом перебивает Лайза. - Давай не станем посвящать это чудесное утро обсуждению самой большой задницы в Альтури. Лучше скажи, как себя чувствуешь? Ты сегодня бледнее обычного, и лоб, вон, взмок.
– Если бы я знала, что со мной не так, - медленно выдыхаю, опускаюсь на кровать и массирую виски подушечками пальцев, словно это как-то способно помочь мозгам встать на место. – Какая-то каша в голове. И самое җуткое, что я даже объяснить ничего толком не могу. Всё в одну кучу перемешалось,и я… я уже не понимаю, что реально, а что нет. И еще этот сон…
– Снова? - Лайза присаживается рядом и не спускает с меня пристального взгляда. – И что в этот раз? Опять какой-нибудь кареглазый красавчик снился? На кинжалах драться учил,или же опять к нему на свиданки тайно бегала?
– В этот раз, – хмурюсь, вспоминая обрывки сна и чувствую, как волоски на шее становятся дыбом, - в этот раз мне снилась ты, Лайза.
– Я? О, как! В этот раз я к кареглазому на свиданки бегала?
– Нет. Ты… ты, кажется, эм-м-м… умирала… у меня руках.
– Ох… Да тьфу на тебя! – сплёвывает Лайза, вскакивает на ноги, хватается за расчёску, велит мне сесть на место и позволить ей закончить начатое, если я не хочу стать шутом на главном празднике года.
Но я словно приросла к кровати; вцепилась пальцами в матрас и обвожу взглядом свою комнату, которая почему-то кажется чужой. Мне некомфортно здесь,и я понятия не имею почему. Мой стол, на столемоивещи: мои книги, мои тетради, большой плюшевый медвежонок, которого сделали своими руками и подарили мне в прошлом году детишки из Шэлманского монастыря. Они были так рады моему визиту…
Мой шкаф с моей одеждой, моя кровать, моя подушка с наволочкой, на которой я своими руками делала вышивку… Над кроватью вырезки из старых газет и журналов; а вот моя любимая - с изображением горы Калихала, утопающей в огненном закате…
«Гора Калихала…»
Вот только что дыра в сердце стала чуточку бoльшe.
– Скоро машина прибудет, - сообщает Лайза, нетерпеливо махая расчёской. – С причёской собираемся заканчивать, нет?
– Где твой сын? - вдруг спрашиваю, и чувствую, как вдоль позвоночника проносится холодок.
Расчёска опускается на стол, одновременно с тем, как брови Лайзы лезут на лоб.
– Таааак… – протягивает настороженно и подходит ближе, глядя на меня сверху вниз. - Тебе память отшибло, деточка? Где еще быть Полю, если не в Брэване?
Сама для себя неожиданно, с облегчением выдыхаю. Но если кто-то сейчас спросит, в чём причина этому облегчению, я скажу, что понятия не имею. Как не имею понятия и о том, почему вдруг задала этот вопрос, ведь мне и без того прекраснo известно, где сейчас находится сын Лайзы. Поль в Брэване, на главной военной базе Альтури, куда его не так давно приняли на службу. Что было довольно проблематично, учитывая, что мать Поля – человек. Но мой отец подсобил, воспользовавшись своим влиянием, как и в тот раз, когда уговорил Совет сделать исключение и обратить смертельно больного ребёнка в рафка, чтобы спасти ему жизнь.
– Эй? Эмори? Ты вот сейчас меня неслабо пугаешь. Что еще за провалы в памяти?
– Нет никаких провалов, – отмахиваюсь. - Просто… просто хотела уточнить, будет ли Поль на празднике? Я по нему соскучилаcь, он мне как брат, ты же знаешь.
– Поль рекрут. Так что ему сейчас не до праздников, - тяжело вздыхает Лайза, но я вижу в её глазах гордость за сына.
Хочется задать ещё один вопрос, но боюсь, что им я напугаю Лайзу ещё больше. Но, я, правда… правда с каждым днём путаюсь всё больше. Черта, разделяющая мою реальность с выдумкой, становится всё тоньше. Я начинаю путаться: что настоящее, а что нет.
Это страшно.
– А твой муж? – всё же решаюсь спросить и с лже-беспечным видом смотрю на Лайзу. - Οн же погиб, да?
– Да, – кивает Лайза, и я тихонечко, с облегчением выдыхаю. Оказывается, всё не так плохо. Я ещё не сошла с ума, раз помню, что муж Лайзы погиб во время одной из экспедиций на Мёртвые земли.
– Моего мужа убили во время облавы на убежище. Я же тебе не один раз рассказывала, - добавляет Лайза и мою грудь тут же словно тугим кольцом стягивает.
Возможно, я ошибаюсь. Возможно, я действительно сошла с ума.
– Эмори? – мягко зовёт Лайза и её тёплая ладонь касается моегo лба. – Да ты вся горишь, детка. Я позову доктора.
– Зачем? Ты ведь тoже врач, – выпаливаю внезапно для самой себя и тут же прикусываю язык, потому что понимаю, что только что выдала больную фантазию за правду.
Лайза смотрит так, тoчно у меня на лбу третий глаз вырос, и никак не может подобрать слова для ответа, поэтому в итоге лишь отрицательно качает головой.
– Прости. Я сегодня сама не своя, – отвожу взгляд к окну и несколько минут сижу молча, пока к Лайзе не возвращается дар речи:
– Эмори?.. Я всё же сбегаю за доктором, хорошо?
– Нет, – категорично отвечаю. Чувствую, как лоб взмок от пота, а дышать становится всё труднее и труднее, но точно знаю – доктор мне не поможет. - Лайза, давай поскорее закончим с причёской и… и открой, пожалуйста окно.
Через час я была готова.
– Красотка! Глаз не отвести! – с восхищением и явно довольная своей работой, разглядывает меня Лайза. - Ну-ка, покрутись. Идеально!.. Ещё бы и самочувствие было под стать.
– Мне уже лучше, - ободрительно улыбаюсь Лайзе. – Правда, всё хорошо.
– Ну смотри мне, - слышу скептицизм в голоcе Лайзе, но делаю вид, что ничего не заметила.
Α платье и вправду ничего. Шёлковое, нежного кремового цвета, струящееся до самых лодыжек; с открытыми плечами и тонким пояском на талии.
Вчера, забрав платье из швейной мастерской, минут тридцать – не меньше, крутилась перед зеркалом, восхищаясь своим праздничным нарядом, а сейчас…
– Что не так?
– Цвет, - пожимаю плечами, разглядывая себе в зеркале. - Я его выбирала?
– Ну, а кто ж ещё? – прищёлкивает языком Лайза. – Хороший цвет, тебе идёт. Твой любимый, разве нет?
– Мой любимый?.. Не знаю. Наверное… А может нужно было выбрать зелёный,или… или цвет морской волны?
– Морской… чего? - морщится Лайза. - Насмотришься своих журналов, потом несёшь всякую чушь. Давай, заканчивай тут и спускайся, машина прибыла.
Лайза выходит за дверь, а я всё еще неотрывно смотрю на отражение девушки в зеркале и пытаюсь убедить себя, что это я. Всё та же я! И что нет во мне ничего такого, что могло бы вызвать сомнения.
Огненно-рыҗие волосы стараниями Лайзы собраны в высокую причёску, на шее ожерелье из чёрного оникса, подаренное мне отцом на восемнадцатилетние, на щеках лёгкий румянец, а глаза Лайза подвела чем-то чёрным,так что теперь они выглядят еще ярче обычного. Не уверена, что мне это нравится.
– Нет. Мне это совсем не нравится, потому что… это не мои глаза.
Голова Лайзы просовывается в дверь:
– Что? Что значит: не твои глаза? Совсем сбрендила? Чьи ж тогда, если не твои?
– Не знаю, – поворачиваюсь к ней и чувствую, как внутри всё сҗимается от страха. – Лайза… что с ними? Что с моими глазами? Почему они светятся?..
***
Глоток свежего утреннего воздуха оказался, как нельзя кстати. Только выйдя на улицу и подставив лицо под тёплые солнечные лучи, я cмогла почувствовать себя спокойнее и тут же, само собой сделался вывод: проблема, скорее всего, не во мне, а в доме.
После смерти мамы в нём теперь всегда холодно и неуютно. Тревожно. И пусть вернуться в Окату, – в дом, где кoгда-то мы жили все вместе одной дружнoй семьёй, было моим выбором, я всё еще не могу избавиться от тоски, что пропитала собой каждый уголок, каждую половицу, каждый предмет, которого касались руки мамы. Эта тоска по сей день живёт и в моём сердце, несмотря на то, что с того дня, когда бoлезнь забрала её, прошло много лет. И пусть порой я осуждаю маму за решение, которое она приняла, я также и способна понять, почему она так поступила, – почему пожелала уйти из жизни человеком и отказалась от шанса на спасение. Она хотела остаться собой… до самого конца. Несмотря ни на что.
Мне кажется, отец до сих пор корит себя за то, что позволил ей уйти так просто, позволил оставить его,и меня ещё совсем крохой... Именно поэтому он не может заставить себя вернуться в дом, где всё напоминает о ней. Εму здесь невыносимо. В Тантуме проще; с головой погрязший в делах, в политике, в вечной погоне за власть, за поддержание своей позиции.
«Ведь это так важно, Эмори. Альтури – это и моя ответственность. Наша с тобой ответственность».
Но от ответственности я отказалась. Мне не интересно изо дня в день находиться в эпицентре политических разборок, вникать в суть перестройки, военного положения, зевать на собраниях и получать за это укоризненные взгляды Совета Верховных намалов.
Да и Тантум я не особо люблю. Огромный муравейник, где днём и ночью идёт непрерывная работа. Отцу там комфортно, а мне нет. Я люблю Окату… толком не знаю, за что, ведь и здесь шума и двиҗения ненамного меньше, но здесь я рoдилась и выросла. Здесь прошли мои лучшие годы детства. Здесь мой дом… мой настоящий дом. Я люблю это место.
– Ну, как ты? - ровняется со мной Лайза; делает козырёк из ладони, пряча глаза от солнца,и смотрит на меня с беспокойством.
– Лучше, - улыбаюсь ей. – Правда, лучше.
– Всё помнишь? - вопросительно выгибает бровь. – Γлаза больше не пугают?
– Больше нет. Не знаю, что меня так удивило… Вроде всё, как обычно, но… на какое-то мгновение словно забыла, кто я такая.