Столица Хейла была конструкцией из шести городов-колес — крутящихся колец, каждое в две тысячи футов в диаметре — окруженных вечно подвижным облаком невесомых домов и более мелких колец. Главным звуком в городе было урчание реактивных двигателей — это различные кольца и большие муниципальные структуры старались поддержать вращение и избежать столкновения. В воздухе висел запах керосина, он наслаивался на прочие промышленные и биологические ароматы; аналогично, сквозь урчание двигателей можно было расслышать крики, сирены и смех дельфинов.
Венера выросла, наблюдая городскую жизнь издалека. Когда она путешествовала между городами-колесами, это обычно происходило в закрытом такси. По временам тот или иной из нобилей устраивал невесомые балы; тогда она и другие инженю надевали феерические крылья с приводом от стремян, и выписывали замысловатые танцевальные фигуры в теплом вечернем воздухе. Но этот полет всегда придерживался строгих рамок. Никто не отбивался в сторону.
Теперь она была в брачном возрасте — и недавно осознала, что в Хейле «возраст, в котором можно вступить в брак» означало заодно и «возраст, в котором можно стать убитым». У Венеры были три сестры, и когда-то было трое братьев. Теперь их стало двое, и некогда близкие девочки из семьи начинали активно плести заговоры друг против друга. У мальчиков все крутилось вокруг порядка престолонаследия, у девочек — вокруг замужеств.
Несколько дней назад на торжественном обеде кто-то употребил изумительное слово: воздействие. Рычаги воздействия — это то, что ей нужно, решила Венера. И ее мысли обернулись к старым фамильным трагедиям и тайнам, поглощавшим ее внимание еще в детстве.
Сегодня она оделась в коричневую блузу и панталоны девушки-служанки, и крылья за ее спиной были не оранжевыми бабочкиными, и не из розовых перьев, а из бежевого полотна. Ее волосы перехватывала тускло-коричневая тряпица, и она взвилась в городской воздух босиком. В сумке на поясе — немного денег, пистолет и кукла с фарфоровой головкой. Она знала, куда направляется.
Скверные кварталы начинались примечательно близко к дворцу. Этот факт мог бы как-то соотноситься с царственной привычкой просто выкидывать мусор с дворцового колеса, не задумываясь о траекториях и скоростях. Нельзя, однако, винить одни лишь высшие классы в том зловонии, которым повеяло на Венеру, пока она летела к месту назначения. Она не чувствовала отвращения; напротив, запахи и крики людей заставляли ее сердце возбужденно биться. С малолетства она часами просиживала, прильнув глазом к подзорной трубе, глядя, как вращаются эти окрестности и горожане по мере поворота дворца. Она знала местность — просто никогда там не бывала.
То, к чему приближалась Венера, не с чем было сравнить, кроме застывшего взрыва. Даже дым (которого там было полно) стоял недвижно, вернее, двигался не быстрее воздуха, просачивавшегося сквозь сотни кубов, шаров и бесформенных фигур, считавшихся здесь зданиями. Все непривязанное повисало в воздухе и постепенно дрейфовало; это означало, что мусор, шерсть животных, шары грязной воды, щепки, клочки ткани — все вносило в облако свой вклад. Когда давящий летний штиль нарушался и тугой ветер наконец проскальзывал по этим местам, половину массы квартала начинало просто сдувать прочь как мякину. В настоящий момент все это болталось вокруг Венеры, которая сделала нырок и устремилась к серому блокгаузу, своему назначению.
Ее дела в здании были недолги, но каждая деталь сделки, казалось, врезалась в память — ведь здесь были люди, не знавшие, кто она такая. Это было восхитительно, когда для разнообразия с тобой обращаются так же, как обращаются меж собой слуги и обычные люди, — восхитительно и поучительно. Никто не открыл для нее дверей; ей пришлось открывать самой. Никто не провозгласил ее приход — ей пришлось прочистить горло и попросить человека за стойкой помочь ей. И ей пришлось платить — платить своими собственными деньгами!
— Содержимое ячейки шесть шестьдесят четыре, — сказала она, протягивая листок бумаги, на котором написала информацию. Бумага предназначалась для его удобства, не ее, ибо она запомнила короткую строку букв и цифр годы назад. Разобрать буквы, которые Дядюшка Альбард вывел на лбу ее куклы, — вот одна из главных мотиваций, заставивших ее выучиться читать.
Смотритель ячеек хранения только хмыкнул и заявил:
— Возьми его сама. Если у тебя есть комбинация, ты попадаешь внутрь, такое правило. — Он указал на дверной проем у края стойки.
Она собралась направиться в ту сторону, и он сказал:
— За эту ячейку наложенный платеж. Шесть сотен. — Он ухмыльнулся, как акула. — Мы как раз решили ее освободить.
Венера открыла сумочку, позволив ему увидать пистолет, пока она вытаскивала наличные. Он воспринял увиденное без комментариев и махнул в сторону двери.
Единственной вещью в грязноватой ячейке оказалась папка в разводах от воды. Пролистывая ее в неверном свете, Венера решила, что тут все, что ей нужно. Документы были из Колледжа Наследственности при Университете Кандеса, в двух тысячах миль отсюда. Они включали анализы ДНК, доказывающие, что ее отец не из королевской линии.
Она едва ли замечала хаос домов вокруг, покинув блокгауз; быть может, поэтому и повернула не туда. Но вдруг Венера остановилась как вкопанная и сообразила, что находится в узком проходе, образованном пятью дощатыми строениями, на пути вниз, а не вверх — к дворцу. Нахмурясь, она схватилась за оказавшийся под рукой канат, и развернулась, чтобы вернуться тем путем, которым пришла.
— Не надо. — Голос прозвучал спокойно, он шел сверху и слева. Венера перевернулась, оборотившись к говорящему. В сером свете, отраженном от толи и дранки, она увидела юнца — возможно, не старше ее самой, со спутанными рыжими волосами, длиннокостного, как бывает с человеком, выросшим при слишком слабой силе тяжести. Он широко улыбнулся и продолжил. — За тобой идут скверные люди. Продолжай двигаться, сворачивай на первом же повороте направо, и будешь в безопасности.
Она замялась, и он посуровел.
— Да не дурю я тебя. Двигай, если зла себе не желаешь.
Венера снова сделала оборот через крыло, уперлась в канат, и, оттолкнувшись, ринулась вдоль прохлжа. Когда она достигла угла, о котором говорил парень, то услышала голоса с дальнего конца проулочка — напротив той стороны, с которой он обещал приход плохих людей.
Боковой проход в два счета выводил в оживленное воздушное пространство, и в нем не было ниш или дверей, откуда кто-нибудь мог бы выпрыгнуть. На миг почувствовав себя в безопасности, Венера выглянула за угол прохода. Слева медленно влетали трое людей .
— На этот раз ты точно завел нас куда-то не туда, — сказал тот, что во главе. Ему было ближе к тридцати, судя по манерам и одежде — очевидный нобиль или богач. Один из его компаньонов одевался сходным образом, но третий выглядел как человек из народа. Большего она в тусклом свете разглядеть не могла. — Дворец определенно не в этой стороне, — продолжал предводитель. — Мне назначено на два часа, и я не могу позволить себе опоздать.
Два часа? Она припомнила, как один из придворных говорил, что адмирал из какой-то сопредельной страны нанесет визит ее отцу после полудня. Это тот самый?
Внезапно один из спутников закричал:
— Эй! — Он едва увернулся с пути сабли, неожиданно появившейся в руке третьего. — Чейсон, это ловушка!
Четверо людей ворвались в проход справа. С вида хулиганы — таких головорезов, рыскающих по окрестностям, Венера замечала в подзорную трубу, и временами фантазировала об их интересной жизни. Все выхватили сабли, и никто не проронил ни слова, когда они напали на двух своих жертв.
Тот, кого назвали Чейсоном, закружил свой плащ в воздухе между собой и атакующими, и выхватил саблю, пока его друг парировал выпад прежнего проводника. После предупреждения, выкрикнутого другом Чейсона, дальнейшее происходило в молчании.
Когда фехтуешь в невесомости, лезвие столь же движущая сила, сколь и оружие. Каждый из мужчин нашел себе опору — стена, канат, или противник, и уперся рукой, ногой, плечом или лезвием, кто как мог. Каждое столкновение бросало их в новом направлении, и они кувыркались и вертелись, полосуя друг друга. Венера видела мужчин, практикующихся с саблями, и даже наблюдала дуэли, но тут было нечто совершенно другое. В схватке не было ничего манерного; бой был стремителен и жесток; движения людей были красивы, рождали внутренний трепет, и почти неразличимы из-за скорости.
Один из атакующих держался позади. Когда на его лицо упал луч света, она узнала предупредившего ее парня. Он только держал свою саблю поднятой на уровне лица, поводил ею из стороны в сторону, и уворачивался от занятых схваткой мужчин.
Через несколько секунд Венера осознала, что двое из людей, скачущих от стены к стене, уже мертвы. В воздухе повис пунктир черных бусин — кровь — и еще больше капель тянулось за телами, которые продолжали двигаться, но уже вяло, по инерции. Одним был человек, приведший сюда двух дворян; другим — один из атакующих.
— Сдавайся! — Голос Чейсона до того напугал Венеру, что она чуть не потеряла хватку за стену. Трое оставшихся атакующих приостановились, держась за канаты и кривую дранку, и уставились на своих мертвых соотечественников. Парнишка выглядел жалко. Затем один из его компаньонов яростно взревел и прыгнул.
Он отлетел, получив рубящий удар в лицо от товарища Чейсона. У другого мужчины Чейсон выбил саблю из рук, и завершил движение апперкотом в челюсть.
Парень висел в пустоте, выставив перед собой саблю. Чейсон мельком глянул на него, развернулся, и — остановился.
Лезвие трепетало в дюйме от носа мальчишки. Он побледнел как полотно.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Чейсон. Его голос мягко успокаивал — полный контраст с его же рыком несколько мгновений назад. — Кто тебя подослал?
Парень сглотнул и, заметив, что все еще держит саблю, судорожно отбросил ее. Когда сабля отплыла прочь, он ответил: