Неизвестный равнодушно пожал плечами, и вымолвил:
— Ну, что же. На то твоя воля. Следуй прямо за мной, и не вздумай отставать. Здесь, если потеряешься, то потом уже никогда не найдёшься…
Итак, незнакомец пошёл впереди, а девочка следовала в нескольких шагах за ним. Вот они прошли через ограду украшенную плотно переплетёнными еловыми ветвями, и надписью из больших готических букв: «Добро пожаловать!».
Затем они оказались на улице, где стояли дома исключительно старинные, невысокие, но очень опрятные, с мезонинами, с прилегающими уютными садиками. И из каждого окошка выбивался тёплый, ласкающий глаза свет камина, и лилась музыка: в некоторых домах играли на гитаре, в некоторых — на скрипке.
А у некоторых домов на крылечках сидели люди. Все они, также как и Светин провожатый, были облачены в одежду старинную, но тоже весьма опрятную. Завидев девочку, они вскакивали, кланялись, и приговаривали:
— Заходи к нам! Не пожалеешь! У нас самый отменный ужин!..
Но Светин провожатый отмахивался от них, приговаривая:
— Нет — она мой гость. И она — отменный ужин. Тьфу! У нас её ждёт отменный ужин!
Затем провожатый вымолвил:
— Мы почти уже пришли. Вон дом, в котором живу я, моя супруга, и наши детки. Сегодня на ужин мы отведаем жаренной дев… я хотел сказать курочки. Мы будем пить кро… я хотел сказать вишнёвый сок.
Но Света чрезмерно разволновалась, и, в тоже время, слишком устала, чтобы обращать внимание на эти слова незнакомца. И только случайно её рука оказалась в кармане, и она нащупала то стеклышко от креста, которое она подобрала возле церкви.
То, что она делала после этого, Света делала по какому-то наитию, даже и не понимая, в общем-то, что она делает. Просто вынула стёклышко, и поднесла его к глазу, а другой глаз зажмурила. И через стёклышко взглянула на мир.
Её провожатый действительно был человеком. Но это было давно, быть может, за тысячу лет до рождения Света. А теперь это был скелет с серо-жёлтыми, скрипучими костями. В глазницах его мерцало нечто тускло багровое. Что же касается домов, то это были те развалюхи, которые в последствии довелось увидеть Игорю. Не уютный свет изливался из их окон, но плотная, едкая чернота, и не ласкающая музыка звучала из этой черноты, но ужасающий заунывный скрип, который мог бы родится, если бы множество сухих костей друг об друга перетирались. А на порогах сидели или стояли завёрнутые в истлевшее смрадное рваньё остовы. У некоторых не было рук, у некоторых — голов, у некоторых — ног, и безногие остовы стояли на руках.
Но все они шипели, хрипели, рычали, булькали, и вскрикивали:
— Съест её! Поглотить! Насладиться человеческим мясом! Вылакать жаркую кровь!
А её провожатый огрызался на них:
— Нет! Я её встретил, и я её сожру!
И Света прекрасно понимала: то, что она сейчас видит — это не иллюзия, а настоящее. Она верила этому отбившемуся от креста стёклышку, но не верила лживо-радушному, никак не связанным с цивилизацией городку.
Вот она остановилась, при этом лихорадочно оглядывалась — высматривала, куда же ей бежать.
Тут и скелет-провожатый обернулся, и спросил:
— Что же ты не идёшь?!..
И тут увидел малахитовое стёклышко, и проревел:
— Она увидела! Она поняла! Хватай её!
И он прыгнул на неё. Но Света, к счастью, успела отскочить в сторону. И она бросилась бежать по затенённой улице. Теперь уже обитатели всех домов решили на неё поохотится.
Несмотря на то, что в школе на физкультуре Света бегала лучше всех, она понимала, что теперь долго не пробегает. И это не только потому, что она уже устала, но ещё и потому, что слишком много было преследователей.
Но вот она услышала шум быстро текущей воды. Тогда мелькнула мысль: «Это река, и она меня спасёт. Они не посмеют сунуться за мной в воду».
Вскоре девочка оказалась на берегу широкой канавы, в которой булькало и быстро неслось нечто чёрное, смрадное.
— Нет, нет, — зашептала Света, — Я не смогу туда прыгнуть… ни за что…
Держа у глаза стёклышко, она обернулась, и увидела в нескольких шагах от себя перекошенный от ярости лик мумии. Куски ссохшейся плоти болтались на костях, из сгнившей глотки доносился утробный рык. Мелькнуло одно мгновенье, а мумия была уже в шаге от неё. Света вскрикнула, и прыгнула в канаву.
Она с головой ушла под эту тёмную, слизкую жидкость, и неслась со стремительным теченьем, так долго, как позволяли ей лёгкие. Но и когда воздуха стало катастрофически не хватать, Света всё не решалась вынырнуть, потому что была уверена, что её сразу схватят, вытащат и растерзают.
А потом она сильно ударилась головой об решётку и всё-таки вынуждена была всплыть. Оказалось, что её занесло в туннель, со стенами, выложенными из слизких кирпичей. Решётка, к которой прибило её течение, была достаточно широкой, чтобы просунуть в нёе руку или даже голову, но полностью туда было никак не протиснуться. Впрочем, из-за чрезвычайно скудного освещения и стены, и решётку едва можно было разглядеть.
Так прошло несколько минут. Света дрожала, и не знала, что ей делать дальше. А потом услышала шипящие, рычащие, визжащие и ещё чёрт знает какие голоса. Все эти голоса, вплетаясь в узкое жерло туннеля, доносились с той стороны, откуда она приплыла:
— Она там! Она не могла уплыть далеко! Решётка должна остановить её! Схватить её! Сожрать её!..
Но тут к этим голосам добавился ещё и иной: он выделялся среди них большей озлобленностью и мощью:
— Схватить её, но не жрать! Это не ваша добыча, а нашей Королевы! Королева заманила сюда эту девчонку! Девчонка нужна Королеве! И тот, кто посмеет хоть один палец у неё откусить, тот будет иметь дело с самой Королевой!
После этого иные голоса зазвучали уже испуганно:
— Мы очень голодны, но мы не осмелимся ослушаться Королевы! Мы знаем, сколь ужасна она в гневе! Мы доставим девчонку в сохранности! Вперёд! В туннель!..
Раздались такие звуки, будто в воду повалились некие тела.
Света лихорадочно обшаривала решётку. Она пыталась отойти хоть одно разломанное звено, чтобы протиснуться. Она пыталась расшатать решётку, но та, хоть и старая, и ржавая — не поддавалась. Девочка даже и ныряла, надеясь найти какой-нибудь проход у дна, но так ничего не нашла.
А когда она в очередной раз всплыла, то услышала, что гневные, рычащие голоса её преследователей быстро приближаются.
— Ну, пожалуйста. Ведь должен же быть хоть какой-то выход, — шептала она дрожащими губами, а по её грязным щекам катились слёзы.
И тут она вспомнила про малахитовые стёклышки. Одно из этих стёклышек она выронила, но несколько ещё оставалось в кармане.
Света поднесла очередное стёклышко к глазу, и с его помощью, словно с помощью прибора ночного виденья отчётливо разглядела стены тёмного туннеля.
И оказалось, что примерно метрах в пяти перед решёткой, стена была рассечена широкой трещиной. И именно к этой трещине, цепляясь за неровности стены, поползла Света. Тяжело это было. Течение отталкивало её назад, руки срывались. Но отчаянье и жажда жить придавали ей сил, и Света всё-таки добралась до этой трещины, и заползла в неё…
Руки её дрожали, она выронила стёклышко, но всё ползла вперёд, в черноту, обдирая уже коленки. Постепенно трещина расширялась, и вскоре Света выползла в каменный туннель, заполненный призрачный желтоватым свеченьем.
Девочка была уверена, что её по-прежнему преследует, и поэтому бежала, а потом шла, качаясь от усталости, так долго, как только было возможно. А потом она проползла к той самой гробнице, к которой потом привела Игоря.
Она остановилась, и тут ей послышались вопли преследователей. Тогда Света обхватила крышку гробницы, и с немалыми трудами отодвинула её в сторону. Оказалось, что в гробнице лежал уже даже не скелет, а какая-то костяная труха. И Света, рыдая, дрожала от ужаса, повалилась на эту труху, и закрыла за собой крышку.
Таким образом, девочка оказалась в кромешной черноте. Она дрожала, она нервно кусала кулак, и лепетала, плача:
— Здесь вы меня не найдёте. Слышите?.. Слышите?.. Нет, лучше не слышьте…
А потом она заснула…
Когда очнулась Света, то сразу стала слушать. Слушала минут пять или даже десять, но её окружало безмолвие.
Всё же она не смела пошевелиться, так как была уверена, что, стоит ей только сделать хотя бы незначительное движенье, и кто-нибудь в неё вцепится. Так она и лежала, глядя в черноту, дрожа и обливаясь холодным потом.
А потом услышала шорох. Это был едва приметный звук, но всё же для девочки, нервы которой были взвинчены до предела, шорох этот был подобен удару грома. А так как звук донёсся у неё из-под спины — то есть из того праха, на котором она лежала — Света дёрнулась вверх, и, конечно, пребольно ударилась об закрытую крышку гроба.
Все свои силы она употребила на то, чтобы хоть немного отодвинуть крышку. Наконец ей это удалось: девочка попыталась вырваться из гробницы, но зацепилась джинсами за какой-то выступ, повалилась лицом на пол, и тут закричала пронзительно и разрыдалась.
Одним словом, у Светы случилось то, что называется истерикой, и попадись ей тогда какой-нибудь скелет, она бы ему наверняка свинтила голову.
Но, хотя истерика эта продолжалась с четверть часа, ни один скелет так и не появился. Также и шорох из гробницы больше не повторялся. Наконец девочка немного успокоилась, достала из кармана одну из оставшихся малахитовых стекляшек, и заглянула в гробницу.
И она увидела, что тот прах, на котором она лежала, теперь шевелится, словно это была куча муравьёв. Оживший прах тщетно пытался выкарабкаться по каменным стенкам, миниатюрными валами дыбился, шипел, но не был способен на большее.
А ещё девочка увидела миниатюрный, и изрядно потёртый кожанный портфель, который забился в угол гробницы.
Девочка прошептала:
— Быть может, с помощью этому портфелю я узнаю тайну этого проклятого места…
Она склонилась, и быстро схватила портфель. Прах обвился вокруг её руки, но это прикосновение было таким слабым, что Света едва его почувствовала.