Тихонько шептала молитвы акушерка. Светлело лицо у матери — она уже не видела уродства, видела лишь дитя, которому нужна забота и ее молоко. Задумчив становился отец — а затем, когда женщина подняла на него заплаканные глаза, и его лицо смягчилось.
Что же, Инлий Белый эту короткую жизнь проведет в большой, работящей семье, и будет у него и пища, и кров, и забота. И родители его — не плохие люди. Нищие только и необразованные. Но кто не бывал жестоким в пору сомнений, кто в мыслях не допускал страшное, такое, что и вспомнить о себе потом горько?
В зеркалах отражалась вся Тура — и продолжали боги пить амброзию, отдыхая и наблюдая за своей планетой.
С возвращением Корвина затих истерзанный двумя битвами континент Туна, из красного, пылающего, становясь черным. Медленно испарялись озера соленой воды, оставшиеся от призванного Сереной океана, рисуя на черном белые солевые разводы. И только посреди материка блестело лазурью озеро слез богини, оставшееся после старой битвы Иоанна и Корвина. Оно будет вечным окном памяти для богов.
Висела над богами и людьми черная луна, тоже напоминая о том, о чем не надо никогда забывать.
Разломы, прошедшие по всей Туре и затянувшиеся после сошествия анхель, выглядели сейчас черными шрамами — пройдет время, и они зарастут травой и лесами, и даже следа не останется.
И люди по всей планете, пережив ликование, как муравьи принялись разбирать завалы, восстанавливать все, что разрушено, помогать друг другу, варить еду. Женщины рожали детей, кормили детей, обнимали детей.
— Как хорошо, что жизнь продолжается, — прошумела Серена с умиротворением и печалью. — Я потеряла свою любимую дочь, но она ушла в море на крыльях славы такой, какой не было еще в доме Таласиос Эфимония. Как и твой сын, Ши. Хорошо, что у нас с тобой есть ростки, которые не дадут пасть древу. Будет кому возделывать наши земли дальше.
— Мне жаль, что моим детям пришлось убивать ваших, — проговорил Корвин. Сейчас он выглядел как рыжеволосый и рыжебородый мужчина, но сквозь это лицо просвечивала его суть. — Мне жаль, что моим детям пришлось брать на себя этот грех. Простите ли вы их за это?
— Мы все знаем, что они исполняли предначертанное, — печально сказала богиня и остальные кивнули. — Не они виноваты, а мы, что допустили то, что другого выхода нет. Не за что их прощать. Однако почти все они мертвы из-за проклятья моей дочери, и следующая жизнь их будет тяжела.
— Теперь, когда мы все здесь, Тура станет устойчивей. Однако надо, чтобы скорее опустевшие троны были заняты, — заметил Хозяин Лесов, который все поглаживал медвежонка за пазухой, почесывал ему, дремлющему, холку.
— Моя дочь еще слишком мала для инициации, — покачала головой Серена, — до первой крови еще шесть лет. Но Туна теперь мирна и остальные материки защищены от цунами, так что планета это переживет. Тем более, что старший тигр готов короноваться хоть завтра.
Желтый изящно склонил голову, подтверждая сказанное.
— Мой сын вступит в силу и наденет корону в ближайшие дни. Но для равновесия надо бы, чтобы и белый трон оказался занят, — заметил он. — Жаль, что Инлий не увидит коронации его сына. А она обещает быть интересной. И как бы не потребовала личного его присутствия. Придется кому-то из нас встать вместо брата гарантом коронации.
— Я прослежу, — пообещал Черный. — Белый брат приглядывал за моими землями все это время, разве я не сделаю для него такую малость?
И они все посмотрели в зеркало, показывающее корону Инландеров из белого золота, тихо ждущую в часовне своего часа.
— А ты, брат, — проговорил Красный, глядя на Жреца, — сам коронуешься в Блакории? Пока ты одновременно и смертный, и бог?
Все задумчиво глянули туда, где высился старый дворец Гёттенхольдов.
— Белый брат так берег мои земли, — повторил Ворон, — а я, признаюсь, уже не ощущаю их своими. Мой полоз погиб, моя сила над Блакорией рассеялась. Я знаю там каждый холм и каждую речку, но они уже не мои. Да и будет кому взять две белых короны, правда, братья и сестра? — он усмехнулся. — Кто я, чтобы игнорировать знаки судьбы?
И они все посмотрели на юг Инляндии, туда, где находилось герцогство Дармоншир.
— А что будешь делать ты? — с любопытством полыхнул глазами Красный.
— Отдайте мне Туну, — не стал темнить Черный. — Я ее погубил, мне ее и восстанавливать.
Красный задумался. И нехотя кивнул. Кивнули и остальные.
— Пусть земли у тебя будет больше, — проворчал Воин, — но моя дочь обещала властителю Эмиратов попросить меня о покровительстве. Так что и я не останусь в накладе. Пойду в пустыню выращивать воинов.
— Я заберу вторую половину Манезии, — сказала Вода. — Моя дочь тоже обещала помощь. Возьму северную, ту, где сухо и где пустыни, попрошу близкие к царскому роду дома отправить туда своих дочерей с родовыми амулетами. Пока будут амулеты в храмах, пока будут там вестись службы, будет и дождь.
И все с этим согласились. И продолжили разговор.
— Туна безжизненна и пуста. Кем же ты будешь править там, Корвин? — прорычал Зеленый, который пригрелся о медвежонка и почти задремал. Но все, как оказалось, слышал. — Тебе там даже жить негде. Я могу перетащить к тебе туда дворец Гёттенхольдов, — предложил он, — чтобы ты хоть не на голой земле спал.
— Дворец я сам перетащу, у меня уже столько накопилось долга перед Триединым, что пару жизней в перерождении на этом фоне — мелочь. У меня к тебе будет другая просьба, — благодарно улыбнулся Жрец. — Как и ко всем вам, братья мои и сестра. Вы вольны будете отказаться, потому что за них кому-то из вас придется платить воплощением в человеческом теле, как нашему брату. — Зеркала снова показали крошечную девочку на руках у смуглой матери. — Меня не пугает пустота Туны — я люблю поднимать к жизни безжизненное. Почвы там вулканические, плодородные, остынут за несколько недель. Я пошлю воронов рассыпать семена разных растений, и уже через несколько лет там встанут первые подлески, а на югах — бамбуковые леса. Туда, ко мне, уйдут те темные, которые хотят своей земли. Я постараюсь забрать туда своих людей из Лортаха, которые были под моим покровительством. Но этого, конечно, мало. Поэтому, — он повернулся к Желтому, — первая просьба к тебе, брат.
Ши взглянул на него переливающимися янтарем глазами.
— Отдашь ли ты мне Тидусс? — продолжил Ворон. — Там похоронено мое тело, там народ, который так или иначе поклонялся мне все это время. Тидуссцы быстро плодятся, они веселы и трудолюбивы. Заодно и Инлий будет под моим присмотром.
— Вынесут ли они твою строгость, брат? — с сомнением покачал головой Ученый. — Даже для меня они были сложны, а ты строже меня.
— Если я что и понял за эти тысячи лет, — усмехнулся Черный, — это то, что никого нельзя ломать под себя. Нужно учитывать особенности народа и подстраиваться под них.
— Брат смягчился, — поддержал Жреца Красный вполне добродушно.
— Да и ты тоже, — улыбнулся Ворон.
— Кажется, я понял, какой будет твоя просьба ко мне, — прорычал Михаил задумчиво. — Да, в свой сезон я смогу это сделать, Корвин. Но это будет стоить мне множества перерождений. Однако, если Ши согласен, я сделаю это подарком для тебя и для всей планеты — дабы избежать вражды в будущем, когда люди начнут делить материк, лучше сразу отдать тебе.
— Я согласен, — ответил Ученый. — И я помогу тебе, Михаил, негоже оставлять планету так надолго, а на двоих срок не таким большим будет. Но сначала, — он наставительно поднял тигриную лапу, — надо сообщить людям. Иначе испугаются, а кому это надо? И еще, — он превратил лапу в руку и взял чашу, пригубил амброзию. — Ты, брат- Ворон, и ты, сестра-Чайка, не про́сите меня ни о чем сейчас. Но я слышу вас и скажу сам то, что хотите сказать вы.
Красный ревниво сверкнул глазами, но ничего не произнес и тоже поднял чашу. А Ши продолжал:
— Если это по твоей воле, Серена, то я дам вам с Корвином три дня, чтобы он полностью вошел в силу. А затем возвращайся ко мне.
Богиня улыбнулась, мягко погладила Ши по плечу, поцеловала его в губы.
— Спасибо, — шепнула она, — ты всегда меня чувствовал лучше всех.
Она поднялась, повела плечом под все мрачнеющим и напряженным взглядом Ворона и пропала.
— Иди, иди, — хлопнул Жреца по плечу Красный. — Не сказать, что я не ревную, но ты и так высох за эти две тысячи лет, а если будешь ждать еще полгода, окончательно иссохнешь. А в свой сезон я ее тебе не отдам! — и он опрокинул чашу с амброзией, глядя, как исчезает Корвин. И вдруг затих, прислушался. Зеркало, висящее перед ним, показало светловолосую королеву, заходящую в маленькую часовню Рудлогов. — И мне пора, — проговорил он с гордостью и нежностью. Поднял с колен пламенный клинок, разбрасывающий искры, сунул его в ножны, украшенные цветками шиповника. — Желтый, не уходи, я еще вернусь, славная у тебя амброзия сегодня!
Ши и Михаил остались одни. Амброзия пахла одуряюще, и в воздухе было мирно и по-летнему ароматно.
— Ты очень великодушен, — заметил Хозяин Лесов ворчливо. — Хотя она все равно уговорила бы тебя отпустить ее к нему.
— Нам всем это на пользу, — усмехнулся Ши, глядя на закружившие в воздухе снежинки. — Сильнее один — сильнее мы все. Слабее один — слабее мы все. Жаль, что чтобы понять это, нам понадобилось две божественные войны с перерывом в две тысячи лет.
На Туре похолодало. С полюсов к экватору шествовал мягкий снегопад. Такого не бывало уже две тысячи лет — с того самого момента, когда Черный украл богиню с брачного ложа во дворце Воина. Тогда тоже снег на три дня укрыл планету, а затем она содрогалась и стонала от боя богов.
Сейчас по миру было тихо. Люди, оставшиеся без крова, спасаясь от внезапного холода, находили приют в храмах и у соседей, и не было тех, кто остался бы на улице в эти дни.
Марина
Я проснулась оттого, что из открытого окна потянуло прохладой. С неохотой выбралась из-под горячей руки Люка, чувствуя себя неповоротливой и сонной, прошла к окну по мягкому ковру, распахнула занавески. И замерла, глядя, как медленно и торжественно падает снаружи снег. Светила почти полная голубоватая луна, из редких-тонких облаков опускались на майскую Туру крупные хлопья, накрывая парк призрачным одеялом.