Шемсен подумал, что всё неплохо обошлось – он послужил неизвестному принцу, на самом деле не предав холодную гавань, по невероятному стечению обстоятельств ставшую его домом, но жрица ещё не закончила.
“Корабль и плоты еще не все. Принц Лакховас повелевает другой армией…”
Много лет прошло с той поры, как выживание Шемсена зависело от его умения читать эмоции на невыразительном лице сахуагина, и всё же он готов был поклясться – даже богине, читавшей сейчас его память, – что жрица боялась второй армии нового принца, и ещё больше боялась самого принца. Он начал задумываться, что ему стоит предпринять, если сейчас она потребует, чтобы он плыл с ней. Смерть может стать предпочтительнее, чем служение принцу, нагнавшему такого страха на желтохвостую жрицу.
Однако она не потребовала от него такого выбора.
“Принц Лакховас приказал атаковать спустя одиннадцать дней. Будет празднование?”
Шемсен кивнул, задумавшись, сколько других маленти шпионят за Уотердипом. “Канун Прихода Флотов. Гавань будет в беспорядке и пьяна. Хороший выбор для неожиданного нападения”.
“Разумеется”, резко бросила жрица, напомнив Шемсену о презрении, которое сахуагины все без исключения испытывали к маленти. “Я буду ждать тебя здесь, когда солнце сядет после этого Прихода, и ты поведёшь в гавань вторую армию. Не исполнишь приказа – и Секолах найдёт тебя – в смерти. Он найдёт тебя и приведёт к принцу Лакховасу”.
Воспоминание эхом отдавалось в мозгу Шемсена, перекрывавшее последовавшие сцены: разрушение буя, пожирание павших товарищей. Он слишком далеко зашёл, не в силах более вынести вкус разумной плоти. Он решил умереть, но не исполнить волю принца Лакховаса. Но Шемсен не рассказал правды мерменам, и не исповедался страже гавани. Гонимый отзвуками угроз жрицы, Шемсен пришёл сюда, к Амберли.
Богиня была безжалостна. С ослепительной, ошеломляющей скоростью она расплела нить жизни Шемсена назад, до бассейнов новорожденных и сада, в котором он узнал, что это значит - быть маленти. Она заставила его вновь вспомнить ночь чёрной тучи в таких деталях, что он закричал и потерял сознание. Пришёл в себя он со странным именем, Лакховас, бьющимся под черепом, и раковиной размером с палец, зависшей перед его глазами, сиявшей собственным светом.
Возьми это.
Шемсену понадобились обе руки, чтобы ухватить дар богини, но как только он ощутил его тепло, темнота исчезла. Он обнаружил себя в месте, полном чудес: золота и драгоценностей, достаточных для умиротворения самого жадного пирата, оружия, от которого вспыхнула бы кровь любого воина, и самых могущественных магических вещей. Уголком глаза Шемсен увидел и жизнь: мужчин и женщин, обнажённых и беспомощных. Он закрыл глаза, но картины остались маячить перед мысленным взором.
Не задавай вопросов, - предупредила богиня. Ты поступишь, как ожидает Секолах. С Моим благословением, веди жрицу, её принца и его армию в сердце гавани. Не страшись, ты узнаешь, в какой миг раскрыть Мой дар. Ты приведёшь их ко Мне, и Я награжу их.
Потом приди ко Мне сам, маленти, за собственной наградой.
Возвращайся ко мне.
Разум смертного не предназначался для того, чтобы вмещать голос богини, тем более Её веселье. Вернулась чернота бесчувствия. Шемсен очнулся в собственной нише, в своем гамаке. Эшоно стоял рядом, с лампой в одной руке и прядью водорослей в другой.
“Шемсен? Шемсен? Ты нас всех перепугал. Ты помнишь меня?”
“Помню, Эшоно”, - прошептал Шемсен. Он попытался подняться, но сил не хватило. “Сколько времени прошло?” - спросил он. “Как я попал сюда?” Последним, что он помнил, была Сокровищница и голос Амберли в его мыслях. Ухватившись за руки Эшоно, он вскочил с гамака. “Какой сейчас день?”
“Стража гавани нашла тебя несколько дней назад, в воде около доков”.
“Несколько дней!” Шемсен содрогнулся, и не от холодного приливного потока, шедшего мимо их пещеры. “Какой сейчас день?”
“Ты лежал здесь полумёртвым шесть дней, и пропустил пять дней – ”
“День! Скажи мне, какой сейчас день. Пропустил ли я Приход?”
Эшоно попытался отодвинуться, но силы уже возвращались к Шемсену.
“Сейчас утро Прихода, Шемсен. Подношения сделаны прошлой ночью. Амберли умиротворена ещё на год, и весь Уотердип напился допьяна”
“Ещё не поздно… я должен идти”. Он отпустил эльфа и только сейчас с запозданием сообразил, что гол. “Мои вещи! Эшоно, я таким и был, когда ты меня нашёл?”
“Я не находил тебя, друг”.
“У меня ничего не было в руках? Молись всем своим богам, Эшоно, чтобы это было не так”.
Глаза морского эльфа опасно распахнулись. “Ты был полностью одет, когда тебя принесли стражники, но руки были пусты. Правда, был мешочек…” Эшоно пнул ящики, в которых они держали свои пожитки. “Я не открывал его”.
Шемсен выхватил маленькую сумочку из ящика, разорвал узел на горловине и вытряхнул содержимое. Маленькая раковина, дар Амберли, поплыла к сети. Он поймал её. Неестественное тепло коснулось его руки, мгновенно восстановив силы.
Очень кстати, уничтоженный буй в дневном плавании, даже с подгоняющим его отливом. Он быстро оделся в доспехи из угрёвой кожи, не обращая внимания на уговоры Эшоно, твердившего, что ему нужен отдых, еда и внимание лекарей. Привязав мешочек к поясу и надев его, Шемсен взялся за трезубец.
“Подожди!” запротестовал морской эльф.
Острия зубцов уставились в сердце Эшоно.
“Послушай, Шемсен, ты нездоров. Пойдем со мной. Сходим в храм…”
Шемсен медленно мотнул головой. “Отойди, Эшоно. Я не желаю причинять тебе вреда, но мне нужно уйти”.
Прислушавшись к голосу разума, Эшоно отплыл в дальний угол. Два толчка, и Шемсен выбрался за сеть, которую поднял и прикрепил к крючкам над входом. Действие было исключительно символическим, сеть предназначалась для удержания дрейфующих вещей, а не эльфов. Но побледневший, ошеломлённо глядевший Эшоно понял всё правильно.
“Что бы ни случилось этой ночью”, - произнёс Шемсен искренне, - “знай, что я считаю тебя другом – я, никогда не думавший, что у меня могут быть друзья, - и я буду сердит – несчастлив – если окажется, что с тобой что-то случится. Оставайся здесь. Затаись, и будь в безопасности.”
“О чём ты?” - крикнул вслед Эшоно, но Шемсен уже нашёл подходящее течение и направлялся в открытые воды.
Раковина подбадривала его каждый раз, когда силы начинали исчезать, – Шемсену не один раз пришлось воспользоваться её помощью. Вспоминая, что сказали жрицы о планах сахуагинов, Шемсен воспользовался более длинным маршрутом, вдалеке от судоходных каналов и дальних патрулей.
Солнце садилось, когда он появился из расселины. Свет превращал поверхность воды над головой в ослепительное зеркало, перемежающееся тёмными участками. Шемсен, уставший от напряжения, перекачивая слишком много воды сквозь жабры, не мог сфокусировать глаза. Достав раковину, он приложил её к груди напротив сердца. Успокоенный и отдохнувший, он оглянулся вновь.
Один корабль, всё верно. Пентеконтор с дырой посередине, чтобы экипаж из сахуагинов мог свободно перемещаться в нём и выплывать из него, не вдыхая воздух. За пентеконтором единственный ряд овальных деревянных плотов, каждый на несколько сотен воинов. Шемсен быстро сосчитал. Уотердип выживет, – он видел, что могут выставить в сражении лорды города, – но сначала гавань вместо воды наполнится кровью.
И это, если верить жрице, только первая армия. Он вызвал в мыслях молитву к Морской Королеве и выдохнул её в раковину.
Что теперь? Он может доплыть до работающего буя и сообщить, что несколько тысяч сахуагинов направляются в главный канал. Если ему поверят, у Уотердипа будет несколько часов на подготовку. “Что могут даже Хелбен Чёрный Посох, его леди, Маскар Вандс, Пиргейрон Паладинсон и прочие сделать для отражения атаки?” - спросил себя Шемсен. Разные ответы приходили ему в голову, но ничего настолько сильного, как воспоминание о голосе Амберли.
Ты поступишь, как ожидает Секолах.
Поднявшись со дна, Шемсен поплыл к условленному месту. Желтохвостая жрица уже ждала. Она обрушилась на него, ругая за опоздание. Между её и его родом, обычно разумней всего было отвечать оскорблением на оскорбление. Он прорычал, что не видит и следа обещанной второй армии.
Есть другие, признала жрица, ведущие второе войско по глубоководью. Их прибытие ожидается только после наступления сумерек. Дальше им следует ожидать сигнала принца Лакховаса. Раковина на бедре, казалось, была налита железом. Ты узнаешь нужный миг… Хочет ли Амберли, чтобы он не дал им получить сигнал принца? Нет. Ты приведёшь их ко мне…
Жрица – она сообщила свое имя, Куаантиил – предложила Шемсену мяса. Он отказался, и устроился, облокотившись на те же камни, где дожидался мерменов. День ушёл в последней алой вспышке. Быстро надвигался мрак, собравшиеся тучи затмили луну и звёзды. Власть Секолаха не простирается над волнами, но Амберли может призвать шторм, если пожелает.
Как и любой великий маг Уотердипа.
Шемсен поудобней устроился на своем месте. Море было холодно и полно теней. Всякое малейшее изменение в воде заставляло их напряженно всматриваться. Внимание жрицы неизменно обращалось на юго-запад, поэтому Шемсен перебрался к другому камню и обнаружил армию сам.
Силуэты, замеченные Шемсеном, не походили ни на корабли, ни на плоты. К тому же, судя по всему, они шли не на поверхности или вблизи нее. Выглядела вторая армия Лакховаса как стая гигантских рыб. Сахуагины держали акул, и часто весьма приличных размеров, но не гигантских и не так далеко на севере. Единственные гиганты в этих холодных водах – киты. Если принц убедил китов выступить против Уотердипа, тогда возможно город и впрямь в беде.
Куаантиил вскочила. Приставив воронкой к губам перепончатые ладони, она издала серию щелчков и писков, не в полной мере слова языка, но их оказалось достаточно, чтобы достигнуть авангарда второй армии и заставить его остановиться, прежде чем она повела Шемсена и ещё нескольких сахуагинов к нему.