й пример для других. И не проси меня рисковать устойчивостью нашего двора. Мы еще не настолько крепки, как хотелось бы. Потом положение изменится. Тамлин и так дает тебе столько свободы, сколько возможно.
Мне сжало легкие. Я заставила себя сделать несколько глубоких успокоительных вдохов.
— Ты хоть и отказываешься общаться с Иантой, но во многом рассуждаешь, как она.
Ласэн даже зашипел, словно мои слова обжигали.
— А ты даже не представляешь, как тяжело Тамлину решиться отпустить тебя за пределы поместья. На него давят со всех сторон. Тебе и невдомек, каково ему сейчас.
— Я прекрасно знаю, каково ему сейчас. Я лишь не знала, что стала узницей.
— Ты вовсе не узница. — Ласэн стиснул зубы. — Тебе есть с чем сравнивать.
— Почему-то раньше, когда я была смертной человеческой женщиной, Тамлин свободно отпускал меня охотиться и бродить по полям и лесам. А границы в те дни были куда опаснее.
— Прежде он и заботился о тебе по-другому. Совсем не так, как сейчас. После всего, что произошло в Подгорье…
Слова Ласэна потоком камней влетали в мою голову и шумно сталкивались на лету. От его слов у меня почему-то напряглись все мускулы.
— Пойми, Фейра: он страшится. Страшится увидеть тебя в руках врагов. Они это прекрасно знают. Чтобы помыкать Тамлином, им достаточно захватить тебя в плен.
— Думаешь, я этого не знаю? Но неужели Тамлин всерьез рассчитывает, что я сотни лет буду сидеть в поместье, командуя слугами? Или он думает, что красивые наряды заменят мне все остальное?
Ласэн смотрел на вечно юный весенний лес.
— А разве не об этом мечтают человеческие женщины? Выйти замуж за знатного, обаятельного фэйри и потом до конца жизни купаться в богатстве.
Я с силой натянула поводья, отчего моя кобыла замотала головой.
— Приятно сознавать, Ласэн, что никакие испытания не лишили тебя придурочности.
— Тамлин — верховный правитель, — в который раз напомнил мне Ласэн, щуря металлический глаз. — Скоро ты станешь его женой. Есть традиции и ожидания, с которыми ты должна считаться. И не только ты. Все мы. Это необходимо, чтобы окрепнуть после ужасов правления Амаранты и уничтожить врагов, которые так просто не откажутся от попыток вернуть себе власть.
Примерно те же слова я слышала вчера от Ианты.
— Близится десятина, — качая головой, продолжал Ласэн. — Первая, назначенная Тамлином со времен… ее проклятия.
Ласэна передернуло.
— Тамлин дал своим подданным три месяца на приведение дел в порядок. Он хотел дождаться начала нового года, однако уже в будущем месяце потребует уплаты десятины. По мнению Ианты, пора. Народ готов.
Ласэн умолк. Мне хотелось плюнуть ему в физиономию, поскольку он знал, что я и понятия не имела ни о какой десятине. Ему хотелось, чтобы я вслух это признала.
— Это еще что такое? — сердито спросила я.
— Дважды в год, обычно незадолго до дней летнего и зимнего солнцестояния, каждый подданный Двора весны, от знати до самых низших сословий, обязан платить десятину. Ее размер устанавливается сообразно доходам и положению каждого плательщика. Это дает нам средства на содержание поместья, на жалованье слугам и караульным, на покупку съестных припасов. Тамлин, в свою очередь, защищает плательщиков, правит ими и помогает, чем может. Правила достаточно гибкие. В нынешнем году Тамлин отодвинул время уплаты десятины на месяц. Это тоже забота о подданных. Он не хотел никого лишать праздника и дал дополнительное время на сбор денег. Но очень скоро в поместье устремятся посланники сословий, кланов и деревень. Они привезут собранные десятины. Согласно этикету, жена верховного правителя должна в это время находиться рядом с мужем. Если же кто-то не сможет уплатить десятину… Ты и в этом случае должна будешь присутствовать, пока Тамлин вершит суд и определяет меру наказания. Зрелище бывает весьма неприглядным. Я веду подробный учет приехавших и отсутствующих. Те, кто приехал, должны заявить о своих неплательщиках, если таковые у них есть. Официальные правила обязывают Тамлина предоставить каждому неплательщику еще три дня для уплаты. Если же и тогда не внесут десятину, те же правила обязывают Тамлина отыскать неплательщика. Это сродни охоте. Верховные жрицы… в данном случае Ианта… дарует Тамлину особые охотничьи права.
Боги, сколько ужасного и жестокого было в традициях народа, к которому я теперь принадлежала. Я хотела сказать об этом Ласэну, но увидела его взгляд… Меня и так судили вдоль и поперек.
— А потому, Фейра, не торопи Тамлина, — сказал Ласэн. — Дай ему еще немного времени. Пусть пройдет свадьба, потом уплата десятины, а там… там видно будет.
— Я дала ему достаточно времени. Я не могу постоянно сидеть взаперти. Роскошная клетка все равно остается клеткой.
— Тамлин это знает. Пусть он не говорит об этом вслух, но знает. Поверь мне. Тебе следует простить его. Убийство его близких не позволяет ему излишне… вольно относиться к твоей безопасности. Слишком часто Тамлин терял тех, кто ему дорог. И не только он. Все мы.
Каждое слово Ласэна лишь подливало масла в огонь, бушевавший у меня в душе.
— Я хочу выйти замуж за Тамлина, а не за верховного правителя.
— Одно невозможно без другого. Тамлин таков, какой есть. И он всегда… понимаешь, всегда будет стремиться тебя защитить, не спрашивая, нравится тебе это или нет. Поговори с ним сама. Да, Фейра, поговори. Ты многое поймешь.
Несколько мгновений мы с Ласэном смотрели друг на друга, на его скулах заходили желваки.
— И не проси меня выбирать между вами, — добавил он.
— Но ты намеренно не рассказываешь мне обо всех событиях.
— Тамлин — мой верховный правитель. Его слово — закон. Пойми, Фейра: нам выпал единственный шанс возродить мир и сделать его таким, каким ему надлежит быть. И я не хочу вступать в новый мир, нарушая доверие Тамлина. Даже если ты…
— Даже если я… что?
Лицо Ласэна побледнело. Он рассеянно гладил переливчатую гриву своей кобылы.
— Меня заставили смотреть, как мой отец убивает мою любимую женщину. Братья держали меня, не давая отвернуть голову или закрыть глаза.
У меня сжалось сердце. Ужас пережитого и сейчас, спустя несколько веков, терзал душу Ласэна.
— Никакая магия, никакое волшебное заклинание не могли вернуть ее к жизни. И верховные правители не собирались вместе, чтобы ее воскресить. Она умирала у меня на глазах. Мне никогда не забыть мгновения, когда я перестал слышать, как бьется ее сердце.
Подступающие слезы жгли мне глаза.
— Тамлину повезло больше, чем мне, — хрипло продолжал Ласэн. — Мы все слышали, как у тебя с хрустом сломалась шея. Но тебя вернули к жизни. Сомневаюсь, что Тамлин когда-нибудь забудет этот страшный звук. И он сделает все, что в его власти, только бы оградить тебя от любых новых опасностей, пусть и ценой тайн и правил, которые тебе не по нраву. Здесь ты наткнешься на его несгибаемую волю. Так что лучше и не проси, по крайней мере сейчас.
У меня исчезли все слова. Их не осталось ни в голове, ни в сердце. Дать Тамлину время, ждать, пока он привыкнет… Это самое малое, на что я способна.
Деревню мы услышали задолго до того, как выехали из леса. К щебету птиц добавился стук молотков, визг пил, крики строителей, мычание коров и блеяние овец. Через какое-то время нашему взору предстала наполовину построенная деревня: аккуратные деревянные и каменные домики, наспех возведенные амбары и хлева. Все это — на разных стадиях завершения. Полностью завершенными оказались большой колодец на деревенской площади и строение, смахивающее на таверну.
Меня до сих пор удивляла схожесть жизни в Притиании и в мире людей. Точно так же могла выглядеть и человеческая деревня. Например, та, что отстраивалась после пожара. Конечно, деревня фэйри была куда красивее и опрятнее той, где мы прожили несколько лет. Но общий облик, главные места… Никаких различий.
Однако при всей моей симпатии к местным жителям я чувствовала себя здесь совершенно чужой. Нас с Ласэном заметили, и вся работа и торговля мигом прекратились. Жители вовсю глазели на нас.
Точнее, на меня.
Вокруг стало тихо. Непонятным образом весть о моем появлении разнеслась по всей деревне. Даже на ее окраинах затихли молотки.
— Фейра — Разрушительница проклятия, — прошептал кто-то.
Мое новое имя.
Как хорошо, что у моего костюма для верховой езды длинные рукава, а на подъезде к деревне я натянула перчатки.
Ласэн подъехал к фэйцу, который, как мне показалось, руководил постройкой дома вблизи колодца.
— Мы приехали узнать, не нужна ли вам помощь, — достаточно громко, чтобы слышали остальные, сказал Ласэн. — Можете располагать нами весь день.
Фэец почему-то побледнел.
— Благодарствуем, господин. Мы ни в чем не нуждаемся, — торопливо ответил он, поглядывая на меня широко раскрытыми глазами. — Долг выплачен.
Мои ладони стали липкими от теплого пота. Кобыла подо мной тоже чувствовала себя здесь весьма неуютно и била копытом по красноватой земле.
— Не торопись отказываться, — сказал фэйцу Ласэн, изящно поклонившись. — Мы хотим принять участие в вашей работе. Для нас это не тяготы, а честь.
— Долг выплачен, — качая головой, повторил фэец.
Те же слова мы слышали повсюду в деревне, где останавливались и предлагали свою помощь. Ласэн даже спешился. Везде нас благодарили и вежливо отказывались от непрошеных помощников.
Через двадцать минут мы вернулись в лес.
— Это была затея Тамлина? — хрипло спросила я. — Он позволил тебе свозить меня в деревню, чтобы я не приставала с предложением помочь?
— Нет, это была моя затея, но причину ты угадала верно. Они не хотят твоей помощи и не нуждаются в ней. Твое присутствие отвлекает их от работы и напоминает о том, через что они прошли.
От его слов меня передернуло.
— Но они не были пленниками Подгорья. Я не встретила ни одного знакомого лица.
Ласэн тоже вздрогнул:
— Почему же? Были. Но… в лагерях, устроенных Амарантой. К своему двору она согнала знать и тех, к кому благоволила. Простонародью полагалось работать не покладая рук, дабы обеспечивать ее двор пропитанием и всем необходимым. Тех, кого ее надсмотрщики находили недостаточно усердными, отправляли в лагеря. Под горой существовала разветвленная сеть туннелей. Тысячи фэйцев и фэйри томились там в клетушках, где не было ни света, ни воздуха. И так — пятьдесят лет.