плоти. Так что любая драка была мне в радость. Даже такая недолгая, как эта…
Я лежал на полу заброшенного склада, глотая ртом казавшийся сейчас каким-то шершавым воздух. С неожиданной ясностью в голове полыхали образы и слова. Я до последнего слова вспомнил безмолвный разговор с ди Амальтено, понял кто он такой и кто такой Паоло, вернее, кто прячется за этими людьми, и… Да, и за мной. Обрели реальность смутные сны, не дававшие мне покоя с самого детства. Так вот в чем дело. Впору с ума сходить, Господь свидетель!
— Что ты разлегся? — донесся до моего ушедшего в далекие эмпиреи знакомый до боли голос. — Поднимайся!
Я кое-как разлепил отяжелевшие веки и увидел то, что (вернее кого) и ожидал здесь увидеть. Отца в сопровождении нескольких стражей в морионах и при алебардах. Ну да, мы же с Паоло подняли такой шум, что все окрестные жители со всех ног помчались в стражу — сообщать о случившемся смертоубийстве. Конечно, что же еще могло поднять такой грохот. Каково же было удивление прибывшего на указанное место патруля, когда вместо ожидавшейся горы трупов они увидели несколько кучек камня и меня, мало чем отличавшегося от трупа. Присутствия Паоло (вернее, того, кто был им) я не ощущал, намертво сплавившись с легендарным Айнланзером — Мечом Драконов; я теперь всегда знал есть ли рядом мой последний хозяин — ангел-бунтарь Алексиэль.
— Вставай же! — Ну почему в голосе отца нет ни ярости, ни презрения, я же так старался все эти годы! — Объясни, что здесь произошло?
— Ничего, — как можно грубее бросил я в ответ. — Ничего противозаконного, как видишь!
Я с трудом поднялся, покачиваясь и держась за стену, но не принял помощи ни от отца, ни от его подчиненных стражей.
— Что тогда это был за шум? — продолжал настаивать он.
— Никакого шума не слышал, — отмахнулся я, — и, вообще, ничего не знаю, ясно? Претензии ко мне есть?
Отец укоризненно посмотрел мне в глаза, но ничего не сказал, лишь дал отмашку своим людям, стоявшим здесь и дежурившим на улице, и ушел. Стражи недовольно покосились на меня, конечно, отец ведь был у них на хорошем счету и сейчас и тогда, раньше, когда убивали наших родственников. Он в то время уехал на какое-то разбойное нападение едва ли не в пригород. Если бы этого не произошло, Гаррамон никогда не решился напасть на нас. Связываться со стражей — дураков нет. Убийство офицера стражи — это уже преступление против империи и карается куда жестче, нежели обычная вендетта. Быть может, в этом случае и Галиаццо Маро не участвовал бы в том бою… Но гадать на кофейной гуще — занятие неблагодарное и глупое.
Кое-как запахнув растрепанную одежду, я заковылял к меду. Хотя как не странно, с каждым шагом я чувствовал себя все лучше и к тому времени, как добрался до университета, полностью пришел в норму, для полного счастья мне оставалось лишь переодеться. Что я и поспешил сделать, как только добрался до своей комнаты в общежитии.
Покинув общежитие, я направился домой к Паоло, вполне здраво рассудив, что именно туда он отправится первым делом — вернуть сестру. Со времени поступления в университет Паоло жил отдельно от матери и сестры, его отец погиб несколько лет назад, он был офицером лейб-гренадир, отправленных в Виисту для подавления восстания некоего Вильгельма Телля. Еще я знал, что отношения с матерью у Паоло были весьма натянутыми и теперь понимал в чем причина. На полдороги к дому Паоло я встретил его, несшегося мне навстречу едва ли не быстрее, чем когда спешил на помощь сестре.
Он врезался в меня и совершенно неожиданно прижался к моей груди и разрыдался. Я неловко приобнял юношу за плечи, не думая, что могут подумать о нас люди на улице.
— Что стряслось, Паоло? — спросил я его.
— Я… ее… совсем… — Он заикался и ничего понять было нельзя. А потом он вдруг поднял на меня глаза и четко произнес: — Пойдем в «Чернильницу», я хочу напиться. — И добавил так тихо, что, наверное, думал, этого не услышу даже я: — Впервые в жизни.
Что ж, напиться удалось нам обоим, хотя по понятным причинам, Паоло из «игры» вышел первым и мне пришлось тащить его на себе до комнаты в общежитии. После этого я кое-как поплелся до своей комнаты и плюхнулся спать, не раздеваясь.
На тренировку к Рафаэлле я едва не опоздал, но сумел провести ее, несмотря на жесточайшее похмелье. Слуга у нее, тот самый, что открывал дверь и, похоже, был одним из самых старых слуг в доме, сразу понял, что мучит меня и в перерыве, когда мы с Рафаэллой решили отдохнуть, и принес мне стакан вина с какими-то травами, которое помогло мне справиться с головной болью. За это я был ему бесконечно признателен. В тот раз мы профехтовали до самого вечера — толковых лекций не было и я решил посвятить этот день обучению. И, в общем-то, ничуть не пожалел. Мне все большее и большее удовольствие доставляло само общество Рафаэллы, и тут была не только гордость учителя за схватывающую все на лету ученицу, а куда больше.
В университете меня перехватил Сантьяго. Он бесшумно подошел ко мне, аккуратно взяв за локоть. Хоть я почувствовал его присутствие новыми чувствами, обострившимися после полного слияния с Айнланзером, но не бежать же от него, в самом деле. Хотя и разговаривать не хотелось совершенно, особенно с баалоборцем, чья проницательность давным давно вошла в пословицы и поговорки. Впрочем, последние старались произносить тайно, шепотом и только в компании трижды проверенных людей.
— Вы, молодой человек, — мягко произнес Сантьяго, — как я знаю участвовали в некоторых событиях, имевших место не далее, как вчера. — Баал бы побрал велеречивость наших клириков! — Так вот, настоятельно советую вам забыть все, что вы видели. Поверьте, это для вашего же блага. Да прибудет с вами Господь, юноша.
Благословив меня, Сантьяго отпустил мой локоть и удалился куда-то по своим делам. Я лично был ему благодарен за это.
— Он не понимает, кто ты такой, — ворвался в голову безмолвный голос, принадлежавший ди Амальтено, точнее не совсем ему, но мне было удобнее думать так, — не самых лучших шпионов стал посылать Пресвятой престол. Забыли смертные о магии и чудесах. Скоро и Господь с Баалом станут для них такой же обыденностью, как сортир. И за это мы дрались в Геенне с демонами?
Встряхнувшись, я освободился от наваждения и зашагал дальше, к «Чернильнице».
Глава 4
Следующим утром я не пошел к Рафаэлле, о чем предупредил ее заранее. Дело в том, что в тот день большую часть занятий составляли семинары у Горация Мальвани по все тому же ius ad rem, но будто этого мало он же подменял заболевшего (это по официальной версии ректората, а на самом деле раненного на дуэли) профессора по ius utendi-fruendi[11]. Так что нас ждала воистину «веселая жизнь». Тут бы живым из аудитории выбраться.
В общем и целом, это удалось всем, хотя лично мне казалось, что мои мозги кое-кто (у меня были даже вполне конкретные подозрения, кто) перемешал длинной палкой прямо у меня в черепе. Именно поэтому на отвратительную картинку, украшавшую стену напротив ворот университета, я обратил внимание не сразу. Точнее даже не нее, а на шум, издаваемый людьми, собравшимися вокруг. Она изображала Паоло Капри и его сестру обнимающимися и слившимися в страстном поцелуе, характерная подпись кричала: «Паоло Капри — похотливое чудовище. Ему нипочем никакие законы — ни людские, ни Господни!» Выругавшись последними словами, я подошел к этой картинке и сорвал ее.
— Клянусь! — выкрикнул я. — Автор этого бессмертного произведения получит три фута стали под ребра!
— Ты так заботишься об этом ублюдке, — раздался чей-то голос в толпе студентов. — Небось, втроем спите. Тебя вчера видели обнимающимся с ним прямо на улице.
— Да, — поддержали его, — и в «Чернильницу» вы пришли вместе.
— И в общагу ты его дотащил!
— Прошу во двор! — взорвался я, делая приглашающий жест. — Все могу дать сатисфакцию!
— Ты уже вон этого с сестричкой удовлетворил! — рассмеялся кто-то.
— Я вызываю вас, синьоры! — крикнул я. — Всех! Джованни, можешь быть моим секундантом?
— Наверное, все же, нет, Габриэль, — как-то неуверенно протянул лорд-прелат-декан. — Голова совсем не варит после семинаров.
И ты, Джованни, не думал, что можешь предать меня. А как назвать твои слова, как не предательство?
— Если для тебя достаточно пары семинаров у Мальвани, — коротко бросил Козимо, поигрывая новой бутылью любимого чинзано (и когда только раздобыть успел?), — то мне как раз и не хватает славной дуэли. Давненько не смотрел как ты насаживаешь наглеца на шпагу, Габриэль.
Во двор, за глаза прозываемый шпажным, из-за того, что именно там обычно решались вопросы чести среди студентов едва ли не с момента создания университета, за нами прошли всего трое, пожелавших скрестить со мной клинки, хотя я точно знал — крикунов было больше. Ну да, этих мне вполне хватит, чтобы заставить замолчать остальных.
Первый противник фехтовал в адрандской манере, то ли хотел удивить меня, то ли по-другому не умел. Я закончил поединок в два выпада, обезоружив его и для острастки слегка полоснув его по лицу, так чтобы шрама не осталось, хотя крови было много. О втором я и говорить не стану, худшего противника у меня не было давно, такое впечатление, что он впервые взял в руки шпагу. Зачем он ввязался в это драку? Видимо, гордость не позволила или глупость. Если он не научиться фехтовать, то очень скоро его придется хоронить.
А вот третий оказался весьма и весьма опасным противником. Высокий человек в странной, но судя по всему, удобной униформе, какую я не видел ни в одной из армий нашего мира. Он отбросил за спину и стянул лентой длинные серебристые волосы и тут же молниеносным движением обнажил шпагу, тем же движением делая выпад мне в лицо. Я уклонился, не парируя атаки, а контратакуя из нижней кварты. Естественно, безуспешно. Противнику было достаточно слегка выгнуться и сделать шаг в сторону. Что он и сделал блестяще.