в зрительном зале думают про своих деток то же самое и каждая из них по-своему права.
После спектакля Валина мама сама подошла к Маргарите Алексеевне, чтобы её поблагодарить.
– Я приведу платье в прядок: постираю, поглажу – и принесу после каникул, – сказала Валина мама.
Маргарита Алексеевна посмотрела на неё как-то странно: словно не сразу поняла, о чём речь. Но потом улыбнулась и ответила:
– Вам не будет трудно оставить его у себя? Понимаете, в школе всё вечно портят и теряют. Оно так хорошо на Вале смотрится, а мы, наверно, что-нибудь ещё поставим танцевальное. Пока девочка из него не выросла, пусть платье будет у вас.
Мама кивнула, а Маргарита Алексеевна продолжала:
– Кстати, вы сами видели: Валя очень талантлива. Может быть, вы запишете её в хореографическую студию? У нас в районе есть хороший детский коллектив при Доме культуры…
Из школы ушла уже новая Валина мама. Она сама вела Валю домой, дочка ей что-то радостно рассказывала, а у мамы в душе зрела решимость. Даже если кружок – или как он там называется? – о котором говорила учительница, окажется платным, Валя должна в него ходить! И она, мама, сама будет водить туда свою прекрасную, самую лучшую дочку.
Возможно, на голубом платьице всё-таки были чары, помогающие проявиться родительской любви.
Глава 9Буфет
Спектакль закончился. Тюха, Стёпка и их мамы устремились в гости.
– Слава прабабушек томных, домики старой Москвы, – мурлыкала себе под нос Стёпкина мама, ведя маленький отряд запутанными переулками и дворами. – Домики старой Москвы… Как там дальше-то?
– Из переулочков скромных всё исчезаете вы, – отозвалась Тюхина мама.
Стёпка с Тюхой переглянулись. Им ещё не доводилось слышать, как их мамы переговариваются стихами. А это было очень интересно.
– Пришли! – торжественно объявила Ариша.
Они остановились перед трехэтажным домом, к дверям которого вели уложенные вкривь и вкось, стёсанные множеством ног каменные ступеньки. Штукатурка на доме кое-где обвалилась, обивка на входной двери потрескалась, и из неё торчали клочья ваты грязного цвета.
Все поднялись на второй этаж (ступеньки лестницы тоже лежали кое-как и оказались разной высоты). Немного постояли перед дверью, обитой уже целым дерматином, пока за нею дребезжал звонок. И наконец вошли в прихожую Татусиной квартиры.
Внутри всё тоже было словно из другого времени. Вешалки с тёплой одеждой, какие-то лари вдоль стен и электрические провода, сплетённые жгутами. Поблекшие обои и высокий потолок с тёмными разводами по углам.
Сама Татуся оказалась не такой уж старой, высокой и подтянутой, с седой «укладкой» на голове и пачкой сигарет в руке. Взглянув на Стёпку с Тюхой, она сунула сигареты в карман домашней вязаной кофты.
Гостей избавили от курток и пальто, переобули и провели в большую комнату, где уже был накрыт внушительного вида стол, вокруг которого стояли тяжёлые старые стулья. Жёсткие, с прямыми деревянными спинками и привязанными к сиденьям подушечками. Над столом с крюка свисала люстра с подвесками из разноцветного стекла. Тоже тяжёлая на вид, под стать крюку, столу и стульям.
Откуда-то из глубины квартиры поспешно появились две другие бабушки. Муся – кругленькая, с седым пучком на голове и в фартуке – как раз доделывала свой фирменный торт «Наполеон». Она стояла, растопырив пальцы, измазанные кремом. Нюся оказалась самой маленькой из бабушек, коротко стриженной, нисколько не седой, улыбчивой и очень быстрой. Из разговоров выяснилось: Нюся преподавала в музыкальной школе, Муся уже ушла на пенсию с какой-то скучной канцелярской должности и теперь вдохновенно готовила для всех сестёр, а Татуся работала в издательстве. Она была там самым въедливым редактором – готовила книги к печати.
После приветствий и взаимных представлений, после того, как Стёпка с Тюхой, сняв утеплительные кофточки, развернув в полную длину подолы платьев и слегка поправив локоны, изобразили танец фрейлин, а Нюся, подняв крышку старого пианино, легко подобрала мелодию, которую девочки сами себе напевали, – после всей этой кутерьмы хозяева и гости наконец чинно сели за стол и приступили к праздничному обеду.
Тюха довольно скоро поняла, почему Стёпка не особенно обрадовалась приглашению. Обед был очень вкусный, бабушки – очень славные. Но взрослые разговоры в больших количествах для детей невыносимы.
Тюха успела рассмотреть все картины, висевшие напротив неё. Одни были в больших тяжёлых рамах, тёмные и неинтересные. Другие – в небольших и вроде бы нестарых рамках, гораздо более яркие и живые. А разговоры продолжались…
– А можно, – вдруг спросила Стёпка, ловко вклинившись в небольшую паузу, – я покажу Тюхе буфет?
– Конечно, можно! – улыбнулась Нюся. – Детям скучно нас слушать.
– Правильно, что им тут сидеть? – поддержала её кругленькая Муся. – Всё равно торту ещё нужно настояться и пропитаться. Пусть поиграют перед чаем.
Девочки быстро выскользнули из-за стола, и Стёпка потянула Тюху вглубь квартиры. Они миновали какие-то закрытые двери и оказались в просторной кухне. Там ещё оставались следы Мусиного кулинарного творчества: брошенные в раковину миски, валяющиеся где придётся разделочные доски, хвостики зелени, баночки из-под сметаны. На главном столе торжественно настаивался и пропитывался торт и ждали своего выхода парадные чашки.
Всё это прошло мимо Тюхиного внимания. Она сразу увидела буфет и не могла отвести от него глаз. Именовать его, конечно, следовало с почтением, а писать только с большой буквы – Буфет. Он царил в кухне, подавляя всё вокруг. Казалось, в старом доме, между окном и дверью, каким-то чудом разместился целый замок.
Буфет был чёрный, с серой мраморной доской между верхней и нижней частью. По бокам верхнюю часть поддерживали суровые рыцари в латах. А внизу дверцы были выпуклые, полукруглые, с резным узором из цветов и листьев. Буфет был так глубок, что в нём легко могли бы спрятаться две школьницы.
– В нём, между прочим, сейчас пусто, – сказала Стёпка. – В смысле – в нижнем посудном отделе. Чашки все наверху, а тарелки в комнате.
Тюха взглянула на неё выжидательно. Немного помолчав, словно набравшись смелости, Стёпка продолжала:
– Мне всегда казалось, что если пройти через эти дверцы, то окажешься в каком-то замке. Но я сама не умею переходить из мира в мир. А ты умеешь. Я же видела…
– Ты хочешь, чтобы мы туда вошли?
– Ну да. И не на полминуты, а побольше. В тот раз полминуты как-то очень быстро закончились. А взрослые разговоры – это ещё на час, если не больше.
Тюха ещё раз оглядела буфет. Вспомнила всё, что говорил про время мастер Мартин. Потом сказала:
– Хорошо. Тогда слушай внимательно. Мы попадём неизвестно куда. Старайся от меня не отходить. Если нам будет угрожать опасность, я тебя сразу выведу обратно. И думай про себя, что ты там не чужая, а местная. Всё понимаешь, знаешь и умеешь. Оно само так и получится.
Тюха задумалась. Буфет казался ей довольно-таки мрачным.
– Знаешь, – сказала она, – возьму-ка я с собой жёлудь и платок с защитными чарами. На всякий случай.
Тюха на цыпочках прошла в прихожую. Взрослые разговоры явно были в разгаре, и над ними уже витал сигаретный дымок. На Тюху не обратили внимания. Она добыла из ранца мешочек с жёлудем и спрятала его за пазуху, а платок сжала в руке, подумав: «Как глупо, что у платья нет карманов».
Вернувшись в кухню, Тюха решительно взяла Стёпку за руку. Они пригнулись и шагнули внутрь буфета. Сердце у Тюхи ёкнуло, но она твёрдо прошептала: «Мы на две минуты».
Дверца буфета за ними захлопнулась. Стало темно, но впереди смутно светилась вертикальная полоска. Тюха протянула к ней руку и неожиданно толкнула створки каких-то дверей. Они распахнулись, и девочки вошли в большую комнату, похожую на кухню. Только это была совсем не та кухня, из которой они только что вышли.
Перед ними был каменный сводчатый полуподвал. Окна в нём находились высоко, под самым потолком, и свет в них пробивался серенький и тусклый. Зато в большом очаге ярко горел огонь. Над ним на крюке был подвешен закопчённый чайник, уже вовсю дребезжавший крышкой и пускавший пар из носика.
– Снимай чайник, Полли! – скомандовал чей-то звонкий голос. – Сейчас попьём чайку.
Стёпка и Тюха дружно повернули головы туда, откуда раздавался голос, и увидели за большим столом двух девочек, чуть-чуть постарше их самих. Девочки были одеты в тёмные, наглухо застёгнутые платья и белые передники. На головах у них плотно сидели белые чепцы.
– Ой! – выдохнула Стёпка.
Возглас был тихий, но обе девочки вскочили, увидели нежданных посетительниц и сделали по торопливому и неуклюжему реверансу-книксену.
– Что вам угодно, юные леди? – спросила обладательница звонкого голоса.
– Мы, кажется, немного заблудились, – ответила Тюха. Причём она сама не понимала, на каком языке они разговаривают. – Вы не скажете, где мы сейчас находимся?
– Понятное дело – где, – ответила вторая. Голос её был ниже, а выговор грубее. – В замке графини Марч.
– Помолчи, Полли! – властно перебила её другая девочка. – Вы, видимо, и вправду заблудились и зашли в подвал. Мы – младшие кастелянши замка. Ведаем платьем и бельём. Меня звать Дженни, а её – Полли. А вы, верно, из свиты кого-то из гостей?
– Мы фрейлины принцессы Елизаветы, – ответила Стёпка, будто всё ещё играла свою роль на сцене.
Тюха не знала, как её остановить – а вдруг здесь нет такой принцессы? – и просто уронила свой платок.
– Ой! – сказала Полли, услышав Стёпкин ответ.
– Ой! – эхом отозвалась Дженни, бросившаяся поднимать платок с вышитым в уголке чертополохом.
– Хорошо, что старшая кастелянша ушла пить чай со старшим кондитером и его кремовыми булочками, – проговорила Полли.
– Хорошо, что вам вовремя удалось заблудиться, – сказала Дженни, приглушив звонкий голос почти до шёпота. – Спрячьте скорее свой платок, юная леди! На нём же королевский знак!