Всю жизнь вращаясь среди ученых, самых, казалось бы, образованных и умнейших людей, я давно заметил такую штуку — девяносто девять процентов из них не могут предложить ничего кардинально нового. Всё на что их хватает: шаг влево, шаг вправо, от общей линии, а то вообще прыжок на месте. Бесконечные вариации и повторы друг друга. А мне изобретать ситуации удавалось сравнительно легко. Я брал и придумывал какие-то вещи, где две банальности, складываясь, давали яркое техническое решение. Старшие коллеги, включая академиков, пройдя через стадию отрицания, в итоге вынуждены были соглашаться.
Но настоящий триумф я испытывал, когда ко мне приходили аспиранты и особенно аспирантки и спрашивали: Феликс Константинович, я вот никак не могу понять, как вы из совершенно разных областей техники совместили то-то и то-то и получили такой выдающийся результат.
Я подробно объяснял — тайн у меня нет, — но они всё равно уходили с непонимающими мордочками. Видно было — не верили, не может такого быть, ведь нет никакой логики — чёта он гонит, старый черт. А потому что, этому нельзя научить, с этим надо родиться.
Мне было тогда сорок с небольшим. Боже, ведь я ушел из науки в рассвете сил — сколько бы еще мог наворотить полезного! Проклятые девяностые!
А потом, эта способность помогла мне неплохо выживать в последующие двадцать лет игрой на ставках. Пусть ненамного, но выигрывал я всегда чаще, чем проигрывал, при том, что ни в одном виде спорта досконально не разбирался.
— Знаешь, что такое интуиция? — напомнила о себе Ева, прервав мои размышления? — сегодня она опять приняла образ огненно-рыжей девчонки-подростка и от этого вид у нее был особенно хитрый.
— Интересовался, — признался я. — Прочел кучу литературы. Психологи называют это знанием, без осознания и начинают загонять про правое и левое полушария мозга. Философы врут про метафизику и шестое чувство. А эзотерики и вовсе считают, что это связь с космическим полем и её можно развивать.
— Всё верно, только это не объяснения, а определения, каждый определяет в меру своей испорченности. К примеру, когда-то Аристотель говорил, что предметы падают на землю, потому что они её любят, а сейчас на умняке рассуждают про гравитацию. А по сути, чем любовь к земле, как определение, хуже гравитации?
— Ну, может и ничем, а ты-то что по этому поводу думаешь?
— А я не думаю — я знаю! — она важно подняла пальчик. — Вот, чо ты лыбишься? Ничо не буду рассказывать! Стоит лыбится тут…
Я действительно не смог сдержать улыбку, настолько пафос речи не соответствовал несерьезному облику этой рыжей малявки в коротком, красном же платьишке. Фея, блин, Огонёк.
— Извини, извини, я слушаю.
Некоторое время она дулась, но потом сменила гнев на милость.
— Так вот, мой ученый болван, интуиция, это связь с самим же собой, только из будущего. Разумеется, это лишь принцип действия, сам механизм слишком сложен, чтоб его мог понять простой человек, будь он хоть семи пядей во лбу. Но зато, этот принцип объясняет все. Суперспособность эта врожденная, выраженная у всех по-разному — у кого-то больше, у кого-то меньше. С возрастом она усиливается, становится дольше и надежней. Верней, должна усиливаться, но к тому времени у людей, как правило, начинаются процессы информационной деградации…
— Ну, да, — согласился я. — Как говорится: мудрость приходит с возрастом, но чаще возраст приходит один.
Феечка с подозрением глянула на меня — не издеваюсь ли? Но потом продолжила.
— Так вот, интуитивная связь бывает короткой, длинной и супердлинной. Верней, не так… тут надо учесть, что твой аватар в будущем имеет связь со своим аватаром в будущем, а тот со своим и так далее. И сколько-то процентов этого послезнания доходит до тебя. Иногда, очень редко, этот процент позволяет предсказывать будущее за десятки лет. Такие люди называются — прорицатели.
Повторяю, подобные индивидуумы, чрезвычайная редкость. А вот спецов пожиже, всяких гадалок, медиумов и просто шулеров, хоть пруд пруди.
— Ну, а я, по-твоему, к кому отношусь?
— Сперва не поняла — вообще никаких способностей. Видишь ли, ты попал в абсолютно новую среду, где тебя никогда не было, поэтому и интуиция твоя сказала — ёк! Поэтому тебя никто и не дергал, дали возможность нагулять сверхспособность. А ты бессистемно суетился и даже дал себя зарезать, чуть не провалил эксперимент. Если бы не блохастый…
— Мур! — тут же возмущенно проявился Кир, нервно подрагивая хвостом. — За собственной чистотой следите, дамочка, чтоб не завелись информационные паразиты в интимных местах.
— Сам ты паразит, морда рыжая!
Она попыталась его пнуть, но там уже было пусто, лишь зубастая улыбка парила в воздухе.
— Хватит вам! — меня начало раздражать их вечное пикирование. А теперь к тому же прибавилась Мира, которую они не любили уже оба. — Ева, можешь рассказать мне про Миру?
— Что тебя интересует?
— Всё разжевывать надо? Что знаешь, то и расскажи.
— Не много знаю, только то, что почерпнула из памяти создателя. Так что, рассказ будет короткий. Мира — японское имя, означающее «сокровище будущего». Мать её была японка, отец белый, какой-то вроде голландец, окопавшийся во Вьетнаме. Создателю она напоминала актрису Мэгги Кью. Не знаю, кто это. А ты знаешь такую?
Блин, точно! А я-то думал… на кого она похожа? Молоденькая Мэгги. Очень была хорошенькая… На любителя, конечно, но тут мы с её создателем, похоже совпадали во вкусах.
— А должность у нее какая?
Феечка усмехнулась.
— Это ты её сам спроси.
— Спрашивал, не отвечает, — вздохнул я, — А почему ты её не любишь?
— Невменяшка, — коротко охарактеризовала Ева, — проявила непрофессионализм, замутила с создателем, косвенно виновна в его смерти.
Настал мой черед усмехаться.
— Ты, насколько я понял, тоже косвенно виновна.
— Да, — печально согласилась феечка, — еще больше, чем она. Знаешь, это я попросила руководство, чтоб её поставили на наше дело.
— Вот, так сюрприз! — поразился я. — Где логика?
— Эй, логика, где ты, ау? — стала искать вместе со мной Ева. — Может, под столом? Нет, под столом! Может в шкафу? — она встала и заглянула в шкаф, пожала плечами. — Нет, в шкафу. Может в холодильнике?
— Хорош придуриваться!
— Смешно, требовать логику от девушки.
— Какая ты девушка — ты функция!
— От функции слышу! — и обидевшись, Ева исчезла.
На что она все время намекает? — думал я, собираясь в дорогу.
— Зачем тебе в Тбилиси? — который раз недовольно спросила Мира.
— Я же говорю, — терпеливо объяснял я, — мне нужно увидеть Джуну.
— Блять, заладил, Джуна, Джуна! Что за имя дурацкое? Кто эта ебанашка?
— Ассирийское имя. Вообще-то, она Евгения. В будущем, известный экстрасенс. Слушай, чего ты возмущаешься?
— Не хочу ехать в эту дыру.
— Так не едь!
— Издеваешься? Я должна за тобой присматривать.
— Присматривать… — усмехнулся я забавному слову, — а не указывать, что мне делать или не делать! Так?
— Да, — нехотя буркнула она.
— Ну так и не указывай!
Она надулась и отвернулась к окну.
— Поезд через час. Идешь?
Она обернулась с выражением лица — как ни в чем не бывало.
— Я придумала!
Тбилиси, вытянувшийся вдоль русла Куры, располагался в узкой долине, сжатый каменными ладонями гор. Жилые кварталы цветастыми ярусами крыш карабкались по склонам, теснясь на террасах, подпертые скалистыми утесами. Над всем этим хаосом возвышалась пологая вершина Мтацминда со свечкой свежевоткнутой телевышки.
Бегло изучив в поезде путеводитель по городу, я уже знал, что грузинское слово «тбили» означает теплый. Название происходило от множества теплых серных источников, бьющих на дне котловины. Якобы в первом веке от рождества Христова, местный царёк Вахтанг Горгасали, охотился в здешних местах, и запулил стрелой в фазана. Птица свалилась в серный источник и исцелилась, а царь, сожрав её исцеленную, повелел возвести здесь свой дворец.
С тех пор в районе площади его имени, один за другим вырастали купола серных бань. Несмотря на вонь, в Средние века эти бани являлись для тбилисцев и гостей города, чем-то вроде клубов, где с утра и до вечера обсуждались сделки, устраивались смотрины или праздновались шумные пирушки с песнями и плясками.
Прежде чем отправиться в гостиницу, я решил немного покататься по городу, запоминая расположение главных улиц и достопримечательностей. В качестве ориентира служил, видный отовсюду, шпиль телебашни. В центре Тбилиси было относительно просторно и чисто, по тротуарам чинно шагали люди, витрины магазинов сверкали, улицы окутывал запах платанов и кипарисов. Но стоило немного углубиться в жилые кварталы, как картина разительно менялась, становясь все более сюрреалистической. Тбилисская архитектура по природе конструктивна, поэтому новейшие постройки теряются среди старых и просто древних.
Проспект Руставели с его помпезными зданиями и магазинами соседствовал с убогими кривыми закоулками, утыканными какими-то совершенно невероятными курятниками, сложенными из разноцветных кирпичей. Ветхие оконца, увитые плющом и виноградом, покосившиеся терраски, осыпающиеся балкончики, галереи, лесенки, деревянные решетки.
Тем не менее в этих развалюхах жило множество людей, а ущелья улиц, проложенные между ними, были запружены беспрерывно сигналящим транспортом и галдящим народом. Никто не уступал дорогу, никто не соблюдал правила движения, никто не считался с мнением окружающих.
В Тбилиси я прибыл не просто так сиротой — Аббас Мамедович, рекомендовал меня своему приятелю — крупной партийной шишке Арчилу Вахтанговичу, который в свою очередь, в виду занятости важными делами республики, временно поручил заниматься гостем своему референту Шоте, который встретил меня на вокзале, а потом недолго думая, перепоручил шоферу Рубику. Мол пока я заселюсь в гостиницу, отдохну с дороги, а завтра начнется культурная программа.