— Тихо, — прошептала девушка, — один из них племянник Ашхен, сейчас они пройдут, и ты уйдешь.
Эдик оказался совсем рядом с Зарой, ощутил ее дыхание. Не смея пошевелиться, он стоял, вдыхая ее запах и пьянея от него. С какой стати он так робеет, взял и поцеловал её в щеку, а потом неожиданно для себя, прошептал:
— Я люблю тебя.
Девушка повернула голову и заглянула ему в глаза, насколько это было возможно в темноте.
— Я думаю, ты врешь, — недоверчиво сказала она.
— Нет! — отрезал Эдик, и привлек ее к себе. Зара пыталась отвернуться, но он нашел ее губы, и девушка неожиданно страстно ответила на поцелуй. Стояли и долго, неумело целовались в сенях. Громкий голос, донесшийся извне, вернул девушку к действительности, и она высвободилась от объятий.
— Пожалуйста, уходи, — взмолилась она. — Ты не представляешь, как мне влетит, если Ашхен узнает!
— Хорошо, хорошо, — успокоил ее Эдик, — я уйду, но там же стоят.
Зара попробовала приоткрыть дверь, чтобы взглянуть на улицу, но та заскрипела, и девушка в испуге оставила эту попытку.
— Пойду из комнаты посмотрю, а ты стой здесь.
Она прошла в спальню, осторожно отодвинув занавеску, выглянула на улицу. Мужики стояли прямо напротив калитки и вели бесконечный пьяный разговор.
«Черт, черт, черт, что со мной делается!» — произнесла девушка, подошла к кровати и, раскинув руки, рухнула на постель.
Выждав для приличия минут десять, Эдик двинулся за ней.
Когда он вошел в комнату, Зара лежала в позе распятого Христа и признаков жизни не подавала. Эдик опустился рядом, на краешек кровати и стал мучительно соображать, как ему вести себя дальше. Он осторожно дотронулся до её руки и услышал при этом сонное:
— Ты обещал.
То есть о продолжении не могло быть и речи.
— Я ничего не сделал, — печально сказал Эдик, — просто коснулся твоей руки, — и горестно добавил, — как только эти козлы свалят я сразу уйду.
Услышав обиду в его голосе, девушка открыла глаза, губы ее тронула улыбка. Эдик расценил это, как жест доброй воли и воспрянув духом, несколько подался вперед. Его движение не ускользнуло от внимания Зары, она было, предостерегающе подняла руку, но тут же уронила ее и обреченно сказала: «Иди ко мне». Эдик с бешено колотящимся сердцем лег рядом, обнял, привлек к себе и горячо поцеловал, стукнувшись зубами о ее зубы. Они сплелись в объятиях, так, что было не разобрать, где чьи ноги и руки. Но вдруг Зара высвободилась и испуганно спросила:
— Мы заперли дверь? Нет? Быстро иди проверь!
Юноша поднялся и нетвердой походкой направился к выходу. Дверь действительно была не заперта. Когда он, закрыв задвижку вернулся в комнату, девушки не было… То есть ему показалось, что ее нет. На самом деле, Зара скинула халат (он валялся под ногами) и спряталась под одеяло. Эдик замешкался, не зная, что предпринять и словно почувствовав это, ее насмешливый голос спросил из-под одеяла:
— Долго будешь так стоять?
— Мне раздеться? — севшим голосом спросил он.
— Нет, там в сенях висит фуфайка, надень и ложись… Раздеться, конечно!
Не заставляя себя больше упрашивать, торопливо раздевшись, он лег рядом, ощутив тепло ее тела.
— Только помни, — прошептала ему в ухо Зара, — ты обещал. — Просто так полежим, и все, ты уйдешь.
— Конечно, — послушно сказал Эдик и потянулся к девичьей груди. К сожалению, она была укрыта плотной тканью лифчика. Эдик долго боролся с застежками, наконец, высвободил нежные холмики с напрягшимися сосками и жадно приник к ним губами. Зара еле слышно застонала и обхватила его голову руками. Эдик никак не мог поверить, что все это происходит с ним. Конечно же, это сон, чудесный, волшебный сон, в котором он лежит с красивой девушкой, гладит ее тело, покрывает поцелуями лицо, тискает ее грудь. Когда такое было? Когда такое будет вновь?
В какой-то момент рука его скользнула вниз к ее бедрам и наткнулась на грубую резинку трусиков, отповеди не последовало, и он опустил руку ниже, оглаживая упругую попу. Ткань кончилась, и он ощутил атлас ее кожи, потом ладонь Эдика выписала полукруг, и прикоснулась к нежнейшей внутренней стороне бедер.
Зара, хихикнув от щекотки, сильно сжала колени, стиснув его руку и едва слышно повторила:
— Ты же обещал…
— Прости, — так же тихо ответил Эдик и хотел было вытащить ладонь, но девушка не отпускала ее, а в следующий момент открылась и подалась вперед, его рука оказалась прижата к низу ее живота. Эдик медленно с нажимом стал поглаживать теплую, влажную ткань трусиков, которая оказалась под рукой. Девушка сильно прижалась к нему, и нащупав вздыбленный член, сама стала гладить его, затем стиснула так, что он едва не вскрикнул от боли.
— Ой, прости, прости! — прошептала, — я тебе больно сделала?
— Приятно, — возразил Эдик.
Впоследствии он не мог воссоздать в деталях все то, что у них произошло. Помнил только тот момент, когда испытал болезненно-сладостную долгую судорогу и услышал ответный страстный стон, а затем испуганное: «Что мы наделали!».
Девушка высвободилась из-под Эдика, откинула одеяло, стала шарить по нему рукой, провела у себя между ног и поднесла пальцы к глазам, затем выскочила, включила свет ночной лампы и в ужасе повторила: «Что мы наделали!».
Эдик, словно завороженный, смотрел на кровь, не зная, как реагировать.
— Мне конец, — обреченно сказала девушка, — эта армянская сука убьет меня.
— Не обязательно говорить ей, — наконец, выдавил из себя Эдик.
Зара посмотрела на него, как на идиота.
— А простыня? — она вскочила на ноги. — Вставай, попробую застирать, а ты одевайся, уходи скорей.
Эдик поднялся, стал одеваться, путаясь в штанинах. Зара откинула одеяло, сдернула простынь и как была, голая, выскочила из спальни. Сон в летнюю ночь кончился. Очарование растаяло, как с яблонь белый дым. Он оделся, подошел к окну, выглянул из-за занавески — двор был пуст — направился к выходу. Девушка стояла в кухне, наклонившись над умывальником, и яростно намыливала, терла простыню. Эдик подошел к ней и поцеловал ее обнаженное плечо.
— Я люблю тебя!
Зара промолчала. Помедлив, он добавил:
— Я женюсь на тебе.
— Дурак, — нелогично ответила она, — Уходи лучше.
В дверях Эдик оглянулся, чтобы еще раз увидеть ее пленительную нагую красоту. Словно почувствовав, она оглянулась и ответила взглядом, в котором ему почудилась надежда.
Шагая в свой угол, он мучительно пытался понять, какие чувства владели ею в этот момент.
Несмотря на холодноватое прощание, Зара не отказала ему в следующем свидании и всё повторилось, только ещё лучше. Потом Эдик ушел от Ашхен-Джан и вернулся на квартиру к Косте Христопополусу. Там они могли встречаться и заниматься любовью без риска для Зары спалиться перед сукой-мачехой.
Днем Эдик с корешами щипали в трамваях. Зара работала с ними. Её функция была, отвлекать фраеров, при её внешности это было нетрудно. Протискивалась к какому-нибудь сытному бобру и вставала рядом, мимолетно улыбаясь. Пока терпила, пуская слюни, заглядывал ей в декольте, а то и пытался щупать за задницу, Грек пиской вырезал ему лопатник, а Заяц или Скорик мазали котлы. Обычно всё проходило тихо-мирно, но, если всё же поднимался кипеш, в дело вступал Амбал, своими пудовыми кулаками прикрывая корешей. Бизнес процветал — крадуны нахвалиться не могли на свою новую помощницу. Но все понимали долго так работать нельзя — рос риск примелькаться и спалиться, да и местные щипачи стали косо поглядывать. Короче, гастроли заканчивались и надо было что-то решать с Зарой.
К тому времени, они влюбились друг в друга, по уши.
Вернее, как — Эдик влюбился, а Зара — фиг её знает. Женская душа — потемки. Она всё умоляла, чтоб он её отсюда увез. Жить, мол, больше не может, при этой армянской хевре. А Эдик, как на неё посмотрит, так у него и стекает в пах, никто ему не нравился так, как эта осетинская девчонка. А какой она была в постели… Нет, он твердо решил её умыкнуть.
Правда имелась одна загвоздка. Миша Черный — пахан её шайки и других таких же звеньев карманников в Баку. Зара задолжала ему за обучение, за то, за сё, она и сама не знала сколько.
Кинуть Мишу не получится — вор авторитетный. Мало того, что в Баку больше не сунешься, так и в Махачкалу маляву пришлют, и на правИло поставят.
Миша жил в Черном городе — предместье Баку с низкокрышими домами, олеандрами вдоль улиц и трамвайными путями.
Это был глухой район трамвайного парка. Молодые люди отпустили мотор, и Зара еще несколько минут вела Эдика по тупикам и закоулкам, пока они, наконец, не очутились возле неказистого деревянного строения. По сути, это был старый сруб. Зара в дом не пошла, сказав, что подождет снаружи — урки не любят, когда бабы вмешиваются в мужские дела.
Обозрев фасад убогого жилища, Эдик удивился, что такой именитый бродяга, живет в этом доисторическом убожестве, но, когда зашел внутрь, от первого впечатления не осталось и следа. Огромная горница была залита множеством огней из красивой и, по-видимому, очень дорогой люстры, висевшей над круглым старинным дубовым столом на высоких резных ножках. На полу несколько ковров ручной работы. Слева от входа находились двери в смежные комнаты. Справа от входа, сразу же за дверями, сложена русская печь, а чуть дальше на широком топчане, облокотившись на несколько пуховых подушек, сидел, скрестив под собой ноги, пожилой уркаган. За столом сидели еще двое здоровых быков, близкие Миши, один из которых и пустил гостя в хату.
Хотя Мише шел всего лишь пятый десяток, выглядел он лет на шестьдесят, видно было, что в этой жизни он немало успел хлебнуть. Даже неспециалист мог понять, что болезни достали его не на шутку. Под топчаном стояла плевательница. На журнальном столике лежали лекарства.
Когда они вошли, хозяин дома разговаривал по телефону и курил косяк, рядом с ним лежала колода карт и черные лагерные четки.
Закончив говорить, пахан поздоровался с гостем.