— Совсем расстроилось, — сказала она с сожалением.
Женька убежала хвастаться обновками перед подружками, оставив после себя густой аромат польских «Клима». Высунувшись в окошко, я проводил взглядом ее ладную фигурку, удаляющуюся в направлении автобусной остановки. Вернулся к двери в маленькую комнату, постоял, прислонившись плечом к косяку и пожав плечами, закрыл дверь. Попытался открыть — не тут-то было — дверь не желала поддаваться. Выходит, портал реагирует только на меня и постороннему человеку в него никоим образом не попасть. Ну а чего ты, собственно, ожидал: неведомые «они» допустят, чтоб всякие посторонние «Коли Герасимовы» бесконтрольно шастали из прошлого в будущее и обратно?
Итак, какие у меня планы? Ну, перво-наперво дойти до магазина, купить какой-нибудь еды, затем позвонить Генке. И думать, думать, думать: что делать дальше?
Я обулся в новые сандалии, сунул деньги в карман джинсов и вышел во двор. Жаркий денек распалялся пуще вчерашнего. Солнце словно приблизилось к земле и пекло немилосердно. Пахло пылью и горячим асфальтом. Кота сегодня что-то не было видно, наверное, растаял от жары. Вместо него на газоне дремала одинокая дворняга, высунув из пасти бледно-розовый язык.
Я брел по улице стараясь держаться в тени тополей и размышлял. Жорж велел мне обустраиваться, но не сказал на какой срок. Хотя срока этого самого, по его словам, осталось у меня не больше года.
В любом случае для обустройства нужны деньги и документы. Советские деньги и советские документы. Начнем с денег. Заработать их, имея неограниченный доступ к дефицитному товару, проще простого. Хотя, одно дело разок толкнуть часы, другое проделать ту же операцию десять раз кряду — живо привлечешь внимание криминала или ментов, либо тех и других вместе взятых. Значит нужен легальный канал сбыта. Что там Генка говорил про тетю Лену из треста комиссионок? Надо провентилировать тему.
Генка воспринял мое предложение относительно тети Лены с энтузиазмом. Выяснив с какого автомата, я звоню, велел никуда не уходить, через пятнадцать минут, мол, они будут. Я несколько удивился этому многозначительному «они», но расспрашивать по телефону не стал — через пятнадцать минут сам все увижу.
Плавясь на солнце, уже доедал второй пломбир, когда, наконец, пожаловал Генка.
Опаньки! — восхитился я, когда у тротуара лихо тормознул яично-желтый запорожец, модели шестидесятого года, прозванный в народе «горбатым». — Вот это я понимаю — лимузин!
— Знакомься, это Толян, — представил мне Генка длинного рыжего парня, непонятно как умещающегося за баранкой «запора», — мой кореш и великий автомастер! Люди говорят: построено, мол, без единого гвоздя… А он этот агрегат сам построил из одних гвоздей, да еще как-то умудряется на нем ездить. Трудно тебе было, Толян?
— Не без этого, — признался Толян неожиданным басом. — Керосинка с характером, полгода с ней возился. В принципе она ездить вообще не должна, но если душу вложить, талант и помолиться, то с божьей помощью как-то едет.
Божья помощь понадобилась и мне, чтоб как-то разместиться на заднем сидении.
Мы метнулись до дома и, через пять минут, я уже выносил предназначенные для продажи вещи. Синие джинсы классического покроя, белую женскую майку с Микки-Маусом на все сиськи и синюю мужскую с надписью: «Houston Rocket Lab», две пары черных колготок и зеркальные солнечные очки.
— Где взял? — поинтересовался Генка, разглядывая длинноногую красотку на упаковке колготок.
— Да дядя же, моряк из Находки, на сухогрузе по всей Азии ходит: Япония, Тайвань, Гонконг, Малайзия… Они тюками барахло возят на продажу. Запаяют в полиэтилен, гантель привяжут и на рейде выкинут за борт, а ночью сообщники с аквалангами гантель отвязывают и шмотки забирают. Там этих гантелей на дне валяется, на сотню спортзалов хватит. В самой Находке-то палево продавать, поэтому они через родственников из других городов реализуют.
— Хорошая работенка! — протянул с уважением Генка. — А я ведь тоже хотел в Находкинскую мореходку поступать на штурмана. А потом домой приехал, в ванную залез, расслабился и думаю: долбись оно все конем! Все-таки по натуре, я сухопутный человек.
Комиссионный магазин расположился на первом этаже старинного купеческого дома. В огромном торговом зале, несмотря на разгар рабочего дня было полно народу. Мы миновали отдел готового платья, завешанный подержанным шмотьем, прошли мимо секции мехов, мимо витрин с фарфором и фаянсом, мимо полок, на которых пылилось всякое антикварное барахло, протолкались через толпу зевак у отдела радиоаппаратуры и уверенно проследовали к служебному входу, где в конце короткого коридора имелась дверь с надписью «Директор». В приемной, рыженькая как солнышко, секретарша, неторопливо что-то отстукивала на пишущей машинке.
— Привет, Анечка! — по-свойски приветствовал ее Генка. — Все цветешь и пахнешь?!
Она забавно поморщила носик весь в золотистых конопушках, не оценив его панибратства и лишь лениво кивнула в ответ.
— Шефиня у себя? Одна? — нисколько не смутившись, поинтересовался Генка и удостоился еще одного кивка, — Обожди здесь, шепнул он мне и проник в директорский кабинет.
Эту тетю Лену, младшую сестру Генкиной матери мне часто доводилось видеть, когда она заезжала к ним в гости. И хотя я был ребенком, она уже тогда поражала меня своей безупречностью. У нее всегда был идеальный макияж, прическа, маникюр, наряды. Все это дополнялось нешуточной деловой хваткой: для тети Лены не существовало нерешаемых проблем, она всех, кого надо знала и всё у нее всегда было схвачено. Кстати, насколько мне известно, впоследствии она сумела успешно перестроиться, приватизировать свои и чужие магазины и в начале девяностых стать одной из богатейших бизнесвумен Обнорска.
Из двери высунулся Генка и поманил меня пальцем.
При моем появлении тетя Лена поднялась из-за своего директорского стола и, улыбаясь, сделала шаг навстречу.
Несмотря на возраст хорошо за сорок, выглядела она еще вполне годно, а макияж и прическа были по-прежнему в идеальном состоянии.
— Ну здравствуй Феликс, какой ты стал… взрослый!
Она отечески приобняла меня, я тоже бережно подержался за ее спину под кружевной блузкой, вдыхая запах дорогого парфюма.
Женщина отстранилась, разглядывая меня прозрачно-голубыми глазами.
— Красавец какой стал!
— А вы совсем не изменились! — счел я нужным польстить.
— Ладно тебе, не изменилась, — с притворной небрежностью отмахнулась она.
— Честное комсомольское!
— Геннадий говорит, ты институт заканчиваешь, на красный диплом идешь?
— Университет.
— Молодец какой, а этот обалдуй учебу бросил и в армию загремел.
— Армия, теть Лен — это «сапоги», — влез Генка, — а я на флоте служил!
— А на флоте кто?
— А на флоте — «прогары»!
— Сапоги, прогары… скажи лучше, когда за ум возьмешься?
— Мне государство дало три месяца отпуску. Отгуляю и возьмусь.
— Избаловала вас советская власть! — проворчала тетя Лена, усаживаясь на свое место и лицо ее приняло хищно-деловое выражение. — Ну ладно, что там у вас?
— Вот, — я высыпал на стол содержимое своей холщовой сумки. Она небрежно поворошила тщедушную кучку китайского ширпотреба.
— Спекуляцией решили заняться молодые люди? А что за нее бывает, знаете?
— Да какая спекуляция, тетечка Леночка?! — взвился Генка. — Человеку деньги срочно понадобились, он свои вещи продает! Буквально с себя снятые…
— Заткнись, Геночка, — ласково оборвала его тетка.
Генка послушно умолк, и принялся изо всех сил мне подмигивать, беззвучно шевеля губами, не обращай, мол, внимания, она придуривается, всё на мази.
Директриса меж тем, вновь обратила внимание на шмотки.
— Свои, говоришь, вещи… — задумчиво проговорила она, вертя в руках упаковку с колготками, — с себя снял?
— Да это так, случайно оказалось, — пожал я плечами.
— Бывает, — согласилась она, — а что у тебя еще случайно оказалось?
— А что нужно?
Она удивленно вскинула глаза.
— У тебя что, склад?
Да нет, конечно, — смутился я.
— Ладно, — решила она, — какой размер? Четверка. Колготки я забираю. Сколько?
— Да что вы, Елена Сергеевна, это мой вам подарок!
— Подарок, говоришь? — она ехидно прищурилась. — Подарков мне не надо, беру по госцене — по пять рублей за пару, — извлекла из ящика стола червонец, — держи, остальное несите товароведу, я ей сейчас позвоню, чтоб приняла без очереди, договоритесь с ней по ценам, оформите по прейскуранту.
— А что, обязательно оформлять? — удивился Генка.
— Ну, а как же, Геночка? Тебе здесь частная лавочка? Нагрянет ревизия, а вещь не оформлена, кто отвечать будет, Пушкин?
К товароведу была очередь комитентов, человек из десяти. Когда мы попытались пройти к двери, стоящие приняли нас крайне недружелюбно.
— Куда молодые люди без очереди прётесь? Что, в самом деле, то один лезет, то другой!.. Идут и идут… Сколько можно терпеть, этот бандитизм… Мы тут по два часа в очереди пукаем, а они шастают, понимаешь, как к себе домой… Да сироты они, у людей ни отца, ни матери, а у этих ни стыда, ни совести! Очередь занимайте, сукины дети! В очередь…
Мы были сражены этим напором нравственности, но дверь вдруг приоткрылась и оттуда выглянула, сногсшибательной красоты, девушка. Строго посмотрела на очередь, и та как по команде стихла.
— Они по записи. Проходите молодые люди.
Провожаемые злобным шипением обойденных клиентов, мы просунулись в кабинет.
Товаровед с простым русским именем Альбина (Алечка, как фамильярно назвал ее Генка) выглядела под стать своей начальнице. Такая же ухоженная и безупречная, только не блондинка, а шатенка и лет на двадцать моложе и глаза не бледно голубые, как небо, а синие, словно море. Так, и хотелось в них утонуть, а в голову сразу пришли слова из Добрынинской песенки про Незабудку.