— На самом деле, я хотел к вам зайти, — оторвался я, наконец, от просмотра мимолетного видения, — познакомиться с бабой… э-э…
— Фросей, — подсказала Женька.
— Ага! Поблагодарить её за внучку. даже подарочек приготовил… Вот, — достал из сумки пачку цейлонского чая в пакетиках и коробку конфет.
— Ого, «Птичье молоко»! Можно?
— Конечно! — протянул ей конфеты.
Девчонка мигом открыла коробку и цапнула конфетину откуда-то из середины. Разломила. Коричневая! — показала мне начинку. Карие глазищи светились торжеством. Никогда не понимал женской страсти к коричневой начинке. Женька сунула обе половинки в рот и не успев прожевать, цапнула вторую конфетину.
— Да подожди ты метать, — засмеялся я, — попа слипнет! Сейчас чаю попьем…
— Не флипнет… — возразила она набитым ртом. — А это фто? показала на пачку с чаем.
— Это, брат Женька, чай, типа, индийского! Я чайник купил.
— Я тебе не брат! — насупилась девушка.
— Ну, сестра.
— И не сестра!
— Не придирайся к словам! — я набрал в чайник воды и поставил на плиту. — Вот смотри, — вскрыл коробку и достал вкладыш из фольги. В свою очередь надорвал фольгу и извлек сам пакетик с чаем.
— Вот, как смерть Кощеева… утка в зайце, яйцо в утке…
Женька облизала испачканные в шоколаде пальцы и взяв пакетик, начала его рассматривать.
— Никогда такого не видела. И как его заваривать?
— Ну, как обычно. Суешь в чашку или в заварник. Просто и чаинки не плавают.
— Интересно, — сказала она, — и чайник у тебя интересный (посмотрелась в полированную нержавейку), и сам ты интересный. А я вот не интересная.
— Чо это ты неинтересная? — удивился я такому повороту мыслей.
— Потому что, я не нашла себя. Я никто и звать меня никак. Не рыба, не мясо. Так мамка говорит.
— Почему она так говорит?
— Потому что не хочу поступать в педагогический. Как посмотрю на своих одноклассников. И что, всю жизнь с такими балбесами нянчиться? Нафиг-нафиг!
— А надо обязательно в педагогический?
— А куда? — Женька слопала еще одну конфету. — В технический у меня ума не хватит. А значит я могу остаться вообще без высшего образования и не принести пользу обществу.
Как все сложно, подумалось мне. Я вот в прошлой жизни три образования получил и до доктора наук дорос. А много ли принес пользы обществу? Может быть, теперь получится? А вслух сказал:
— Ерунду твоя мама говорит, извини конечно. Не надо тебе себя искать. Ты уже есть. Умная, молодая, красивая…
— Красивая, значит? — ухватилась она за последнее определение. — Феликс, я тебе нравлюсь?
— Конечно нравишься! Ты вон какая!..
— Какая?
— Такая… ух! Был бы я помоложе!..
— Помоложе? — она засмеялась. — Тебе сколько лет? Двадцать?
— Двадцать один, — знала бы она сколько мне на самом деле.
— Ну да, пенсионер, почти! Прикалываешься? На пять лет старше — это много?
Не нравился мне её откровенный взгляд. Тут, кстати, закипел чайник. Я снял его с плиты.
— Давай, я тебе чайку налью? А сам, пожалуй, пивка выпью… жарко.
— Я тоже пива хочу! — возмутилась Женька и в возмущении слопала конфету.
— Мелкая еще, алкоголь пить.
— Мы с девками бражку пьем, — доверительно сообщила она. — У Ирки Шевелевой предок брагу ставит двадцатилитровыми бутылями. Она у него тырит. Когда литр, когда полтора отольет. Мы впятером соберемся и в зюзю!
Я представил это «в зюзю».
— Может ты еще и куришь?
Не-е! — Женька замотала головой. — Вонь эту, терпеть ненавижу!
— Смотри мне! — погрозил ей пальцем, с притворной строгостью — от бездуховности до грехопадения, один шаг. Ладно, уж, надеюсь партия и комсомол меня не осудят, за спаивание малолетних, — полез в холодильник и достал две банки «Бад». У Женьки глаза на лоб полезли.
— Это что? Пиво? Обалдеть! — она крутила мигом запотевшую банку в руках. — А как его открывать?
Я показал. Банка щелкнула. Мы сделали по глотку. Не похоже было, что Женьке пиво понравилось, но она мужественно глотнула ещё и ещё. Лицо у нее стало серьезное и решительное, словно долго собиралась, что-то сказать и наконец, собралась.
— Феликс, — сказала она, — я тебя люблю…
Я поперхнулся пивом и закашлялся.
Девушка поставила банку на стол и перескочив ко мне на колени, похлопала ладошкой по спине. А когда закончил кашлять, обняла за шею и впилась губами в мои. От неожиданности я ответил и с минуту мы ссосались. От Женьки пахло пивом и конфетами. Целоваться она не умела, больше кусалась. Потом внезапно отстранилась, глядя мне в лицо. Глаза у нее были яркие, а губы бледные большие и нежные.
— Феликс, я наверно, без тебя жить не смогу… — с горечью констатировала она.
— Это неправильно! — возразил я, поражаясь, как глухо звучит мой голос.
— Что неправильно?
— Всё неправильно! Я взрослый мужик, а ты маленькая девочка, какая может быть любовь?
К стыду, сказать, от близости её горячего тельца у меня неудержимо встал, а правую, свободную от пива руку, обнаружил машинально тискающей девичью грудку. Руку я немедленно убрал, а вот член, мерзавец такой, опускаться не хотел. Женька почувствовала. Шустро сунув ладошку под попу, нащупала его и хихикнула.
— Маленькая, говоришь? А чего тогда, он такой большой?
— Ну-ка, прекрати! — преодолевая сопротивление, столкнул её с колен. Жадно глотнул пиво — меня била дрожь.
Она не ушла. Стояла надо мной с видом попранной женственности. Потом заплакала, прикусив губу и неотрывно глядя на меня. Не выношу женских слез, а особенно девичьих.
Пришлось опять усадить её на колени, гладить плечико, целовать в мокрую соленую щечку.
— Ну, какая любовь, Женечка? Я же тебе говорил: у меня есть невеста, я скоро уеду из Обнорска…
— Ну, пока же не уехал! — упрямо возразила она. — А я тебя сейчас люблю! Хочешь на руке погадаю? — как всегда неожиданно сменила тему. — Меня Златка-цыганка научила, она в нашу школу ходит, — не дожидаясь ответа, взяла мою ладонь, развернула вверх.
— Вот, линия жизни у тебя длинная — жить будешь долго. Линия ума — тоже. Умный. А вот они пересекаются и дальше идут вместе. Значит, умом ты своим пользуешься по жизни! А бугры под пальцами — признак таланта. Вон они у тебя, какие выпуклые — талантливый!
Я засмеялся и погладил маленькую льстицу, своей талантливой ладонью по голове.
— Конфету хочешь?
— Хочу! — капризно заявила девчонка. — И не только конфету…
Не знаю, чем бы все кончилось, к счастью, за стенкой шумно заворочалась Женькина бабка.
— Ой, баб Фрося, кажись проснулась, — испугано сказала девушка и унеслась домой. Конфеты и чай, паразитка, не взяла. Я понял — осада будет продолжена. Девчачья любовь, сродни одержимости. Что ж мне с этим делать?
Глава 13
— Эх, брат Феликс, — сказал Жорж, — чую, поскользнешься ты на очередной звезде! Вот зачем надо было чпокать эту торгашку, да еще с использованием технических средств? Они ж там в Совке слаще морковки ничего не пробовали. После твоего траха крышу и сорвало. Она поди и оргазмов не испытывала в жизни. Не думаю, что эта мадемуазель про тебя забудет. Будет искать встречи. Но тебе самому лучше про нее забыть. Жалко, конечно, канал сбыта…
— Ты ж сам смеялся над трусельным бизнесом, — не удержался я, потроллить коллегу.
— Смеялся не смеялся, а деньги нелишние. А уж с соседкой-мокрощелкой, вообще зашквар.
— Я-то тут причем, сама влюбилась.
— Са-а-м-а!.. — презрительно протянул Жорж. — Подарки дарил? Речи сладкие говорил? Парень ты видный… был. Глаза у тебя большие и добрые, как у коня… Культурный. По их меркам — богатый. Много ли малявке надо, чтоб втюриться? То-то и оно. Не забывай и про коммерческий интерес. Гадом буду, если она тебе что-то такое не предложит!
— Ну, даже пусть и так. Но все равно, какая-то она… больно развязная, для своего возраста. На колени садится, целоваться лезет… за член хватается! Я ж помню — советские школьницы скромные были недотроги. Я свою первую, Наташку, месяц уламывал, чтоб дала. Жениться обещал! Но она все равно до восемнадцати лет дотянула, прежде чем ноги раздвинуть. Правда, отдалась прямо в день рождения.
— Школьница школьнице рознь, — рассудительно заметил Жорж, — может, тебе подфартило на юную нимфоманку нарваться. А если серьезно, то после прыжка ты весь пустой и как промокашка воду, впитываешь в себя чувства людей. Евгения же твоя встречалась с тобой непосредственно после переброски. Если бы ты ей не понравился, она бы тебя возненавидела. Но ты понравился. Лезет она к тебе не потому, что развратница, а потому что ничего с собой поделать не может. Думаю, сама себе удивляется. Так что повезло тебе, что соседка хоть симпатичная оказалась, а была б уродина — набегался бы от нее. А то и вовсе мальчонкой… — он глумливо хихикнул, а меня передернуло от такой перспективы.
— Ладно, примем меры, — солидно пообещал Жорик.
— Какие, это ты меры собрался принимать? — спросил я с подозрением, — Не хочу, чтоб у Женьки из-за меня были проблемы.
— У нее и так уже проблемы и именно из-за тебя! Да ничего с ней не будет… У тебя наноботы остались?
— Нет. Ты же мне десять пилюль давал, я их все и сожрал.
— Ясно, — он пошарил в своей сумке и извлек еще один флакон. — Вот держи. Даш своей малолетке одну пилюльку… если не сработает — еще одну. Но думаю, и одной будет достаточно. Да не ссы, ничо с ней не случится. Ты ж пил — жив-здоров.
— А зачем? Как это действует?
— Ну, как действует… наноботы встроятся в нервную систему влюбчивой подружки. Твой ИКР установит с ними связь и сможет напрямую влиять на эмоции пациентки. Без всяких эмпатических заморочек. Скорректирует жгучую страсть в обычное влечение. То есть, если попросишь — даст с радостью, но сама приставать не станет.
— Да не надо мне, чтоб она давала!
— Ну, не надо, так не надо. Чо кричать-то? Люди оборачиваются.
Мы сидели в том самом гриль-баре «Стоп-сигнал», где и познакомились. Жорж, как обычно угощался за мой счет, а я не пил — не хотелось.