— А я думал — вы подруги.
— Ещё какие! — злости в Лоркином голосе не убавилось. — Знаешь почему маман тебя позвала?
— Ну, типа, друг Генки.
— Да она и самого Генку сроду бы не позвала. Плевать ей на родственников, она с ними после смерти тети Наташи практически не общается.
— Хм… тогда почему?
— Потому что, я попросила.
— А ты откуда про меня вообще узнала?
— Так видела вас в Театре. Эта сучка специально тебя туда притащила, мне назло. А потом еще и рассказала, как ты её изнасиловал и как ей неожиданно понравилось… прямо на небо улетела. И глазки свои блядские так закатывала. Я когда ей сказала, что ты будешь на Дне рождения, она чуть до потолка не прыгнула. Глянь, как она на нас смотрит…
Я оглянулся и поймал взгляд Альбины. Он был полон презрения.
— Слушай, — вдруг сказала Лариса, — мне так понравилось, как ты меня поцеловал, когда заходил. А давай ещё разок.
До меня еще не дошел смысл её слов, как девушка обхватила меня за шею обеими руками и присосалась, как пиявка своими пухлыми губами. Что мне оставалось, кроме как ответить. Так мы и целовались под гневным взглядом Альбины. Потом Лорка немного отстранилась и горячо зашептала мне прямо в ухо:
— Я хочу, чтоб ты меня, как её отимел на столе! Тоже хочу на небо! — он вскочила на ноги и потянула меня за руку. — Пошли, пошли!
— Куда? — тупо поинтересовался я.
— Ко мне в комнату, — пояснила она, как недоумку. — Ну пошли же!
Я был пьян и поддался зову плоти. Какого черта? Альбина меня послала, а Лорка ничего так, девочка зачетная, почему бы и нет. И пошел за ней, как козел за морковкой.
Мы поднялись на второй этаж в Лоркину комнату. Едва закрылась дверь я обнял её и принялся было исследовать её тугие прелести. Но девушка с неожиданной силой вырвалась из моих объятий и кинулась к окну.
— Уходит, уходит, уходит! — восторженно повторяла она и прыснула в ладошку. Я выглянул из-за неё и увидел стремительно удаляющуюся спину Альбины. Вслед ей смотрел растерянный Борис.
— Так тебе и надо, коза! Эй, руки убрал! — это уже было адресовано мне. — Только тронь, как заору!
Я стоял и ничего не понимал.
— Ты же сама предложила…
— Я пошутила, — сказала она ехидным стервозным голосом, — а ты и повелся, дурачок.
— Постой-ка… — до меня начало доходить. Вот почему Боря откровенничал с подружками о сложностях нетрадиционной личной жизни. Они для него свои! Нетрадиционные!
— Так вы с Альбиной любовницы? Лесбухи?
— Фи, как пошло! — поморщилась Лариса. — Самцы всё умудряются изгадить, даже такое красивое слово. Ты ещё ковырялками нас обзови. Ну да, мы лесби. Вернее, я, а Алька бишка. Спит с мужиками иногда, из корыстных побуждений. А потом мне рассказывает. Как это меня бесит! Убила бы сучку!
«Твою ж мать, — подумал я, — вот это поворот сюжета!»
— И что, тебе совсем не хочется с мужчиной?
— Я тебе хотелось бы, если б тобой кидались по полдня и не всегда ловили. Грязные, вонючие, похотливые, самовлюбленные самцы!
— Ты ж со мной целовалась.
— Чуть не стошнило!
— Врешь!
— Ну, вру, — с усмешкой согласилась Лариса, — даже приятно было… но это потому, что Алька смотрела.
— И я не вонючий!
Она приблизилась и смешно обнюхала меня. Подтвердила:
— Приятно пахнешь. Ты какой-то не такой… как иностранец. Если б Алька на нас смотрела, я бы тебе даже дала. А так — нет.
— А может, попробуем, — не знаю зачем, продолжил я её провоцировать, — Альбинка тоже сперва не хотела, а потом разошлась. Знаешь, как орала — залюбуешься! Может сольемся в экстазе?
Я таки её разозлил.
— Отвали! — сердито сказала Лорка, отталкивая мою руку. — с Дунькой Кулаковой пойди слейся.
А вот сейчас было грубо, на это следовало ответить.
— Ну и не больно-то надо было, — я демонстративно смерил взглядом её плоские прелести. — Лучше с Дунькой Кулаковой, чем со стиральной доской. То ли дело с Альбиной — ляжечки, сисечки, попочка, м-м-м…
Не люблю хамить женщинам, но уж больно достала она меня, лесбуха чертова. Помню, была у меня знакомая (бисексуалка, между прочим), так она утверждала, что идейные лесбиянки, ебанутые на всю голову, особенно творческие личности. Потому что бабе нужен мужик — против природы не попрешь.
Прекрасные Лоркины глаза сузились в две амбразуры, а губы сжались в нитку. Она стояла тоненькая, как струночка, разъярённая так, что только тронь — порвется.
— Пошел вон, скотина! — полушепотом произнесла струночка. Красные пятна вспыхивали у нее на лице, как предупреждающие сигналы семафора — дальше заходить не стоит — собьёт поездом.
И я пошел гулять по буфету. Миль пардон, мадмуазель! Арривидерчи, сеньорита! Извините за внимание.
Глава 18
Первым кого я встретил, выскочив из дверей, был красавчик Боря Хилькевич.
— Ты что, совратил Лариску? — поинтересовался он с нескрываемым интересом.
Я сперва не понял вопроса и некоторое время стоял подобно жене Лота, тупо пялясь на него. И лишь потом сообразил, слово «совратиться» для них должно иметь обратное значение — изменить своей нетрадиционной ориентации.
— Нет, что ты! — успокоил я его. — Девчонка — кремень, сразу меня послала. Это она для Альбины цирк с конями устроила, чтоб её позлить.
Боря расхохотался густым, бархатистым смехом.
— То-то, я смотрю Алька подорвалась, только пятки засверкали. Ну, Лариска, ну стервоза! Такую подругу иметь — врагов не надо. Слушай, а что у вас с Алькой, если не секрет?
— Как, что — любовь. Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь: такую любовницу иметь…
Он опять зашелся беззлобным бархатным смехом.
— Верно! А я еще думаю, чего она весь вечер трется возле меня, аж нехорошее стал подозревать. Так, это ты ей засадил? Мне Лариска об этом рассказала. Но сучка не сказала, что в гости тебя позвала. Ну, аферистка. Ты уже уходишь, что ли?
— Да мы с Лоркой немножко повздорили, думаю, мне лучше уйти.
— Я тоже уже собираюсь, могу подвезти.
— А ты-то чего? — удивился я.
— Я ж за рулем, не пью. А трезвому, что за радость на пьяные жирные рожи смотреть. Так что, подвезти?
Я пожал плечами, почему бы и нет. Все лучше, чем несколько километров тащиться до шоссе, а там ловить частника. Не будет же он ко мне приставать в машине.
— Поехали.
Ушли мы по-английски, не прощаясь. Да, по совести, говоря, хозяевам было не до нас, гостям, тем более. На часах было двадцать один, ноль пять.
Как и у Альбины у Бори был «Жигуленок» копейка, только белого цвета и более навороченный. В нем даже, о чудо, имелась японская магнитола и стереоколонки. Боря вел машину по-пижонски, покачивая рулем, поигрывая брелоком для ключей, поглаживая рукоятку переключателя скоростей. Вставил в магнитофон кассету.
И тотчас же от заднего стекла, из стоящих там колонок сладким голосом тихонько запел о любви Хулио Иглесиас.
— Слушай, Борь, — не удержался я от вопроса, видимо спьяну, другим не объяснить, — а ты правда…
И тут только задумался, как бы его назвать. Педик и гомик, звучит наверно обидно, а гомосексуалист слишком пафосно, да я бы спьяну и не выговорил.
— …гей, — нашелся я.
— Ух, ты, — покосился он на меня, — какие мы иностранные слова знаем. Лариска, что ли, сказала?
Я пожал плечами, промычал, что-то невнятное.
— Вот, балаболка. А впрочем — да. Чего тут такого?
— И не боишься?
— А чего мне боятся?
— Ну, статья же есть, знаменитая.
— Не знаю никого, кого бы по этой статье посадили. Может, низовых каких-нибудь, самых упоротых, а у меня статус, я премьер. И потом, я же не отсвечиваю, не провоцирую, по мужикам не бегаю. Есть несколько, надежных друзей, с ними и общаюсь. А ты знаешь, кстати, что Лариска моя невеста?
— Э-э-э… — только и смог выдавить я. — Правда, что ли?
— Официально, через месяц расписываемся. Приходи на свадьбу.
— А зачем вам это?
— Как зачем? Слухи ходят, но это фигня, а факт остается фактом. В наличие крепкая советская семья. Нам ведь заграницу выезжать. Она солистка. Примой, конечно, не станет ну и ладно. Примы, они вообще, суки полные.
— Да действительно, чем вы не пара… красивая пара.
— Мы прекрасная пара! — согласился Боря. — Полное взаимопонимание. Она ко мне не пристает, я к ней. А ты чего спрашивал-то? — поинтересовался он, и в его голосе мне почудилась надежда.
— Да, так просто, в целях общего развития, — поспешил я его разочаровать, — просто интересно, как ты к этому пришел?
— Шел, шел и пришел. Попробовал одно, другое, остановился на третьем.
— То есть, ты и с бабами тоже пробовал? — не переставал я открывать для себя «дивный» новый мир.
— Ясен пень, а ты как думал? — кивнул Боря, — я чего только не пробовал… в таких оргиях участвовал, страшно вспомнить. Тут ведь главное, освободить себя от предрассудков и поэкспериментировать. Чтобы самому в себе разобраться.
— Значит, ты в себе разобрался, и с мужиками тебе больше понравилось, чем с тетками?
Он важно кивнул.
— Я для себя определился. Мне женщина уже ничего дать не может. В плане секса, женская любовь лишь жалкое подобие мужской. А в интеллектуальном, духовном, — он красиво махнул рукой, — ну, ты сам понимаешь.
Но я не понимал. Вернее, я понимал, что Борина гомосечность, скорее всего результат профдеформации. Ведь, как известно, в балете повышенная концентрации красивых женских особей. Такая девушка на улице одна на сотню, а там они табунами скачут. И Боря к ним просто привык. Он, с малолетства их днями напролет кидает, ловит, крутит-вертит, хватает за всякое — для него не осталось тайн в женском теле. Оно для него, навроде спортивного снаряда. К тому же все эти красотки, из-за постоянного пребывания в обстановке дичайшей конкуренции получают серьезные вывихи характера в виде повышенной истеричности и стервозности, что тоже не добавляет к ним симпатии.
— Они же, совершенно не похожи на нас, — продолжал миссионерствовать (теперь я в этом уже не сомневался) Боря. — Во всем, в интересах, морали, шкале ценностей, понимании мира, ментальности. Фазы не совпадают.