Ева согласилась, что, мол, надо — да.
— И каков план? Хочешь, я устрою ему утопление в нужнике?
— Чего такая злая? — удивился я, — лично мне он ничего дурного не сделал. К тому же у меня к нему еще одно дельце. Просто отвлеки его, а дальше я сам.
— Как скажешь, — не стала спорить фея.
Я было начал собираться, как тут явилась Женька. Примчалась в обеденный перерыв. Опять начала рыдать, говорить, что бес её попутал, что любит только меня, пыталась вешаться на шею. Пришлось дать Киру команду её успокоить.
Успокоившись, она сразу начала деловито выспрашивать о моих намерениях, что я обо всем этом думаю и не считаю ли я её последней блядью?
Я ответил, что ни в коем случае не считаю, что очень рад за неё и за Генку. Что совет им да любовь, но все же надо быть осторожной и предохраняться, чтоб не залететь раньше времени. В назидание, вручил ей длинную ленту презервативов. Девушка мило зарделась, но не отказалась. Затем я отдал ей все шмотки и косметику предназначенные для продажи, включая джинсовую юбку для подружки, разрешив использовать всё по своему усмотрению. Женька попыталась отказаться, но глазки её алчно загорелись и долго уговаривать девушку не пришлось. Потом я сообщил ей, что срочно должен уехать на пару недель, а когда вернусь тогда и порешаем, как нам быть дальше.
— Всё-таки, как-то не по-человечески получилось! — сказал я уже в такси, Еве, никому кроме меня невидимым, бесплотным духом сидящей рядом со мной. — Надо было с Генкой хоть попрощаться…
— Долгие проводы — лишние слезы, — парировала фея.
— Я ведь обещал ему помочь в жизни.
— Ты уже помог — познакомил с хорошей девушкой. Благодаря имплантам связь между ними будет очень крепкой. Ради неё он забросит гулянки и восстановится в институте. Через год, Евгения забеременеет, и они поженятся. Геннадий будет много работать и выбьется в большие начальники, а она родит ему пятерых ребятишек. Они будут жить долго и счастливо… уровень долгосрочных прогнозов Наставников довольно высок. Не менее девяносто процентов.
— Чего? Каких еще наставников? — поразился я, но фея лишь сделала выразительную гримаску и исчезла.
— Проведаю нашего уголовного друга, — услышал я уже из пустоты.
Вещи я решил оставить на вокзале в камере хранения. Ну, а где, собственно говоря, еще?
Таксист согласился подождать с включенным счетчиком — клиент был выгодным. Нужный мне поселок располагался в восьмидесяти километрах от города. Туда и обратно — сто шестьдесят, и там сколько-то времени — почти дневной план…
Вокзал встретил привычным шумом и бесконечной толчеёй. Приезжающие и отъезжающие, грустящие и смеющиеся, встречающие и провожающие, ремонтники в ярко-оранжевых куртках, местные служащие в железнодорожной форме. Неразборчивый станционный хрип динамиков, гудки нетерпеливых электровозов.
Народ попадал на вокзал с трех сторон — центральный вход брал на себя основную людскую массу, еще была возможность пройти со стороны электричек, кроме того, на платформы можно проникнуть с примыкающей улицы, застроенной сооружениями вокзальных служб: багажный и почтовый цеха, разные конторы, вагонное и локомотивное депо, ремонтное и т. д.
Интересно, что с билетами?
С билетами было хреново. Кассы стояли открытыми, но везде висели таблички: «Билетов нет».
Народ ломился к дежурной по вокзалу, каждый старался протиснуться поближе к окну, чтоб сообщить о своих проблемах и бедах.
— Следующий! Слушаю вас! — торопил, усиленный динамиком, голос дежурной. Наскоро выслушав, она протягивала бланки.
— Заполните. И к администратору. В первое окно. Следующий!
Кто-то из очереди вызвался заполнить бланки, ускорить дело.
Я спустился в зал, где разместились автоматические камеры хранения. Прошелся вдоль коридора. На удивление, много зеленых огоньков. Выбрал, положил сумку, оставшись с планшетом, запер, чувствуя себя подпольным миллионером Корейко. Перед обычной камерой стояла маленькая очередь, мордастый кладовщик сновал туда-сюда, рассовывая чемоданы. Когда я проходил мимо, он глядел из-за решетки своей секции, как хищник в зоопарке, круглыми желтыми глазами, светящимися неугасимым алкогольным пламенем.
На часах тринадцать пятнадцать, а в желудке за сегодняшний день ничего не было кроме кофе. Казалось, там свистит ветер, и я решил слегка перекусить — время терпит.
Кстати, Зоя- Зоечка, блондиночка с лисьими глазками. Совсем я про тебя забыл.
— А Зою повысили, — ответили на мой вопрос в ресторане, — теперь она барменша!
Причем сказано это было с придыханием. Очевидно, барменша — элитная должность, по сравнению с официанткой.
Бар располагался в другом крыле вокзала, на цокольном этаже и я отправился туда.
Скудный солнечный свет падал в полуподвальные окна бара. Интимной пеленой укутывал он столы, стены мореного дерева, отражаясь в медной чеканке, с трудом дотягиваясь до стойки и витрины за ней, уставленной бутылками с коньяками, ликерами, джином и аперитивами, глянцевыми фруктами, цветастыми коробками с конфетами, яркими коробочками американских сигарет. Сбоку сиял полированным металлом кофейный агрегат.
К сожалению, на подобную красоту можно только смотреть. Отведать этих плодов сладкой жизни, простому советскому человеку не представлялось возможным — реквизит, бутафория. Коробки импортных конфет пусты, в бутылках — крашеная вода, в сигаретных пачках — разве что заблудились остатки табачного аромата.
Коньяк имелся только азербайджанский, юбилейный, а ликер болгарский вишневый и в виду убогости внешнего вида они стояли под стойкой. Кофейный агрегат, правда работал, разумеется, при наличии кофе, что имелось не всегда.
Пустые часы перед вечерним наплывом посетителей Зоя, старательная как все новички, решила посвятить саморевизии. Она стала сверять счета, накладные, наличие дефицитных товаров. Надо было сделать заявку на кофе и взбитые сливки для него, выписать томатный сок, мороженое и сырые яйца для коктейлей. Сопоставить наличные деньги в кассе с показанием счетчика, выбрать излишки.
Щурясь, она вглядывалась в кассовую ленту — давно надо сменить. Цифры тусклые, неразборчивые, под стеклом еле видны — шестерку от восьмерки не отличишь.
На душе у Зои было неспокойно. Объяснялось это вот чем — ей принесли шикарное итальянское платье-брюки цвета морской волны. Примерив в подсобке и покрутившись перед зеркалом, Зоя нашла себя в нем невыразимо прекрасной — хоть замуж за принца. Но цена… Она не просто кусалась, она буквально грызла — сто пятьдесят рублей (почти две зарплаты) просили за кусок синей тряпки бесстыжие фарцовщики. Ну, как же — барменша! А то, что она на новом месте еще не освоилась и боялась ловчить, это никого не волновало. Перед девушкой стоял сложный выбор — отказаться от покупки или занять денег, после чего ей предстояла пара месяцев спартанской жизни.
— Привет, Зая!
Перед стойкой стоял высокий парень, лицо его показалось Зое смутно знакомым.
Подойдя к стойке, я некоторое время следил за деловитыми движениями Зои, отмечая про себя, что девушка за эти дни осунулась, похудела. Щеки запали, скулы заострились, но, при этом она стала еще красивей. Окликнул. Некоторое время она таращилась непонимающим взглядом, потом в нем вспыхнул огонек узнавания.
— А… проезжий. Ты ли, это?! — мне показалось, обрадовалась Зоя. — И не разглядишь впотьмах.
— Я. — сознался я, взбираясь на высокий стул.
— Ты ведь в очках был, поэтому не сразу узнала. Уж и не чаяла увидеть. Какими судьбами?
— Есть хочу, — сознался я.
— И всё?
— Нет, конечно, тебя хотел увидеть!
— Хм… — сказала она. — Тоже хочу есть. Все собиралась, собраться не могла. Хорошо — ты подошел… не скучно будет. Пошли в подсобку.
Зоя закрыла кассу, и поставила картонку с трафаретной надписью «Перерыв». Я сполз с сиденья и, перекинув через плечо ремешок своего планшета, направился следом за ней в подсобное помещение.
Обстановка более чем скромная. Деревянный щербатый стол, колченогие табуреты, одностворчатый больничный шкафчик, чан, поделенный на секции для мытья посуды, пол, покрытый волнистым линолеумом, с решеткой под чаном.
— Явился — не запылился! — с удовольствием констатировала Зоя, вынимая из шкафчика домашнюю снедь: котлеты, отварные яйца, соленые огурчики. — Терпеть не могу жратву местной кухни… Ну, рассказывай. Особо рассиживаться некогда — перерыв пятнадцать минут. — Зоя протерла чашки полотенцем. — Как жизнь молодая?
— Так себе, — ответил я, бодро ковыряя котлету. — Нет, котлета-то вкусная, просто надо уезжать, а город так и не посмотрел.
— Да и смотреть-то особо нечего, — Зоя наполнила чашки кипятком и опустила в них пакетики с чаем. Вода на глазах словно обретала густоту, насыщаясь коричневым. — Тут тебе не Париж… и когда отъезжаешь?
— Да дельце одно осталось обтяпать. Думаю, день-два.
— День-два… — задумчиво повторила Зоя, — жаль.
— Что жаль? — не понял я.
— Да, так, ничего… ты ешь, ешь не стесняйся!
А я и не стеснялся — наворачивал за обе щеки, прихлебывая сладкий чай.
— Ты как, в целом? — промычал набитым ртом. — Как работается на новом месте?
— На новом месте? Ничего, осваиваюсь. Суеты меньше, возможности заработать больше.
— А чего тогда, такие глаза грустные?
— Грустные? — удивилась она. — Да нет, тут просто платье принесли красивое… до завтра оставила — подумать…
— Импортное?
Она кивнула.
— Дорогое? — догадался я.
— Сто пятьдесят хотят, ироды…
— Вот спекулянты чертовы! — посочувствовал я. — Грабят трудовой народ, прям среди рабочего дня! Но оно тебе, хоть идет?
— Очень! Ладно, пора мне, а то посетители щас начнут долбить по стойке — стены обвалятся.
— Подожди! — остановил я её царским жестом, открыл планшет и достал оттуда сотенную и два четвертака. — Вот, держи — купи себе платье.