— Заходите, пожалуйста, — пригласил он их в вестибюль и представился. — Доктор Егор Гладышев.
— Охота вам было, Егор, стоять на холодном ветру в этом халате! — сказал Алексей. — А‑то мы бы сами не зашли. Нас на входе предупредили о номере корпуса.
— Такой порядок, — ответил он. — Прошу вас, господа, пройти в лифт.
Они спустились на четыре этажа, прошли по коридору и зашли в просторное помещение, заставленное самым разным оборудованием.
— Идите за мной, — сказал их провожатый, направляясь к нескольким стойкам с оборудованием и огромным креслом, возле которых их дожидались двое мужчин, одетых, как и все здесь, в белые халаты.
— Вам ко мне, — сказал им пожилой врач. — Я Семен Волков. Кто из вас пациент?
— Это я, — слегка поклонился Алексей. — Алексей Самохин.
— Садитесь, Алексей, — показал на кресло Волков, — и ничего не бойтесь. Или мы вам поможем, или вы у нас без толку потеряете пару часов. Никаких неприятных ощущений не будет. А сейчас мы вообще займемся не лечением, а диагностикой. Олег, начинай.
Его ассистент подвел к голове Алексея металлическую полусферу примерно метрового диаметра, с радиально выступавшими из нее цилиндрами, от каждого из которых шел свой кабель к самой высокой стойке. Раздался низкий гул, но, как и говорил врач, Алексей ничего не почувствовал. Продолжалось это минуты три–четыре, после чего металлическую «шапку» убрали.
— Уже хорошо, — сказал Волков, колдуя у приборов.
— И что же у нас хорошо? — спросил Алексей.
— Прежде всего мы выяснили, что вы не симулируете потерю памяти, — пояснил врач. — Вы действительно не можете ее использовать в полной мере. Кроме того, вы не травмировали мозг и не принимали наркотических веществ, способствующих нарушению памяти. И воздействию мощных магнитных полей вы тоже не подвергались. Скорее всего, причина вашего недуга чисто психологическая. Поэтому для начала применим внушение.
— Гипноз? — спросил Алексей.
— Не совсем, — ответил Волков. — У нас свои методы. Олег, давай шлем.
На голову Алексею надели уменьшенную копию полусферы с цилиндрами.
— Расслабьтесь и постарайтесь не двигаться! — приказал Волков. — На этот раз сидеть придется гораздо дольше. Если что‑то вспомните, нам говорить не нужно. Процедуру надо провести до конца.
Сколько длилась процедура, Алексей сказать не мог. Он долго сидел в кресле и в конце едва не заснул. А может, и заснул и проснулся, когда с головы снимали шлем.
— Ну как наши дела? — спросил Волков. — Помогло вам наше лечение?
— Спасибо, доктор, — сказал Алексей. — Я вспомнил все. Я могу идти?
— Да, конечно, — кивнул врач. — Если нет претензий и надобности в наших услугах, то можете покинуть кресло. Вас проводят.
На обратном пути Отто не беспокоил Алексея, даже не задал вопроса о результатах лечения, за что он был ему благодарен. Алексей Самохин в подробностях вспомнил всю свою жизнь и теперь сидел в мчащемся электромобиле и думал о том, что ему с этим знанием делать. На вопрос, каким образом и почему он оказался в будущем, всплывшие в голове знания не отвечали. Прежде всего, нужно было решить, что говорить Лидии и ее отцу. Есть какая‑нибудь цель в его появлении или оно вызвано случайностью, но без посторонней помощи ему придется плохо. Да и не хотелось ему уже уходить от Лидии. Складно врать или продолжать прикидываться потерявшим память у него не получится. Он слишком плохо знал этот мир и был уверен, что медики по своим приборам легко определят, что лечение удалось, поэтому сказал им правду. А теперь нужно говорить правду Лидии, или уходить из ее дома. Да и это не выход. Вряд ли она смирится с его уходом, а возможности у нее большие. В конце концов он решил, что все расскажет Лидии и попросит у нее совета. Уж она должна хорошо знать своего отца. Стоит ли ему рассчитывать на помощь и доверие Владимира Валери, или лучше держаться от него подальше?
Отто со своей машиной не стал заезжать на территорию особняка и высадил Алексея у калитки. Пустили его внутрь почти тотчас же.
— Ну как? — бросилась к нему Лидия. — Получилось?
— Да, я все вспомнил, — кивнул он. — Пойдем в спальню, там и поговорим.
— Что случилось, Леша? — Лидия вцепилась в его руку и пыталась на ходу заглянуть в глаза. — Я же вижу, что ты сам не свой! Мне страшно!
— Сядь и выслушай! — он оторвал от себя женщину, взял ее за плечи и почти насильно усадил на кровать. — Я не знаю, поверишь ты мне или нет, но я к вам пришел не из Австралии или другой страны, а из другого времени. Перед тем, как сюда попасть, я жил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. И почему так получилось, я не знаю.
— У тебя там осталась жена? — спросила Лидия.
— С женой мы разошлись, а детей не было. Мы и жили‑то вместе всего два года.
— Значит, все хорошо? Почему же ты тогда весь сжался?
«Никогда не понимал женщин, — подумал он и о своей бывшей жене, и о Лидии. — Способны из пустяка сделать трагедию, а когда им говоришь о действительно важных вещах, им все по фиг, если только это не касается семьи».
— Ну и что ты об этом думаешь? Ты мне веришь?
— Я тебя люблю, и если ты ответишь мне взаимностью, все остальное будет неважно. Наверное, ты действительно пришел из тех времен, о которых я так любила читать книги. Ни один мужчина из тех, кого я знаю, не бросится безоружный на трех вооруженных бандитов, чтобы помочь незнакомой женщине, а потом не уйдет, ничего за это не попросив.
— Твой отец такой же легковерный, как и ты? И он мне поможет? Я не хочу ему врать, я даже не смогу это правдоподобно сделать. Слишком я еще плохо знаю ваше время.
— Даже если не поверит, все равно поможет! — жестко сказала Лидия. — Иначе лишится дочери! И потом ты ведь должен знать много такого, чего никто из нас не знает. Отец хотел пригласить историка, вот ты с ним и поговори. Он изучал твое время по книгам, а ты в нем жил. Думаю, ты сможешь его убедить, а он пусть убеждает отца. Что ты у него хотел узнать?
— Я хотел узнать не о своем времени, а о более позднем. Мне непонятно, почему развалился Советский Союз. Выиграли самую страшную войну в истории человечества, выстояли в невероятно трудных условиях послевоенной разрухи и развалились в относительно благополучное время? Извини, я в такое не верю. Наверняка имело место предательство и пособничество нашим врагам, и я хочу знать, чьих это рук дело! Я не знаю, что тебе известно об СССР, просто хочу сказать, что несмотря на все его недостатки, до такого маразма, как сейчас, при том строе не дошли бы.
— Ну и что? — не поняла Лидия. — Пусть у вас было лучше, это даже по тебе видно! Но даже если ты все узнаешь, что от этого измениться? Прошлое изменить нельзя! Или можно?
— Я не знаю, — опустил голову Алексей. — Просто чувствую, что должен это выяснить. Давай пока не будем заглядывать далеко вперед, а сначала разберемся с твоим отцом. Он не звонил, когда собирается приехать?
— Он должен позвонить позже. Но я не буду ждать его звонка и позвоню сама! Я же вижу, в каком ты состоянии, да и сама до этого разговора не буду спокойной! Подожди, я сейчас схожу в свои комнаты за коммуникатором и позвоню.
Она убежала и вернулась через несколько минут.
— Он опять приедет к нам на обед. Ты, кстати, не завтракал и очень голоден. Поэтому отца ждать не станем и поедим сейчас. А с ним потом просто посидим за компанию.
Отец Лидии приехал к трем.
— Ну и что у вас случилось такого, что я должен все бросать, срываться и ехать через всю Москву? — спросил он дочь. — Вы уже сами пообедали?
— Да, папа, — ответила она. — Твой обед ждет на кухне. Давай ты поешь, а потом поговорим. А то с нашими проблемами тебе кусок в горло не пойдет.
— Отыскала ты себе жениха на мою голову! — проворчал Владимир. — Если так, ждите, пока поем. Идите в гостиную, я после обеда приду туда.
Ждать пришлось двадцать минут.
— Выкладывайте! — сказал глава семейства, опускаясь на диван. — Мне нужно заранее принять чего‑нибудь сердечное?
— Наверное, не надо, — сказал ему Алексей. — Вы почти наверняка не поверите тому, что я вам скажу, поэтому и волноваться не станете. Дело в том, что я родился в тысяча девятьсот сорок девятом году.
— Ты неплохо сохранился для своих лет, — усмехнулся Владимир. — Ты прав, в этот бред я не поверю.
— К вам я попал в возрасте двадцати девяти лет, и о том, как это произошло, не имею ни малейшего представления.
— И кем же ты там был?
— Капитаном Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР. Причем служил не в центральном аппарате, а в одном из отдельных отрядов специального назначения.
— Мне это мало о чем говорит, — покачал головой Владимир. — Что ты должен был делать?
— Диверсионно–разведывательная работа. Такие, как я, должны были захватывать и уничтожать секретные объекты и руководство противника. Нас было всего несколько тысяч. Извини, Лида, но мне твои бандиты были на один зуб, хотя от случайностей никто не застрахован.
— И попав к нам, ты потерял память?
— Я возник в вагоне экспресса. Помню, было сильное головокружение, и проводница увела к себе в купе отпаивать чаем. Спросила, как зовут, и я вспомнил имя. Позже вспомнилась фамилия и место работы. Все остальное всплыло только сегодня.
— Родственников там оставил?
— С женой был разведен, а детей мы не нажили, остались только мои родители. Я вижу, что вы мне не верите, но Лида подала неплохую идею. Вы обещали пригласить к себе историка…
— Хочешь, чтобы он тебе устроил экзамен? — сразу ухватил суть Владимир. — Это сделать нетрудно.
— Он потом обо мне не разболтает? Это мне может обойтись дороже вашего недоверия.
— Я же говорил, что это друг, не будет он мне вредить. Для чего ты принесла сюда эту одежду, дочь?
— В этом был одет Алексей. Это куртка из натуральной кожи с таким же мехом, а это шерстяной свитер. Брюки из шерсти и кожаные ботинки я уже уничтожила, а это еще не успела.