— У тебя не пропал аппетит, Жан-Марк? — спросила Эмилия. — Ты ел что-нибудь со вчерашнего дня?
— Нет, мама. Я мечтаю только о том, чтобы выспаться.
— Сначала ты должен поговорить с бабушкой. Она считает, что ты пренебрегаешь семьей.
— Вовсе нет. И лучшее доказательство — то, что я здесь.
— Чем ближе к дому, тем я больше нервничаю, пришла ли телеграмма, — сказал Леонар. — Если нет, мы можем получить нахлобучку.
— Трудно предугадать, — заметил Жонне, — бывают вещи, которые забавляют бабушку.
3
Такси остановилось.
— Я расплачусь, не ждите меня, — сказал Жонне. — Я возьму большой чемодан, а Леонар пусть возьмет американский.
— Может, сделаем наоборот, — сказал Леонар. — Скорее нас догонишь.
— Но я могу взять оба, — предложил Жан-Марк.
— Не болтай глупостей, — рассердился Жонне. — Ты смертельно устал, а четвертый этаж — это сто четыре ступеньки. Вы оба должны меня слушаться.
Они поднялись наверх в молчании. Мария-Луиза держала за руку брата. Его тряс озноб.
— Вытирайте ноги, дети, — предупредила Эмилия. — И позвоните. Бабушка велела звонить, а не стучать.
Поднявшись на цыпочки, Мария-Луиза позвонила и спряталась за спиной у матери.
— Иди вперед, Жан-Марк! — сказал Леонар.
Послышались быстрые шаги, и дверь отворилась.
— Здравствуй, бабушка, — прошептал Жан-Марк.
— А, это ты. Здравствуй.
Бабушка коснулась губами его щеки и, поскольку темнота в прихожей не позволяла его разглядеть, направилась в столовую, окна которой выходили на крыши окрестных домов и холмы, носившие гордое название Золотые Горы. Все поспешили за бабушкой. По дороге Леонар избавился от несчастного чемодана. Бабушка посмотрела Жан-Марку прямо в лицо. Она была низенькая и худая. Ее красивые волосы тронула седина. От живых, проницательных глаз, казалось, ничто не могло укрыться.
— Сними эти очки. Ну да. Конечно. Выглядишь ты, как покойник.
— Я простудился, бабушка, — извиняющимся тоном произнес Жан-Марк. — В Париже сейчас жуткая погода.
— Знаю. Считается, что в Лионе без конца дождь. А у нас тут постоянно солнце. Наконец-то ты вернулся! Надеюсь, ты объяснишь свое поведение. Мы имеем на это право, так ведь?
— Он страшно устал, мама, — вступился за племянника Леонар. — Позволь ему сесть. Он ехал целую ночь.
— Мог ехать и днем. Просто набрался парижских привычек. Там встают в пять вечера, а ложатся в шесть утра. Сейчас как раз шесть утра, и молодой человек должен выслушать, что я ему скажу. Ох, конечно, он может сесть, хотя это и невежливо. Надеюсь, он не воображает, что быть художником — это шататься по монпарнасским кафе, которые хуже всяких… Мария-Луиза, марш на кухню!
Мария-Луиза направилась в комнату.
— Я сказала — на кухню! Знаю тебя как облупленную, будешь подслушивать у дверей. Еще немножко, и сама станешь, как твой дорогой братик! А вот и Жонне. Тем лучше.
Жонне вошел в комнату запыхавшийся, раскрасневшийся, с банкой сливок в одной руке и чемоданом в другой.
— Ох уж эти мне шоферы! Вечно у них нет мелочи!!! И всегда одна отговорка — начало смены! Мне пришлось зайти к госпоже Пешон, чтобы она разменяла мне деньги, ну и заодно купил банку сливок. Свари-ка нам хорошего кофе, Эмилия. Я вижу, мама накрыла на стол. Так любезно с ее стороны…
Жонне посмотрел на Леонара, на стоящего Жан-Марка и спросил:
— Ну, как?
— Чудесно, сынок. Лучше не бывает! Посмотри на это прелестное дитя! Знаю, знаю, простуда, ужасная погода. Не об этом речь. Он может ни в грош не ставить мать, отца, дядю, но только не меня! Это мой дом, и я не позволю ему тут расположиться, пока он не объяснит, по какому праву он пренебрегал нами. Тянул с нас деньги и…
Жонне удалось прервать этот поток слов:
— Ты несправедлива, мама. Жан-Марк у нас почти ничего не брал…
— Это меня и удивляет. В Париже цены растут изо дня в день…
Жан-Марк едва стоял на ногах.
— Знаю, «Пижон, реставратор произведений искусства». Ты еще там работаешь?
Жан-Марк молчал.
— Ты собираешься жениться, не посоветовавшись с семьей и забыв про обязательства по отношению к Огюсте.
Жан-Марк вяло пробовал защищаться:
— У меня нет никаких обязательств по отношению к Огюсте. Это подруга детства. Чего не наболтают в известных обстоятельствах!
— Вот именно! Должно же быть чувство ответственности…
— Но у него есть невеста, — осмелился вмешаться Жонне.
— А, ну да! Имя и фотография. Не стану уж говорить, кого она мне напоминает. Парижанка!
— Да, парижанка! — не выдержал Жан-Марк. — И скоро я женюсь на ней! Скоро! Я приехал лишь затем, чтобы вам сообщить. Я на ней женюсь.
— Что же, это естественно, если вы обручены, — ответила бабушка. — Или у вас иначе принято?
— Что там с кофе, Эмилия? — крикнул Жонне, стараясь избежать скандала.
— Еще минутку.
Казалось, бабушка вот-вот взорвется. Но она неожиданно затихла. Ее взгляд остановился на чемодане Жан-Марка, стоявшем у ног Жонне.
4
— А мой? — спросила она, подняв голову. — Что ты сделал с моим чемоданом? Ты взял на полгода и оставил в Париже?
Отец и дядя не вмешивались. Извержение вулкана началось.
— Человек, который подвез меня на вокзал, перепутал чемоданы и дал мне свой.
— Что за человек? Твоя невеста?
— Нет. Один американец. Телеграммы не было?
— Какая телеграмма? Какой американец? Куда делся мой чемодан?
— Позволь мне рассказать, бабушка. Я так плохо себя чувствую…
— А вот и кофе, — поспешно сказал Жонне. — Садись, мама, и ты, сынок. Тебе полегчает. Внутри чемодана должен быть адрес хозяина. Куда ты поставил чемодан, Леонар?
— У входа. Сейчас принесу.
Эмилия поставила кофе на стол, а Мария-Луиза взобралась на свой стульчик.
— Отлично, — сказал Жонне. — Перекусим спокойно, и в контору! Порядочный человек умеет совмещать приятное с полезным.
— Вот, мама, — вступил в разговор Леонар. — Если немного подвинуть чашки, можно поставить чемодан рядом с тобой.
— Какое мне до него дело! Я хочу свой. Этот крохотный, будто несессер. Как ты мог перепутать? Откуда взялся этот твой американец?
— Жан-Марк не мог из-за ливня поймать такси, и тот его подбросил, — ответил Жонне.
— А метро на что? У него ног нет?
— Совсем неплохой чемодан, — заметил Леонар. — Красивая кожа.
— Открой его, Жан-Марк, — попросил Жонне.
— Это нескромно, — сказал Жан-Марк.
— Ты больше считаешься с каким-то иностранцем, чем с собственной семьей! — возмутилась бабушка. — Наверное, эта рухлядь набита всяким хламом, и твой американец здорово выиграл от замены.
— Ну, скорее, Жан-Марк, — торопила Мария-Луиза.
Раз, раз — и оба замка открылись одновременно. Жан-Марк поднял крышку.
— Визитной карточки нет, — сказал Леонар.
Вся семья склонилась над чемоданом.
— Я не собираюсь пить из-за вас холодный кофе. — Бабушка придвинула к себе чашку.
— Какой чудесный шелк! — воскликнула Эмилия.
— Он напоминает китайский, но это наше, лионское производство, — определил Леонар.
Жан-Марк стал разглядывать желто-голубой шелк, лежащий в чемодане: желтый дракон на фоне неба, такого голубого, что настоящее небо за окном казалось очень пасмурным. Эмилия взялась за конец пояска.
— Что это? Платье? Халат?
— Ты уверен, Жан-Марк, что благородная особа, спасшая тебе жизнь, не была американкой или китаянкой? — спросила бабушка, намазывая хлеб маслом.
— Вынь это, Эмилия, — нетерпеливо сказал Жонне. — Потом положим назад.
— Да, это халат, — промолвил Леонар. — А что за качество, дети мои!
Жан-Марк, судорожно схватившись за край стола, пробормотал себе под нос:
— Это невозможно!
Он не смотрел уже на халат, который Эмилия повесила на кресле. Взгляд его был прикован к тому, что осталось в чемодане.
— Полотенце, — сказал Жонне. — В нем что-то есть.
— Туалетные приборы, вероятно, — решил Леонар.
— Кроме этого ничего нет, — сказал Жонне, беря в руки сверток. — Развернуть?
— Меня бы весьма удивило, если бы ты нашел в полотенце фамилию и адрес, — произнесла бабушка, доедая бутерброд.
Любопытство, однако, взяло верх. Жонне развернул полотенце.
— Смотрите! Еще одно! — воскликнула Эмилия. — А что тут за пятно? Кровь?
— Кровь, — повторил Леонар.
— Ну и что, — ответил Жонне, разворачивая другое полотенце. — Тебе никогда не случалось порезаться во время бритья?
— Значит, эта женщина с бородой, — заявила бабушка.
Вопль Эмилии сотряс комнату. Одновременно закричали Мария-Луиза, Жонне и Леонар. Жан-Марк сполз на пол. Бабушка встала из-за стола.
— С Жан-Марком обморок.
Она опустилась на колено и потрясла внука. Вопль Эмилии превратился в лавину выкриков:
— Нет! Это сверх силы! Что за ужас! Мария Луиза, выйди отсюда! Боже! Еще и это! Еще и это!
Мария-Луиза уцепилась за материнский подол.
— Мама, я боюсь, я боюсь!
У Жонне и Леонара стучали зубы.
— Рука… — прошептал Леонар. — Женская рука!
— Наверное, искусственная, — пробормотал Жонне. — Наверное.
— Дурак, — сказала бабушка, вставая, чтобы закрыть чемодан.
Эмилия, не переставая кричать, остановила ее.
— Смотрите! Смотрите! На этой руке мое колечко! То, которое я послала Жан-Марку для Огюсты! Для Огюсты!
Не в силах больше владеть собой, она тоже села на пол. Всхлипывала Мария-Луиза, всхлипывали мужчины. Держалась только бабушка. Она стала отдавать приказы:
— Воды для Эмилии! Отнесите Жан-Марка в его комнату. Жонне, ступай немедленно в комиссариат! По дороге оставь малышку у госпожи Пешон и вызови доктора Терьера.
— Это не рука Огюсты, — неожиданно сказала она. — У Огюсты руки намного больше. Это рука какой-то неизвестной женщины. Нам неизвестной…
Жонне и Леонар, совершенно отупевшие, повторяли только:
— Да, мама.
— Что за зануды! — рассердилась наконец бабушка. — Вон с моих глаз! Оба пойдете в комиссариат. И не забудьте чемодан.