Шофера это мало занимало. Приближаясь к улице Пюи-Гайо, он включил сирену. Через три минуты они были у цели, на улице Вобан, в здании криминальной полиции, где их с нетерпением ждал комиссар Тевене.
Получив рапорт из комиссариата на Круа-Русс, полиция немедленно известила набережную Кэ-дез-Орфевр, но на вопрос «Есть ли у вас тело женщины с отрубленной рукой» в Париже ответили: «Нет!» Потом Делорм принес «кровавый», как его прозвали, чемодан и отдал в лабораторию, адрес же мадемуазель Сарразен он сообщил шефу, который тут же соединился со своим парижским коллегой, комиссаром Пикаром, чтобы поделиться с ним информацией.
После напрасных попыток дозвониться на улицу де ла Ферм Пикар заявил:
— Едем туда! Как только что-нибудь узнаю, позвоню вам!
В дверь постучали.
— Войдите.
Сенвиль вошел один.
— Они здесь, шеф. Жених с отцом.
— Наши парижские коллеги, наверное, уже в ее квартире, — сказал Тевене. — Ну, а он что говорит?
— Несет чушь.
— Хорошо. Давай его сюда.
— Отца тоже?
— Нет.
Сенвиль открыл дверь. Вошел Жан-Марк. Тевене указал ему на кресло и представился:
— Комиссар Тевене, начальник криминальной полиции. Мне очень неприятно, господин Берже, что я вынужден вас побеспокоить. Понимаю, как вы переживаете.
— Да, это страшно, — прошептал Жан-Марк.
Тевене снова занял место за широким столом и знаком пригласил Сенвиля сесть. Потом он посмотрел на Жан-Марка.
— Оставим пока эту удивительную историю с заменой чемоданов. Начнем с самого главного. Вы уверены, что опознали руку своей невесты, мадемуазель Югетты Сарразен и кольцо, которое вы ей подарили?
— Да.
— Мы звонили в ее квартиру, никто не ответил. Объясните мне, пожалуйста, такую вещь: то, что не подошла к телефону мадемуазель Сарразен, понятно. Она мертва. Но почему не взял трубку никто из ее семьи? Почему никто вчера не известил полицию об убийстве? Вероятно, с момента преступления до того, как американец подбросил вам этот чемодан, прошло много времени?
— Мадемуазель Сарразен живет… жила одна. Со служанкой. Но у той по воскресеньям всегда был выходной.
— Одна? Такая молодая девушка?
— Она… она была не такая уж молодая… Ей тридцать пять лет… Около того. Тридцать пять или тридцать шесть…
Сенвиль поднял брови, не отрываясь от своих записей.
— А вам? — спросил Тевене.
— Мне?
— Да, вам. Тут написано, что вам двадцать три года. Ну ладно… Сенвиль, соедините меня с квартирой мадемуазель Сарразен. Возьмите другую трубку и записывайте.
Жан-Марк опустил плечи, он выглядел так, словно хотел провалиться сквозь землю. Раздался голос телефонистки:
— Майо сорок шесть-семьдесят девять на проводе!
— Это квартира мадемуазель Сарразен? — спросил Тевене.
— А кто говорит?
— Комиссар Тевене из лионской криминальной полиции.
Голос тотчас же изменил интонацию.
— О, извините, господин комиссар. С вами говорит инспектор Блондель. Сейчас дам трубку комиссару Бело.
— А это дело будет вести Бело? — обрадованно спросил Тевене.
Сенвиль казался не менее довольным.
— Добрый день, дорогой Бело, — начал Тевене. — Я так рад, что застал вас!
— Я тоже рад вас слышать, комиссар, — сказал Бело. — Жертва действительно мадемуазель Сарразен, хозяйка виллы на улице де ла Ферм, девять-бис в Нейи. Это тяжелое зрелище, не только из-за отрубленной руки…
— Она в спальне?
— Нет, лежит на тахте в гостиной. Одета в ночную рубашку и халат.
— Когда это произошло?
— По мнению доктора Бонитета, около восьми вечера. Руку отрубили позже.
— Я полагаю! Но как объяснить тот факт, что никто не поднял тревоги?
— Жертва жила одна, со служанкой, которая до нашего прихода ничего не знала. Открыла нам как ни в чем не бывало и удивилась только, когда мы представились. Сказала, что ушла в воскресенье утром и, вернувшись из кино, проскользнула в свою комнату на цыпочках, чтобы не будить хозяйку. Она как раз ожидала звонка, чтобы подать завтрак.
— Кстати о звонке, — сказал Тевене, — мы недавно звонили по этому номеру, и никто не взял трубку.
— Телефон был отключен. Меня удивляет то, что служанка не вошла ни в гостиную, ни в какую-либо другую комнату на первом этаже, хотя они соединяются друг с другом. Она должна была заметить жертву. Служанка утверждает, что ей было запрещено убирать в доме и даже поднимать шторы, пока мадемуазель не проснется.
Тевене, который, слушая, перелистывал записи Сенвиля, искоса взглянул на Жан-Марка.
— Бело, спросите, пожалуйста, эту особу, когда она в последний раз видела жениха мадемуазель Сарразен.
— Подождите минутку…
— Извините, я хотел бы… — начал удрученный Жан-Марк.
Но Тевене продолжил телефонный разговор:
— Слушаю…
— Она не знала жениха.
— Не знала жениха?
Жан-Марк возмущенно воскликнул:
— Это Жизель, горничная! Спросите ее, знала ли она Жан-Марка Берже.
Тевене передал вопрос. Через некоторое время в трубке раздался голос Бело:
— Действительно, она хорошо знает господина Берже, друга мадемуазель Сарразен.
— Друга, — повторил Тевене. Жан-Марк пожал плечами. — Дорогой Бело, я думаю, нам вскоре снова придется поговорить.
— Мне тоже так кажется, господин комиссар.
2
Они попрощались, и Тевене, повесив трубку, с добродушным выражением обратился к Жан-Марку:
— Вы хотели мне что-то сказать…
— Да, я хотел предупредить вас насчет Жизели. Это полная идиотка, и мадемуазель Сарразен не питала к ней никакого доверия, просто не из кого было выбирать. Почему мы должны были делиться с ней своими планами? Мадемуазель Сарразен не нуждалась в такой наперснице. У нее было множество знакомых в большом свете. Мы любили друг друга и были обручены, клянусь своей сестрой! Я приехал, чтобы известить семью о предстоящей свадьбе. Разница в возрасте не имела для меня значения. Она выглядела так молодо, была так умна, так тонко понимала искусство! Она любила живопись, а я собираюсь стать художником, специально для этого приехал в Париж! Мы познакомились на большом приеме в Академии. Танцевали… Потом начали встречаться…
— И не ждали до свадьбы… — вставил Тевене.
Жан-Марк пожал плечами, давая понять, что так оно и было. Неожиданно Тевене рассердился. Он заговорил тоном директора школы, распекающего непослушного ученика:
— Не считаете ли вы, молодой человек, что пришло время говорить серьезно. Этот искалеченный труп…
— О, нет, нет! — застонал Жан-Марк.
— Этот искалеченный труп ставит вас в серьезную, даже трагическую ситуацию. Если двадцатитрехлетний парень становится любовником тридцатипяти-тридцатишестилетней женщины, это их дело! Оба совершеннолетние, особенно она. Но что нам пользы от ваших рассказов о совместных планах на будущее, раз ваша любовница не может этого подтвердить? Какие у вас доказательства?
— На Рождество он прислал семье ее фотографию, — мягко вмешался Сенвиль. — Она у меня с собой вместе с документами, господин комиссар.
— И это вовсе не старый снимок! — выкрикнул Жан-Марк, весь дрожа. — Посмотрите на него, вы сами убедитесь, как она была красива!
Тевене взглянул на фотографию.
— Это не доказывает, что вы хотели на ней жениться.
— Клянусь, она этого хотела.
— Она хотела!
— И я! И я тоже!
— А откуда нам знать, не руководствовались ли вы корыстными соображениями? Женщина, которая старше вас больше чем на десять лет…
— Я никогда не взял у нее ни гроша! Клянусь вам! Можете собрать сведения о моей жизни в Париже. Я остановился в гостинице «Марсель», хозяева — супруги Беда.
— Можете на нас положиться, — ответил Тевене. — А зачем вы вводили в заблуждение своих близких, говоря о «молодой девушке»? Зачем вы скрывали от них ее адрес?
— Я не скрывал ее адреса, просто это вылетело у меня из головы. К тому же меня не спрашивали. А что до «молодой девушки»… Да, это была ложь! Родители думали, что я обручился со своей подругой детства…
— Речь идет об Огюсте Шенелон, — вставил Сенвиль, — дочери ювелира с площади Селестен.
Тевене кивнул. Жан-Марк продолжал:
— Чтобы совсем их не разочаровывать, я написал «молодая девушка». Теперь я собирался им все объяснить. Конечно, лучше было сразу написать правду. Моя бабушка…
Сенвиль откашлялся. Тевене взглянул на него и спросил Жан-Марка:
— Вы ее боялись больше всех?
— Да, — ответил Жан-Марк. У него сорвался голос. От бессонницы, страдания и страха он выглядел как пьяный. — Я устал! Я так устал! У меня голова лопается. Господин комиссар, отпустите меня, пожалуйста, домой! Я хочу лечь.
— Очень жаль, — невозмутимым тоном ответил Тевене. — Но мы не можем на этом остановиться. Париж требует от нас мельчайших подробностей того, как этот чемодан попал к вам в ваши руки.
— Я уже все сказал! Абсолютно все.
— А что вы на этот счет думаете, Сенвиль?
— Не все, — раздраженно ответил инспектор, повернувшись к Жан-Марку. — Вы говорили, что, когда перед Лионским вокзалом в Париже увидели, что чемодан заменен, вам оставалось времени ровно столько, чтобы вскочить в отходящий поезд. — Жан-Марк кивнул. — И вы хотите нас убедить, что американец рассчитал все до секунды?
— Простите, но это очевидно, господин инспектор! Отсюда и так называемая авария. И дорогу он удлинил, нарочно ехал бульварами!
— И не было ни одного свидетеля? — спросил Сенвиль, во время допроса на улице Дюмон не задававший ни одного вопроса. — Никто не проходил мимо, когда вы чинили машину?
— Я не чинил, господин инспектор, это он. Я ему только помогал, светил фонарем! Мимо проезжали автомобили, но на большой скорости, ни один даже не притормозил. Лило как из ведра. А может, кто-нибудь нас и заметил. Это было между одиннадцатью и четвертью двенадцатого. А если дать объявление в газету?
Оба полицейских промолчали.
— А когда он перед отелем «Марсель» предложил вам свою помощь, рядом никого не было? — спросил Сенвиль.