1
Августовское солнце ласкало кожу теплом уходящего лета. Ветерок с фьорда, играя, растрепал причёску Фриты, и непослушная прядь всё время падала на глаза.
Она припарковала машину на платной стоянке у дендрария, и несколько кварталов прошла пешком. Уже виден был угол жёлтого двухэтажного дома, до цели осталось всего ничего. Выше по улице зеленела сетка забора, отгораживающего Край от жилого района.
Кошка в переноске вопросительно мяукнула. Фрита шикнула на неё. Поймать глупую соседскую Жемчужинку не составило никакого труда. Утром Фрита вывалила пакетик мясного корма на блюдце, и показала через заборчик греющейся на утреннем солнышке кошке. Соблазнительный аромат завел Жемчужинку прямо в ловушку – открытую переноску.
Девушка поменяла руки. Животное оказалось неожиданно тяжёлым. К счастью, тащить скотинку пришлось недалеко.
Палец Фриты утопил кнопку звонка. Полминуты ожидания – кто-то посмотрел в глазок, и дверь приоткрылась.
– Где тебя носит? – буркнула Уна, и тут же улыбнулась. Улыбка делала ее юное лицо прямо-таки ангельским. – Заходи. Все заждались уже.
Она посторонилась, пропуская Фриту внутрь.
Подновлённый фасад дома составлял разительный контраст с его скрытым от посторонних глаз интерьером. Фрита поёжилась.
Темный холл продолжался разделённым продольной перегородкой коридором, освещаемым только тусклым окном в его конце. Краска, которой был выкрашен пол, потрескалась и облупилась. Вдоль каждой стены тянулись запертые двери серого цвета. Углы густо заросли пыльной паутиной.
Девушки подошли к левому тёмному проёму и спустились по лестнице. Голая лампочка над ступенями едва освещала дорогу.
Подвал – просторное сумрачное помещение – освещался тремя маленькими окошками под потолком. Недавно их протёрли влажной тряпкой, но большей частью только размазали грязь по стеклу. В одном углу свалили разный хлам, другой закрывала раздвижная медицинская ширма.
Чувствовалось, что помещение проветривали, но затхлый запах висел в воздухе почти осязаемыми пластами. Его перебивал только аромат горячего кофе.
У стены под оконцами Фрита увидела стол. За ним с кружками в руках сидели Магрит, Хильда и старая Гудрун.
– Осторожно, не наступи, – Уна повела Фриту вокруг простыни, расстеленной на полу прямо перед входом в подвал.
– Силы вам, и в вас! – поздоровалась с женщинами Фрита.
– И тебе, и тебе, – отозвались они. – Садись, попей кофе.
Фрита поставила на бетонный пол переноску с кошкой. Та притихла. Может, почувствовала, что её ждёт.
– Все руки оттянула, – пожаловалась девушка. Сев за стол, взяла бутерброд с ветчиной и откусила от него крепкими белыми зубами. Хильда налила из термоса кофе ей в кружку.
Магрит присела у переноски и осмотрела кошку сквозь решётку.
– Сиамская, – довольно сказала она. – Умница, Фрита. Сиамская – это хорошо.
Гудрун засмеялась, но тут же закашлялась, будто закаркала.
– Ну что, девочки, давайте заканчивать, – сказала Магрит, поднимаясь.
– Вернее, начинать, – прокашлявшись, каркнула Гудрун.
Уна и Хильда захихикали, как девчонки. Ну да они и есть девчонки, подумала Фрита.
Все вместе быстро убрали со стола, и Магрит поставила посреди него телефон с маленькими колонками. Из оранжевой спортивной сумки она достала две чёрные свечи и прозрачные стеклянные подсвечники. Свечи Магрит зажгла по сторонам от мобильника, и нажала кнопку воспроизведения на экране. Зазвучал неприятный для слуха рваный мотив – католическая месса, записанная задом наперёд.
Уна и Хильда составили стулья вдоль стены, и женщины разделись, оставшись в чем мать родила. Тела Уны и Хильды светились здоровьем и юностью, в противовес старческой фигуре Гудрун, с отвисшими грудями и дряблой кожей. Выигрышней всех смотрелась Магрит, регулярно ходившая в спортзал и солярий. Она двигалась уверенно, с грацией тигрицы. Фрита с неудовольствием отметила валик жира у себя на животе, образовавшийся с полгода назад.
Шершавый бетон неприятно холодил босые ступни. Гудрун наклонилась, и сдёрнула простыню, закрывавшую кусок пола.
Красной масляной краской там нарисовали пентаграмму в круге. Некоторые магические символы были Фрите известны. Саму пентаграмму выполнили в виде козлиной морды, смотревшей на стену под окнами.
Хильда прибавила громкость колонок, и извращённое богослужение зазвучало громче. Гудрун стала на конец козлиной «бороды», показав Уне и Хильде встать слева и справа от неё. Фрите и Магрит выпали «рога».
Магрит поставила кошачью переноску между собой и Фритой. В руке она держала пластиковый шнур с двумя петлями на концах. Фрита только сейчас заметила, что в потолок подвала вместо лампочки вбит стальной крюк, прямо над центром пентаграммы. От подвальной прохлады кожа покрылась мурашками.
Гудрун воздела руки кверху. Чёрные свечи горели за её спиной, бросая перекрещенные тени на пол.
– Чаем пришествия твоего! – хрипло начала она. – Возносим хвалу величию твоему, Властитель!
– Чаем! – подтвердили остальные. – Возносим!
– Дабы приблизить час славы твоей, – продолжила старуха, – приносим жертву во имя твоё!
Магрит набросила одну петлю шнура на крюк в потолке, а другую растянула, придерживая руками. Петля метра на полтора не доставала до пола.
– Давай, – шепнула она Фрите.
Та присела над переноской и открыла крышку. Испуганная Жемчужинка зашипела на неё, прижав уши.
– Тихо, глупая, – сказала Фрита. – Не бойся.
Она подхватила доверчивую кошку и сунула ее головой в петлю, которую придерживала Магрит. Та затянула петлю и оттолкнула кошку от себя.
Протяжный визг резанул по ушам. Но почти сразу петля сдавила кошке горло, и она молча продолжила крутиться вокруг своей оси, бешено молотя лапами.
За оконцами, казалось, стремительно стемнело. Только свет двух свечей отбрасывал на стены подвала жуткие тени.
Наконец кошка затихла. Издыхая, она обмочилась, струя забрызгала ноги всех женщин. Резко пахло кошачьей мочой. Прошло всего несколько ужасных секунд, но Фрите показалось, что миновало уже не меньше получаса. Она видела лица девушек – Уны и Хильды, бледные, напряжённые, парализованные страхом. Только на Магрит случившееся не произвело никакого видимого впечатления.
– Да прольется кровь! – выкрикнула Гудрун. Лицо её было в тени, но голос стал более сильным. Звучным. Более молодым.
Магрит поставила в центр пентаграммы глиняную миску. Вместе с Фритой они вытащили дохлую кошку и перевернули ее. Магрит затянула петлю вокруг задних лап, а Гудрун перерезала горло животному взятым со стола ножом. Сверкнуло лезвие, и кровь тонкой струйкой полилась в посудину.
Несколько минут они переминались с ноги на ногу, ожидая, пока наполнится миска. Гудрун придерживала кошку за голову, чтобы кровь не разбрызгивалась в стороны.
– Достаточно, – прошептала она.
Магрит сняла петлю с крюка и швырнула кошку в угол. Гудрун присела, и макнула пальцы левой руки в кровь.
– Повторяйте за мной, – властно сказала старуха. Испачканными кровью пальцами она провела вертикальную линию меж грудей Хильды – сверху вниз. Девушка вздрогнула. – Отрекаюсь от света!
– Отрекаюсь от света! – повторили Уна и Хильда. Фрита снова поежилась. Она уже прошла эту процедуру – около года назад, но её до сих пор знобило даже при воспоминании.
– Отдаю себя во власть Тьмы! – и Гудрун провела по животу Хильды вторую черту. Получился перевёрнутый крестианский крест.
– Отдаю себя во власть Тьмы!
Гудрун повернулась к Уне и снова макнула пальцы в миску.
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель!
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель…
– Отныне и навсегда!
– Отныне и навсегда!..
За ширмой кто-то страшно захрипел. Хоть Фрита и знала, что (скорее, кто) находится там, её всё равно чуть не хватил инфаркт. Девушки же, бывшие в неведении, выглядели, будто при последнем издыхании. Уна начала закатывать глаза, намереваясь хлопнуться в обморок. Но Гудрун среагировала быстро и жёстко, одной рукой выкрутив девчонке сосок, а второй влепив ей звонкую пощёчину. Глаза Уны распахнулись, словно две маленьких луны.
– Спокойно, – прошипела Гудрун, – спокойно… Вот так.
Её движения и даже осанка изменились. Сейчас она выглядела, как женщина не старше пятидесяти. Гудрун прошла к ширме и убрала её в сторону.
– Вот кто у нас здесь, – почти пропела она.
На медицинской кушетке, прикрытый до груди одеялом, лежал очень старый, бледный и измождённый человек. Глубоко запавшие глаза смотрели на женщин с лысого, покрытого пигментными пятнами черепа.
– Дай, – прохрипел этот живой труп.
Гудрун взяла двумя руками миску с кошачьей кровью и поднесла к его рту. Фрита видела, как задвигался кадык на тощем горле. С хлюпаньем опорожнив посудину, жуткий старик громко рыгнул.
На глазах у женщин в него возвращалась жизнь. Кожа порозовела, глаза заблестели. Он приподнялся на локте, рассматривая девушек с неожиданным интересом.
– Которая? – спросил он у Гудрун.
– Думаю, Хильда покрепче будет, – ответила старуха и поманила девушку пальцем. – Пора доказать свою верность Повелителю.
Хильда медленно подошла. Гудрун откинула одеяло. Старик был совершенно голый, как и женщины в комнате. В его чреслах набухал жизнью бледный червь.
– Давай, верни Хозяина к жизни, – Гудрун грубо толкнула Хильду в спину.
Разошлись далеко за полночь. Фрита была переполнена звуками звериного совокупления, болью в исцарапанной спине и искусанной груди, затхлым привкусом во рту, унижением и страхом. Она едва удержалась, чтоб не выблевать все это на мостовую, сразу, как вышла на улицу. Но хуже всего был хруст костей дохлой кошки. Хозяин принялся пожирать её сырой, едва удовлетворил свою отвратительную похоть. Этот мерзкий звук стоял в ушах Фриты до самого утра.
2
Город после недавних беспорядков затих, словно затаился. Туристический сезон кончился, и приезжих почти не было. Тролльхавенцы же предпочитали сидеть по домам. Чуть ли не каждый день лил дождь.
Новости муссировали зверства Остланда в Ближнестане. Кровавый режим тирана при поддержке остландких оккупантов брал город за городом. Они бомбили больницы и школы. Повстанцы отступали. Отец Рике с усмешкой говорил, что всё это враньё. Повстанцы – на самом деле бандиты, пачками убивающие мирных жителей, а осси помогают законной власти восстановить порядок. Разбомбленные школы и трупы детей снимают в соседней стране с привлечением массовки. Он даже показал дочери ролик в сети, где «убитые» дети, залитые «кровью», после съемки вскакивают, весело смеясь.
В Атлантисе близились президентские выборы. Соперничали миллиардер Траст, развязный мужлан, и афроамериканка, сенатор Блондализа Лайз. Если победит госпожа Лайз, то она станет первой чернокожей женщиной – президентом Атлантиса. Госпожа Лайз была очень приятной на вид, и Рике искренне ей симпатизировала. Блондализу в семье еще поддерживала Ирма, а симпатии Ларса Тьоре были на стороне Траста. Отец говорил, что Лайз – популистка и врунья, а Траст, хоть и тоже не дурак приврать, зато человек дела.
Рике рассказала подругам в школе про знакомство с Тормундом. А потом, смущённо – про Симона. Девчонки похихикали над её переживаниями, делая большие глаза.
– Надо же, наша недотрога знакомится с мальчиками!
Тем неожиданней был вопрос, заданный Грете на следующий день.
– Слушай, Ри, – заговорщицки наклонилась она к подружке, – а этот Симон, он не норвег?
Подруги сидели за своими партами, до начала урока оставалась еще пара минут. Кирс навострила уши и придвинулась поближе.
– Норвег, конечно, но еддей, – простодушно ответила Рике. – А что?
– Лучше бы ты с Тормундом замутила, – озабоченно сказала Грете. – А то эти еддеи скоро разбегутся из Нордланда, будешь еще переживать.
– Чего это они разбегутся?
– Сама узнаешь, – поджав губы, сказала Кирс. – Нечего им тут у нас делать. Они не любят Норвег, и не ассимилируются, мне так папа сказал. Значит, нечего им у нас делать.
– А мне брат сказал, что скоро их прищучат, – сверкнула глазами Грете.
– Вы что такое говорите! – возмутилась Рике.
– Ты бы лучше думала, что ты говоришь! – прошипела Грете. – Колдовство какое-то придумала, ауры, и вот еддеи теперь! Выделиться хочешь, что ли? Нечего высовываться!
Начался урок, и девочки отвернулись друг от друга. Кирс бросала на Рике косые взгляды, будто в чем-то сомневаясь.
После уроков Рике зашла за Улафом. Она обратила внимание, что давно уже не видит в садике Хельги.
– Хельга? Хельга у нас больше не работает, – сказала Анна Ларсен. – После того случая, когда Улле пропал, ты же помнишь.
Рике растерянно кивнула.
– Ну вот, после проверки её почти сразу и уволили, за халатность.
Взяв Улафа за руку, девочка вышла на улицу. На запястье брата болтались «умные» часы – Ларс купил их сразу после истории с пропажей мальчика. Теперь в любой момент все в семье могли узнать, где он.
Достав телефон, Рике попыталась послать Хельге вызов. «Абонент временно недоступен», – ласково проинформировал женский голос.
Когда пришел отец, Рике сидела в туалете, листая странички чужих «инстаграмов».
– Я дома! – крикнул Ларс Тьоре.
– Мы тоже! – отозвалась девочка. Она потянулась за туалетной бумагой, и обнаружила, что та кончилась. Изогнувшись, Рике заглянула в шкафчик над унитазом. Но и там было пусто.
– Хьюстон, как слышите? – крикнула она, приоткрыв дверь.
– Капитан Тьоре, слышим вас хорошо! – раздался голос отца.
– Хьюстон, у нас проблемы! Кончились средства гигиены, как слышите Хьюстон?
– Слышим вас хорошо! Оставайтесь на связи! Отправим вам с первым шаттлом!
Простучали шаги и в щель просунулась рука Ларса с рулоном бумаги.
– Спасибо, Хьюстон! Вы спасли норвегскую астронавтику!
– Мы здесь для помощи вам, капитан!
– Вас поняла, Хьюстон! Стыковка выполнена успешно! – и Рике нажала кнопку смыва.
Отец сидел на кухне за столом, доедая ужин. Рике присела рядом.
– Хельгу уволили из садика. Из-за Улафа, – грустно сказала она.
Ларс слегка помрачнел.
– Да, я знаю.
– Знаешь? – удивилась Рике.
– Она пришла устраиваться в фитнес-центр, к Ирме. Ирма за неё поручилась.
– Вот как? А почему мне ничего не сказали?
– Ри, это же дела Хельги. Мы решили, что она сама тебе скажет, если сочтёт нужным.
– Ну спасибо, – нахмурилась она.
– Не дуйся, – улыбнулся отец. – Хорошо всё, что хорошо кончается.
К приходу Ирмы вся семья уже сидела за столом. Улаф рассеянно тыкал ложкой в картофельное пюре, следя за мельтешением мультяшных героев по ТВ.
– Спасибо, что поручилась за Хельгу, – поблагодарила Рике мачеху.
– Эти мне осси, – Ирма покосилась на мужа. – Одни неприятности от них.
Ларс улыбнулся, и молча накрыл рукой ладонь жены.
– Ну а у тебя-то как дела? А то и поговорить некогда, – повернулась Ирма к падчерице. – Какая-то ты скрытная стала в последнее время. Мальчик появился? – и она засмеялась.
Рике, однако, было не до смеха.
– Появился, кажется, – тихо сказала она.
– Ух ты! Рассказывай, – оживилась Ирма. Даже обычно невозмутимый Ларс взглянул на дочь с интересом.
– Ну а что? Там и рассказывать-то нечего. Он хороший, на скрипке играет… Симпатичный. Симон зовут.
– На скрипке? Норвегский мальчишка? Симон?
– Ну, он не совсем норвег. Он еддей.
Повисло напряжённое молчание. Ларс внимательно смотрел на жену.
– Жид? – негромко спросила Ирма. – Ты что же это, с жидом встречаешься?
Рике и слова-то такого не знала.
– Жид, это что – еддей?
– Жид, доченька, это жид! Что, нормальных парней мало? Зачем он тебе сдался? Это что за блажь? Ларс, скажи хоть ты!
Утратив дар речи, Рике только хлопала глазами. Ирма никогда так с ней не разговаривала.
Ларс перевел взгляд на дочь.
– Я думаю, что девочка может встречаться с любым мальчиком. Если сохраняет благоразумие.
– Да вы что тут, ополчились против меня? – вспылила Ирма.
– Присядь, давай поговорим, – попытался урезонить жену Ларс.
– Не о чем тут разговаривать! – Ирма вскочила и выбежала из кухни.
Улаф замер. Ложка с пюре, звякнув, упала в тарелку. Рике посмотрела на отца, не зная, что сказать. Ларс покачал головой и со слабой улыбкой развел руками.
– У полян с еддеями не очень дружба ладится, Ри. Не обращай внимания, она успокоится, отойдёт. Ты же знаешь Ирму.
Не обращать внимания. Отличный совет, пап. С каждым днем приходится не обращать внимания на всё большее количество вещей. Но что делать, когда они обратят внимание на меня?
3
Эсэмэску Илзе прислала в четверг вечером.
«В субботу собрание ковена, они нас пригласили. Если ты свободна, встречаемся в 14.00, у начала Беккетомтен».
Что такое ковен, девочка уже знала – Илзе объяснила. Это объединение колдуний и ведьм, вроде профсоюза. О том, что надо бы с ними познакомиться, и они многому могут научить, наставница повторяла Рике несколько раз.
Беккетомтен, улица Ведьмина ручья, тоже была ей известна – короткая улочка недалеко от Аквариума. Туда еще гиды постоянно таскают туристов, ведь это такая достопримечательность – самая короткая улица, что ты-что ты!
«Хорошо», ответила Рике. И подумала – теперь насчет воскресенья с Илзе надо будет поговорить. Ведь Симон пригласил ее погулять. При воспоминании о черноволосом музыканте сердце у Рике сладко заныло.
Утром субботы сильный дождь перешел в легкую морось, и небо немного просветлело. Рике крутила педали, разбрызгивая лужи, и чуть не столкнулась с велосипедом Илзе на углу Беккетомтен.
– Здравствуйте! – улыбнулась девочка.
– Привет! – отозвалась ее наставница. – Как дела?
– Порядок, – бодро сказала Рике.
Они проехали немного вдоль ограждения – с одной стороны улочка круто обрывалась вниз, и остановились возле двери обычного белого дома. Верхний его этаж выходил на Беккетомтен, а еще два были ниже проезжей части, примыкая к улице внизу. На площадке у дверей уже стояли три скутера и несколько велосипедов.
Илзе позвонила.
Открыла миловидная брюнетка лет шестидесяти. На ней было свободное зелёное платье из плотной ткани, шею обрамляло ожерелье из прозрачных золотистых камней с пузырьками воздуха внутри – янтарь.
– Заходите, заходите! Госпожа Лунд! – обрадовалась она Илзе. – А с вами это, значит…
– Эрика, – представила ее наставница. – Я о ней говорила. Рике, знакомься, госпожа Астрид Рисвик. Хозяйка Рисвик, как зовут её в наших кругах.
Женщина рассмеялась, пропуская их в дом. Они сняли дождевики, стряхнув воду в прихожей.
– Если тебе кажется, что хозяйка Рисвик звучит слишком напыщенно, можешь звать меня матушка Астрид. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Рике.
– Ну вот и славно. Пойдемте в дом, нас ждет горячий кофе и яблочный пирог!
Рике и Илзе спустились за хозяйкой вниз по лестнице на средний этаж. Там, в просторной гостиной, на диванах и креслах вокруг большого стола расположились довольно много женщин всех возрастов – от совсем молодых девушек до ровесниц хозяйки и Илзе. Стол был заставлен чашками и тарелками с разной выпечкой и сладостями. Слышался смех и несколько параллельно ведущихся разговоров. Все были одеты просто, по-домашнему.
Когда гости зашли, смех и беседы стихли. На Рике уставились полтора десятка пар любопытных глаз.
– Желаю вам силы, и да пребудет сила в вас! – произнесла Илзе.
– И вам, и вам, – отозвались женщины. Рике замерла в смущении, обводя взглядом комнату и стараясь не встречаться глазами с присутствующими.
– Девочки, с госпожой Лунд вы в большинстве знакомы, – сказала хозяйка. – А вот юное дарование, которое Илзе попросила приветить и обучить, чему мы сочтём нужным.
Илзе обняла девочку за плечи.
– Вы знаете о тревожных предзнаменованиях, которыми полны последние месяцы. Эрика явилась мне в одном из таких знамений. Прошу вас научить её всему, что может помочь. Как знать, возможно, эта девочка сыграет важную роль в судьбе нашего города. В будущем.
– А может, и нет, – отозвался насмешливый голос. Рике увидела красивую черноволосую женщину, подозрительно похожую на хозяйку. Рядом она с изумлением обнаружила Фриту, которая ездила с ними в Герресборг. У той в углах губ пряталась улыбка.
– Моя дочь Магрит, – со смехом сказала матушка Астрид. – Ей свойственно во всём сомневаться. – Она сделала знак, и женщины начали сдвигаться, освобождая место для гостий.
– Это так, но верно и то, что я всегда рада новым лицам в нашем кругу, – Магрит тоже радушно улыбнулась и поставила перед новоприбывшими по чашке дымящегося кофе и по тарелке с куском пирога. – Угощайтесь, прошу вас.
Рике показалось, что она уже видела Магрит. Или похожий взгляд? Странно, такое же ощущение было у неё недавно, когда она рассматривала снимки в альбоме Илзе. Фрита подмигнула ей, и она немного расслабилась.
– Почему «хозяйка»? – шепотом спросила девочка.
Илзе пожала плечами.
– Традиция, – беззвучно произнесла она одними губами.
– Я хочу немного рассказать Эрике о нас, а потом, если она захочет, может рассказать о себе, – начала хозяйка. – Так будет удобно?
Илзе кивнула.
– Ну хорошо. Эрика, добро пожаловать в ковен «Ласточки Фрейи».
Теперь кивнула Рике:
– Спасибо.
– Ковен – это собрание женщин, наделенных силой. В народе нас называют ведьмами. Есть суеверия, что ведьмы занимаются гадостями, чёрным колдовством, наводят порчу и прочее. Все это ерунда. Мы собираемся для совместного обучения, делимся опытом, общаемся, иногда проводим обряды для защиты или исцеления, для оздоровления и творческого роста. Так что бояться нас не надо.
Женщины за столом согласно загудели. Астрид Рисвик продолжила:
– Фрейя в нашем северном пантеоне, как ты, наверно, знаешь, – богиня любви. Но еще она и богиня войны, и богиня урожая. Того, кто ей верен, она щедро одарит, а кто попробует ей повредить – она сурово накажет. Ласточка же – посланница, вестница, а ещё и символ весны, возрождения и домашнего очага. Так вот и мы – ласточки Фрейи. Тебе понятно?
Девочка снова кивнула. Она наконец сосчитала всех женщин – вместе с Хозяйкой и Илзе их было тринадцать.
– Все мы одарены в разных областях. А в ковене становимся одним целым, делая друг друга сильнее. Поодиночке мы никогда не достигнем таких результатов, как действуя сообща. Я вижу, ты нас сосчитала, – она показала на сидящих ведьм. – Надеюсь, тебя не пугает число тринадцать. Здесь нет никакой связи с сатанизмом. Тринадцать – традиционное число членов ковена, ведь в году тринадцать лунных циклов. А мы, женщины, тесно связаны с Луной. Познакомься, – она стала показывать на женщин, называя их имена. – Лив, Гудрун, Уна, Хильда, Нанна, Магрит ты уже знаешь, Фрита, Сольвейг, Дагмар, Лена, Магда.
Каждая приподнималась и протягивала девочке руку.
– Теперь расскажи нам, пожалуйста, немного о себе.
Рике встала.
– Мне четырнадцать лет. Почти пятнадцать уже. Я обычная девочка. Учусь в школе, живу с родителями и младшим братом. Госпожа Лунд говорит, у меня должны быть способности, но я ничего такого не чувствую.
Что-то насторожило Рике. Продолжая говорить, она расфокусировала взгляд и считала дымку над ведьмами. У большинства обычная, но над несколькими образовывала уже знакомый ей конус. К удивлению Рике – над головой Магрит, дочери хозяйки, но наиболее выраженный был над Хильдой, девушкой с красивым бледным лицом.
– Больше не знаю, что рассказать. Учусь средне, люблю читать книги и слушать современную музыку. Вроде всё. – Она села на диван.
– Хочу добавить. – Фрита махнула рукой. – Рике – начинающая журналистка. Моя подруга с городского телеканала говорит, что у нее хороший потенциал. Недавно мы вместе ездили делать репортаж в Герресборг, где поселили этих новых беженцев.
– Благодарю вас. – Хозяйка улыбнулась Рике и Фрите по очереди. – Теперь давайте подумаем, чем мы поможем Эрике на ее пути. Но для начала нам еще надо тебя посмотреть. Лив, поработаешь с Рике?
– Конечно. – Лив встала из-за стола и поманила девочку за собой. – Пойдём в соседнюю комнату, чтобы нам не мешали.
Рике вопросительно взглянула на Илзе, та успокаивающе кивнула – мол, иди, все в порядке.
Они с Лив расположились у письменного стола, рядом с окном. Женщина достала из алого бархатного мешочка колоду карт, крупнее обычных игральных. Таро, поняла девочка.
– Таро – это рабочий инструмент любой уважающей себя ведьмы, – меж тем говорила Лив. Голос у нее был очень приятный, уютный. – Посмотрим твои способности, потенциал, а также то, что может нам помешать в обучении. Хорошо?
– Хорошо, – ответила девочка. – А Таро правда всё это видит?
– Таро может и не такое, – улыбнулась Лив. – Возьми колоду в руки и помешай, пожалуйста. Попробуй её почувствовать.
Рике принялась тасовать карты, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего она не чувствовала, никаких «эманаций» или «вибраций».
– Достаточно.
Лив забрала у нее колоду и выложила карты на стол по причудливой схеме.
– Так, давай посмотрим…
Она вгляделась в расклад.
– Ого!..
– Что такое? – наклонилась к ней девочка.
– Какая ты закрытая… Не ты, конечно, ты, я вижу, девочка общительная. Хотя, когда как. А вот будущее твоё закрыто почему-то… Прошлое… Говоришь, семья? И мама?
– А что мама? – осторожно спросила Рике.
Лив посмотрела на неё большими серыми глазами.
– С ней все хорошо?
– Нет, – сказала Рике. – Она умерла.
– Прости, – Лив покачала головой. – У тебя с её смертью многое связано. И многое завязано. Конкретней пока не скажу. Надо будет ещё смотреть. Что-то поменяется у тебя вскоре, и очень сильно.
– Да? А что?
– Страх. Есть один в тебе, и один снаружи. Один придёт, другой уйдёт. И надо будет тебе этот страх побороть. Иначе он поборет тебя.
– Мрачно как-то… – Рике отодвинулась от Лив.
– Ещё раз прости, но пока это всё.
Они вернулись в большую комнату. Некоторые женщины уже ушли, остальные собирались уходить.
Дождь за время посиделок совсем перестал. Ведьмы попрыгали на велосипеды. От двери все разъехались меньше, чем за минуту.
4
Палец Гудрун снова и снова нажимал кнопку звонка.
Магрит открыла дверь.
– Чего так долго? – резко спросила старуха. – Оглохла?
Магрит искоса посмотрела на нее.
– Мылась в душе.
Гудрун вошла в дом и разулась.
– Мать здесь?
– Нет. Уехала к сестре.
– Хорошо. Надо поговорить.
Они вошли в гостиную. На телепанели негромко бормотала голова ведущей новостей. Показывали шариан, которые пришли к городской синагоге. Неделю назад к ней подбросили свиную голову.
Шариане взялись за руки, образовав вокруг синагоги живую цепь. У некоторых из них на груди висели таблички: «ШАРИАНЕ ТРОЛЛЬХАВЕНА ЗА МИР».
– Идиоты, – бросила Гудрун. – За мир они.
На журнальном столике лежала толстая книга. Старуха взяла её в руки.
– Маллеум малефикорум, – с выражением прочитала она. – Молот ведьм. Читаешь, как выявить и поймать ведьму? – прищурилась она на Магрит.
– Скорее, как ловить тех, кто ловит ведьм, – усмехнулась женщина.
– Вот-вот. Откуда эта девчонка?
– Это Лунд её привела. Она сильная вёльва. У неё вроде бы было видение. Лунд позвонила моей матери и попросила помочь с инициацией девочки.
– Кхм. Девчонка тебя не беспокоит?
– Думаю, надо к ней присмотреться. Мы можем привлечь её на нашу сторону. Позже, когда подрастёт.
– Значит не беспокоит. А вот меня беспокоит! – Гудрун зло посмотрела на Магрит. – Нам сейчас неожиданности ни к чему! Любые!
Она помахала книгой перед лицом.
– Молот ведьм! Бред сивой кобылы! Наш молот сейчас спит у себя в подвале. Это пропуск в новый мир!
Старуха швырнула книгу обратно на столик и подошла к окну.
– Трусливый город скоро треснет, как яичная скорлупа. Наверху окажутся те, у кого хватило ума подготовиться. У нас в руках такой козырь, что нам не будет равных! А тут эта соплячка. Что там тётка Лунд говорила про видение? Что девка сможет повлиять на события? Ты понимаешь, что это влияние может быть не в нашу пользу?
Магрит молчала. Лицо её застыло.
– Давай вот что. Надо девчонку убрать. Чем раньше, тем лучше. У тебя есть что-нибудь? – Гудрун потерла пальцы один о другой. – Она же была в твоём доме.
Молодая ведьма вышла из комнаты, вернувшись через минуту.
– Вот.
В руках она держала прозрачный пакетик с двумя светлыми волосами.
– Сняла со спинки дивана. В холодильнике в подвале – ее чашка кофе и крошки пирога. Там остатки слюны.
Старуха обрадовалась.
– Отлично! Я знала, что на тебя можно положиться! – она выхватила пакетик из руки Магрит. – Что предлагаешь?
Красивая женщина за спиной старухи скорчила презрительную гримасу, но голос звучал ровно.
– Убьём её?
– Да! – каркнула Гудрун.
– Тогда порчу на смерть. Через кладбище, или морг. Подселим к ней «дружка», и пусть загнётся поскорее.
– Отдать бы её Хозяину! – мечтательно протянула старуха. – Но нельзя. Исчезнет – будет слишком заметно. Пока нельзя.
Она положила пакетик обратно в руку своей визави.
– Займись. Пусть сдохнет. – И символически сплюнула на ковер.
Магрит заперла за ней дверь и какое-то время провожала взглядом спину удалявшейся Гудрун. В конце улицы старуха обернулась, как бы говоря: «Я знаю, что ты смотришь мне вслед».
– Сдохнет, сдохнет, – прошептала Магрит. – Все сдохнут.
Она растерла плевок Гудрун по ковру носком.
За окном полил дождь.