— Зал Миллиона Бликов! Считается, что именно здесь Породительница снесла и высидела яйца, из которых вышли все разумные расы, — и с этими словами переступила невысокий порог.
Сам же я от изумления чуть не растянулся на этом пороге. Что там за мысли бродили у меня про мишуру? Стены, своды и шпили-колонны бального зала подгорных королев оказались украшены не просто богато — превышая всякую меру роскоши, они на десятки ярдов вдаль и ввысь были усеяны мириадами алмазов. Камни огранили прямо там, где они выступали из породы, тщательно обколов лишнее и отполировав. И было их столько…
Внезапной слепотой по глазам ударила тьма. Затем свет зажегся ярче прежнего, чтобы тут же погаснуть вновь. Непроглядная темнота и режущее глаза сияние чередовались все быстрее и быстрее, фонарник мерцал в безумном ритме — отраженный свет гасил его, темнота снова зажигала. Слишком уж много лучей отбрасывали бесчисленные драгоценности, устилавшие стены зала.
В конце концов я догадался зажать колбочку в кулаке, выпуская наружу лишь узкий луч из-под большого пальца. Только после этого удалось без вреда для зрения и рассудка убрать ладонь, прикрывающую глаза. Полминуты спустя моему примеру последовал и замерший на месте инсургент… то есть кронфройляйн Тнирг уф Треннерот.
Справившись со светом, я сам не заметил, как сделал первые шаги по выровненному полу, выложенному зеркальной плиткой. Игра радужных переливов завораживала и затягивала в себя не хуже давешней пропасти. Вот только каждый следующий ярд среди пляшущих разноцветных отсветов давался все труднее и труднее. Словно злые жгучие взгляды нацелились на меня отраженным отовсюду светом. Миллионы зеркал, миллионы кристаллов тлеющего светосброса, миллионы лучей, казалось, покалывающих кожу холодными остриями…
Слишком похоже на предельно недоброй памяти пещеру ледяного демона. Даже без ощущения того, что тебя взяли на прицел бесчисленные светосбросчики — жутче некуда.
Повинуясь неодолимой слабости, я закрыл глаза и медленно, свободной рукой ощупывая пол под собою, уселся, где стоял. Ноги отказывались держать, в ушах противно шумело, а сердце колотилось в ребра так, что хоть руками придерживай. Вот уж не знал, что дыхание ледяной смерти, обитавшей в огрских горах, так глубоко врезалось мне даже не в память — в самые кости, в бессловесную и бесформенную часть души, что не знает чувств сложнее страха и наслаждения.
— Ты чего? — поинтересовалась Тнирг, сама едва отошедшая от светового безумия, учиненного в алмазном чертоге одним-единственным жуком-фонарником.
— Так… Погоди… — пускаться в объяснения мне совсем не хотелось. Но гномь особо и не требовала их. Ей-то что — место привычное с детских праздников, которых ждешь с нетерпением из года в год…
— Руку дай… — на простенькой просьбе голос охрип и не слушался. — Пожалуйста!
Внезапно прорезался какой-то отчаянный страх, что вот сейчас спутница пропадет, бросит, оставит меня одного среди пугающе знакомых переливов звездной мощи. Стены нальются леденящей злобой и сомкнутся вокруг, движимые волей вечно несытого искаженного существа…
Теплая лапка подгорной принцессы легла на мою повисшую в пустоте ладонь, отгоняя все страхи и убеждая в реальности, которой не повредят вымышленные опасности, сложенные из памяти о худшем, что угрожало моей жизни и душе.
Все хорошо. Вот только открыть глаза я был абсолютно не готов.
— Слушай, — я сжал протянутую руку так цепко, что Тнирг пискнула, и едва заставил себя ослабить хватку. — Тебе придется перевести меня… на ту сторону.
Отчего-то это не вызвало вопросов у гноми, обычно неугомонной в своем любопытстве. Судя по движению, передавшемуся через ладонь, она кивнула, а сообразив, что я не могу этого увидеть, коротко бросила «Ага».
На счастье, за это время я так и не выпустил фонарника из другой руки. А то все пошло бы по новой — бешеные вспышки и провалы во тьму. Искать же колбочку с неразумным жуком, не открывая глаз, было попросту неисполнимым делом. Тнирг с ее запретом на магию уж никак не стоило хвататься за десятикратно усиленный заклятием источник света, а без хоть какого света самый что ни на есть распрогном не проберется сквозь лабиринт острых шпилей-колонн, усаженных кристаллами, Не Приснодень сегодня, чтобы радовать парадным освещением зала.
Так вот и получилось, что большую часть пути по самому богато украшенному помещению, которое я видел в жизни, мне пришлось проделать, крепко зажмурившись и столь же крепко ухватившись за руку наследной владелицы всей этой роскоши. Да еще изо всех сил стараясь не зацепить ее другой рукой с зажатым в ней магическим светильником. Прямо нравоучительная картинка, хоть сейчас в книжку для храмовой школы — «Слепец освещает поводырю дорогу во мраке». Куда убийственнее классического варианта со слепым, несущим безногого проводника на закорках, и трактуйте ее, как хотите…
Хорошо, Тнирг вовремя сообразила, что для появления света мне не требуется колдовать, и магия не на мне самом, а только на вещи, которую я держу. Иначе пришлось бы опять идти в связке, на тросике, однажды уже сослужившем нам добрую службу, как списанный по износу линкор, держащийся в воздухе на одном заклятии лишения веса, за вполне исправным буксировочным тендером, искрящим от натуги подвесом несущих дисков.
То, что наше путешествие за ручку подошло к концу, я понял по тому, что шаги перестали четким стуком отдаваться от гладкого пола. Под ногами заскрипел мелкий щебень, и спустя несколько шагов мы оба остановились. Поняв, что все кончилось, я разжал пальцы, отпуская спасительницу, и потихоньку осторожно приоткрыл глаза.
Передо мной оказалась привычная полутьма каменного хода, подсвеченная фонарником. Зал Миллиона Бликов, отличавшийся от Светлой Дудки лишь порядком прореженными шпилями на дне, замкнутым потолком и не ободранными от сокровищ стенами, остался позади — и это не могло не радовать. Целых пару минут, покуда кронфройляйн не соизволила открыть рот.
— Здоров ты держаться… Не отрубился, не упал, даже тащить не пришлось! — морщась, Тнирг растирала руку, которую я ей все-таки изрядно придавил. — Ваши редко держат удар так хорошо.
Это что же? Она знала, что на тех, кто не принадлежит к числу ее соплеменников, зал оказывает столь сногсшибательное действие?! Кстати, сногсшибательное в буквальном смысле слова — колени у меня ослабели и норовили согнуться сами собой. Чтобы не допустить позора, я быстренько подыскал подходящий выступ стены и плюхнулся не него, едва одолев еще пару шагов. И лишь малость отдышавшись, нашел силы спросить у пушистой негодяйки, как ни в чем не бывало отряхивающей полы пончо:
— Чего ж ты раньше не сказала?
— А зачем? — с искренним непониманием ответила она вопросом на вопрос. — Не думаю, что от этого знания ты держался бы лучше.
То, что с тем, кто тебе доверяет, надо быть честным вне зависимости от подобных соображений, гноми как-то не пришло в голову. Вообще перемена ее восприятия мною с мужского на женское никак не отразилась на ее поведении. Никуда не делись ни неистребимый бытовой цинизм, ни склонность ронять саркастические комментарии, ничуть не изменясь в лице. Причем в девчоночьем исполнении эти особенности казались едва ли не более жутковатыми, чем в мальчишеском.
Впрочем, это моя проблема, что поначалу я воспринял ее в ином роде, по ошибке рассудив, что шариться по диким окраинным пещерам скорее будет парень. А подгорная принцесса в изгнании с самого начала вела себя естественно для своего воспитания и обстоятельств — совершенно чужих и непредставимых с точки зрения моего жизненного опыта…
Раздражение, вызванное то ли душевной неуклюжестью спутницы, то ли собственным хлопаньем ушами, то ли очередным осознанием этой самой инакости всего вокруг, быстро привело меня в норму. Настолько, что наперекор затягивающей чужеродности окружающего захотелось сделать хоть что-то для самоутверждения. Например, попытаться перебороть давящую силу Зала Миллиона Бликов, бросив ему вызов осознанно, соизмеряя силы.
Поднявшись на ноги, я сделал несколько шагов к расселине, за которой хищно поджидала искристая полутьма. Вытянул вперед руку с фонарником и приоткрыл ладонь, выпуская наружу узкий луч света. Пошарил им по полу внизу, мазнул пару раз по дальним стенам, которые издали казались почти лишенными драгоценного одеяния… и повернул кулак, направляя луч прямо ввысь, в купол.
Свод взорвался тысячами тысяч алмазных искр, посылая во все стороны каскады радужных бликов. Резко, жестко… но не так уж невыносимо. Осмелев, я слегка разжал пальцы, выпустив наружу чуть больше света. Вроде ничего…
Тогда я шагнул вперед из проема. Еще раз… Еще…
Накатило в полную силу. Так, что захотелось самому, без посторонней помощи вчетверо сложиться и забиться в собственный карман. Причем жуть пришла уже без отсылок к конкретным воспоминаниям, будь то взрыв меканской мины, пляшущий купол гоблинятника или пещера ледяного демона. Просто ощущение абсолютной непереносимости, сродни тому, что предшествует смерти. Те, к кому она подступала, никогда того не забудут…
К чести своей, на сей раз глаза я все-таки не закрыл. Наоборот, вылупил почем зря и с совершенно оловянным, наверное, со стороны взглядом медленно, шажок за шажком отступил под спасительные своды галереи. Только там и перевел дух, сморгнув и утерев с лица холодный пот.
Похоже, за время второй попытки перебороть власть Зала Миллиона Бликов вспомнить о необходимости дышать я так и не удосужился. Ничего, теперь с лихвой восполню недостачу. Это только перед смертью не надышишься, а после того, как память и сила места зарождения разумных рас заставили вплотную подойти к Последней Завесе — еще как! Главное, теперь мне больше нечего делать здесь, в месте силы даже не чуждой магии — чужого ритуала, из века в век утверждающего средоточие иного образа жизни, несовместного с тем, что привычен мне самому.
В поисках подтверждения я повернулся к Тнирг — и натолкнулся на ее совершенно обалделый взгляд.