Кость для Пойнтера — страница 22 из 53

На этом я было задремал — гномские титулы от бессонницы хороши, не хуже, чем поросят через загородку по одному гонять или змее ноги пересчитывать. Но возня и копошение под боком продолжались, приобретая вполне определенную направленность…

Что-то раз за разом мои взаимоотношения с противоположным полом складываются отнюдь не по моей инициативе. Постоянно получаюсь подвергнут женскому самоуправству, причем пока что не сказать, чтобы к неудовольствию всех сторон. И без особых последствий — кроме законных, положенных по природе.

От свежепережитого обалдения, или с общего перенапряга последних дней, недель и месяцев, но ничего дурного в предстоящем я не увидел. Не в первый раз и не в последний политическая необходимость находит себе путь через телесную. И на сей раз магия и честь договорятся с Судьбой. Похоже, сейчас придется отрабатывать проклятие Низкой Клятвы, пережитое авансом во всех тяготах своих…

Это оказалось последним, что я успел связно подумать. Дальнейшее в слова не укладывалось. Сначала очень быстро, потом долго-долго. А потом я сбился со счета.

Тнирг оказалась доверчива, жадна на ласку и абсолютно бесстыдна. Ни ее девственность, ни все расовые различия нам не помешали. Даже мохнатость. В этом смысле гномские девчонки вообще оказались устроены прямо противоположно всем прочим — где у тех пушисто, здесь было гладко… и наоборот.

В общем, когда усталость окончательно растворила в себе все потрясения минувшего дня, моя рука уже привычным движением тихонько поглаживала шерстку на ее плече. Будто всю жизнь не знался ни с кем, кроме таких вот…

Отчего-то, едва прошла немота желания, захотелось наговорить чего-то одновременно ласкового и возвышенного. В стиле Халеда, Принца Хисахского, высоким балаганным слогом. Наконец в голову пришло что-то подходящее:

— Когда Породители зачинали гномов, они хотели получить что-нибудь маленькое и пушистое, созданное для любви.

— Ага, — мурлыкнула мне в подмышку Тнирг, — А еще говорил, что не знаешь наших Священных Книг…

— Они-то здесь при чем? — удивился я.

— Так это же из «Говора Говоров», кронфрау Заабе Мудрой. Которая прославлена своими подземными садами.

Нет, чем действительно отличается подгорный народ, так это склонностью переводить любой разговор в сословные рамки. Или хотя бы в исторические. А может, в родственные? Как ни крути, а кронфройляйн уф Треннерот приходится наследницей подгорной царице Заабе. Сколько-нибудь раз правнучкой. Прямой, косвенной или сторонней…

Если у эльфов, при всей сложности, генеалогия оставалась вместимой в форму древа, хоть и с порядком запутанной кроной, то у гномов, по описанию Тнирг, выходил какой-то совсем непролазный кустарник вроде живой изгороди. Той же щедро разросшейся колючки, проклятой в тугую спираль самим Бруно Сломанным Словом. Хотя нет, хуже того! Вся их родословная, в соответствии с природой, кротами под горой прорыта!

Так или иначе, снова заснуть, перебирая в уме ходы этой глубоко заложенной путаницы, оказалось легче легкого.

А вот проснуться поутру от неслышимого посвиста почтовиков и холодного мокрого рыльца, тычущегося мне в физиономию, было не сказать чтобы приятно. В Мекане так запредельно высоко орут не одни летучие ежи с хомяками, но и их отдаленные родичи из числа верховых тварей тесайрских воздушных сил. Хорошо хоть не штурмовики — они холоднокровные, дактильной породы, — а перехватчики или разведчики, от которых вреда почти никакого. Правда, легкие ночные бомбардировщики той же нетопырьей порды, но это звери редкие. В начале боевых действий колонне наших воздушных кораблей удалось накрыть скакунозавод, где выводили этих тварей, тридцатью длинными тоннами дефера, вот и спали спокойно почти всю войну…

Ну все, если начал припоминать фронтовое житье-бытье, значит, точно проснулся. Осталось растолкать подгорную принцессу, прикорнувшую под стенкой, и перенаправить беззвучно расшумевшихся кротов непосредственно к ней. Против вчерашнего, зверьков пожаловало всего лишь трое, но для меня и это было удивительно. Быстро они обернулись, всего за ночь. Или кротам надо добраться только до почтовой станции, а там уже их переправят к хозяину телепосылом? Гадать не хотелось, так что я решил подождать с вопросами до того, как кронфройляйн разберется с корреспонденцией.

Судя по всему, в послании, принесенном первым почтовиком, содержались совсем не обнадежившие новости, потому что подгорная принцесса спихнула зверька с колен, и не подумав покормить. Второй не разочаровал ее до такой степени, но и особо не обрадовал — получив положенную подачку, он отправился обратно с кратким ответом, набросанным, пока он ел.

Зато третий — тот самый Фиффи, я без труда узнал мокрорылого по ссадине от своего камня, — воодушевил получательницу настолько, что чуть не разделил судьбу первого, неудачливого гонца. То есть чуть не полетел кувырком с колен Тнирг, рывком вскочившей на ноги. От радости кронфройляйн кружилась по пещере, полами пончо сбивая со стен лишайники и прижав к физиономии морду почтового крота. Причина, заставившая ее так тетешкаться с бестолковой пискучей тварью, явно заслуживала внимания. Меня на подобное не сподвигло бы даже известие о сиюминутном отбытии домой, в замок Стийорр.

Наконец, восстановив дыхание, сбившеся во время безумной пляски с почтовым кротом в качестве партнера, Тнирг с жаром заявила:

— Он на нашей стороне! Сам Сантуцци!!!

— Это кто таков? — судя по столь резкому изменению ее настроя, неизвестный союзник обещал быть фигурой значительной, наподобие того же Хорнарра, делателя королей. — Из знати или мошной силен?

— Это?! Великий Шаман Ближней стороны гор! — кронфройляйн уставилась на меня, как на простака, не знающего самых важных в жизни вещей. — Родом невысок, а богатство у него иного толка…

Ну да, как в огрской сказке про заколдованную дочь Перводракона — «капитал у него в голове». Знакомо. Только, согласно коренному закону символометрии, информация и собственность — две вещи несмешиваемые, как спирт и масло, так что для преобразования одного в другое что туда, что обратно требуются немалые затраты и потери. Отчего, кстати, среди тех, кто сведущ в денежных делах, не услышишь дурацкого вопроса: «Если ты такой умный, то почему не богатый?» Это явный признак невежды, чуждого что знанию, что владению. Богатство с властью по тому же правилу и то легче переходят друг в друга, а по жизни и вовсе сливаются воедино в обход всех законов, писаных и неписаных.

Именно поэтому я с изрядной долей сомнения отнесся к энтузиазму подгорной принцессы. Всяких шаманов и прочих жрецов власть имущие начинают принимать всерьез не раньше, чем за них всерьез примутся боги или сама Судьба. Да и то чаще всего не тех и не ко времени… короче, шарлатанов — и слишком поздно.

Хотелось надеяться, что на сей раз за громкой славой духовного вождя Ближней стороны гор стоит реальная сила, наподобие возможностей Бруно Сломанного Слова. Ибо Тнирг столь стремительно принялась собираться на встречу с данным шаманом, что количество вещей, покинутых ею без присмотра, росло на глазах. Все, что с первого броска не попадало в сумку или котомку, раскатывалось по полу пещеры, тут же выпадая из внимания и памяти суетящейся гноми. Мне добрых пять минут пришлось метаться из угла в угол, прибирая самые неожиданные предметы.

Наконец подгорная принцесса выпрямилась над поклажей и застыла в минутном оцепенении, сверкая стеклышками очков, как вертящая головой сова. В этот момент удалось всучить ей собранные потери, которые Тнирг затолкала в последнюю сумку, так толком и не придя в чувство.

Буквально спустя секунду после этого гномь сорвалась с места, так что мне стоило изрядного труда поспевать за ней в переплетении подгорных путей. Несколько гостоннелей мы пересекли с крейсерской скоростью, невзирая даже на то, что в их дальних концах мелькали фонари Гебирсвахе. Темп передвижения не падал добрых три часа, за которые мы преодолели полдюжины миль по горизонтали и едва ли не вполовину от того — вверх-вниз.

Наконец бешеный запал кронфройляйн слегка поутих, а опасные для нее населенные места вновь сменились одичалыми и порядком заброшенными. Похоже, за время нашего сумасшедшего марш-броска мы забрались под самый гребень Альтийского хребта, двигаясь по направлению к дальним от Анарисса цизальтинским склонам. Возможности проверить это, выбравшись во внешние пещеры, пока не представлялось, но здравый смысл указывал на справедливость такого вывода.

Краткий привал с обедом несколько восстановил наши силы, но достичь того же темпа, что в первой половине дня, уже не вышло. Во всяком случае, до обитаемых мест мы так и не добрались, заночевав в паре сотен ярдов от источника воды, выглядевшего изрядно заброшенным. В отличие от питья, дрова вокруг нас не лежали, не бегали и даже не летали, пришлось обойтись одинокой жировой горелкой и поплотнее прижаться друг к другу.

Как ни странно, такая теснота абсолютно не расположила нас к игривости — с самого начала разговор пошел о делах куда более серьезных, а именно о политическом устройстве Безнебесных стран. На первый взгляд оно оказалось сложнее даже помянутой ранее генеалогии подгорных королев, поэтому переспрашивать мне пришлось чуть ли не при каждом упоминании ранее сказанного. К чести Тнирг, зубодробительные политические термины у нее отлетали от тех самых зубов, не нанося никакого урона, а терпения на их бесконечный повтор хватало в избытке. Да и сама тема, особенно в историческом ее раскрытии, оказалась довольно занимательной.

Правящие силы в Подгорье шли от производства, то есть от двенадцати изначальных заводов, выросших из кузниц, которые завелись совсем уже при порождении расы. Стояли те мастерские, а потом и заводы с приросшими городами, на девяти подземных реках, из которых пять уходили вглубь под гору, а четыре пробивались наружу и далее текли по долинам меж отрогов Альт.

Такое деление само собой определило тот факт, что большая часть промышленников, оседлавших внутренние реки, раз и навсегда установила свои порядки сообразно возможностям, отпущенным им природой. В итоге они стали не особо склонны к переменам и нововведениям, зато сверх всякой возможности изощрились в использовании наличного ресурса. На подобной общности подхода к жизни сплотились целых семь городов-заводов, образовав консервативную партию «кротов», не исключая даже ту четверку, что делила по одной реке на двоих.