кидать.
Добраться до Восточных ворот удалось как раз ко времени прохода первой смены, часам к четырем. Смешаться с подхватными поденщиками, идущими к биржам нарядов, было несложно, свернуть вовремя в шаманский квартал — еще легче. В утренней толкотне никого не удивлял работник, отправившийся к целителю с какой-то хворью. Желая усилить эффект, я подвязал челюсть кстати найденной в кармане тряпицей, изображая приступ зубной боли. А едва плестись и так получалось весьма достоверно — за предшествующий день вымотался настолько, что едва ноги волочил.
У парадного входа в жилище Сантуцци я оказался аккурат к невидимому под горой рассвету. Сил осталось только на то, чтобы завалиться дрыхнуть, толком не раздевшись и отложив на потом все объяснения. На счастье, Тнирг еще спала, а впустившая меня скво, по обыкновению, оказалась не склонна к расспросам. Сам шаман не спал, но так и не снизошел до выхода к то ли слишком раннему, то ли, напротив, излишне припозднившемуся гостю.
Не спал он и тогда, когда я продрал глаза уже за полдень. Такое ощущение, что старик вообще никогда не спал, может, даже вовсе утратил возможность нарушить вечное бдение. Возраст и избранный им род занятий вполне позволяли предположить подобное.
Однако, несмотря на все мое желание, разговор с шаманом снова пришлось отложить. Теперь меня не допустила к нему Учеллина, рассудившая, что некормленый гость омрачает покой дома и его владельца. В чем-то, а то и вообще во всем, она была неоспоримо права — на сытый желудок резкость суждений заметно убавляется, категоричность мнений тоже как-то сходит на нет. А так как разговор с великим Сантуцци предстоял весьма деликатный, более чем уместно было хорошенько подкрепиться перед ним.
То ли завтрак, то ли уже обед состоял из расписной миски густой фасолевой похлебки с копченостями, накрытой вместо крышки свежеиспеченной, прямо из тандыра, кукурузной лепешкой. Пива и на сей раз не предложили, что и к лучшему, зато ложка была ощутимо поновее. Оставалось гадать, чем я заслужил подобное благоволение со стороны по-прежнему нелюдимой скво.
Лишь достигнув степени довольства и добродушия, необходимой с ее точки зрения, я был допущен в святая святых — мастерскую Сантуцци. Здесь хозяин работал, невозбранно курил трубку, пользуясь отдельной от прочего дома мощной ветвью вытяжки, и просто проводил все время, кроме обеденного и ночного. По этой причине мастерская была обжита, я бы сказал, до полной непроходимости.
Всяческого хлама в хозяйстве у Великого Шамана было неимоверное количество, от вполне исправных и полезных вещей до совершенно негодного барахла. Атинский тамтам, иэрийская пружинная рогатина на обломанном древке, даже кадавризированная кофемолка с полуразвинченым приводом, и мало ли что еще… Не всегда удавалось разобрать, что это такое и чем было изначально. Половина вообще выглядела подделками либо самоделками из совершенно не подходящего к тому материала.
Но вот чарангу, настоящую и в неплохом состоянии, я точно видел у него перед выходом в крааль итов, и теперь любой ценой должен был вытрясти ее у старика. Алмазы в задаток, слово будущей кронфрау, берущей отщепенцев под свою руку — это все в порядке вещей. За такое имеет смысл хорошо поработать… в пределах возможного.
А «партии землекройки» и лично нам с Тнирг от этих усталых и изверившихся людей нужно невозможное — встать за подгорную принцессу всей душой. Как за свою, как за этого их Мага-Императора. Против тех, кто привык считать себя силой и, демоны их разрази, остается силой, несмотря ни на что. Это, бесценное, не купишь никакими посулами. Только тем, что по-настоящему дорого, е чему само тянется сердце. Вроде перетянутой жильными струнами хрупкой и звонкой памяти о навсегда покинутом родном крае…
Услышь такое кто из высокородных акционеров Концерна или влиятельных шишек подгорного Берграта, не поверил бы, что я взял тесайрцев за душу всего лишь обещанием добыть их народный музыкальный инструмент. Повезло же угадать!
Теперь передо мной стояла задача потруднее — догадаться, что заставит отдать ценную для него вещь куда более независимого человека, чем тесайрцы, надломленные пленом и безвозвратной потерей родины. Или узнать, какую еще цену придется заплатить за то, чтобы получить чарангу, не нужную мне самому, но жизненно необходимую для дела.
Сантуцци я застал за занятием, как нельзя лучше подходящим для разговоров о цене и мене — вооружившись сложной системой хрустальных линз в изрядно заросшем патиной штативе, Великий Шаман придирчиво один за другим пересматривал порядочную горку необработанных алмазов. Тех же самых паданцев из Зала Миллиона Бликов, едва ли не треть от общего количества, собранного Тнирг.
— Что, неплохой урожай? — кивнул я на растущий рядок камней, отсортированных по размеру.
— Бывало и лучше… — философски пожал плечами старик. — Раз на раз не приходится.
Такому спокойствию пред лицом немалого богатства можно было только завидовать, если бы оно не осложняло мою задачу. А тут еще вылез вопрос понеприятнее…
— Побольше никто не предлагал? — не удержался я от того, чтоб его не озвучить. Никогда не умел держать язык за зубами в таких разговорах.
— Как кто предложит, так и прочь пойдет, — в голосе морщинистого цизальтинца промелькнула тень гордости. — Я мзду не беру — мне за державу обидно.
— А это тогда что же? — я чуть ли не пальцем ткнул в алмазы.
— Страховка, — ответил Великий Шаман без тени обиды, как само собой разумеющееся. — На случай, если одна маленькая девочка не сядет на трон матери и праматери своя, и бедному больному Сантуцци на старости лет придется искать себе новое жилье.
В таком раскладе не подкопаешься. Крылатые слова легендарного хисахского таможенника обрели свой исконный смысл в устах прожженного альтийского пройдохи. Просто, в отличие от того, дед не собирался так запросто сдаваться обстоятельствам и самой смерти. Похоже, когда настанет его срок, самой Лунной Богине придется порядком за ним погоняться…
— Вот ты сам зачем с нею? — неожиданно вернул мне удар въедливый старик. — Какая твоя выгода?
Да уж, озадачил… Говорить ему надо только правду. Любой обман шаман, да еще великий, без всяких амулетов и заклятий почует не хуже Венца Доказательств. Поэтому прежде, чем дать ответ, придется хорошенько подумать, чтобы среди этой правды не оказалось той, которую лучше не светить в Подгорье.
— Никакой особо… — наконец вроде нашлись слова. — Поначалу хотел вернуться домой с местной помощью. Да только уже пару раз представлялся случай в путь отправиться, а я все тут.
Прозвучавшего объяснения явно не хватало, причем не только спрашивавшему, но и мне самому. Надо идти до конца — хотя бы чтоб знать, ради чего все это, что именно не отпускает раз за разом…
— Не могу я бросить, если кто мне доверится, — собираясь с мыслями, я на долгую минуту замолчал, а потом сказал, как есть. — Я не я буду, сам себя потеряю, и никому больше такой стану не нужен. Понимаешь, Сантуцци?!
Выпалив это, я отчаянно уставился на морщинистое лицо Великого Шамана Ближней стороны гор.
— Меня зовут Джованни… Властитель, — живые и ясные глаза ветхого человека до предела серьезно смотрели из-под меховой головной повязки, украшенной перьями. Против воли меня продрал по спине нехороший морозец.
— Какой я Властитель? — едва получилось натянуто рассмеяться. — Имя мое при мне, и все владения тоже…
Я даже руками развел, словно желая показать, что под полами брезентового пончо не прячутся эльфийские поместья, а на самом деле просто от удивления. То ли вести про нового владельца замка Стийорр докатились даже до Альт, то ли у хитрого деда были свои способы прознать истинную суть и имя любого гостя. Так или иначе, рассказывать о себе именно это как раз и не входило в мои планы, даже в ответ на высшую откровенность собеседника. И видимо, все это столь внятно было написано на моей физиономии, что тот не смог не заметить.
— Ну как хочешь… — старик отвернулся и с подчеркнутым вниманием принялся вглядываться в линзы.
С досады я чуть не треснул себя по лбу с размаха все теми же по-дурацки широко разведенными руками. Ну вот, теперь вдобавок обидел человека, от доброй воли и дружелюбия которого зависит все — наше совместное дело, участие в нем исконных обитателей Нагорья и тесайрцев с их чарангой, да и вообще самая жизнь доверившейся мне подгорной принцессы…
Последний поворот мыслей внезапно раскрыл мне причину столь неожиданной прозорливости Великого Шамана. Да я ему, считай, уже представился по полной — в том, что было сказано мудрому цизальтинцу на пределе откровенности, и заключена сущность истинного Властителя. Быть верным до конца тому, кто вверен тебе Судьбой — главный признак аристократа, который мне прежде не приходилось примерять на себя. Да вот сел он, как влитой, без мерки, обозначив мою нынешнюю суть вернее родового имени с титулом, к которым я все никак не привыкну.
Городской парень из захудалого клана, меканский солдат, уволенный по увечью, поденный работник без надежд на карьеру… Муж и повелитель высокородных эльфийских див, Ночной Властитель человеческой крови, офицер и дипломат, оседлавший бунт в далекой стране и своими руками отправивший демона за Последнюю Завесу, номинальный государь на тронах Огрии и Хисаха.
Пора уже научиться отвечать за ВСЕ свои поступки и жизненные обстоятельства. Не прятать настоящее за прошлым, утратившим силу. Все одно уже не спрячешь. Начинать признание собственных ошибок надо прямо сейчас, и чем скорее, тем лучше.,
— Прости, Джованни… — с трудом вздохнул я, опустив руки. — Не все скажешь враз. А кой-чему лучше бы и вовсе вслух не звучать.
— Узнаю эльфийскую манеру! Ни слова в простоте, — ехидно поддевая, усмехнулся в ответ Сантуцци и милостиво бросил: — Ладно, проплыли.
Теперь я вздохнул уже с облегчением. Однако все эти откровения никак не приблизили меня к решению изначальной задачи — как добыть чарангу, необходимую для завершения сделки с тесайрцами. В голову не шло даже то, как перевести разговор на желательную тему.