Они остановились на пороге зала, как на краю пропасти, поражённые невероятной громадностью пространства, заполненного лишь размытым белесым светом, источник которого определить было трудно. Потолок скрывался в серой дымке, противоположной стены совсем не было видно, а боковые стены оказались закрыты гигантскими колоннами, высившимися почему-то в два ряда. Колонны слева были угольно-чёрными, а справа — мутно-белыми. Пол зала состоял из чередующихся чёрных и белых квадратных плит, на каждой из которых легко можно было разместить полсотни человек.
— О-о… — протянул Драный и с натугой сглотнул.
«Капрал сказал бы: «оп-па», — подумал Берт и тотчас забыл об этой своей мысли.
Надо было идти, но в этом зале непременно таились ловушки и — скорее всего — опаснее, сокрушительнее и хитрее тех, что они уже прошли. Идти по чёрным плитам? Или по белым? Или строго по прямой, прыгая с чёрной плиты на белую, с белой опять на чёрную? Двигаться осторожно, нащупывая каждый шаг мыском сапога или наоборот — бежать со всех ног, надеясь на то, что древние механизмы не успеют сработать вовремя? А может быть, долго стоять на пороге — это тоже опасно? Те, кто строил Последний Приют, могли сделать ловушку на самом пороге, разумно рассудив, что незваные гости, попав из коридора в громадный зал, от неожиданности и изумления не сразу решатся ступить на первую плиту…
Холод опять коснулся затылка Берта.
— Вперёд, — проговорил он сквозь зубы и, не раздумывая, прыгнул на белую плиту.
Драный, взмахнув факелом, скакнул за ним — и тут же укреплённый на толстенной ржавой цепи каменный шар, утыканный железными шипами, со свистом рассёк тот кусок пространства, где только что находились их головы.
Берт даже не оглянулся назад. Затылок ещё холодило, и холод не становился слабее… Куда дальше? Прямо, на чёрную плиту? Или наискось, на белую?
Пустота над ними сгущалась, приобретая незримую форму угрожающей тучи. Абсолютная тишина поползла трещинами непонятных скрипов и шорохов. Надо было решать, и решать мгновенно.
— О-о… — снова послышалось сзади.
Берт рывком развернулся — но схватить за руку Драного не успел. Дрожащим пальцем тот тронул одну из фигурок, стоящих на высоком столике, поверхность которого имела вид шахматной доски. Берт мог поклясться, что никакого столика ещё мгновение назад тут не было — откуда он, разорви его Дикий Барон, мог появиться?! Фигурка, выточенная из чёрного янтаря, чуть шелохнулась от слабого прикосновения человеческого пальца — и неожиданно подалась вперёд сразу на две клетки — от своих рядов к рядам противника на противоположном краю столика.
— Кретин! — прохрипел Берт. Хотя ничего в зале не изменилось, он ясно чувствовал, что произошло непоправимое.
— Да я ж только… — умоляюще отозвался Драный. — А оно само…
Протяжный душераздирающий скрип хлестнул со стороны угольно-чёрных колонн. «Если эти фигурки — рычаг управления… — мелькнуло в голове Берта, — тогда…» Он развернулся к столику и выругался, едва сдержавшись, чтобы не закатить придурку Драному хорошую оплеуху.
Столик вместе с фигурками исчез, как его и не было.
— Я ничего не трогал! — трясясь от страха перед Бертом не меньше, чем от ужаса перед неведомым, закричал Драный. — Я больше и пальцем…
Скрип, нарастая, приближался.
Драный завыл, закрывая руками изуродованное шрамом лицо. Берт и сам с трудом удержался от вопля. В голове его промчалась мысль, что, если сейчас снять шляпу, волосы его будут торчать вверх, как иглы дикобраза.
Из белёсого сумрака, словно гигантский морской корабль, выплывала чёрная колонна. Она шла прямо, и громадные плиты перед ней дыбились и ломались острыми осколками, она шла с чудовищным скрежетом и скрипом, оставляя в фарватере широкую чёрную полосу пустоты, которая беззвучно пожирала осколки плит… Драный дёрнулся куда-то бежать, но Берт ухватил его за ремень:
— Стой.
Колонна, как он и предполагал, размолов три плиты, остановилась на четвёртой. Берт перевёл дух.
— По-по-почему?.. — заквохтал Драный. — По-почему встала?..
Берт не отозвался.
— По-по-пошли назад?.. — с надеждой предложил Драный. — По-по-жалуйста, а?
Скрежет и скрип рванулись на них с другой стороны. Белая колонна, круша плиты на своём пути, тронулась навстречу покинувшей свой строй чёрной колонне.
«Партия началась, — подумал Берт. — И она, конечно, будет крайне непродолжительной…»
— Бежим! — крикнул он и первым кинулся вперёд.
— По-по-подожди! — умолял прыгавший за ним по плитам Драный.
— Не отставай! А то по-по башке по-по… тьфу, чтоб тебя… получишь!
Они преодолели всего пять гигантских плит, когда их нагнала чёрная колонна, двигавшаяся наискосок. Берт отпрыгнул в сторону — несколько острых осколков просвистело мимо него. Чёрная колонна замерла, едва не столкнувшись с рядами белых. Оставленный ею след — длинная яма, доверху наполненная чёрной пустотой, откуда веяло ледяным смрадом, преградила дорогу путникам. Одна из белых колонн задрожала, начиная движение.
Берт отступил назад, разбежался и не думая прыгнул. Дыхание смерти опалило ноги, когда он летел над пропастью — он крепко приложился грудью об иззубренный край пропасти, широко загрёб руками… Ему повезло: прежде чем он начал сползать вниз, ногти впились в косую трещину. Застонав от напряжения, единым отчаянным рывком он забросил тело на хрустнувшую под ним плиту. И поднялся.
Драный полуприсел по ту сторону пропасти. Факел валялся у него под ногами, Драный безмолвно воздевал руки к затянутому белёсой дымкой невидимому потолку, тоскливо кривил рот и закатывал глаза. Было понятно, лучше он останется на своей плите ждать неминуемой смерти, чем решится повторить прыжок Берта.
— Ну и чёрт с тобой… — успел подумать Берт, прежде чем белая колонна покинула свой ряд и со всего маху врезалась в опасно приблизившуюся чёрную.
Ужасающий грохот потряс зал. Берт уже бежал дальше по дрожащим под ним плитам — только один раз он оглянулся: белая колонна, чуть пошатываясь, стояла на месте чёрной. Угольные осколки окружали её…
Партия продолжалась. Белые фигуры крушили чёрные. Чёрные разбивали в пыль белые. Скрежет, взрываясь то слева, то справа, подгонял Берта. Грохот заставлял подпрыгивать, затыкая уши пальцами. Впереди, окутанный голубоватым свечением, возник невысокий саркофаг. Берт напряг последние силы, чтобы перемахнуть очередную плиту скорее, чем её разнесёт белая колонна, плывущая наперерез. Это удалось — и, когда крупные осколки запрыгали по полу, догоняя его, а мелкие — забарабанили в спину, защищённую толстым кожаным плащом, он только рассмеялся. Ещё несколько прыжков, и Берт ступил на плиту, где стоял саркофаг. Плита оказалась намного больше других — и была не белой и не чёрной. Краска, покрывавшая её, глухо хрустела под сапогами, легко осыпалась ломкими кусочками. Хна — не хна… Ржавчина — не ржавчина…
«Кровь, — догадался Берт. — Давно запёкшаяся кровь. Давным-давно запёкшаяся кровь… Кровь Дикого Барона. Который, если верить древним преданиям, продолжал околевать, испытывая жуткие муки, ещё долго после того, как застыло его тело… Такова судьба каждого существа, принадлежащего обоим мирам сразу…»
Скрежет и грохот за спиной стихли. Подземная тишина вновь окутала чрево усыпальницы. Берт обернулся, чтобы посмотреть на громадное пространство зала, изборождённое бездонными рвами. Колонны — чёрные и белые — вперемежку возвышались на немногих уцелевших плитах, а из рвов поднимались тонкие струйки серого полупрозрачного дыма. Входа в коридор отсюда не было видно, и не было видно Драного. Впрочем, о его судьбе Берт сейчас не думал.
Сдерживая дыхание, он направился к саркофагу. И, чем ближе подходил, тем больше становился этот саркофаг. Он не рос, просто здесь, вблизи останков Дикого Барона, странным образом нарушались законы перспективы… Или это так искажало действительность голубое свечение, сгустившееся над мёртвым демоном-полукровкой?
Берт остановился, подойдя вплотную к саркофагу. Только теперь оказалось возможным верно оценить его размеры: борт приходился Берту выше груди, а от изголовья до изножья можно было сделать не меньше десятка шагов. Голубое свечение не излучало ни тепла, ни холода, ни какого-либо запаха. Берт осторожно вдохнул, готовый — если почует что-либо неладное — тут же, отплёвываясь и кашляя, прыгнуть в сторону. Никаких изменений в себе он не ощутил. Значит, свечение безопасно, а ведь оно могло оказаться и смертельно ядовитым газом, который испускал прах Барона. Берт заглянул в саркофаг.
Дикий Барон, закованный от горла до пят в золотые доспехи, был почти втрое больше самого высокого человека. Окостеневшими пальцами с кривыми жёлтыми когтями Барон сжимал на груди изъязвлённый косыми засечинами двуручный меч… Берт скользнул взглядом по телу Барона вверх.
— Вот оно… — прошептал он.
И улыбнулся. Больше всего на свете он любил такие моменты. Он сам часто говорил, что именно ради таких моментов стоит жить… Когда последние опасности оставались позади, когда раны, ссадины и синяки ещё саднили, но эта боль не стоила ничего по сравнению с радостным ощущением, что достиг цели. Он хотел это сделать, и он это сделал…
Громадный голый череп величиной с купол средней сторожевой башни скалился длинными клыками, налезающими друг на друга. На месте носа был чёрный провал, а в глазницах переливались идеально выточенными гранями кроваво-красные камни — каждый размером с кулак взрослого мужчины. На первый взгляд камни выглядели совершенно одинаково. К тому же сверкали они так ярко, что определить какую-либо разницу между ними было очень трудно.
Берт закусил губу. Кажется, рано праздновать победу. Возможно, это и есть последняя ловушка. Самая последняя и самая сложная…
По легенде лишь один глаз Дикого Барона был человеческим, а сквозь призму другого демон-полукровка мог прозревать тайны далёкого прошлого. Как определить, какой из этих камней — Глаз? А что, если оба камня — подделки, а истинный Глаз хранится где-нибудь ещё? Где-нибудь под доспехами? Или вообще не в этом зале, а в каком-нибудь тайнике укромного коридора?.. Берт поёжился. Затылок его всё ещё холодило, но этот холод был не острым и сильным, как всегда, когда предвещал близкую серьёзную опасность, а промозглым, словно под шляпой сидела жирная мокрая жаба…