— Ты прав.
— Идете на митинг?
— Да.
— Я тоже.
Артур кивнул и первым направился в сторону площади памяти старого монарха. Даже с выбором места организаторы бросали вызов власти. Меньше мили до королевского дворца. И широкая дорога, соединявшая площадь с резиденцией монарха.
Шакал держался по правую сторону от Артура. Так близко, что порой ноги журналиста проходили сквозь него. Время от времени он отбегал вперед, задирал голову и дергал ушами, прислушиваясь.
— Говорят, кроме наших соберутся сторонники анархистов. Думаю, тысяч шесть-семь насчитается.
— Это хорошо, — рассеянно ответил журналист.
Еще некоторое время прошли в молчании. Потом Джеки снова заговорил.
— Мистер Уилсон, вы поступили неправильно. Поставили под угрозу репутацию всего движения. Даже не могу понять, ради чего. В газете же написали неправду. Вскоре это раскроется. В результате ударит и по социалистам, и по анархистам.
— Джеки, помнишь, что я сказал после смерти душителя? Это была ложная кульминация. А сегодня настало время для настоящей.
Социалист выжидающе смотрел на журналиста. Артур понял, что вопросов не будет и продолжил речь:
— Если не справимся сегодня, то поджоги не остановятся. С каждым месяцем их число начнет увеличиваться. Пока весь Ландариум не сгорит в огне. И все политические движения, социалистов, анархистов или монархистов, покажутся развлечением для людей с избытком свободного времени.
— Все настолько серьезно? — наконец, спросил Джеки.
— Я с ним говорил.
— Как?
— Сложно объяснить. Даже невозможно.
Артур увидел впереди усиленный конный патруль из шести полисменов. Тоже ехали в сторону площади короля Альфонса. Городские власти чувствовали, что долго копившееся возмущение простых рабочих достигло пика. И мирное собрание легко могло перерасти в насилие.
— Мистер Уилсон, что именно вы собираетесь делать?
— Мне кажется, внешне это не будет заметно. Я должен воспользоваться коллективной силой собравшихся людей, — Артур запнулся, когда понял, насколько нелепо звучит объяснение. — Не вдавайся в подробности. Просто постоим в толпе. И в какой-то момент скажу, получилось или нет.
Социалист кивнул и больше не задавал вопросов.
По мере приближения к площади число людей на улице все увеличивалось. Не следящий за новостями человек мог подумать, что сегодня праздник. Практически каждый выходил на улицу в лучшей одежде. Часто прикалывали к пиджакам цветы. Сорванные в своих и чужих садах, сложенные из бумаги, купленные у уличных торговцев.
Чинно шли под руку семейные пары. Группы молодых парней со значками социалистов и анархистов. Взрослые мужчины, сгорбленные от тяжелой работы. Военные в парадной форме.
И констебли. Первое время Артур пытался их считать, но сбился на четвертом десятке. Вокруг площади соберется большая часть полиции Ландариума. Оставалось надеяться, что Колину Милтону и другим организаторам удастся сохранить мирный настрой толпы.
Вскоре пришлось сбавить шаг, настолько запруженными стали улицы. Люди выходили с тротуаров на проезжие части. Среди толпы намертво встало несколько экипажей. Кучера кричали и ругались, но не помогало. Слишком много жителей захотело пройти на площадь.
По пути Артур посматривал под ноги. Старался понять, получает ли шакал больше сил от собравшихся людей. Показалось, что силуэт стал чуть плотнее. Но не был готов поручиться, возможно, обманулся и увидел желаемое.
Из узкой улицы вышли на площадь короля Альфонса. Начало протеста было назначено на полдень, через двадцать минут. Но людей уже собралось много. У Артура не хватило роста, чтобы точно оценить число.
В центре устроили импровизированный постамент из ящиков, бочек и пустой телеги. Наверху уже стояло три человека. Журналист по силуэту определил Милтона. Остальных не узнал. Скорее всего, мистер Кобб, видный теоретик социал-демократии, и лидер анархистов.
Дальше Уилсон пристроился за спину массивному Джеки, который вежливо, но неумолимо прокладывал путь. Решили не прорываться в самый центр. На случай, если придется резко бежать от дубинок полиции. Остановились на границе слышимости обращений с трибуны.
Люди продолжали прибывать на площадь. Оглядевшись и встав на цыпочки, Артур увидел всадников, перекрывших ведущую к дворцу улицу. Не полиция. Королевские гвардейцы, облаченные в кирасы, шлемы с высокими гребнями. И тяжелыми палашами на поясах.
Невдалеке послышался колокольный звон, отбивавший двенадцать часов. Но, как всегда и бывало на подобных собраниях, вовремя оно не началось. На помост из ящиков периодически поднимались социалисты, что-то сообщали главным организаторам.
Колин Милтон поднял руку в приветствии. Громко обратился к собравшимся. До находившихся относительно далеко Артура и Джеки доносились только обрывки слов. Стоявшие в первых рядах ответили криками, дальше реагировали уже не так ярко. Последний народный трибун махнул рукой, призывая всех подойти ближе.
Артур поддался общему порыву, сделал пару шагов вперед. Почти уперся в спину стоявшего дальше мужчины, судя по въевшимся в кожу черными пятнам, шахтеру.
Пришлось подождать еще не меньше получаса, прежде чем незнакомый журналисту человек обратился к собравшимся с приветственным словом. Слушать его Артур не собирался. Он задрал голову и начал смотреть на небо. Как и прежде, оно было затянуто темными облаками вперемешку с дымом.
Первый глаз Ара-тун-Оттонда находился почти вертикально над сценой. Артур почувствовал, что на нем остановился взгляд мертвого бога. Получилось рассмотреть, как разворачивались другие, висевшие вдалеке, глаза.
Начали раскрываться новые. Вскоре все пространство над площадью короля Альфонса оказалось заполнено глазами из чужой эпохи. Ара-тун-Оттонд услышал брошенный вызов.
Артур почувствовал уже знакомое неприятное нытье в груди. К нему снова обращался бог, пусть и сейчас не получилось сформулировать ощущение в осмысленный вопрос.
Настал момент, ради которого Артур организовал собрание социалистов. Журналист нашел взглядом шакала. Чтобы не показаться сумасшедшим, заговорил, беззвучно шевеля губами.
— Я выполнил твои условия. Нападай.
Шакал послушно припал к земле, оттолкнулся и прыгнул. Завис на высоте роста Джеки. И побежал дальше прямо по воздуху. В этот же мгновение Артур согнулся от резкого приступа боли. Посчитал это за гневный крик Ара-тун-Оттонда.
Обманщик. Ты предлагал свое служение. Но уже вел за собой его посланника. Спрятал. Предал.
— Прости, что не захотел умереть в огне.
Артур видел, как шакал увеличивается в размерах. И терять собачьи очертания. Размытый силуэт с четырьмя лапами, сотканный из плотного дыма. Он быстро поднялся в небо. Белый дым смешался с темно-серыми облаками.
С этого мгновения Артур почувствовал, как его сознание разделилось на две неравные части. Меньшая осталась в теле. Он понимал, что по-прежнему стоит на площадной брусчатке в окружении людей. Видел вышедшего на сцену Милтона и слышал обрывки речи.
Одновременно с этим сознание находилось где-то еще. В месте, для описания которого в человеческом языке не нашлось бы слов. Все вокруг погружено в белесый туман. Артур не видел ничего дальше вытянутой руки. Даже не удавалось рассмотреть, на чем стоит.
Увидел нескольких ярдах перед собой безликий человеческий силуэт, словно высеченный из камня. Подойдя ближе, Артур понял, что это. Белый уголь. Рот изваяния медленно раскрылся, и журналист впервые услышал Ара-тун-Оттонда.
— Ты не выйдешь победителем, Артур Уилсон.
Голос звучал чуждо. Он пытался поставить ударение на каждой гласной в слове. Так могла проигрываться испорченная запись для фонографа. Артур остановился на расстоянии вытянутой руки от мертвого бога.
— Я выступаю не только от своего имени. За мной стоит целое племя - трудовой народ Ландариума и всех прилегающих земель. И ни один из них не хочет закончить жизнь в пожаре.
Изваяние медленно повернуло голову. От вращения двух частей посыпалась крупная угольная пыль. Артур отшатнулся. Он пытался понять, чего требуется добиться - разбить статую или наоборот сохранить ее целостность.
— Я жил в этом мире с самого его сотворения. И должен освободиться. Тогда мир придет в норму. Отступись. Так будет лучше для каждого. Человек вернется на уготованное ему место.
Артур упрямо покачал головой.
— Нет, все работает не так. Ты всего лишь реликт из доисторической эпохи. Не должен был просыпаться. И лучшее, что можешь сделать - вернуться в беспамятство. В мире больше нет места для богов.
Поддавшись порыву, Артур поднял правую руку и направил на статую раскрытую ладонь. Окружавший их туман подчинился движению и начал стягиваться к Ара-тун-Оттонду. Облеплять, оседать грязно-белым налетом.
Послышались крики. С секундной задержкой Артур понял, что они доносятся из реального мира, с площади короля Альфонса. Но журналист побоялся обращаться к той части сознания. Да и звучали скорее крики радости, чем боли.
Изваяние дернулось, сделало два тяжелых шага к Уилсону.
— Не остановишь. Мир страдает. Я должен вернуться. И сжечь все лишнее.
Артур выставил перед собой вторую руку. Но дым не стал притягиваться к фигуре быстрее. Ара-тун-Оттонд продолжал шагать вперед. Журналист пятился, стараясь сохранить дистанцию.
Почувствовал толчок в спину. Уперся в другого протестующего на площади.
— Эпоха богов закончилась. Мы отказались верть даже в существования Иисуса, пожертвовавшего собственной жизнью ради нашего спасения. И в Альбии Матре нет места колониальным божкам. Отступись.
Ара-тун-Оттонд сделал следующий шаг вперед. Но медленно и с заметным усилием. Вместо того, чтобы пятиться, Артур сблизился и упер ладонь в солнечное сплетение изваяния.
Уголь оказался шершавым и холодны, что сложно было ожидать от духа степного пожара. Сквозь толщу каменной груди Артур почувствовал периодически повторяющиеся толчки. Биение сердца.