В этот раз шахтеры собрались не для того, чтобы потребовать большей оплаты и ограничения трудового дня хотя бы двенадцатью часами у женщин и подростков. Сейчас вопрос стоял о конкуренции.
Не так давно была основана колония в противоположном конце света, на диком материке Инготия. И геологи обнаружили залежи особого вида угля, который для простоты назвали белым. Он заметно превосходил физическими свойствами привычный бурый и каменный, добываемый в шахтах Альбии Матры.
Белый уголь медленнее прогорал и вместе с тем давал более высокую температуру. А на континенте Инготии его было очень много. Это обнаружили две экспедиции геологов-разведчиков, одна под предводительством Карлсона, другая — Росса. Залежи белого угля тянулись через весь континент по сто сорок восьмом меридиану восточной долготы.
Эти запасы еще и находились близко к поверхности. Белый уголь добывался из-под земли относительно легко. Настолько, что оказалось экономически целесообразно грузить его на корабли и везти за тысячи морских миль в метрополию.
Уже была создана «Угольная компания Инготии», половина акций которой принадлежала королевской семье. Объем добычи пока оставался незначительным, но рос год от года.
Артур присматривался, заметил, как мимо прошла группа мужчин и влилась в толпу шахтеров. Журналист обратил внимание на нотку торжественности в одежде собравшихся. Они старались выбрать парадный костюм, пусть и скромный по столичным меркам. Понимали, что будут у всех на виду в центре столицы, в миле от парламента. И двух — от королевского дворца.
С другого конца площади тоже приходили люди. В окрестностях Ландариума не было крупных шахт. Значит, протестующие приехали издалека. Скорее всего, на поездах, в топки которых кидали добытый ими уголь.
Вслед за рабочими на границу площади стали выходить полисмены. Стражи закона вели себя прилично. Свободно пропускали шахтеров, но изредка останавливали выглядящих особо подозрительно. Однако Артур не видел, чтобы хоть кому-то запретили проход.
Перед зданием главной биржи Альбии Матры собралось не меньше трех-четырех сотен протестующих. Уилсон попытался пересчитать полисменов. Где-то пятьдесят констеблей и сержантов, дюжина всадников.
В других обстоятельствах Артур бы подчеркнул, что из-за собравшихся шахтеров множество полисменов отвлеклись от поисков жестокого убийцы. Но с учетом взглядов нынешнего владельца газеты решил воздержаться от критики.
Прождал еще четверть часа. Ничего не происходило. Шахтеры собирались вокруг памятника королю, стояли на месте и казалось, сами не понимали, что делать дальше. Артур решил собрать побольше фактуры для заметки.
Подошел к шеренге полисменов, увидел сержантский номер на воротнике мужчины лет тридцати с бакенбардами и аккуратно подстриженными усами. Артур приблизился к нему, на ходу приподнимая котелок.
— Сэр, газета «Зеркало Ландариума». Как вы оцениваете действия шахтеров? Чем все закончится?
Полисмен недовольно посмотрел на Уилсона, но тем не менее ответил сквозь зубы.
— Сэр, люди имеют данное королем и парламентом право на собрания. Пока не нарушается закон, мы не вмешиваемся.
Артур сделал несколько стенографических заметок в книжке. Уже приготовился задавать следующий вопрос, но сержант предупреждающе поднял руку в белой перчатке.
— Сэр, отойдите. Вы мешаете работе полиции.
Молча кивнув, Уилсон отошел. Разговорить полисменов он не рассчитывал, но все равно стоило попытаться. Так было верно с точки зрения повествования — дать высказаться обеим сторонам.
Приблизился к собравшимся шахтерам. На явного чужака смотрел с подозрением. Артур набрал воздуха в легкие, подавил приступ кашля, и громко проговорил, чтобы услышало побольше людей.
— Я журналист газеты «Зеркало Ландариума». Хочу взять интервью, на его основе представлю ваши требования в статье. С кем можно поговорить?
Конкретного ответа не последовало. Пара мужчин неопределенно указали вглубь толпы. Артур двинулся к постаменту статуи Чарльза Первого. Шахтеры признали в Уилсоне союзника, поэтому расступились насколько это было возможно и пропустили.
Уже там Артур повторил про газету и комментарий для статьи. К нему повернулся приземистый мужчина, до этого объяснявший, как правильно натянуть очередной транспарант.
Он первым протянул ладонь в приветствии и стиснул кисть Уилсон к крепкой рукопожатии.
— Вальтер Шульц, бригадир, шахты Айпдейла.
— Артур Уилсон, журналист «Зеркала». Мистер Шульц, вы организатор митинга?
— Не думаю. Людей собрало движение социалистов и сам Колин Милтон. Но он ведь не шахтер, потому и не пришел. Выходит, здесь я за главного. Ну и еще пара бригадиров из графства Зоттершир.
— Хорошо. Мистер Шульц, ответите на несколько вопросов для заметки?
— Ну, как смогу расскажу. Только говорю я не очень.
— Чего шахтеры хотят добиться этим протестом?
Бригадир задумался почти на минуту, пытаясь правильно сформулировать ответ. Артур терпеливо ждал. Привык, что рабочие могут теряться, когда их внезапно просят заговорить. И относился понимающе.
— С тех пор, как стали возить белый уголь, дела у нас идут неважно. Мы и без того работает по шестнадцать часов под землей за жалкие пенсы. А эти из Инготии цены сбивают. И нам выплату за тонну угля понизили.
— Как владельцы шахт это обосновали?
— Говорят, либо так, либо закрываться. Не выдерживают эту… Конкуренцию. Это ведь там решают, какая цена на уголь будет, — бригадир кивнул на биржу. — Вот пришли им в лицо высказать.
Артур повернул голову к зданию. Прошелся взглядом по фасадным окнам. Не заметил ни одного человека. Маклеров куда сильнее интересовала биржевая торговля. И собрание шахтеров проигнорировали.
— Какие требования выдвигает ваше движение, мистер Шульц?
— Мы требуем ввести акциз на белый уголь. Чтобы цена стала выше. И люди вернулись за нашим углем, настоящим, из земли Альбии Матры.
Артур записал последнюю фразу. Цитата показалась неплохой.
— Вы не боитесь полиции? Прошлые массовые протесты заканчивались кровью.
— Мы честные и мирные люди. Не хотим насилия. Просто требуем, чтобы король и парламент подумали о жителях, а не богатствах из колоний.
— Каких результатов вы ожидаете от протеста, мистер Шульц?
— Не знаю. Тут надо лидеров движения спрашивать. Хочу верить в наше правительство. По опыту скажу — будет хуже.
— Если сегодняшнее собрание не даст результата, то вы вернетесь на площадь?
Бригадир почти не задумываясь твердо ответил.
— Да. Сколько раз потребуется — столько и вернемся. Это не честно, понимаете? Мы работаем на износ, до смерти трудимся в забоях. А белый уголь — словно волшебный. Не бывает такого, чтобы горел ярко и много часов.
Журналист часто кивал, водя карандашом по странице. Материала на тридцать строк текста набралось. Бригадир явно распалился и был готов говорить еще. Но Артур понимал, что дальше пойдут преимущественно эмоции, плохо подходящими для заметки.
— Благодарю, мистер Шульц. Вы очень помогли. В следующем номере «Зеркала Ландариума» будет написано о вашей стремлении отстоять интересы шахтеров.
Бригадир серьезно кивнул на прощание и вернулся к рабочие, которые уже закрепили ткань на двух жердях, разошлись в две стороны, натянув лозунг. Артур задрал голову, но смог разобрать только одно слово — жизнь.
Вальтер Шульц криком скомандовал развернуться, чтобы с каждой стороны можно было прочитать хоть одну из надписей. К этому моменту все окончательно разочаровались в идее донести свои боль и опасения до биржевых служащих.
Все, что требовалось для заметки, Артур узнал. Но уходить прямо сейчас было неправильным. Следовало дождаться завершения забастовки. Возможно, в какой-то момент полисмены получат приказ разогнать всех силой. Не осветить такое казалось преступным.
Хотя сложилось впечатление, что сегодня обе стороны настроены миролюбиво. После зимних столкновений лидеры социалистического движения убеждали рабочих до последнего избегать насилия.
Перед тем, как уйти, Артур отошел и прочитал финальное послание. «Тысяча тонн угля стоит одну человеческую жизнь». Журналист слышал похожую фразу в редакции «Зеркала». И выпускающий редактор утверждал, что это не просто громкий лозунг. А печальная статистика горнорудного дела.
Но Артур не понимал, как слоган соотносится с требованиями акциза на белый уголь. Предположил, что просто осталось с предыдущих протестов.
Находиться рядом с шахтерами не хотелось, побоялся случайно не попасть под дубинку или копыта лошади. На примыкавшей к площади улице Капланда располагалось кафе с открытой верандой. Обычно там обедали и собирались после работы биржевые маклеры.
Но сейчас уличные столики пустовали. Ночью прошел дождь, стулья еще не успели высохнуть, да и погода не располагала к трапезе под открытым небом.
Артур зашел внутрь, заказал чайник классического черного чая и четверть пастушьего пирога. Вернулся на улицу, выбрал самый удобный для слежки за площадью столик. Протер рукавом лакированную сидушку стула, присел.
Наблюдательный пункт получился не лучший. Все закрывал фасад здания министерства здравоохранения. Оставались заметны транспаранты, высокие цилиндры констеблей из оцепления, но не более.
После обеда Артур написал черновой вариант материала. Часто поглядывал на площадь, но особых изменений не замечал. Только постепенно собиралось все больше шахтеров и полисменов.
Прошел час со старта демонстрации, потом второй. Закапал мелкий дождь, подкосивший решимость части протестовавших. По одному, по двое они начали покидать общую толпу. Организаторы почувствовали усталость шахтеров. И объявили конец собрания.
Артур подобрался. Если что-то и могло произойти, то именно сейчас. Когда толпа придет в движение и приблизится к полисменам. Но в этот раз ничего не случилось. Констебли расступились, и шахтеры мирно двинулись в сторону центрального вокзала Ландариума.
Уилсон недолго проследовал за ними, пока не понял, что столкновений с полицией не будет. Журналист остановился, спрятался под полотняным козырьком пекарни, вытянул за цепочку карманные часы. Только-только минул полдень.