Рейс у нас был ранним утром. Сначала мы за Игорем заехали. Игорь вышел из дома с рюкзаком и скрипкой. Папе идея брать с собой скрипку почему-то не понравилась, но Игорь сказал, что без инструмента он никуда. Пришлось соглашаться. Я с собой ничего особенно полезного не взял. Мама мне одежду всякую нужную собрала. Папа положил свой фонарь дальнобойный в мой рюкзак. А дедушка мне банку тушёнки дал. Я такого никогда не ел, но дед Дим сказал, что в походе без неё никак нельзя. И хотя папа нас предупредил, чтобы мы из дома еды никакой не брали, что всё на месте соберём, я дедушке поверил после слов: «Бери обязательно. Мне твой папа ещё спасибо скажет».
В самолёте лететь было весело! Папа всё время в компьютере какие-то графики и таблицы изучал, готовился к рабочей встрече, а мы с Игорем в иллюминаторы смотрели и через спинку сидения впечатлениями делились. Нас так удачно посадили: места у обоих были у окошка, только я – прямо за Игорем. Поэтому когда он хотел мне что-то сказать, то вскакивал коленками на сидение и кричал мне радостно всё, что думает. Рядом с ним женщина летела хорошая. Видно было, что она немного устала от нас, но, когда выходила из самолёта, всего-то и сказала папе: «Какие мальчики у вас активные». Непонятно было, то ли это она нас похвалила, то ли поругала. Очень вежливо.
Первый день в командировке мы с Игорем провели в гостинице. Дали папе честное мужское слово никуда не уходить с территории. Но и отсюда мы видели высокие сопки и пытались угадать, на какую из них будем взбираться. Папа всё время звонил, будто не доверял нам, не верил, что мы не вытворим чего-нибудь. Признаться, мы могли бы вытворить (у Игоря было несколько смелых идей), если бы не поход и не честное слово.
В обеденный перерыв папа заехал к нам, и мы вместе поели в ресторане, как совсем взрослые люди, вели серьёзные разговоры. Потом мы устроились на балконе номера, и я рисовал в блокноте, а Игорь свои гаммы играл. Я сначала переживал немного. Гаммы – это не очень-то весело. Надоедает. Но никто на нас не пожаловался. Потом мы телек смотрели, каналы переключали. Их там тысяча, не меньше. Дома столько нет. Игорь очень смешно шутил и прыгал на кровати. Ну и я прыгал. К папиному приходу мы порядок навели. Даже покрывала на кроватях поправили. Не хотели, чтобы какая-то ерунда помешала нам в поход пойти.
Оказалось, что идём мы не одни. Папин коллега, местный житель из Белокурихи, был нашим проводником. Он представился по отчеству: Петрович. Это было необычно. Когда Петрович увидел у Игоря кофр со скрипкой, то руками развёл и спросил у папы: «Лёх, куда мир катится? Это что за молодёжь?» А папа неожиданно Игоря поддержал: «А что тебе не нравится? Мы ж с гитарами ходили!» Петрович немного загрустил: «Так то ж гитара. Совсем другое дело. Рафинированный народ пошёл».
Не знаю, что он имел в виду, но похоже, по дороге он своё мнение о нас с Игорем изменил. У Игоря столько энергии, что на сто Петровичей хватит! А я очень терпеливый. Поэтому мы ни разу не сказали, что устали, даже когда Петрович спрашивал: «Что, молодёжь? Если хотите, можем на привал остановиться». В результате уже без всяких вопросов они с папой сами решали, когда отдыхать. Им надо было. У папы был большой рюкзак с провизией, который Петрович специально для похода собрал, а сам Петрович палатку и спальные мешки нёс.
На привалах мы ели бутерброды и пили душистый чай из термоса. Чай был с мёдом, с какими-то ягодами и травами. Самый вкусный чай в моей жизни. По дороге мы белок встречали и даже зайца одного. Слышали хруст веток, будто нас кто-то тайно провожал. Птиц много всяких видели, а ещё больше – слышали. Но громче всех лесных звуков был Игорь. Он всему радовался и громко меня спрашивал: «Ты видел? Ты видел?» Я видел… Было классно.
Мы шли в неведомые дали, и я нафантазировал, что мы вчетвером – единственные люди на планете. Было немного грустно уходить всё дальше и дальше от города, но мы были будто бы героями и первооткрывателями. В лесу оказалось совсем не страшно. Может быть, потому что с папой. А может быть, потому что в городе бывает и пострашнее. Там машин много, и люди злые встречаются. А зверей я не боялся, даже если они где-то там за деревьями прячутся. Звери умные. Они видят, что мы не охотники, что мы просто идём своей дорогой.
К вечеру мы вышли на пригорок, с которого хорошо-хорошо вся округа была видна: лес, сопки и внизу, в дымке, город, всего несколько крыш высоких домов. Ещё было светло, но Петрович сказал, что стемнеет быстро, так что нам придётся вместе как команда поработать. Даже если я начну рассказывать, как мы палатку ставили и внутри всё обустраивали, разворачивали спальные мешки, собирали хворост, разводили костёр, потом в углях картошку пекли и хлеб поджаривали, вы всё равно не поймёте, как это классно, – поход! Это надо самому сходить, чтоб понять.
Я подумал, что Петрович – счастливый человек, потому что он сказал, что всю жизнь в походы ходит. Весь вечер нам рассказывал и про рыбалку на речке, и про грибы. Разное. Папа тоже что-то из детства вспоминал. Мы с Игорем с большим интересом слушали. Потом я про тушёнку вспомнил. Сказал «щас», сбегал в палатку, достал из рюкзака банку, принёс к костру: «Это привет от моего друга», – говорю. Петрович обрадовался: «Вот это дело!» Папа спросил: «Дед передал? Спасибо ему». Потом он вскрыл банку ножом и поставил её прямо в угли. В банке вкусно зашкварчало… Мы из неё ложкой по очереди тушёнку доставали и чёрным хлебом закусывали! Вот это была еда.
Потом Петрович сказал Игорю: «Может, сбацаешь нам что-нибудь на скрипке своей? Или ты её как сувенир с собой носишь?» А Игорь вдруг отказался: «Потом». Я с ним был согласен. Я тоже свой блокнот доставать не захотел. Потом нарисую всё по памяти. И костёр, и палатку, и всю нашу компанию. Мы даже фотографии и видео не сняли для Оли с дедом. Вообще про телефоны забыли.
Будильник папа поставил на пять утра, чтобы рассвет встречать. Я долго не мог уснуть. Слушал звуки ночного леса и знал, что Игорь тоже слушает. Я-то понимал: он обязательно потом все эти звуки в новую мелодию превратит. Это Петрович ещё не знает, какой у меня друг талантливый.
Проснулись мы не от будильника, а от скрипки. Мы с папой не удивились, а Петрович голову из палатки высунул и сказал: «Никогда в жизни такого в лесу не слышал».
Я этого не забуду. Чтоб такую картину нарисовать, надо это видеть: зелёные сопки, небо немножко хмурое, палатка на пригорке, папа сидит на траве, чай пьёт из крышки термоса, Игорь на скрипке играет. Я глазами пытался всё крепко-накрепко запомнить, но потом побоялся детали упустить и снял на телефон всё-таки. Для Оли и деда.
6. Про удивительное
Мой папа никогда ничему не удивляется. Что бы ни произошло. Мама называет его за это «невозмутимым», и ещё она говорит, что он умеет владеть собой. Получается, что мама – не умеет, потому что сама она постоянно удивляется. Так и говорит всё время: «Удивительно!» – и радуется или расстраивается.
Папа старается маму лишний раз не удивлять, чтобы она меньше волновалась. Разве только по праздникам сделает ей какой-то сюрприз. Это несложно. Для мамы любой подарок – сюрприз. Любое происшествие – сенсация. Она может даже про какие-то простые события целый день с подругой по телефону разговаривать, будто что-то невероятное случилось. Мы привыкли.
На всякий случай папа смотрит новости не по телевизору, а в интернете. Если бы наша мама знала, что в мире творится, она бы устала от переживаний и не смогла бы радоваться. А по новостям каждый день показывают разные уголки света. Мир большой, так что событий хватает. У мамы свои события: завтрак приготовить, меня в школу отправить, папу – на работу, сестрёнку понянчить. Я новости хожу смотреть к дедушке, в дом 3А. Там телевизор круглые сутки работает.
Я дедушку как-то спросил, не мешает ли ему звук телека. А он сказал, что особенно не обращает внимания на то, что там показывают. Телевизор у него работает «для фона». Я не очень понял. Мне бы это очень мешало. Я люблю тишину. Но дед Дим сказал, что у него дома и так слишком тихо.
Есть у дедушки и любимые передачи. Те, на которые он включает звук погромче, и садится на диван, чтобы внимательно всё посмотреть. Он любит передачи про ремонт (хотя сам, похоже, ремонт дома никогда не делал), ещё про рыбалку смотрит (это вообще самое скучное, что может быть), бокс (потому что в молодости им занимался), фигурное катание (потому что жена любила смотреть) и всякие шоу, где песни поют. Но это всё нерегулярно. А вот новости – это самое главное. Даже если я к нему поговорить пришёл, он самый интересный разговор прерывает: «Костик, пойдём посмотрим, что в мире происходит».
Сначала мне казалось, что лучше бы я, как мама, не видел всех новостей, потому что некоторые из них меня пугали, а половину я вообще не понимал. Но потом я привык и перестал удивляться. Вот что бы ни произошло, можно быть уверенным, что завтра ещё больше всего произойдёт. Дедушка всегда выпуски новостей смотрит с большим переживанием и всё комментирует, даже прогноз погоды, будто может что-то в нём поменять. Град в Аргентине, наводнение в Приморье или смерч в Америке – до всего ему есть дело. Он начинает палкой стучать и громко так к кому-то обращается: «Это что же такое творится? Это зачем?!»
Про политику я даже и рассказывать не буду. Он сам с собой ругаться начинает.
Я его как-то спросил, почему он так всему удивляется, а он вдруг ответил мне странное: «Костик, меня уже давно всем этим не удивишь». Я говорю: «Так чего ж ты так ругаешься с телевизором всё время?» – «Для порядка», – отвечает.
Я тогда задумался: а чем же можно его удивить, раз его даже новости не удивляют. У дедушки день рождения намечался. И не простой, а настоящий юбилей. Хотелось ему какой-то подарок сделать особенный, порадовать. А как? Принесу ему что-то, он из вежливости поблагодарит, а про себя скажет: «Меня этим не удивишь».
Тогда я решил на дружеский совет собрать Олю с Игорем: «Чем будем дед Диму удивлять?» Оля сразу про еду стала говорить – какие блюда наши мамы могут приготовить, или какой торт можно ему самим испечь и что на нём написать. Я сильно сомневался, что это всё важно. У него уже восемьдесят четыре раза день рождения был. И всегда еда была и торт, наверное. Игорь предложил для дед Димы концерт сделать, чтобы мы с ним сыграли на скрипках, а Оля спела или станцевала. Можно, конечно, только я не уверен, что у нас лучше, чем в телевизоре, получится, в котором постоянно кто-то поёт и танцует.