Радужное стекло, которое вы нам послали, в дороге не пострадало. Я преподнес его дожу с вашими поздравлениями. Все местные стеклодувы пришли в изумление и ходят за мной по пятам.
На том заканчиваю. Ночью намечается празднество, я должен проинструктировать слуг. Будьте уверены в нашей постоянной готовности неукоснительно следовать вашим распоряжениям.
Нижайше прошу простить мне возможные упущения, буде они обнаружатся вами.
ГЛАВА 10
Донна Эстасия швырнула отделанную серебром щетку через всю комнату и вызывающе усмехнулась.
— Но я еще не закончил, беллина, — сказал Ракоци, неспешно пропуская меж пальцев волну ее роскошных каштановых волос.
— Сойдет и так, — отмахнулась Эстасия, хмурясь. Раздражаясь, она теряла часть своей привлекательности. Ее большие карие глаза делались злыми, в уголках рта появлялись сварливые складки. — Ты никогда не снимаешь одежду. Я ни разу не видела тебя обнаженным.
— Да?
Он принялся заплетать ей косу.
— Перестань! — Она сердито тряхнула головой, и ее волосы вновь рассыпались по плечам. Очень медленно и демонстративно женщина застегнула верхнюю пуговку своего пеньюара.
Ракоци откинулся на подушки.
— Ну хорошо, Эстасия. В чем же я виноват?
— Ты никогда не идешь мне навстречу.
Надутый вид донны вызвал у него желание ее поддразнить.
— Вот как? А почему это происходит? — Лицо его было спокойно и безмятежно, и вместе с тем в нем читалось странное сожаление. — Не потому ли, что во время наших свиданий мы только и делаем, что предаемся восторгам плотской любви?
— Мы ничему такому не предаемся! — Она просверлила его бешеным взглядом, — Ты… ты просто издеваешься надо мной!
— Донна не получает того, что желает? — спросил он, улыбаясь, но глаза его погрустнели.
— Ты прекрасно знаешь, что получаю. И даже больше, чем с кем-либо. Но этого недостаточно! — Она отвернулась к туалетному столику и стала нервно переставлять какие-то баночки. — Может быть, ты и вправду не евнух, но я не верю тебе. Ты даже не позволяешь дотронуться до себя… там… в том месте. — Эстасия покраснела. — Почему я должна все это говорить?
— Я предупредил обо всем еще до того, как мы стали встречаться. Тебя это устраивало. Что же изменилось сейчас? — Он потянулся и взял ее за руку. — Эстасия, ты же знаешь… Я не могу быть другим.
Она раздраженно вырвалась.
— Ты даже и не пытаешься.
Он лениво придвинулся к ней.
— Подумай, беллина, с кем еще ты получишь такое? Ты остаешься целомудренной и в то же время…
— Я не хочу быть целомудренной! — вскричала она. — Я хочу наслаждаться. Ты обращаешься с моим телом как с чем-то священным, словно боишься его осквернить. Но я — вдова и знаю, что мне нужно. Сделай меня грешницей! — Она извернулась, как кошка, и прильнула к его руке. — Ну же, Франческо! Пожалуйста! Прямо сейчас! Если ты — мужчина, поступи как мужчина!
— Девочка, ты же помнишь, что я сказал тебе в первую нашу ночь?
Эстасия помрачнела и отстранилась.
— Да, помню. Ты постоянно напоминаешь о том. Но я не сообразила, о чем идет речь. Ты обещал любить меня по-иному. Как я могла угадать, что это значит?
— Ты все поняла и на все согласилась. — Он указал на небольшое венецианское зеркало, стоявшее среди притираний. — Посмотри в него. И скажи мне, что ты там видишь.
— Не валяй дурака!
— Прошу тебя, посмотри в свое зеркало и скажи, что ты видишь.
Сердито озираясь, она придвинулась к зеркалу, мельком взглянула в него и отвернулась.
— Что ты там видела? — В его глазах зажглись странные огоньки. — Скажи, Эстасия. Ну же!
— Себя, разумеется!
— И что еще?
— Перестань, Франческо! Не пытайся водить меня за нос! Я хочу всего тебя! Целиком!
— Что еще ты видела в зеркале?
Его голос насторожил ее.
— Эту комнату. Что, по-твоему, еще я должна была увидеть?
— А меня? — Он ждал ответа.
— Тебя?
Краска сошла с лица донны, и она тихо произнесла:
— Нет, тебя я не видела.
Он мягким, осторожным движением коснулся ее щеки.
— Милая, вот тебе доказательство. Я не такой, как ты. Все, что я могу дать тебе, я даю!
— Но ты не любишь меня.
— Люблю… но по-своему!
Она покачала головой.
— Нет, не любишь. Не сгораешь от страсти, не считаешь минуты до встречи, не ловишь меня на улицах, не топчешься под окном…
Он невесело рассмеялся.
— Это не входило в наш договор. Эстасия, окажи мне честь и побудь с минуту правдивой. Я делаю все, что обещал, разве не так?
Она фыркнула.
— Да.
— Благодарю, — сказал он без тени иронии. — Послушай меня, беллина. — Он выждал, пока она на него не взглянула. — Я ведь стараюсь тебе угодить. Ты хочешь проводить ночи на ложе, изволь. Захочешь коротать время за дружескими беседами, я буду доволен и этим.
— В самом деле? А как же быть с твоими желаниями?
— Я не столь ненасытен.
Она зло усмехнулась.
— А что, если я вообще тебе откажу? Что ты будешь тогда делать?
Ему сделалось скучно.
— У меня не будет больших затруднений.
— Пройдет какое-то время, прежде чем ты найдешь мне замену.
Эстасия торжествовала, самодовольная усмешка светилась в ее глазах.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил он, поднимая брови. — Что ж, если я действительно тебя не устраиваю, жестоко с моей стороны занимать твое время. Я, пожалуй, пойду.
Она ухватилась за край его черного одеяния.
— Я не отпускала тебя.
В комнате сделалось очень тихо. Несколько свечей, освещавших комнату, шипя, догорали, холодный ветер стучал в окно. Франческо Ракоци, не двигаясь, ждал. Эстасия соскочила с постели и встала с ним рядом.
— Ну почему ты такой колючий?
— Я? — Он покачал головой. — Нет. Совсем нет. Просто мне надоело играть в эти игры. Ты говоришь, что любишь меня, и бранишься, когда я рядом. Пойми, я давно без сочувствия отношусь к женским капризам. Ты хочешь устраивать сцены? Изволь, но в таком случае возьми себе кого-то другого. — Ракоци смолк, изучая ее лицо. — Одно твое слово, и я уйду. И навсегда позабуду дорогу к этому дому.
У нее вырвался нервный смешок.
— Кто сказал, что я тебя прогоняю? Я лишь добиваюсь новых свидетельств твоей любви. Ведь женщинам это так важно. Однажды ты мне поставил условия, и я согласилась с ними. Но отношения развиваются. — Эстасия соблазнительно потянулась. — Ладно, довольно пустой болтовни. Давай мириться, Франческо.
Наблюдая, как она стаскивает с себя пеньюар, он уже знал, что порвет с ней.
— Возможно, тебе нужны новые ощущения?
Подрагивая то ли от холода, то ли от нетерпения, Эстасия непонимающе пробормотала:
— Новые ощущения?
Она стояла перед ним совсем голая — в дымном мареве, идущем от догоравших свечей.
— Разве ты желаешь не этого? — Он придвинулся и взял ее за руки. — Мы могли бы что-нибудь изменить. Я, по крайней мере, мог бы попробовать. Просто ты всегда казалась такой довольной…
— Ох, — она захихикала, — даже не знаю, ведь до сих пор ты не…
Он прервал ее:
— Об этом давай помолчим. И подумаем, как усовершенствовать остальное.
— А ты выполнишь то, о чем я попрошу? — Она прищурилась и сглотнула слюну. — Мог бы ты, например, привязать меня к этой кровати и отхлестать шелковой плетью? Или получить свое удовольствие, угрожая ножом? Или…
Эстасия задохнулась, щеки ее запылали, в глазах появился лихорадочный блеск.
— Нет, беллина, этого я не могу.
— Но почему? Ведь я же не возражаю!
— Потому что это против моих правил. Насилие будит темные чувства, начни — и кошмару не будет конца. — Он отпустил ее руки. — Если ты не согласна, нам больше не о чем говорить.
Она, уступая, вздохнула.
— Ну хорошо, раз ты не хочешь. Но ты можешь хотя бы повалить меня на кровать?
Сердце Ракоци кольнула холодная льдинка. Он смотрел на ее роскошное тело, не испытывая привычного прилива желания. Он видел лишь голод в ее ненасытных глазах.
— Эстасия…
Она сама опрокинулась на постель и протянула к нему руки.
— Я снова хочу тебя. Посмотри, как пылает моя кожа. А ведь в комнате холодно. Иди же сюда!
Он не шелохнулся.
— Ты сказала, что моих ласк тебе мало. Почему же в таком случае ты вновь ищешь их?
— Не ломайся, Франческо!
Женщина томно потянулась, приподнимая ладонями свою пышную грудь и раздвигая полные бедра.
Однако уловки ее успеха не возымели. Вместо того чтобы со страстными стонами накинуться на изнывающую от любовного томления донну, Ракоци отошел к туалетному столику, взял в руки зеркало и рассеянно в него заглянул.
— Под определенным углом слабый силуэт все-таки виден, — пробормотал он.
Эстасия потеряла терпение.
— Завтра, — произнесла она, обиженно щурясь, — я, пожалуй, схожу к исповеднику. Не рассказать ли ему, что ты выделываешь со мной? А, Франческо? Как ты издеваешься надо мной, как бьешь меня и насилуешь, кощунственно используя при этом распятие? Может быть, — принялась она размышлять вслух, — я пойду к добродетельным францисканцам из Санта-Кроме, или загляну в Санта-Тринита? Там, правда, женщин не исповедуют, но для меня, надеюсь, сделают исключение. Или же, — Эстасия призадумалась, — стоит подыскать что-то получше? Ну конечно же, мне следует прямиком отправиться к доминиканцам. Там с особым пристрастием относятся к ереси и богохульству, им, безусловно, будет интересно послушать меня. Остается лишь выбрать между Сан-Марко и Санта-Мария Новелла, — Взгляд донны утратил томность и приобрел жесткое выражение. Она приподнялась на локте. — Что ты мне скажешь на это, Франческо, а?
Ракоци повертел в руках зеркало и аккуратно поставил его на столик.
— Понимаю, — сказал он бесстрастно. — Пока я тебя не особенно раздражаю, ты согласна держать наши отношения в тайне. Если же я поведу себя плохо, меня можно будет и наказать. Например, с помощью церкви. Это ведь так просто — пойти покаяться, а заодно избавиться от докуки. Исповедь в данном случае сработает как донос.