Ах да. Я знаю. Ты маскируешься. Ты принимаешь все меры предосторожности. Но ведь и самые надежные вещи подчас нас подводят, разве не так? Только не говори, что мои волнения вздорны. Я слишком хорошо знаю тебя.
Письмо твое пришло на удивление быстро. Море было спокойным, ветер — попутным, твой Джан-Карло совершил приятное путешествие. Он понравился мне, Сен-Жермен. И настолько, что я могла бы с ним сблизиться с целью… ты сам знаешь с какой. Но поскольку ты до сих пор держишь его в неведении о кое-каких сторонах нашей жизни, то и я решила поостеречься. Он считает тебя всего лишь алхимиком и сумасбродом. И пусть.
Алессандро VI настроен решительно. Савонароле несдобровать. Ему была предложена кардинальская шляпа, но — в Риме. Доминиканец, очевидно, предпочел ей ореол мученика. Что ж, в самом скором времени он его обретет. Алессандро сделает для этого все.
Савонарола силен во Флоренции, Папа — во всем католическом мире. Чудовищная похотливость и корыстолюбие Борджа, которых он даже и не скрывает, недвусмысленно говорят, насколько крепка его власть. Джироламо с ней не тягаться.
Движение против Савонаролы возглавляет молодой кардинал Джованни де Медичи. Суть его такова: сопротивление папским указам есть ересь, которую следует искоренять. Уже весной Родриго Борджа (или его святейшество Алессандро, если так тебе больше нравится) начнет мстить.
Зачем же соваться в костер, который вскоре будет потушен? Его пламя может сделаться жарким. Савонарола, припертый к стенке, покидает туда всех, кто с ним не согласен, а заодно может прихватить и тебя. Назваться кузеном преступника — плохая легенда. Кто таков да Сан-Джермано, понятно, кто таков его родственник — нет! В загадке больше опасности, чем в том, что открыто. Задумайся над этим, Франциско, и поберегись.
Я говорила с его святейшеством, он находит положение во Флоренции сложным. Папская канцелярия спешно готовит связку указов, призванных разобрать нагроможденные Савонаролой завалы. Я не очень-то поняла, как они будут действовать, но главное в них — запрет на аутодафе, и меня также уверили, что всех узников, брошенных в тюрьмы фанатиками, непременно освободят. Документы должны вступить в действие не позже 17 марта. Учитывая чрезвычайность сложившейся ситуации, на разработку этих законов Папа отводит семнадцать дней, включая сегодняшний. Даже дочь свою он выдавал замуж едва ли скорее. Так что менее чем через два месяца Деметриче окажется на свободе. Стоит ли городить огород?
Знаю, ты поступишь по-своему, и все же прошу: будь осмотрительней. Я очень тобой дорожу… впрочем, делай что надо, не слушая глупой женщины. Ты готов рискнуть всем ради тех, кого любишь, однажды твоя отвага спасла и меня.
Я горжусь тобой, мой единственный, я верю в тебя.
ГЛАВА 4
На придорожных полях поблескивал снег. Дыхание Ракоци стало прерывистым. Белая кобыла с трудом взбиралась на холм. Небо над головой темнело, и гораздо скорее, чем того хотелось бы всаднику.
— Ну же, Гелата, осталось немного. Я знаю, ты тоже устала. Будет досадно, если мы и тут ничего не найдем. Давай-давай, дорогая!
Четвертый день он рыскал по этим холмам, каждый раз избирая новое направление. Сандро сказал, что всех обвиняемых увозят из города, но не за сотни же миль. Рассудив, что поездка к узилищу не должна отнимать у конвоя более трех часов, Ракоци принял эту дистанцию за максимально допустимое расстояние и приступил к поискам Деметриче.
Сегодня он двигался зигзагами на восток и уже обнаружил на пути своего следования множество пустующих вилл и несколько брошенных биваков — то ли военных, то ли разбойничьих.
Выехав на вершину холма, он заметил вдали древний замок, обнесенный высокой стеной. Ракоци придержал Гелату и всмотрелся в мрачное каменное строение, пытаясь понять, живет там кто или нет, но разобрать не сумел и спешился, чтобы увести кобылу с дороги. Теперь его радовало, что масть лошади была белой, ибо она сливалась со снегом, лежащим в леске. Ракоци завел Гелату подальше и, привязав ее к дереву, пошел к угрюмой громаде, одиноко чернеющей на фоне хмурых небес.
Продираясь сквозь мелкий кустарник, он напомнил себе, что надежды его могут не оправдаться, ибо так бывало уже несколько раз. Но ему ничего не оставалось, как методично продолжать поиски, осматривая все попадавшиеся навстречу строения, мало-мальски пригодные для содержания в них заключенных. Это был самый окольный путь к цели, но иного у него не имелось. Замысел проследить за выезжающими из города доминиканцами пришлось забраковать. И Гелата, и Ракоци были слишком заметны. Монахи могли заинтересоваться держащимся в отдалении всадником, и ни к чему хорошему это бы не привело.
Подобравшись к замку поближе, он увидел, что из трех его дымоходов выбивается дым, и облегченно вздохнул. Там кто-то есть, а это уже немало. Правда, древняя цитадель могла служить оплотом разбойникам, но эту мысль Ракоци сразу отбросил. Крепостные ворота распахнуты, вокруг не видать ни дозорных, ни караульных. Разбойники, являвшиеся в своей массе беглыми мародерами, так себя не ведут.
Вдали послышалось пение. Ракоци постоял, отдыхая, потом скользнул в тень, отбрасываемую стеной. Двор замка пересекала группа доминиканцев, они направлялись к часовне. Пение становилось все громче, потом смолкло. Ракоци заглянул в ворота, монахи ушли.
Убедившись, что двор опустел, Ракоци прокрался к замку и, стараясь как можно мягче ступать, пошел вокруг него, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Он похвалил себя за то, что надел коричневый плащ, практически незаметный на фоне каменной кладки. Он верил в удачу, но та не спешила ему улыбаться. Дверей с этой стороны замка не было; более того, пространство между крепостной стеной и цокольным этажом здания становилось все уже, пока не превратилось в тупик. Ракоци встал, раздумывая, что предпринять. Идти назад ему не хотелось. В этот миг до него долетел какой-то глухой звук.
Ракоци поднял голову. Звук повторился. Это был кашель. Ракоци присмотрелся, кашель шел из окна.
Узкое и прямоугольное, оно находилось локтях в шести от уровня его глаз, выше и чуть правей виднелись другие окошки. Он примерился и полез вверх по стене, цепляясь за расщелины кладки. Они были недостаточно широки, чтобы служить опорой для обычного человека, но Ракоци обладал известной сноровкой, и, кроме того, ему играл на руку маленький рост. И все-таки дело шло медленно. Прошло какое-то время, прежде чем он добрался до места и заглянул в темный проем.
Человек, сидящий в углу мрачной кельи, вновь закашлялся, звякнули цепи, кашель был надрывный, сухой. Ракоци понял, что жить узнику осталось недолго, и лицо его потемнело. Жаль, на обратном пути несчастного можно было забрать.
В другой келье стояла кровать, и двое мужчин полулежали на разных ее концах, угрюмо косясь друг на друга. Они молчали. Ракоци уловил волну исходящего от них страха и, отшатнувшись, полез выше.
Еще одна келья, но женщина, в ней заключенная, на Деметриче не походила. Это была старуха, закутанная в какую-то рвань. Встав на колени, она творила молитву. Помочь ей было нечем, он снова сдвинулся вправо и обнаружил себя над бездной, ибо здесь стена замка нависала над краем утеса, уходящего вниз.
Выше виднелись еще два окна, под ними имелось что-то вроде уступа, но камень от времени крошился и осыпался. Однако ноги на нем держались, и Ракоци остановился, чтобы передохнуть.
Окно очередной кельи было забито досками, он заглянул в щель. Кровати там не имелось, на полу узилища валялся тюфяк, на нем — спиной к наблюдателю — кто-то лежал. Ракоци присмотрелся. Спящая женщина свернулась клубком, подоткнув под себя рваную юбку. Цвет ее показался ему странно знакомым, Женщина шевельнулась, на тюфяк упала светлая с рыжинкой коса.
— Деметриче, — выдохнул Ракоци и взобрался чуть выше.
Устроившись поудобнее, он принялся разбирать доски. Он старался действовать тихо, чтобы, во-первых, не напугать спящую, а во-вторых — не привлечь шумом монахов. Две доски вынулись довольно легко, третья не поддавалась. Ракоци усмехнулся. О вампирах болтают всякое. Например, существует мнение, что они могут произвольно менять форму своего тела, благодаря чему свободно проскальзывают через любой лаз. Сейчас это свойство ему очень бы пригодилось, но он, вероятно, какой-то ущербный вампир.
Он снял последнюю доску и прихватил две другие, потом, примерившись, отбросил их от себя, чтобы они, падая, не задели за стену. Далеко внизу раздался глухой звук, не громче того, что издает ботало на шее коровы. Ракоци удовлетворенно кивнул, подтянулся и влез в окно.
Теперь перед ним встал вопрос: как разбудить спящую? Деметриче спросонок может и закричать. Ракоци приник к полу и на четвереньках пополз к лежащей. Она шевельнулась, но он был уже рядом. Узкая маленькая ладонь зажала женщине рот.
Деметриче резко дернулась, вцепившись зубами в его руку.
Укус был силен, но Ракоци не ослабил хватки, хотя и не ожидал такого отпора. Деметриче бешено отбивалась, мыча что-то невнятное. Они все же пришли, эти похотливые лжесвятоши, она давно замечала в глазах их недобрые огоньки! Что ж, она лучше умрет, чем уступит их домогательствам!
Ракоци понял, что долго так продолжаться не может, и, откатившись в сторону, встал.
— Деметриче, — сказал он тихо. — О, Деметриче! Успокойтесь, прошу вас. Это всего лишь я.
Она резко села, привалившись к стене, и взглянула на человека, протягивавшего ей руку. Грудь ее бурно вздымалась.
— Это я, Деметриче, — повторил Ракоци, и она узнала его.
— Сан-Джермано?
Ужас не уходил из ее глаз. Она столько о нем думала в последнее время, что боялась поверить в реальность происходящего. Это сон, наваждение, это плод больного воображения! Сан-Джермано сейчас в Венеции! А она сходит с ума!