— А впрочем, не обращай на мои бредни внимания! Если вдуматься, кто ты такой? Скромный, простой гражданин Флоренции? Папским прихвостням вовсе незачем считаться с тобой!
Лоренцо смолчал, но его челюсти так напряглись, что бугры лицевых мускулов выступили под кожей. Широкополая шляпа закрывала глаза Медичи, но Ракоци знал, что в них гнев и боль.
Полициано вновь изменил тон.
— Не держи меня за глупца, мой милый Лоренцо! Да и сам не будь таковым!
Ответа не последовало. Лоренцо уже осаживал своего чалого возле дворца. Чуть ли не все пространство, прилегающее к новенькому палаццо, было завалено строительным лесом и грудами камня.
Лоренцо спешился, перекинул поводья через голову жеребца и привязал их к ближайшему брусу.
— Я никогда не держал тебя за глупца, — буркнул он раздраженно.
Ракоци тоже спрыгнул на землю и накинул поводья на крюк, выступавший из решетки ограды.
— Итак, почтенный Полициано, в вас еще не проснулось желание полюбоваться на стены и потолки? Если нет, вы можете здесь остаться и выпить вина, его сейчас подадут.
Предложение явно пришлось Аньоло по вкусу. Он высвободил ноги из стремян и соскользнул с лошади.
— О, с удовольствием, мой избавитель! Благодарю тысячу раз! Я и так уже вижу, что стены прямые. Думаю, мне и отсюда удастся все по достоинству оценить.
В темных глазах Ракоци вспыхнули огоньки.
— Полагаю, удастся.
Он пожал плечами, словно бы отгоняя какую-то мысль.
— Вот скамейки, они еще не на месте, но вы можете сесть. Думаю, строители не будут в обиде. А на другом краю двора только вчера положили мозаику. По ней лучше бы не ходить!
Полициано привязал поводья гнедой к прутьям оконной решетки и рассеянно осмотрелся.
— Мило, очень мило! Мозаика хороша! Нечто подобное я видел в Риме. Однако где же вино?
Он вопросительно посмотрел на Ракоци. Тот на фоне темного дверного проема и в своем черном одеянии из венецианского шелка казался совершенно бесплотным.
— Минуту терпения, мой дорогой. Я позову Руджиеро!
Он хлопнул в ладоши.
Этот звук отвлек Лоренцо от созерцания гербов, украшавших решетку ворот.
— Ракоци, что тут за буквы? Они похожи на греческие, но слов я не разберу. Это не русские письмена?
В тоне Ракоци прозвучал холодок.
— Нет, Великолепный, не русские. И не греческие.
Лоренцо опять оглядел черный диск, снабженный серебряными крылами.
— Но что они означают? — Он отступил на пару шагов, рассеянными щелчками сбивая с дорожной накидки соринки. — По некотором размышлении я нахожу это… несколько мрачным, тревожащим душу. Сама эмблема очень изысканна и впечатляет гораздо больше моих красных шаров, но есть в ней что-то… пугающее. Что тут написано?
Глаза Ракоци сузились.
— Это не так-то легко выразить на итальянском… но я постараюсь: «Вечно из вечной тьмы возрождаясь». Что-то в таком роде. Разумеется, речь идет о затмении солнца. Старый герб. — Он опустил глаза. — Очень старый.
— И очень необычный, — отозвался Лоренцо и, нарушая все правила этикета, снял берет.
— Сейчас слишком тепло для мая, — пояснил он.
Вдали послышался стук башмаков, и вскоре между колоннами галереи замелькала фигура приближающегося к ним человека — среднего роста и средних лет. Немного обветренное, чисто выбритое лицо и подпоясанная ремнем рубаха из грубой холстины довершали его портрет.
Слуга сошел по ступеням во двор и с большим достоинством поклонился.
— Руджиеро, этот синьор, — Ракоци указал на Аньоло, стоявшего возле скамьи, — умирает от жажды. Немедленно принеси ему вина и персидских сластей.
— Как будет угодно хозяину.
— А после подай нам миндального молока.
Кивнув Аньоло, Ракоци повернулся к Лоренцо.
— Я угадал, Великолепный?
Суровое выражение лица Лоренцо немного смягчилось, он нехотя улыбнулся.
— Что ж, прекрасно! Но… я удивлен, что вы так хорошо знаете мои вкусы.
— Да? — Ракоци подал Руджиеро знак удалиться и подошел к мозаике, уложенной вокруг чаши будущего фонтана. — Удивляться тут нечему. На кухне больше ничего не осталось. Разве что фрукты и хлеб. Впрочем, нам могут что-нибудь принести из соседней таверны. Прикажите — и стол будет накрыт.
— Нет, благодарю, к еде я равнодушен. Миндального молока будет достаточно, оно освежает. — Лоренцо посмотрел на мозаику. — Вы выбрали сложный рисунок. Он очень походит на классический, древнеримский…
Не походит, а в точности повторяет, подумал Ракоци, но говорить об этом не стал и лишь улыбнулся.
— Признаюсь, этого мне и хотелось добиться.
— И это вам удалось! — Лоренцо обернулся к Аньоло, — Так что же, Полициано, идешь ты с нами или останешься тут?
— Предпочитаю вино! — Маленькие глазки Полициано сердито блеснули. — Наслаждайся свободой, Лоренцо. Я утешусь один.
Ответ Лоренцо звучал примирительно:
— Смотри не переусердствуй.
Медичи сделал большой шаг и пошел вверх по лестнице, поднимающейся к галерее.
— Мне нравятся эти колонны. Такие же будут и наверху?
— Да. Кроме того, мне хочется расписать стены палаццо так, чтобы они гармонировали с орнаментом пола. Не порекомендуете ли вы мне кого-нибудь из молодых мастеров? Я знаю, что Сандро сейчас занят, но… есть ведь еще и юный Буонарроти… и…
— Возможно. Дайте мне время подумать.
Они вошли в зал, разминувшись с сосредоточенным Руджиеро.
— Светильники расположены очень разумно.
— Благодарю.
— Но если вделать за ними что-то вроде зеркал, то света будет намного больше.
Лоренцо остановился и указал, как это можно сделать.
— Работы немного, зато зал будет просто сиять.
— Толково, — кивнул Ракоци. Совет и вправду был дельным. — Однако путь из Венеции довольно неблизкий. В дороге обязательно что-то побьется. Впрочем, идея стоит того. Решено. Я пошлю туда расторопного человека.
Лоренцо нахмурился. В нем взыграл флорентиец.
— Из Венеции? Разве нельзя заказать зеркала здесь?
Он хорошо знал, что флорентийские зеркала уступают венецианским, и, пожевав сердито губами, нашел компромисс.
— Полированный металл в данном случае зеркалам не уступит. И тут уж венецианцам до нас далеко. Что вам мешает заказать отражатели из металла?
Облегченно вздохнув про себя, Ракоци рассмеялся:
— Ничто не мешает. Полированные пластины вполне подойдут!
Он указал на огромные окна, выходящие во внутренний дворик.
— Они вам должны понравиться! Летом тут будет чудно.
— Но неуютно зимой, — заметил уже довольно миролюбиво Лоренцо.
— Я уже думал об этом. И решил установить специальные жалюзи, скрадывающие их истинные размеры.
Ракоци отступил на шаг, уважительно поклонившись и предоставляя гостю право судить, хороша его идея или плоха.
Лоренцо молча продвигался по залу. Возбуждение в его карих глазах все нарастало. Наконец, остановившись возле широкой мраморной лестницы с маршами, расходящимися на половине подъема и сходящимися наверху, он восхищенным тоном сказал:
— Признаться, мне не очень-то по душе генуэзские выверты, но то, что я вижу, просто великолепно! Особенно меня поражает эта лестница! Ничего подобного во Флоренции нет! Как вы собираетесь декорировать стенку площадки?
Ракоци промолчал.
— Живопись! Два, может, три небольших полотна? Или одно, но огромных размеров? Или статуя в римской манере?
Он выжидающе посмотрел на владельца палаццо.
— Наверное, нет! — Ракоци поднялся на ступеньку и встал рядом с Лоренцо. — Мне бы хотелось обшить всю эту площадь деревянными резными панелями. Такое для ваших краев не очень привычно, однако на моей родине часто делают так.
А еще эти панели прекрасно замаскируют ходы в секретные помещения здания, но он не счел нужным о том сообщать.
— Хм! Дерево? И впрямь необычно. Однако, как я понимаю, вас это будет греть.
Лоренцо повернулся и продолжил подъем по ступеням, намереваясь осмотреть комнаты верхнего этажа.
— Все просто отменно. Пропорции радуют глаз. Так что в очень скором времени, я полагаю…
Он не договорил и замер, нашаривая перила рукой. Его загорелое лицо стало сереть.
Ракоци осторожно приобнял гостя за талию и встал, принимая его вес на себя. Он молчал, стараясь ничем не выдать своего беспокойства, ибо знал, что Лоренцо горд. Проявление какого-либо сочувствия могло его смертельно обидеть. Лоренцо, пытаясь пересилить боль и слабость, тоже молчал, его крупные руки с длинным и узловатыми пальцами сильно дрожали. Одна из них судорожно мяла шелковый отворот черного испанского камзола соседа.
— Великолепный, — голос Ракоци звучал тихо и ровно, в нем не слышалось ни единой тревожной ноты, — как мне следует поступить?
— Христос и святой Иоанн! — с трудом промычал Лоренцо сквозь сжатые зубы. Его слегка выпуклые глаза были полуприкрыты тяжелыми, дрожавшими от напряжения веками, он соскальзывал с плеча Ракоци, пытаясь присесть. Маленькие, но очень цепкие и очень сильные руки осторожно и бережно опустили Медичи на невысокие ступени мраморной лестницы и принялись расстегивать воротник его ездовой куртки.
Губы Лоренцо дрогнули.
— Франческо… нет… стой!
С видимым усилием Медичи открыл глаза.
— Ну вот. Мне уже лучше. Подождем пару минут.
Ракоци кивнул.
— Хорошо, подождем. Но может быть, стоит послать за врачом?
— Нет! — Лоренцо сделал несколько вдохов и выдохов — Скоро все прекратится.
Он вновь стал задыхаться и смолк. Потом с огромным усилием выдавил:
— Поклянитесь молчать о том, что тут было! Поклянитесь своей жизнью!
— Жизнью? — Ракоци усмехнулся. Он кивнул и вложил свои маленькие руки в большую ладонь. — Клянусь! Моей жизнью и моей родиной!
Лоренцо кивнул с облегчением, хотя в глазах его промелькнула тревога.
— Вот и хорошо. Хорошо! — Он отвернулся.
На какой-то миг воцарилась мертвая тишина, которую Ракоци все же решился нарушить.
— Великолепный? — окликнул он.
— Минуту, Франческо.