фульбе родом. Или чиновники- maswuwlun, жадные чиновники — almaswuwlin aljashein, причем те чаще всего были из народа бамбара, как и торговцы. Все остальные — такие же земледельцы, как и наши фульбе, сенуфо и догоны. А здесь…
Вот так тут живу — лучшие друзья и учителя все белые! И ничего — привыкаю. Ну и что? Какая разница: черные, белые, желтые, красные… — обычные же люди. Почти как наши. И еще с ними интересно! Очень интересно. Много нового узнал за это время, что я здесь. И нисколько не жалею, что с ними — потому как постоянно в поиске, постоянно в бою. Я — воин! Как отец — он бы мной гордился, если б узнал… И мои навыки здесь нужны, реально нужны — меня ценят и уважают. Перенимают то, что могу научить я и учат всему тому что знают они. Не всегда сразу запоминаю, но я стараюсь. И еще они как настоящие воины защищают наших женщин от опасностей, всех, и мою Жадэ — тоже. И я… Вот несколько дней с ней не виделся — а уже скучаю, как она там без меня? По радио передавали привет, значит ждет. Потому и буду осторожен. Впредь… а ведь чуть было не погиб. И как глупо-то!
На все воля Аллаха, он все видит, но чтобы вот так…
Ну никак я не ожидал что этот островной «сухопутный крокодил» такой быстрый и ловкий. Ранил меня — гад! Дома, на Нигере такие не встречались.
За пределами нашей страны этого никто толком, конечно, не знает, но, как мне тут растолковали, общество народов Фула имеет три касты: Римббе, Нинббе, Джейааббе. Названия-то знакомые, просто не задумывался никогда, просто жил. Было привычно. Первые — правители и их приближение, вторые — чаще всего воины, ремесленники, историки и исполнители, а третьи — всегда рабы, низшая ступенька. Семья отца — из второй категории, значит и мне, как и ему, суждено воевать и строить. Пока все так и происходит, значит я все правильно делаю и ущерба и умаления статуса для рода в этом нет никакого. И мной им можно гордится, наверное, не только отцу, но и всей нашей деревне. Наверное… Я уже понимаю, что тут не наша прежняя планета, а какая-то другая, но всё же так тут похоже… Трудно мне далось это понимание, но постепенно свыкся. Если когда-то повстречаюсь с земляками — будет что рассказать. И про себя, и как я тут живу. Кстати, неплохо живу!
Когда-то он, мой отец, был солдатом, и не из плохих, его начальство ценило, он даже несколько лет прослужил в охране нашего посольства в Индии, оттого-то у меня такое совсем не африканское имя — отец так решил. Белые-то этого совсем не понимают, а оно действительно так. Вот у братьев — обычные, как у многих соседей, например, Камил, Идрис, Малик, Камиль, Карим, а у меня — такое. Ну и что? А мне оно нравится!
Он-то, мой отец после отставки не стал оставаться в городе, устал он шумных городов, надоели. Потом, вернувшись в родную деревню, отец первый раз женился и стал заниматься традиционным ремеслом и строительством. Постепенно жен становилось больше, столько, сколько и положено в исламе — четыре, одна из них умерла, он женился еще раз, а все мы, его дети росли и воспитывались вместе. И любили, и уважали мы все наших мам одинаково. Так уж получилось, что обучать в городе сразу нескольких сыновей сразу семье было дорого, поэтому выбрали учиться там моего брата, а мне пришлось заниматься добычей еды — работать в поле и иногда охотиться. Да-да, практически на всё что водилось в округе, в том числе и на крокодилов. Мы же не только обычные земледельцы и скотоводы, но и потомственные охотники — тоже. Не все, далеко не все, только те, кому повезет, и если учителя-марабу не будут возражать. С этим у нас строго. Но раз мой отец солдат — то и мне брать в руки оружие тоже можно. И даже — нужно! И я учусь им пользоваться, здешние учителя — хвалят!
А с крокодилами… да, и есть их тоже приходилось. Мясо — и на еду, не всё, но какую-то часть, а шкуры и все остальное мы продавали. Все ж какой-то доход, или сами шили из них что-то, или специальным людям, что ездили по деревням и скупали такие трофеи, продавали. Может не всегда все было и законно, но деньги ж за охотничьи трофеи сразу… Кто не жил в большой семье впроголодь — тот меня не поймет! Поэтому какой-никакой опыт охоты на них у меня уже был. Остальным нашим — что Ни́колу, что Имиру, ни Ойвинду охотиться на них не приходилось совсем. Говорят — что у них такие не живут. Как так — не понятно? Реки же у них и озера есть — должны ж водится! У нас — везде водятся! Для некоторых народов крокодилы — священные животные… Ну, бывает. Хотя что в них священного — добыча как добыча. Правда и сами они охотники не из последних, но тут уж «кысмет», судьба такая — либо ты его, либо он тебя. Пока мне везло…
Родным крокодилом для саванны южнее реки Нигер считается тупорылый крокодил, он имеет небольшую длину, до 3 метров, на животе характерные черные полосы и слегка курносый, задранный нос. Шкура у него вот только толстовата, снимать ее с тушки неудобно. А обычный речной — с ним намного привычнее. Главное, не бояться и не связываться со слишком крупными, те — по-настоящему опасны. А те, что поменьше — как раз и есть наша добыча.
Но этот — он совсем другой! Совсем! Такой скорости и прыгучести от него не ожидал никто, даже и я. Вроде бы пока готовились, пока шли — рассказывал, что знаю про охоту на крокодилов, а тут все получилось совсем не так…
Как позже мне сказали — это совсем сухопутный крокодил — варан. Этот Варан — достойный противник оказался. Но я его победил! Да, он сильно меня исцарапал своей чешуйчатой шкурой, но вот я — жив, а он — нет.
Теперь жарю на палочках мясо из его хвоста. Это — важно! Потом белые друзья меня перевяжут и будут лечить, тут главное — доказать его духу что мы в схватке оказались сильнее, что мы — отважные воины! И если съедим хоть по кусочку — он не придет нам мстить ночью, не перевернет нашу лодку. Наши старики нас так учили, не мне отменять традиции. Да и есть захотелось, не только мне. Спиртного нам нельзя, харам, а вот так — можно и даже нужно.
Убедил! Решили друзей попробовать! Никто не отказался, даже единоверец. Все ели — и он ел… Ну и что что пахнет непривычно — положено так!
Пилар — мореход и исследователь; акватория между о. Дом и о. Зеланд, разговор в пути с земляками
— Говорила мне мама — «не выделывайся, дочка, будь как все мы! Ты только посмотри вокруг — все наши родичи рыбаки, зачем тебе это надо? Найдешь ты здесь себе хорошего парня, замуж выйдешь — вон хоть соседский Эрик или Паблито, да хоть бы и любой другой кто. Ты у меня девушка видная, умная…» Это она тогда не хотела чтобы я в Барселону уезжала. Надолго, на несколько лет. Ну да, а я хоть и любила ее, и сейчас и здесь люблю и постоянно вспоминаю, но не удержалась, уехала на учебу. Да что там, удрала! В самую Барселону, куда ж еще-то? Можно было и в Пальме отучиться, на главном острове наших Islas Baleares, да и остаться там, например работать в туристическом бизнесе или еще как-то закрепиться. Да даже и у нас, но я же каталонка, гордая и независимая, как все мы — мне ж больше других надо. Вот и уехала. Думала навсегда.
Трудно было, и поначалу, да и потом — и денег на учебу и на проживание надо было постоянно доставать. Семья помогала, как могла, но нас в ней сколько — всем, и братьям и сестрам столько, сколько надо, и не выделишь, приходилось самой работать. Много. И официанткой работала и прислугой, дома у богатых убирала, что могла — откладывала и училась. Поступила в Universitat Oberta de Catalunya (UOC — Открытый университет Каталонии). Меня всегда интересовали языки. С детства свободно говорила сразу на двух — родном каталонском и испанском, хотела углубленно изучать и другие. Например английский, русский, что-то еще.
И путешествовать по миру, посмотреть вблизи другие города, другие страны, пожить там какое-то время, потом снова в дорогу. Наивная… Например побывать не только в соседней Франции, там-то я как раз была, а, например, в Америке или заснеженной России. Почему-то всегда казалось что там только зима и снег. Но не получилось.
Пришлось прервать учебу и вернуться на родной остров — Форментеру, ухаживать и присматривать за мамой. Как отец после шторма, в которой попал на своей лодочке, заболел, она за ним до последнего ухаживала, надеялась что оправится. Он ведь, не смотря на преклонный возраст, так и продолжал рыбачить, как и многие поколения предков до него. Тогда один из моих братьев погиб, второй остался инвалидом, а отец вскоре умер. А другие сестры — младше меня…
(остров Форментера на Балеарских островов Испании, пляж Кала Саона — один из самых уютных пляжей острова)
Вот я и вернулась. Стала работать учителем в нашей школе, той же, где когда-то училась и сама, преподавать детишкам родной язык. Да еще и в младших классах. На старшие у меня не хватало образования, подтвержденного бумагами. Все всё понимали, меня ж там многие еще помнили, да и родителей моих знали и уважали. Жалели, но… против закона не пойдешь. No se supone que lo haga, ¡no! (Не положено — значит нет! — исп.) Так мне и сказали. Спасибо и так помогли как могли. В общем, я учила детишек и ухаживала за быстро сдающей мамой. Без отца ей стало совсем грустно и одиноко. Мы старались как могли, но… сами понимаете, Модесто.
Ну и с личной жизнью — как-то не сложилось. В Барселоне были у меня приятели, встречались, но до совсем уж серьезных отношений, когда парень и девушка не только какое-то время живут вместе, но и планируют завести семью и детей как-то не доходило. Может быть потому что я слишком много работала, чтобы оплачивать учебу, может что-то еще… А дома на Форментре — тоже как-то не до этого было.
Наша Форментера — самый маленький и самый южный из Балеарских островов. Вы не были? Ну да, понимаю, работа… Он расположен всего в 6 км от тусовочной Ибицы, но при этом очень тихий и спокойный. У нас там всего один относительно крупный город — Сан-Франсес-де-Форментера (он же Сан-Франциско-Хавьер), а весь остальной остров почти не тронут цивилизацией — это плоское, едва покрытое растениями каменистое плато. Моя любимая Форментера отличается от других Балеарских островов и часто туристам напоминает Грецию: здесь очень чистое море, разнообразная подводная жизнь, наверное поэтому сюда любят приезжать дайверы, а морепродукты считаются одними из лучших во всей Испании.