— Ну да.
— А о себе что промолчал? Геройствуешь всё, победитель?
— Командиру, если он не лежит пластом на носилках, показывать своё состояние бойцам нельзя.
— Так что с тобой случилось? — всё не отстаёт Дед.
— Вот узнаю, кто сдал… устрою… По ребрам зацепило касательным, и всё.
— «Всё»? Понимаю. Но на это твое «всё» потратили пять перевязочных пакетов, пока остановили кровь. После совещания марш к Ивану — пусть разбирается, и штопает.
— Есть идти к хирургам! — выдал тот в ответ.
— А у остальных союзников как всё обошлось?
— Двухсотый только один, в группе Бориса — их так все называли. Остальные из них — ранения разной тяжести, но лежачий из них только один, европеец. Все остальные передвигались сами. В отряде Кота действовали два отделения, что пришли туда на яхте Шатун и на катамаране Флагман. И у первых, и у вторых, было также, как и у нас — пополам раненые и целые.
— Это что значит? Сыграть против дюжины противников, и в итоге получить одного убитым, и больше половины, считая тебя, ранеными?
— Точно так. Но нужно учесть, что у нас один тяжёлый из лежачих, с перебитой костью — и он выпал из активной жизни минимум на месяц. Так что, по итогам, на всех — двое тяжелых, у нас и у Шатуновцев. Семь лежачих, и также семь, на всех, условно «лёгких». Итог, в общем, неплохой, но эт о по меркам Земли, но не в наших здешних условиях. Тут ещё нужно что считать — на нас всех было девять пулеметов, что в итоге, и позволило огнём задавить противника.
— Вы точно были уверенны, что на Шакальем зачистили всю группу?
— Практически стопроцентно. Зная общее их количество, посчитать это не трудно. Рассказы ранее взятых в плен, подсчёт и контроль останков…
— А вдруг одного-двух не было там?
— Ну на нет и есть нет. На раздельных допросах все трое сказали одно и тоже — их, в общем, поначалу там было четырнадцать мужчин, и три снайперши, то есть семнадцать. Ещё одну шатуновцы положили ранее у какого-то Маяка. А если и был ещё кто-то во вне, то с ними, или ими, контакты поддерживал сам Шакал Карлайл. А у него уже ничего не спросишь. Прежняя глава сообщества Бориса — Анна его лично упокоила. Его и всех, кто с ним был.
— А почему — Шакал?
— Ну у него среди гусей такой позывной был. Не престижный для них.
— Кто-то посторонний на том острове был?
— Ещё бы! Была просто прислуга, были секс-служанки, и пара парней, с сломленной волей. Но там всё совсем неоднозначно — то ли их и правда сломали, притом грубо, судя по следам многочисленных побоев. То ли те так хорошо притворяются, симулируя полную покорность. Служки — две тайки, вроде как, молоденькие, но наш язык они не понимают, а мы не разбираем их лопотание. Они, судя по тому, что одна крутилась чисто на кухне, а вторая и ей помогала, и у ручья вертелась, стирая какие-то вещи, только этим и занимались. А вот секс-обслуга… была там с изюминкой… зацветшей такой, прямо ужас.
— Что там тебе в них так не понравилось? Или наоборот? Понравилось?
— Чур на вас, Фёдорович, чур! — чуть ли не замахал тот руками, немного дёрнулся, перекосился в одну сторону и по лицу промелькнула гримаса с трудом скрываемой боли, — я до такой степени распущенности ещё не дошел. И, скорее всего, уже и не дойду. У нас тут и нормальных девчат хватает. К чему с оторвами связываться?
— Так что там с ними такого? Или это секрет такой?
— Да какой там секрет? Если все в десанте их видели неглиже? «Переделки» они, все четыре. Не понимаете? Вижу это по лицам. Результат вмешательства тайских мастеров по созданию профессиональных работниц секс-индустрии. ЛедиБои они все. Да-да. Молодые парни с сиськами, хорошего такого размерчика, и шикарными девичьими фигурками да лицами.
— Ну нихрена себе! — с некоторым запозданием, не все одинаково, но основная масса присутствующих выразила свое мнение именно в таком смысле.
— И вот теперь вопрос — а как к ним обращаться? Не знаете? Вот и мы не сообразили. Она? Вроде бы нельзя, ведь в основании там были взяты дети — мальчики. Он? Тоже не в масть, так обращаться к носящим груди четвертого и пятого размера. Оно? Обидно будет.
— То есть, как это? «Дети — мальчики»?
— Ну мы с ними пообщались, когда те поняли, что мы — это не они. А точнее, мы не канувшие в небытие наёмники — насильники. И не те мастера, или, даже, их наследники, которые превратили больше десятка лет назад восьми-девяти летних мальчиков прелестников в то, чем они являются сейчас. И, после того, как оделись в выделенные камки — так как там ничего другого просто не было, достаточно кратко рассказали свои истории. Вначале — как сюда, в этот Эксперимент, попали. А уже потом — что же произошло в те далекие времена, после чего они и стали такими.
— Не растягивая все, кратко, очень — сможешь?
— Без разговоров. Попала эта четвёрка при старте проекта не туда, на сам Шакалий, а на четыре других участка местных земель, каждая — не могу, чисто морально, называть он или оно того, кого я видел — по одиночке. Кто в первый день, а кто и в последующие. Их напарниками оказывались или простые люди, как было в трёх случаях из четырех, или, в самом последнем, туда на третий день пришёл тот швед, Густав. Любитель всяких извращений и особенно мальчиков. Вот ему и досталась тайка.
— А кем они все были при рождении?
— Тайец, итальянец, два француза — вот им там не повезло больше всего, и проданный руководством детского дома маленький, всего девятилетний, сирота — отказник из самого Киева.
— Даже русский туда попал? Ну эта мафия на Земле и крутит людьми. А почему ты сказал, что французским детям не повезло?
— Если тайца и украинца с самого начала просто приучили к сексу в одно неназываемое в приличном обществе место. И кормили все эти годы спец-гормоналкой, что позволило вырасти груди, полностью пропасть всей растительности на теле, ну кроме головы. И они же изменили голоса — придав женские, молодые, обертоны. То вот с теми провели намного более углубленные изменения, в том числе и хирургические — вживив из чего-то там, они и сами не знают всего, из-за малолетства во время происходившего, женские органы.
— Твари, — вырвалось одновременно у троих — Маши, Оксаны, и Ирги, и закончилось, по очереди, разным, — какие же твари… сволочи… ублюдки…
— Ну вот так… Вы же все хотели более полных данных об освобожденных. Не говорите, что я не предупреждал…
— И что ты с ними решил?
— Ну? Котовцы просто не знали, что с таким «пополнением» делать. Там их старшо́й Сергей, как он сказал про себя бывший гопник, крайне негативно ко всему такому относится… Зашквар, как он сказал. Посланцы от острова Анны, сообщества под руководством Бориса, как мне вот только что подсказали, извинились, но и они брать их к себе отказались наотрез. Не бросать же было восемь живых человеков? Вижу — что все согласны со мной. Вот мы их и привезли сюда.
— А в качестве гарнизона Шакальего не думал оставить?
— Кем? Они же ни к чему другому просто не приспособлены — тем более попали в ту клоаку детьми, и по их словам, всё обучение за эти годы заключалось только в одном. Языки. Тут все четверо почти что полиглоты — знают на отличном уровне минимум четыре самых распространённых, и на трёх-семи могут уверенно общаться. Общие знания? На уровне восьмого класса средней школы — чтобы в беседе до того как не выглядели полными дурами. Основы этикета, в понятии Таиландских кругов общения их уровня. Ну приготовить кофе, коктейль, или бутерброд — ничего более ни одна из четверых не умеет. Ах, да! Хоть они и принадлежали самым разным группировкам по предоставлению подобных услуг, всех обучали методам и способам — как отбиться, если вдруг попадет в неприятности, а рядом не будет охраны, что предоставляет «семья» работодателей. Так какая из них была бы польза на острове с таким… нехорошим… плохой славой? Правильно. Никакой.
— А какой у них? Всех их — кого освободили? Возраст? Хоть примерно? И как вы со всеми ими общались? На каком языке?
— Разговаривал в основном я один. И Котовцы, и тем более Борисовы, увидев этих, дефилирующих в голом виде красоток, с хозяйствами, явно лишними для женского пола. После их освобождения из пещеры, где все те содержались, просто отказались с ними общаться, и решать их судьбу. А на каком? На русском, естественно. Там, как оказалось в разговоре, это очень распространенный язык среди посетителей мест спец-услуг. Возраст? У таек из хозобслуги он одинаков — чуть старше восемнадцати. Обоим парням немного больше — двадцать два и двадцать три. «Герла́м» — от девятнадцати итальянке, по двадцать француженкам, и чуть больше, всего на полгода, двадцать с половиной, украинке.
— Ну всё, завязываем с этими… неприятными обсуждениями, — не выдержал уже Стас, — всё с этими… будем решать уже в обычно, в рабочем порядке. Что там происходило дальше?
— Дальше? Вначале перевязали всех наших раненых. Потом переправили самых серьёзных на их суда. И занялись сбором трофеев. Местные раздели гусей до гола, и с неподдельной радостью на своих лицах сбрасывали всё то, что от них оставалось, с высокого берега акулам на прикорм. Нашей задачей было собрать всё оружие и боеприпасы — чем мы и занялись. Был найден склад, в котором, по словам допрашиваемых, они и нашли основную массу своего вооружения. И там нам досталась ещё одна, очень интересная находка. Увидев которую, все полностью поняли — если бы она, и все то, что было в ней внутри, было снаряжённым, ни один из нас не выжил.
Что же именно? Гусеничная танкетка, или про неё можно сказать просто — тягач, у которой на прицепе была транспортная четырёхколёсная тележка, с надетыми на них резиново-металлическими гусеницами. И с шикарным грузом на площадке. А за ней шла ещё одна, практически такого же типа, только со смонтированной внутри малокалиберной артустановкой. На площадке мы нашли, упакованными во всякую разную ткань, три крупняка. Что это были за пулеметы, никто из нас не признал — все сказали практически только одно: