– Кажется, кто-то победил, – заметил я. – И, сдается мне, этот кто-то – команда гостей. Так что, если мы...
Пол камеры подпрыгнул в третий раз. На этот раз к уже слышанным мной звуковым эффектам добавились гулкие хлопки. Однако, если мой склероз меня не обманывает, кто-то там и впрямь взялся методично «зачищать» эту халупу ручными гранатами...
– Готово! – крикнул Зорин, отбрасывая в сторону маркер. – Прикрой...
Договорить он не успел. Черный контур на двери заалел, потом полыхнул ослепительно белым – мимоходом я успел подумать, что если брызнут щепки, то запросто можно остаться без глаза, а то и обоих – а затем дверь нашей камеры с грохотом врезалась в коридорную стену напротив.
– Классно сработано, – одобрительно произнес я. – Ну что, вперед?
– Ты вперед, – отозвался брат благочинный. – А я за тобой... как только ремень натяну. Неудобно, знаешь ли, воевать, когда штаны каждый шаг свалиться норовят.
Этажом выше грохнул одиночный файербол. Ему ответили чем-то свистящим, заставившим стены особнячка задрожать, словно в приступе лихорадки.
Первый труп лежал в конце коридора. Кажется, это был один из наших конвоиров. Кажется – потому что верхняя его половина представляла собой серую спекшуюся массу, а научиться различать людей Горбатого по штанам я не успел.
Еще двое замерли на лестнице в виде обледенелых скульптур. У одного у них был жезл, но стоял этот парень так неустойчиво, что выламывать оружие из его застывших пальцев я побоялся – а ну как грохнется еще. Шуму будет...
А вот четвертое тело, обнаруженное мной пролетом выше, явно не принадлежало при жизни к числу подчиненных Горбатого. Черный облегающий костюм, маска-шапочка, на перекрещивающихся на груди ремнях – полдюжины стандартных защитных амулетов.
– Странно, – вполголоса сказал Зорин, присаживаясь рядом. – Похоже на «Вихрь», но... – он небрежным движением раздернул ворот куртки убитого. – Креста на них нет.
– И жезл явно не казенный, – заметил я, поднимая валяющееся рядом оружие. Короткий черный жезл опоясан тремя полосками золоченой рунной вязи, а исходящая от кристалла сила даже у меня вызвала ощущение пробежавшей по ладони роты мурашей. Работа классного мастера.
– Может, кто из столичных контор и может позволить себе вооружать сотрудников такими штучками, – сказал я, – но для провинциального спецназа это слишком жирно. А судя по тому, что мы слышали, остальные были вооружены не хуже.
– Интересно, чем его убили? – пробормотал брат благочинный, стаскивая с убитого маску.
Под маской обнаружилось вполне обычное лицо молодого – вряд ли больше двадцати пяти – парня. Никакой гримасы ужаса или боли – спокойное, умиротворенное... разве что бледность какая-то нездоровая для столь свежего покойника. И тут меня осенило.
– Зубы ему проверь.
Склонившийся над телом Зорин недоуменно оглянулся на меня и, протянув руку, осторожно поднял верхнюю губу трупа.
– Привет от господина Кормильцева, – резюмировал я, глядя на небольшие, но вполне четко различимые клыки.
Значит, на улице еще ночь. А я гадал, сколько мы провалялись в отключке.
– Как думаешь, много их осталось? – озабоченно спросил Зорин.
– Надеюсь, что нет, – сказал я. – По правде говоря, я надеюсь, что их не осталось вовсе. Если я правильно интерпретировал последнюю перестрелку...
– Эй, Серов, – громко крикнули с улицы. – Кончай там дурака валять и спускайся.
– Кто это? – настороженно спросил Зорин. – ГБ?
– Нет, – я наконец позволил своей довольной улыбке вырваться наружу и расползтись на пол-лица. – Это мой личный спасательный отряд быстрого реагирования. Сейчас я тебя с ними познакомлю.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Всеволод Серов
Они стояли молча в ряд, они стояли молча в ряд, их было восемь...
Не ожидал я их здесь встретить. Время еще не так чтобы позднее, да и район не тот. Не окраина.
А вот поди ж ты! На промысел вышли.
Очень мне они не понравились. И одежей своей, и тем, как стояли, улочку почти напрочь перегородив, и тем, что оружие среди бела дня держали напоказ – не только ножи-выкидухи, но и два кистеня, а ведь это уже статья полная, – а больше всего взглядом своим. Даже не волчьим – играл я как-то с волком в гляделки, не такой у него взгляд. А так разве что волчата глядеть могут, бешеные волчата.
Очень мне их взгляд не понравился. Я не мог его понять, понять, чем он вызван, и от этого начинал потихоньку злиться. На пьяных они были не похожи, по крайней мере на простых пьяных.
Я уж было прикинул, не начать ли, как говорил старшина, организованную ретираду, то бишь драпануть со всех ног. Но подумал, что это их может раздразнить, и эта орава начнет швырять в спину чем не попадя.
Богом клянусь, если бы я знал, чем это кончится, – бросился бы бежать сломя голову!
До них оставалось шагов пять, когда двое даже не шагнули – как-то по-змеиному качнулись мне навстречу. Один – человек с наголо бритой головой, второй, похоже, полукровка, то ли орк, то ли гоблин – приподнятая в кривой улыбке губа обнажила клыки.
Я остановился и медленно потащил из плечевой кобуры револьвер.
«Правило первое – достав оружие, будь готов стрелять!»
Там, за речкой, самым популярным наркотиком был чарс – мальчишки-разносчики предлагали его солдатам даром, деньги за него они получали от басмачей. Еще – анаша, гашиш... Вернувшись, я узнал про захлестнувший Стройку вал западной алхимической наркоты – «С40», «каскад», «голубые небеса». Но про «шрайк» я не слышал.
Говорили, что сначала его предлагали для военных, но он не прошел испытаний. Слишком много побочных эффектов, слишком велико привыкание, слишком... много «слишком». Нам тоже пробовали выдавать похожие вещи – и часовые начинали палить по гигантским змеям посреди плаца.
Наверное, если бы я достал обычный благочинный «доховин» или армейский «туляк», они бы еще могли отступить, даже под «шрайком». Но у меня был новенький ижевский «Рекс», офицерская модель – слишком хорошо для случайного прохожего, так, наверное, им подумалось.
Если они еще в состоянии были думать!
Они бросились на меня одновременно, и тут уже в дело пошли рефлексы – я отскочил в сторону, выделил самого опасного – этот! длинная цепь с приклепанным на конце шипастым шаром уже пошла на замах – повел стволом... Выстрел!
«Правило второе – стреляй в голову! Там не может быть кольчуги!»
Это было как в кошмарном сне. Револьвер плевался им в лица ослепительными сгустками огня, и они отшатывались на миг, а потом бросались снова и... Выстрел! Выстрел!
Курок щелкнул вхолостую. Я отбросил револьвер, перехватил падающую на меня руку с ножом, рванул ее вниз – и нападавший пролетел мимо, все еще продолжая сжимать застрявший в животе нож – отскочил, пропуская удар нунчаков, и рубанул последнего из стаи по шее.
Сзади раздался какой-то странный хекающий звук. Я оглянулся...
У него вываливалось из брюха по меньшей мере полсажени кишок, а он шел на меня, сжимая окровавленный нож в СЛОМАННОЙ руке – и при этом продолжал улыбаться этой безумной... нет, дьявольским оскалом.
И тогда я ударил, ударил что было сил, чувствуя, как трещат под кулаком ребра, ударил так, что он отлетел к противоположной стене.
Но не упал. Снова хекнул, качнулся, оторвался от стены и снова пошел ко мне жуткой, шаркающей походкой зомби.
Я бросился к револьверу. Переломить – как хорошо, что у «Рекса» одновременная экстракция гильз – и принялся лихорадочно набивать барабан. Первый, второй, тре...
Два выстрела снова отбросили его к стене. На этот раз он захрипел, начал сползать... а потом снова встал.
Третья пуля попала точно меж глаз.
Валентин Зорин
– Эй, ты!
Спину мне обожгло, словно плетью. Но я даже не сбился с шага.
– Ты, ты, сопля!
– Валя, Валя, не надо! – шептала мне в ухо Галина. – Не связывайся!
Легко сказать – не связывайся. И кто я после этого буду? Тварь дрожащая? Ты мне это сама будешь поминать один бог знает сколько.
– Валя!
А так все хорошо начиналось! Такой прекрасный южный вечер: бездонно-синее небо, теплый ветерок с моря, стрекочут эти... кузнечики здешние. Птица какая-то орет, словно оглашенная. Отдыхающие шляются туда-сюда по набережной – от центра до Рабочего уголка и обратно. Вот и мы с Галей (хорошая парочка – Валя и Галя, да? Все смеются, а мы улыбаемся, как два идиота) шляемся.
И всегда найдется какой-нибудь паразит, готовый нарушить идиллию. Вот и сейчас – вывернули из-за щита с дебильной аббревиатурой «УКООПСПИЛКА» двое мордоворотов. И взялись куролесить. На всю набережную.
– Ты, сопля, ты че, гордый, да? А баба твоя че – тоже гордая?
– Валя! – Это уже тихое бессильное шипение, точно капля стекает по горячей печке.
– Я не гордый, – в голос заявил я, скидывая рубашку. – Я брезгливый.
Может, умом мои мордовороты и не отличались, но вызов поняли сразу.
– Брязгливый, значит, – повторил тот, что пошире в плечах, должно быть, заводила. – Так ты, эта, землицы-то поешь, помогает.
– Тебе, паря, и врач не поможет, – сообщил я. – Тебе гробовщик сразу нужен.
– А баба у тебя, блин, ничего. – Заводила, верно, не уловил серьезности момента. – Красивая баба. Только гордая. Ну ничего, обломаем. Сначала вот тебя обломаем...
– Вот что, – оборвал я его. – Пошли отсюда вон. Оба.
– Ты че? – изумился второй. – Самый крутой, да?
– Да, – ответил я, делая шаг.
Громила замахнулся. Я ушел из-под удара и отвесил ему оплеуху. Несильно, но обидно. Не хотелось их калечить. Подлые твари, конечно, но пусть их... пока знают – свое — место !
Здоровяк попытался треснуть меня снова. И еще раз. Ему это почти удалось. Кулачище с добрую дыньку задел мой нос по касательной, но все равно было больно. И обидно. Закапала кровь; несколько капель упало на брюки.
И тут меня повело. Как всегда – без предупреждения.