Коукс и Бакстер — страница 2 из 123

рак. На одном из этапов процесса элегантная адвокатесса обвиняемого даже предложила поменять Волка и ее клиента местами, за что тут же получила замечание. Сам Нагиб Халид наблюдал за разворачивавшимся вокруг цирковым представлением с глубочайшим изумлением. В глазах его можно было увидеть только одно — проблеск удовлетворения от того, что он из демона превратился в жертву.

Завершающий день судебного разбирательства прошел в полном соответствии с ожиданиями. Обвинение и защита выступили с последним словом, после чего председательствующий обратился к присяжным с краткой речью, подытожив скупые улики, все еще считавшиеся обоснованными и вескими, и призвав принимать во внимание хитросплетения закона. Тогда жюри извинилось перед судом и удалилось для вынесения приговора в небольшую комнатку, расположенную за трибуной для дачи свидетельских показаний и неизменно отделанную все тем же деревом и зеленой кожей. Один час и пятнадцать минут двенадцать присяжных сидели за большим деревянным столом и спорили по поводу вердикта.

Решение о том, как она будет голосовать, Саманта приняла еще несколько недель назад и теперь была немало удивлена, видя, что мнения коллег разделились. Во время вынесения приговора она никогда не опиралась бы на общественное мнение, но при этом была рада, что ее голос не подольет масла в огонь всей этой шумихи, от которой теперь зависели ее магазин, доходы и благосостояние. Вновь и вновь повторялись одни и те же аргументы. Кто-то из присяжных вдруг зациклился на показаниях детектива Коукса и вышел из себя, когда ему в сотый раз указали, что они носят недопустимый характер и поэтому их нельзя принимать во внимание.

Время от времени Стэнли призывал всех проголосовать, но после этого каждый раз передавал судье записку о том, что жюри никак не может прийти к единому мнению. С увеличением количества проголосовавших все больше членов под давлением большинства давали слабину, и когда до четырех часов оставалось всего несколько минут, вердикт был вынесен — десять человек проголосовали за, двое против. Стэнли сообщил об этом через пристава, который ушел и через десять минут явился вновь, чтобы проводить жюри обратно в зал судебных заседаний.

Возвращаясь на свое место рядом со скамьей подсудимых, Саманта ощущала каждый обращенный на нее взор. В помещении воцарилась тишина. Когда она шла по проходу, каждый шаг эхом раздавался по залу, и от этого ее охватило беспричинное смущение. К счастью, в следующее мгновение присяжные стали рассаживаться по местам, и на фоне поднятого ими шума ее замешательство показалось банальным и пустым. Женщина тут же успокоилась.

Она видела, что многие, не в силах совладать с нетерпением и дождаться официального оглашения приговора, пытаются по ее лицу прочесть, что решили присяжные, и это ее позабавило. Напыщенные жрецы Фемиды в мантиях и париках, которые всегда относились снисходительно к ней и другим членам жюри, теперь вдруг полностью оказались в их власти. Саманта подавила улыбку — она чувствовала себя как ребенок, посвященный в тайну, но не собирающийся ее никому раскрывать.

— Подсудимый, соблаговолите встать! — рявкнул в тишине судебный секретарь.

Нагиб Халид на скамье подсудимых неуверенно поднялся на ноги.

— Старшина присяжных, соблаговолите встать!

В конце того самого ряда, где сидела Саманта, встал Стэнли.

— Вы вынесли единодушный вердикт?

— Нет, — срывающимся, почти неслышным голосом ответил Стэнли.

— Вы вынесли вердикт, за который проголосовало необходимое большинство присяжных?

— Да… мне жаль… но… да. — Стэнли вздрогнул, путаясь в словах.

Секретарь повернулся и взглянул на председательствующего, который кивком дал понять, что принимает вердикт, проголосованный необходимым большинством.

— Прошу огласить приговор присяжных! Подсудимый Нагиб Халид виновен в совершении двадцати семи убийств?

Саманда вдруг затаила дыхание, хотя и заранее знала ответ. Несколько стульев в унисон скрипнули — те, кто на них сидел, потянулись вперед и внимательно прислушались в немом предвкушении.

— Нет, не виновен.

Саманта посмотрела на Халида. Реакция подсудимого ее буквально загипнотизировала. Он обхватил ладонями лицо и от облегчения задрожал с головы до ног.

В этот момент раздался первый панический вопль.

Детектив Волк перелетел небольшое расстояние, отделявшее его от скамьи подсудимых, перегнулся через стеклянную перегородку, схватил Халида за волосы и рванул на себя. Охранники ничего не успели сделать. Халид тяжело повалился на землю, его сдавленный крик в то же мгновение захлебнулся под диким напором полицейского. Под башмаками Волка хрустнули ребра, он стал молотить с двойной силой, обдирая в кровь костяшки пальцев.

Где-то завыла сирена тревоги.

Волк получил удар в лицо, почувствовал на губах кровь, отлетел назад, врезался в гущу присяжных и сбил с ног ближайшую к нему женщину. Чтобы встать, ему понадобилось несколько секунд, за это время пара охранников встали между ним и истерзанным телом, лежавшим у скамьи подсудимых.

Волк ринулся вперед, пошатнулся, почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его, бросили на колени и повалили на пол. Он с трудом глотнул воздуха, разбавленного запахами пота и мастики для натирания полов, и увидел, что дубинка одного из раненых охранников с глухим стуком ударилась о деревянную панель рядом с Халидом.

Тот, казалось, испустил дух, но Волку в этом нужно было убедиться.

С последним выбросом в кровь адреналина он сделал над собой усилие и пополз к безжизненному мужчине, забрызганному темно-коричневыми пятнами в тех местах, где ткань его дешевого синего костюма уже успела пропитаться кровью. Волк дотянулся до тяжелого оружия, схватился пальцами за холодный металл, занес дубинку над головой, но в этот момент получил сокрушительный удар и опрокинулся на спину. Полностью потеряв ориентацию в пространстве, он мог лишь смотреть, как охранник, стоявший на посту у скамьи подсудимых, с устрашающей силой врезал ему еще раз и раздробил запястье.

С момента вынесения оправдательного приговора едва прошло двадцать секунд, но Волк, услышав, как выпавшая из его рук дубинка ударилась о деревянный пол, уже знал, что все кончено. И только молил бога, чтобы сделанного им оказалось достаточно.

Люди с криками ринулись к выходу, но толпа полицейских тут же оттеснила их назад. Что до Саманты, то она просто ошарашенно сидела на полу и глядела перед собой невидящими глазами, несмотря на бедлам, творившийся в нескольких метрах от нее. Наконец какая-то женщина схватила ее за руку, подняла, поставила на ноги и потащила к выходу. Она что-то кричала, но ее слова сознания Саманты не достигали. Мозг едва фиксировал состояние приглушенной тревоги. В холле она соскользнула на пол и почувствовала, что щека уперлась в коленку. Хотя боли не было, она упала навзничь на черно-белый пол из сицилийского мрамора и растерянно уставилась на богато украшенный купол в шестидесяти семи футах над головой: статуи, витражи и фрески.

Когда толпа пробежала мимо, спасительница вновь рывком подняла ее на ноги, подвела к выходу, до последнего времени неизменно закрытому, а сама ринулась обратно в зал судебных заседаний. Огромные деревянные двери и черные ворота были распахнуты, снаружи манило затянутое облаками небо. Оставшись одна, Саманта, пошатываясь, вышла на улицу.

Даже позируя, она не вышла бы на фотографии лучше: прекрасная раненая молодая женщина, член жюри присяжных, в белом, забрызганном кровью платье, под каменными скульптурами Духа, Истины и Писаря Божьего, грозного Ангела Метатрона, — облаченного в тяжелую накидку, символизирующего собой смерть, готового передать на небеса бесконечный список человеческих грехов.

Саманта повернулась спиной к толпе жадных до новостей журналистов и их слепящих осветительных приборов. В проблесках фотовспышек тысячи репортеров ей в глаза бросились слова, высеченные на камне высоко вверху на перемычке между четырьмя колоннами, которым будто судьбой было предназначено нести на себе их метафорический вес:

Защищать детей от бедности, наказывать преступников

Прочитав их, женщина испытала такое чувство, будто совершила ошибку. Разве могла она искренне сказать, что так же уверена в невиновности Халида, как детектив Коукс уверен в обратном? Когда ее взгляд вновь случайно упал на каменного ангела в накидке, Саманта поняла, что внесла сегодня еще один пункт в перечень собственных грехов и ей только что определили наказание.

Четыре года спустя

Глава 1

Суббота, 28 июня 2014 года

3 часа 50 минут ночи

Волк попытался нащупать телефон, который вибрировал и пытался уползти от него по ламинированному полу. Темнота постепенно рассеялась и уступила место незнакомым очертаниям его новой квартиры. Когда он сполз с матраса и потянулся к трубке, мокрая от пота рубашка прилипла к телу. Он нажал кнопку ответа, назойливое жужжание прекратилось, и от этого стало немного легче.

— Волк, — сказал он, нащупывая на стене выключатель.

— Это Симмонс.

Он включил свет, а когда желтоватое неоновое сияние напомнило ему о суровой реальности, тяжело вздохнул — настолько жгучим было желание тут же его выключить. Его крохотная спальня состояла из четырех стен, видавшего виды двойного матраса на полу и одинокой лампочки под потолком. В этой коробке, способной вызвать приступ клаустрофобии, было невыносимо душно и благодарить за это следовало домовладельца, до сих пор бегавшего за предыдущим нанимателем, который не вернул ему ключ от окна. Обычно в Лондоне жары не бывает, но Волку «посчастливилось» совместить переезд с одним из редких для Англии периодов зноя, продолжавшимся вот уже почти две недели.

— Только не говори, что ты рад, — сказал Симмонс.

— Который час? — зевнул Волк.

— Без десяти четыре.

— У меня выходной. Сегодня же суббота.

— Забудь. Я жду тебя на месте преступления.

— За рабочим столом? — полушутя спросил Волк, до этого ни разу не видевший, чтобы шеф покидал офис.

— Смешно. На этот раз я позволил себе немного проветриться.

— Что, совсем плохо, да?

На другом конце провода повисло молчание, потом Симмонс ответил:

— Дело дрянь. Ручка есть?

Волк порылся в одной из коробок, наваленных у двери, нашел шариковую ручку и приготовился писать на тыльной стороне ладони.

— Говори.

Уголком глаза он заметил на кухонном шкафчике какое-то мерцание.

— Квартира сто восемь… — начал Симмонс.

Когда Волк вошел в крохотную, плохо оборудованную кухоньку, его буквально ослепило стробоскопическое голубоватое сияние, врывавшееся через небольшое окно.

— …Тринити Тауэрс… — продолжал Симмонс.

Волк выглянул из окна, посмотрел вниз и увидел у многоэтажного дома напротив столпотворение полицейских автомобилей, журналистов и эвакуированных жителей.

— Хиббард-роуд, Кентиш-таун? — перебил его Волк.

— Хмм… Как, черт возьми, ты узнал?

— Я же детектив.

— В таком случае будешь подозреваемым номер один. Давай спускайся.

— Хорошо. Я только… — Волк умолк на полуслове, услышав, что Симмонс уже повесил трубку.

В промежутке между непрекращающимися проблесками полицейских маячков он увидел на стиральной машине постоянно горевший оранжевый огонек и вспомнил, что вечером, перед тем как ложиться спать, засунул в нее одежду, в которой обычно ходил на работу. После чего озадаченно оглядел нескончаемый ряд абсолютно одинаковых картонных коробок, выстроившихся вдоль стены.

— Твою мать…

* * *

Пять минут спустя Волк уже прокладывал путь в толпе собравшихся перед домом зевак. Он подошел к полицейскому и сунул ему под нос удостоверение личности, надеясь беспрепятственно миновать кордон, но юный констебль выхватил карточку из рук Волка, внимательно ее изучил и окинул скептическим взглядом импозантную фигуру в пляжных шортах и выцветшей футболке с надписью «’93 Bon Jovi: Keep the Faith».

— Детектив Лейтон-Коукс? — с сомнением в голосе спросил он.

— Да, детектив-сержант Коукс. — От звука своего претенциозного имени Волк вздрогнул.

— Тот самый Коукс… что устроил бойню в суде?

— Мое имя произносится «Вильям»… Вы позволите? — Волк махнул рукой на дом.

Парень отдал детективу удостоверение личности, поднял ленту ограждения и пропустил его.

— Вас проводить? — спросил он.

Волк посмотрел на свои цветастые шорты, голые коленки и парадные туфли.

— Да нет, думаю, я и сам дойду.

Полицейский ухмыльнулся.

— Четвертый этаж, — сказал он Волку, — поднимаясь наверх, будьте осторожны, район здесь полное дерьмо.

Волк еще раз тяжело вздохнул и пошел дальше, взмахнув над головой полицейской карточкой, хотя и сам не понимал, зачем ему понадобился этот жест. Миновав пропахший отбеливателем холл, он вошел в лифт. Кнопок второго и пятого этажей не хватало, остальные покрывало засохшее коричневое пятно. Призвав на помощь все свои дедуктивные способности, он определил, что это в равной степени может быть дерьмо, ржавчина и кока-кола, сунул руку под футболку и нажал кнопку, через ткань уткнувшись пальцем в лицо гитариста Ричи Самбора.

В свое время он перевидал сотни подобных, совершенно одинаковых лифтов: безликих железных коробок, устанавливаемых муниципалитетами по всей стране. Ни покрытий на полу, ни зеркал, ни фурнитуры, одни лишь лампочки, да и те забраны толстым стеклом. Что-то украсть или сломать в такой кабинке, делавшей жизнь неимущих обитателей дома чуточку богаче, было нельзя, поэтому они ограничивались лишь тем, что разрисовывали из распылителей стены всякими непристойностями. Перед тем как двери разъехались в стороны на четвертом этаже, Волк успел лишь прочесть, что Джонни Рэтклифф, с одной стороны, «педик», с другой — «магазинный воришка».

В притихшем коридоре скопилось человек десять. Большинство из них выглядели потрясенными и на прикид Волка смотрели с явным неодобрением. Исключение составил лишь мужчина с бейджиком эксперта — завидев детектива, он одобрительно кивнул и поднял вверх большой палец. Слабый, но знакомый запах по мере приближения к открытой двери в конце холла становился все сильнее. Дух смерти. Его не спутаешь ни с чем другим, и те, кто с ним непосредственно сталкивается, быстро привыкают к этому смрадному букету из спертого воздуха, дерьма, мочи и разлагающейся плоти.

Волк уже собирался переступить порог, но в этот момент услышал звук приближавшихся шагов и отступил назад. В дверь выскочила молодая женщина в мундире коронера и упала на колени. Ее стошнило прямо на пол у его ног. Он стал вежливо дожидаться удобного момента, чтобы попросить ее посторониться, но в этот момент до его слуха донесся дробный стук каблучков. Детектив инстинктивно отпрянул назад и увидел, что в коридор выскользнула детектив-сержант Эмили Бакстер.

— Волк! Что это ты затаился? — прогрохотал в молчаливом коридоре ее голос. — Как тебе это нравится? Нет, я серьезно!

Она опустила глаза на полулежавшую между ними женщину, извергавшую на пол содержимое желудка.

— Вы не могли бы блевать где-нибудь в другом месте?

Женщина покорно отползла в сторону. Бакстер схватила Волка за руку и возбужденно потащила в квартиру. Почти на десять лет моложе его, Бакстер была с Волком примерно одного роста. В полумраке унылого холла ее темно-каштановые волосы стали черными. Обворожительные глаза, как всегда, были подведены черной тушью, что делало их поистине огромными. Одетая в приталенную блузку и элегантные брюки, женщина окинула его взглядом, в котором явственно проглядывало озорство.

— Мне не говорили, что сегодня можно вырядиться в штатское.

Волк решил не заглатывать наживку, по опыту зная, что если сохранять спокойствие, она быстро утратит интерес к его экстравагантному наряду.

— Чемберс страшно расстроится, что не увидел тебя в таком виде! — лучезарно заявила она.

— Я бы тоже с удовольствием поменял труп на круиз по Карибскому морю.

Огромные глаза Бакстер удивленно распахнулись:

— Разве Симмонс тебе ничего не сказал?

— А что он должен был мне сказать?

Она потащила его за собой через битком набитую полицейскими квартиру, освещенную тусклым светом дюжины расположенных в стратегических точках фонариков. Запах пока еще не стал всепоглощающим, но с каждым мгновением становился все сильнее и сильнее. Волк мог поклясться, что его тошнотворный источник был уже близко — об этом свидетельствовал рой мух, неистово жужжавших у него над головой.

Квартира отличалась высокими потолками и полным отсутствием мебели. Она была значительно больше той, где поселился Волк, хотя ничуть не симпатичнее. Пожелтевшие стены зияли дырами, из которых торчали ветхозаветного вида провода, голый пол покрывали пятна расплавленной изоляции. И ванная, и кухня выглядели так, будто в них не делали ремонт с 1960-х годов.

— Так что Симмонс мне не сказал? — вновь спросил он ее.

— Это целая история, Волк, — сказала Бакстер, — такое в жизни полицейского бывает только раз.

Детектив ее не слушал, мысленно определяя размеры второй спальни и задумываясь над тем, не содрали ли с него лишних денег за крохотную коробку в доме напротив, почему-то называемую квартирой. Они прошли в битком набитую гостиную, и Волк машинально стал рыскать глазами по полу, выискивая среди ног и всевозможного оборудования тело.

— Бакстер! — Женщина остановилась и нетерпеливо повернулась к нему.

— Чего Симмонс мне не сказал?

Несколько человек, сгрудившихся у нее за спиной у широкого окна от пола до потолка, отошли в сторону. Не успела она ответить, как Волк, будто споткнувшись, застыл на месте и устремил взор на единственный источник света, который находился в комнате еще до прихода полицейских: небольшой прожектор, освещающий темную сцену…

Обнаженное тело, скрючившееся в неестественной позе, казалось, парило в футе над заскорузлым полом. Виднелась только спина покойного, сам он, казалось, смотрел в огромное окно. Сотни практически невидимых нитей поддерживали фигуру в нужном положении, но для надежности ее еще закрепили двумя промышленными железными крючьями. Волку понадобилось некоторое время, чтобы определить самую жуткую деталь этой сюрреалистичной сцены: к белому туловищу была приставлена черная нога. Не в состоянии понять, что предстало его взору, он сделал еще пару шагов. Подойдя ближе, детектив заметил гигантских размеров стежки, удерживающие вместе разрозненные части тела: черную и белую мужские ноги; большую белую мужскую руку и загорелую женскую; спутанные иссиня-черные волосы, тревожно спадавшие на стройное, покрытое веснушками белое женское тело.

Бакстер вновь подошла к нему, явно смакуя выражение отвращения на его лице.

— Он не сказал… что тело у нас одно, а жертв шесть… — весело прошептала она ему на ухо.

Волк опустил глаза. Он стоял в том месте, куда гротескное тело отбрасывало тень. На полу диспропорции силуэта еще больше бросались в глаза, сочленения казались еще уродливее.

— Какого хрена здесь делают журналисты? — закричал Симмонс, не обращаясь ни к кому конкретно. — Клянусь честью, дыра, через которую в этом отделе утекает информация, вполне под стать пробоинам «Титаника». Увижу, что с газетчиками кто-то разговаривает, выгоню к чертовой матери.

Волк улыбнулся, прекрасно понимая, что Симмонс лишь играет роль строгого руководителя. Они были знакомы вот уже больше десяти лет и до истории с Халидом Волк даже считал его другом. На самом деле за личиной напускной бравады начальника скрывался умный, способный и внимательный офицер полиции.

— Коукс! — направился к ним Симмонс. Он был чуть ли не на фут ниже Волка, уже разменял шестой десяток и отрастил авторитетное брюшко. — Мне не говорили, что сегодня можно вырядиться в штатское.

Волк услышал, что Бакстер тихо захихикала, и решил прибегнуть к той же тактике, которой воспользовался в разговоре с ней, то есть не обращать внимания. Повисла неловкая пауза. Симмонс повернулся к Бакстер и спросил:

— Где Адамс? — спросил он.

— Кто?

— Адамс. Твой новый напарник.

— Может, Эдмундс?

— Ну хорошо. Эдмундс.

— А я откуда знаю?

— Эдмундс! — полетел по забитой людьми комнате крик Симмонса.

— У тебя новый напарник? — спокойно спросил Волк, не в состоянии скрыть в голосе нотку ревности, услышав которую, Бакстер улыбнулась.

— Я при нем нянька, — прошептала она. — Его перевели из отдела по борьбе с финансовыми преступлениями. На своем веку он видел не больше пары трупов и наверняка после этого плакал.

Молодому человеку, протолкавшемуся к ним через толпу, было лет двадцать пять, не больше. Стройный, как тополь, он выглядел бы безупречно, если бы не спутанные рыжеватые белокурые волосы. Парень держал в руке открытый блокнот и заискивающе улыбался начальнику.

— Что говорят эксперты? — спросил Симмонс.

Эдмундс пролистал несколько страниц.

— Элен заявила, что в квартире до сих пор не найдено ни капли крови. При этом криминалисты подтверждают, что части трупа принадлежат разным жертвам. Их варварски ампутировали, вероятно с помощью обычной ножовки по металлу.

— Чего-нибудь нового Элен не сообщила? — фыркнул Симмонс, брызгая слюной.

— Ну как же… Ввиду отсутствия крови и сокращения кровеносных сосудов в местах ампутации…

Симмонс закатил глаза и посмотрел на часы.

— Мы можем с уверенностью сказать, что конечности отрезали уже у трупов, — закончил молодой полицейский, явно довольный собой.

— С Эдмундсом в ее рядах полиция у нас работает на грани фантастики, — с сарказмом в голосе произнес Симмонс. И тут же заорал: — Может, ты сотрешь с лица эту идиотскую рекламную улыбку для безголовых, будто сошедшую с пакета для молока? Спасибо.

Эдмундс тут же погрустнел. Волк перехватил взгляд Симмонса и про себя ухмыльнулся. В свое время они оба с лихвой натерпелись подобных оскорблений, входивших в обязательную программу подготовки полицейских.

— Я лишь хотел сказать, что кому бы ни принадлежали эти руки и ноги, их владельцы тоже мертвы, — смущенно пролепетал Эдмундс. — К более определенным выводам эксперты придут, когда обследуют трупы в лаборатории.

Волк увидел в темном окне отражение тела. Вспомнив, что он еще не видел его спереди, он обошел труп, желая наверстать упущенное.

— Что-нибудь узнала, Бакстер? — спросил Симмонс.

— Немногое. Легкие повреждения замочной скважины, не исключено, что дверь вскрывали. Полицейские опрашивают соседей, но пока им не удалось найти свидетелей, которые что-нибудь видели или слышали. Да, кстати, с электричеством в квартире полный порядок, просто кто-то вывернул все лампочки, за исключением той, что горит над жертвой. Такое ощущение, что нам хотели устроить демонстрацию… или шоу.

— Ну а ты, Волк? Мысли какие-нибудь есть? Волк!

Детектив отвлекся, заглядевшись на темнокожее лицо.

— Прошу прощения, тебе с нами, случаем, не скучно?

— Нет. Извини. Даже в такой жаре труп только-только начал пованивать, а это означает, что убийца либо прикончил всех шестерых минувшей ночью, что маловероятно, либо хранил тела в морозильнике.

— Согласен. Надо отправить кого-нибудь проверить все промышленные холодильники — в супермаркетах, ресторанах и прочих подобных заведениях, — сказал Симмонс.

— Не забудь поинтересоваться у соседей, не слышал ли кто звук дрели, — добавил Волк.

— Но ведь дрель — вещь совершенно обычная, — выпалил Эдмундс и тут же об этом пожалел, увидев обращенные на него три пары злобных глаз.

— Скорее всего, киллер готовил свой шедевр заранее, — продолжал Волк, — и поэтому не мог допустить, чтобы к моменту нашего появления конечности беспорядочно свисали с потолка или валялись бесформенной массой. Железные крючья вбиты в несущую конструкцию. Кто-нибудь должен был слышать грохот.

Симмонс согласно кивнул и приказал:

— Бакстер, пошли кого-нибудь, пусть поспрашивает.

— Босс, на минутку, — попросил Волк после того, как Бакстер и Эдмундс ушли. Он натянул одноразовые перчатки и отвел с жуткого лица прядь волос.

— Узнаешь?

Симмонс обошел труп, присоединился к Волку, стоявшему у окна, из которого веяло прохладой, и присел на корточки, пытаясь лучше разглядеть темнокожее лицо. Несколько мгновений помолчал и пожал плечами.

— Это же Халид, — сказал Волк.

— Не может быть!

— Присмотрись получше.

Симмонс бросил еще один взгляд на безжизненную физиономию трупа, и скептическое выражение на его лице постепенно сменилось глубокой озабоченностью.

— Бакстер! — закричал он. — Бери Адамса…

— Эдмундса.

— …и поезжай в тюрьму Белмарш. Найдешь начальника и скажешь, что вам нужно срочно повидаться с Нагибом Халидом.

— С Халидом? — потрясенно переспросила Бакстер, машинально глянув на Волка.

— Да, детектив, с Халидом. Как только увидитесь с ним, сразу мне позвоните. Вперед!

Волк выглянул на улицу и поднял глаза на свою квартиру в доме напротив. Многие окна оставались темными, в других застыли возбужденные лица, снимающие происходящее внизу на мобильные телефоны в надежде запечатлеть что-нибудь ужасное, чтобы утром порадовать друзей. В тусклом свете увидеть сцену убийства было нельзя, в противном случае у подоконников выстроились бы целые ряды кресел.

Волк посмотрел на свои окна, расположенные парой этажей выше. В спешке он забыл выключить свет. Ему даже удалось разглядеть в самом низу кучи коробку с надписью «Рубашки и брюки».

— Полное дерьмо!

Симмонс вновь подошел к Волку и потер усталые глаза. Они молча стояли по обе стороны подвешенного тела, глядя, как первые признаки рассвета оскверняют темное небо. Пение птиц пробивалось даже через стоявший в квартире гам.

— Что, увидел самую жуткую в своей жизни картину? — устало пошутил Симмонс.

— Почти, — ответил Волк, не сводя глаз со светлой полоски на темно-синем небосводе, которая становилась все больше и больше.

— Почти? Хочешь сказать, что в мире бывает что-то похуже?

Симмонс еще раз с отвращением посмотрел на свисавшее с потолка тело, составленное из разрозненных конечностей.

Волк слегка похлопал по вытянутой руке трупа. На фоне темной кожи и идеально накрашенных темно-красных ногтей ладонь казалась бледной. Кисть висела на нескольких десятках тонких шелковых ниточек, еще дюжина удерживала на месте указательный палец.

Коукс убедился, что их никто не слышит, нагнулся к Симмонсу и прошептал:

— Палец указывает на окно моей квартиры.

Глава 2

Суббота, 28 июня 2014 года,

4 часа 32 минуты утра

Бакстер оставила Эдмундса дожидаться разболтанный лифт, а сама ринулась вниз по пожарной лестнице, где бесконечной вереницей поднимались замерзшие, раздраженные люди, которым, наконец, разрешили вернуться домой. На полпути она вытащила удостоверение личности, рассудив, что если ничего не предпринять, то двигаться против плотного потока будет гораздо труднее. Первоначальное возбуждение, вызванное ночными событиями, вот уже несколько часов как прошло, и утомленные бессонной ночью жители дома испытывали по отношению к полиции лишь негодование и враждебность.

Когда она наконец ворвалась в вестибюль, Эдмундс уже спокойно дожидался ее у входной двери. Бакстер прошла мимо него и ступила на улицу, в прохладное утро. Солнце еще не взошло, но безоблачное небо над головой свидетельствовало, что зной и не собирается спадать. Эмили выругалась, увидев, что толпа журналистов и зевак, собравшихся у полицейского ограждения, всколыхнулась и отрезала ее от стоявшей на обочине «Ауди А1».

— Ни слова! — рявкнула она Эдмундсу, который с привычной элегантностью проигнорировал тон приказа, в данном случае совершенно излишнего.

Они подошли к заграждению, отделявшему их от лавины вопросов и вспышек фотокамер, поднырнули под ленту и стали пробираться сквозь толпу. Услышав, что Эдмундс у нее за спиной постоянно извиняется, Бакстер от злости до хруста сжала зубы. Повернувшись, чтобы уничтожить его взглядом, она вдруг наткнулась на коренастого детину с громоздкой телекамерой в руках и непроизвольно выбила у него ее из рук. Камера упала на мостовую с хрустом, стоившим не одну тысячу фунтов стерлингов.

— Черт… извините… — сказала она и отработанным до автоматизма жестом вытащила из кармана визитную карточку столичной полиции.

За годы службы она израсходовала их несколько тысяч, раздавая направо и налево, будто долговые расписки, и тут же забывая о посеянном ею хаосе.

Детина все еще стоял на коленях перед разбросанными по земле останками камеры с таким видом, будто потерял близкого человека. Карточку из пальцев Бакстер вырвала чья-то женская рука. Детектив подняла глаза и увидела уставившееся на нее злобное лицо. Несмотря на ранний час, журналистка была идеально загримирована для появления на экране телевизора. Мешки под глазами, заметные на лицах у всех остальных, скрывались под толстым слоем румян. Высокая, с вьющимися рыжими волосами, в симпатичном, но строгом костюме из пиджака и юбки. Женщины в напряженном молчании уставились друг на друга. Эдмундс в ужасе взирал на происходящее. Ему и в голову не приходило, что наставница может так опешить.

Наконец Бакстер удалось надеть привычную маску равнодушия.

— Андреа.

— Эмили, — ответила женщина.

Бакстер повернулась к ней спиной, перешагнула через вывалившиеся на асфальт внутренности видеокамеры и зашагала дальше. Эдмундс не отставал ни на шаг. Перед тем как детектив завела двигатель, он трижды проверил, хорошо ли застегнут ремень безопасности. Машина резко сдала назад, ударилась о край тротуара, подпрыгнула и устремилась вперед, оставляя позади медленно уменьшавшиеся в зеркале заднего обзора синие огни проблесковых маячков.

* * *

С момента, когда они покинули место преступления, Бакстер не произнесла ни слова. Пока они неслись по пустынным улицам столицы, Эдмундс прилагал отчаянные усилия, чтобы не закрыть глаза. Обогреватель «Ауди» наполнял приятным теплом роскошный салон, который Бакстер захламила компакт-дисками, наполовину использованными тюбиками губной помады и коробочками от фастфуда. Когда они миновали мост Ватерлоо, за городом занялась заря, высветив на фоне золотистого неба невыразительный силуэт собора Сент-Пол.

Эдмундс все же уступил напору отяжелевших век, задремал, больно ударился об окно со стороны пассажирского сиденья, но тут же выпрямился, злясь на себя за то, что опять продемонстрировал слабость в присутствии старшего по званию полицейского.

— Значит, это был он? — выпалил парень.

Он отчаянно старался завести разговор, чтобы отогнать навалившуюся дрему.

— Кто?

— Коукс. Тот самый Вильям Коукс.

До этого Эдмундс видел Волка лишь несколько раз, и то мельком. И обратил внимание, что коллеги, общаясь с этим многоопытным детективом, ни на секунду не забывали об окружавшем этого человека ореоле знаменитости, который явно был ему неприятен.

— Да, тот самый Вильям Коукс, — тихо произнесла Бакстер.

— Мне не раз рассказывали о том, что тогда случилось. — Он сделал паузу, ожидая с ее стороны сигнала, что в эту тему углубляться не стоит. — Вы же на тот момент уже были с ним знакомы, да?

Бакстер молча вела машину с таким видом, будто Эдмундс был для нее пустым местом. Мысль о том, чтобы обсуждать столь значимый для нее вопрос со стажером, казалась ей глупой. Он уже собрался было достать из кармана телефон, чтобы чем-нибудь себя занять, как Эмили неожиданно ответила:

— Мы с ним были напарники.

— И он действительно совершил все то, в чем его потом обвинили?

Эдмунд знал, что ступил на скользкий путь, но желание прояснить этот вопрос перевешивало риск навлечь на себя гнев Бакстер.

— Подтасовка улик, нападение на обвиняемого…

— Не без того…

— Ничего себе… — помимо своей воли протянул Эдмундс, больно ударив по самолюбию Бакстер.

— Не смей его судить! — взорвалась она. — Ты понятия не имеешь, что представляет собой эта работа. Волк точно знал, что Халид и Киллер-Крематор — одно и то же лицо. Знал, и все. А еще знал, что он вновь возьмется за свое.

— Но дело должно основываться на законных уликах.

Бакстер горько усмехнулась.

— Подожди пару лет и тогда сам увидишь, как эти куски дерьма каждый раз выходят сухими из воды. — Она на мгновение умолкла, чувствуя, что раздражается все больше и больше. — В нашем деле нельзя делить все на черное и белое. То, что сделал Волк, неправильно, но он поступил так от отчаяния и из самых лучших побуждений.

— Даже когда жестоко набросился на человека в битком набитом людьми зале судебных заседаний? — с вызовом в голосе спросил Эдмундс.

— Тогда особенно, — ответила Бакстер, слишком занятая своими мыслями, чтобы обращать внимание на его тон. — Он просто сломался, не выдержал давления. Когда-то все мы дадим слабину, и ты, и я, все. Нам остается лишь молиться, чтобы когда это произойдет, рядом были люди, готовые нас поддержать. Когда беда случилась с Волком, его не поддержал никто… даже я.

Эдмундс ничего не сказал, уловив в ее голосе сожаление, и стал ждать, когда Эмили продолжит. Если, конечно, захочет.

— За это его собирались с треском уволить. Все жаждали крови, власти хотели примерно наказать «впавшего в немилость детектива». Но потом, холодным февральским утром, рядом с сожженным телом школьницы полиция застукала некоего типа. Кого конкретно — догадайся сам. Если бы Волка на суде послушали, девочка до сих пор была бы жива.

— Святой Иисусе! — воскликнул Эдмундс. — Так вы думаете это он… это его голова?

— Нагиб Халид — детоубийца. У преступников тоже есть свои стандарты. Ради его же безопасности Халида заперли в одиночной камере тщательно охраняемого бокса в тюрьме особого режима. К нему никого не допускают, не говоря уже о том, чтобы позволить кому-то выйти оттуда с его головой под мышкой. Смех, да и только.

Повисла еще одна напряженная пауза, и Бакстер окончательно поняла, что лишь напрасно теряет время. Эдмундс подумал, что этот разговор был самым плодотворным за те три с половиной месяца, что они работали вместе, и вернулся к предыдущей теме, тоже незаконченной:

— Удивительно, что Волка вообще восстановили в полиции.

— Нельзя недооценивать могущество общественного мнения и упорное стремление властей ему следовать, — презрительно бросила Бакстер.

— А вы, похоже, не одобряете его возвращения.

Эмили ничего не ответила.

— То, что он не понес наказания, для правоохранительной системы стало не лучшей рекламой, правда? — сказал Эдмундс.

— Не понес наказания? — недоверчиво протянула Бакстер.

— Ну… его же не посадили в тюрьму.

— Лучше бы посадили. Адвокаты в попытке сохранить лицо добились его принудительного помещения в психиатрическую лечебницу. Сказали, что стресс спровоцировал «абсолютно нехарактерную реакцию».

— И сколько раз человек должен выказать «нехарактерную реакцию», чтобы окружающие в конце концов поняли, что она для него как раз характерна? — перебил ее Эдмундс.

Бакстер его замечание проигнорировала:

— Законники заявили, что он нуждается в постоянном лечении, потому что обладает… асоциальной личностью. Нет, не так: страдает от диссоциативного расстройства личности.

— Но лично вы в это не верили?

— По крайней мере, в тот момент, когда он только-только лег в больницу. Но когда огромное количество людей без конца называет тебя сумасшедшим и пичкает огромным количеством таблеток, в конечном счете ты и сам засомневаешься в собственной психической полноценности, — вздохнула Бакстер. — Поэтому в ответ на твой вопрос скажу так: кто-кто, а уж Волк наказание точно понес — год пребывания в больнице Святой Анны, понижение в должности плюс бумаги по бракоразводному процессу в почтовом ящике по возвращении домой.

— И жена бросила его, хотя он по всем пунктам доказал свою правоту?

— Что тебе сказать? Она просто сука.

— Вы с ней знакомы?

— Рыжеволосая журналистка, которую мы только что встретили у дома.

— Так это была она?

— Андреа. Вбила себе в голову идиотскую мысль, что между мной и Волком что-то было.

— Что вы с ним спали?

— А что же еще?

— Но… ничего подобного не было?

Эдмундс затаил дыхание. Он знал, что своими словами переступил тонкую грань, к которой перед этим незаметно приблизился. Разговор выдохся. Бакстер проигнорировала его бестактный вопрос, нажала на газ, двигатель взревел, и машина во всю мощь понеслась по обсаженной деревьями автостраде.

* * *

— Что значит мертв? — заорала Бакстер на начальника тюрьмы Дэвиса.

Она вскочила на ноги. Эдмундс и начальник остались сидеть за огромным столом, занимавшим собой чуть ли не все пространство безликого кабинета. Дэвис морщился, медленными глотками потягивая обжигающий кофе. Он всегда старался приезжать на работу пораньше, но потерянные полчаса скомкают ему весь день.

— Сержант Бакстер, информацию подобного рода вам должны сообщать местные власти. Мы же обычно не…

— Но… — попыталась вклиниться в его монолог Эмили.

Начальник продолжал, на этот раз уже более твердым тоном:

— Заключенный Халид, отбывавший срок в одиночной камере, заболел и был переведен в лазарет. Потом его перевезли в больницу Королевы Елизаветы.

— С каким диагнозом?

Начальник вооружился очками для чтения и открыл лежавшую на столе папку.

— В рапорте сказано «удушье и тошнота». Около восьми часов вечера его перевели в отделение интенсивной терапии по причине «отсутствия реакции и низкого уровня кислорода в крови, несмотря на проведенное лечение». Вы понимаете, о чем идет речь?

Главный тюремщик поднял глаза и увидел, что Бакстер с Эдмундсом с понимающим видом закивали головами. Но когда он вернулся к рапорту, они переглянулись и недоуменно пожали плечами.

— Полицейские из местного отделения выставили у его палаты круглосуточную охрану, надеясь, что он выживет, и провели у дверей в общей сложности двадцать один час. Он умер около одиннадцати утра.

Начальник снял очки и захлопнул папку.

— Боюсь, что больше мне вам нечего сообщить. За дополнительной информацией обращайтесь непосредственно в больницу. У вас все?

Он сделал еще глоток горячего кофе и отодвинул чашку подальше, опасаясь опрокинуть на себя крутой кипяток. Бакстер и Эдмундс встали, собираясь уйти. Эдмундс улыбнулся и протянул начальнику руку.

— Спасибо, что уделили время… — начал он.

— Здесь нам больше делать нечего! — резко бросила Эмили, переступая порог.

Эдмундс смущенно отнял руку и побежал за ней. Дверь наподдала ему под зад. Но не успела она захлопнуться, как Бакстер резко повернулась, вихрем влетела в кабинет и выпалила последний вопрос:

— Черт. Чуть не забыла. Когда Халида увозили из больницы, вы точно уверены, что у него была голова? — Начальник ошеломленно кивнул. — Спасибо.

* * *

Комната для совещаний отдела по раскрытию убийств и других тяжких преступлений грохотала аккордами песни «Гуд вайбрейшнз» в исполнении «Бич Бойз». Волку всегда легче работалось под музыку, к тому же час был еще ранний и он вполне мог себя ею побаловать, не досаждая окружающим.

Теперь на нем была мятая белая рубашка, темно-синие джинсы и единственная, незаменимая пара туфель — «Лоук Оксфордс» ручной работы, которые стали для него самой экстравагантной и дорогой в жизни покупкой. Детектив смутно помнил те времена, когда их у него еще не было и ему, вконец измученному после девятнадцатичасового дежурства и поспавшему каких-то пару часов, приходилось надевать сшитую явно не по его мерке обувь.

Он увеличил громкость, не замечая зажегшегося экрана телефона, лежавшего рядом на столе. Волк сидел один в комнате, которая запросто вмещала три десятка человек и использовалась настолько редко, что даже сейчас, спустя год после ремонта, в ней по-прежнему стоял запах нового ковролина. Вдоль стены тянулась стеклянная матовая стена, отделявшая совещательную комнату от помещения, в котором работали сотрудники отдела.

Подпевая невпопад в такт музыке, детектив взял со стола еще одну фотографию и в припляс подошел к большой доске, стоявшей в передней части комнаты. Прикрепил ее, отступил на шаг назад и полюбовался проделанной работой: увеличенными снимками различных частей тела, наложенными друг на друга и образующими две версии жуткой фигуры — вид спереди и вид сзади. Волк еще раз вгляделся в восковое лицо, надеясь, что он не ошибся и что теперь ему будет спаться чуточку лучше, зная, что Халид наконец мертв. К сожалению, Бакстер после посещения тюрьмы пока так и не подтвердила его догадку.

— Доброе утро, — произнес за спиной голос с грубоватым шотландским акцентом.

Увидев входившего в комнату напарника, Волк тут же уменьшил громкость и отказался от танцевальных па. Детектив-сержант Финли Шоу служил в их отделе дольше остальных. Человек он был спокойный, но вместе с тем и суровый, от него вечно пахло табаком. В возрасте пятидесяти девяти лет он обладал обветренным, задубелым лицом и носом, который ему неоднократно ломали и который ни разу не сросся правильно.

Когда Волк после «инцидента» вернулся в строй, Финли стал для него «нянькой», точно так же, как для Эдмундса детектив Бакстер. Они заключили между собой джентльменское соглашение: Волк берет на себя львиную долю работы, а Финли, медленно дрейфующий к пенсии, за это подписывает еженедельные рапорты наблюдения за ним.

— Две левые ноги получились просто отвратительно, — проскрежетал Финли.

— Я скорее музыкант, нежели художник, — сказал в оправдание Волк, — и тебе это известно.

— Что-то я сомневаюсь. Я лишь хотел сказать, что… — Финли подошел к стене и ткнул пальцем в снимок, который Волк приколол последним, — у тебя здесь две левые ноги.

— Ха!

Волк порылся в куче фотографий с места преступления и, наконец, нашел нужную.

— Знаешь, время от времени я специально проделываю подобные штучки, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто ты мне по-прежнему нужен.

— Кто бы сомневался, — улыбнулся Финли.

Волк заменил фотографию, и они с коллегой уставились на пугающий коллаж.

— В семидесятых годах я принимал участие в расследовании похожего дела, — сказал Финли. — Чарльз Тенисон. — Волк пожал плечами. — Он оставлял нам части тел: там ногу, здесь руку. Поначалу мы думали, что это случайность, но оказалось, что это не так. На каждом фрагменте было что-то вроде метки. Он всячески давал нам понять, кто их убил.

Волк подошел ближе к стене.

— У нас на левой руке присутствует кольцо, а на правой ноге шрам от операции. Для отправной точки негусто.

— Не волнуйся, будут и другие зацепки, — сухо бросил Финли. — Человек, не оставивший после такой резни ни капли крови, не случайно подсунул нам это кольцо на руке.

В благодарность за эти рассуждения, заслуживающие самого внимательного рассмотрения, Волк громко зевнул прямо Финли в лицо.

— Кофейку? К тому же мне надо покурить, — сказал Финли. — С молоком и два сахара?

— Неужели нельзя запомнить? — спросил Коукс, когда Финли направился к двери. — Обжигающий, двойной, с капелькой молока и обессахаренным карамельным сиропом.

— С молоком и два сахара! — воскликнул Финли, выбежал из комнаты для совещаний и чуть не столкнулся в дверях с коммандером[4] Ванитой.

Элегантно одетую индуску Волк узнал сразу — она регулярно появлялась на экране телевизора, а также присутствовала на одном из бесчисленных заседаний и комиссий, через которые ему пришлось пройти, чтобы восстановиться в полиции. Причем, насколько он помнил, выступала против. Когда он замешкался, уступая ей дорогу и отходя к доске, она остановилась и сказала:

— Доброе утро, детектив-сержант.

— Доброе.

— У меня такое ощущение, что это не отдел по расследованию убийств, а цветочный магазин.

Волк в замешательстве посмотрел на отвратительный коллаж за спиной, чуть не во всю стену, перевел взгляд обратно на коммандера и понял, что она показывает на офис, где на столах и сейфах для бумаг красовалось несколько дюжин экстравагантных букетов.

— Вот вы о чем. Их присылают уже целую неделю, — объяснил он. — По-видимому, это связано с делом Муниса. Такое ощущение, что местные жители, все как один, решили завалить нас цветами.

— Приятно, когда услуги оцениваются по достоинству, — сказала Ванита. — Вы не знаете, где Симмонс? В кабинете его нет.

На столе громко завибрировал телефон Волка. Он посмотрел на номер, высветившийся на экране, и нажал кнопку ответа.

— Я могу вам чем-то помочь? — несмело спросил он.

Кончики губ Ваниты приподнялись в легкой улыбке.

— Боюсь, что нет. Журналисты рвут нас на части, и комиссар жаждет решить вопрос с ними как можно быстрее.

— Я думал, общение с ними — это ваша обязанность, — сказал Волк.

— Сегодня я возьму выходной, — засмеялась Ванита.

В этот момент они увидели Симмонса, направлявшегося в свой кабинет.

— В жизни, Волк, часто бывает, что создают проблемы одни, а решают их другие… Кому, как не вам, этого не знать.

* * *

— Как видишь, у меня нет ни капли свободного времени. Я хочу, чтобы ты пошел к этим стервятникам и поговорил с ними от моего имени, — сказал Симмонс с такой искренностью в голосе, что ему даже можно было поверить.

Через две минуты после ухода коммандера начальник вызвал Волка в свой крохотный кабинет. Размером комната была не больше четырех квадратных метров. Всю ее меблировку составляли письменный стол от ИКЕА, малюсенький телевизор, ржавый сейф для документов, два вращающихся стула и пластиковый табурет (на тот случай, если в апартаменты решит набиться целая толпа). От мысли о том, что придется выступать перед камерами, на душе у Волка стало пакостно, в подобные минуты он чувствовал себя так, будто поднялся по лестнице, но вдруг оказался в тупике.

— Я? — с сомнением в голосе переспросил он.

— А то кто же! Газетчики тебя обожают. Ты же Вильям Коукс!

Детектив вздохнул:

— Может, отдать им на съедение индивидуума, который стоит ниже меня в пищевой цепочке?

— Ага, я как раз только что видел уборщика в мужском нужнике. Но будет лучше, если пойдешь ты.

— Хорошо, — пробурчал Волк.

Зазвонил лежавший на столе телефон. Симмонс взял его и ответил. Волк встал, собираясь уйти, но начальник махнул ему рукой, веля остаться.

— Он рядом. Я выведу тебя на громкую связь.

За ревом двигателя голос Эдмундса был едва различим. Волк проникся к нему сочувствием. Он по опыту знал, что Бакстер была отчаянным водителем.

— Мы едем в Больницу Королевы Елизаветы. Неделю назад Халида увезли туда и поместили в отделение интенсивной терапии.

— Живого? — раздраженно рявкнул Симмонс.

— На тот момент да, — ответил Эдмундс.

— А сейчас?

— Он умер.

— А что с его головой? — напряженно спросил Симмонс.

— Как только что-нибудь выясним, сразу же вам сообщим.

— Фантастика! — Симмонс нажал кнопку отбоя и тряхнул головой. Потом поднял глаза на Волка. — Писаки ждут тебя на улице. Скажешь им, что у нас шесть жертв. Они это знают и без нас. Добавь, что сейчас мы их идентифицируем, а когда покончим с этим, сначала свяжемся с семьями и только после этого предадим все имена огласке. Не говори, что части тел сшили вместе… свою квартиру тоже не упоминай.

Волк ехидно поклонился и вышел из комнаты. Закрыв за собой дверь, он увидел Финли, который направлялся к нему с двумя пластмассовыми стаканчиками в руках.

— Я уж заждался! — крикнул Волк через весь офис, теперь набитый сотрудниками, заступившими в дневную смену.

Не надо забывать, что пока резонансные преступления затмевают собой жизнь тех, кто так или иначе к ним причастен, остальной мир продолжает жить своей привычной жизнью: одни люди убивают других, насильники и воры разгуливают на свободе.

Проходя мимо стола, заставленного пятью огромными букетами, Финли повел носом и Волк увидел, что его глаза повлажнели. Подойдя ближе, Шоу громко чихнул и выплеснул кофе из обоих стаканчиков на покрытый ковролином пол. Волк огорчился.

— Мерзкие цветы! — заорал Финли. После того как он стал дедушкой, жена запретила ему ругаться. — Погоди, сейчас схожу принесу по новой.

Волк хотел было попросить его не беспокоиться, но в этот момент увидел, что из лифта вышел курьер с огромным букетом в руках. Судя по виду, Финли был готов его убить.

— С вами все в порядке? — спросил неряшливый молодой человек. — У меня букет для мисс Эмили Бакстер.

— Какой ужас, — проворчал Финли.

— Это уже то ли пятый, то ли шестой. Она, наверное, красавица? — спросил туповатый курьер, застав Волка врасплох своим неуместным вопросом.

— Э-э-э… она… очень… — замямлил Волк.

— По правде говоря, мы никогда не оцениваем детективов с подобной точки зрения, — вклинился в их разговор Финли.

— Это зависит от… — начал Волк и посмотрел на Шоу.

— Да-да, я хотел сказать, она действительно красива, — брякнул Финли, больше не в состоянии выступать с позиций бесстрастного наблюдателя, — но…

— На мой взгляд, каждый человек по-своему уникален и красив, — мудро заметил Волк.

Они с Финли кивнули друг другу, безупречно разрулив потенциально опасную ситуацию.

— При этом он никогда бы… — заверил Финли курьера.

— Точно никогда, — согласился с ним Волк.

Парень тупо уставился на детективов.

В этот момент на пороге кабинета вырос Симмонс. Увидев, что Коукс все еще здесь, он заорал:

— Волк, ты еще здесь!

Тот повернулся к курьеру спиной.

— Поставь на стол в углу, — посоветовал он и ступил в обленившийся лифт, молясь, чтобы в толпе репортеров, с которой ему предстояло столкнуться, не оказалось его бывшей жены.

Глава 3

Суббота, 28 июня 2014 года,

6 часов 09 минут утра

В приемном покое больницы Королевы Елизаветы Эдмундсу и Бакстер пришлось ждать целых десять минут. Кафе и газетный киоск «Дабл'ю-Эйч Смит» были закрыты. Когда Бакстер еще раз взглянула на чипсы «Монстер Манч», в этот момент для нее недоступные, в животе у нее заурчало. Наконец к сестринскому посту подкатил болезненно разжиревший охранник, и сидевшая за столом негостеприимная дама ткнула в них пальцем.

— Эй! — крикнула она, будто подзывая собаку. — Джек вас проводит.

Охранник явно был не в духе. Превозмогая себя, он медленно повел их к лифту.

— Вообще-то мы торопимся, — резко бросила Бакстер, не в состоянии справиться с раздражением.

К ее огорчению, толстяк после этих слов стал еще апатичнее.

Впервые он заговорил, только когда они вышли из лифта на цокольном этаже:

— «Настоящие» полицейские не доверили нам, презренным охранникам, такую мудреную работу, как сидеть у двери палаты, и решили взять эту миссию на себя. Большое дело сделали.

Они зашагали по узкому коридору.

— Когда тело спустили в морг, за ним кто-нибудь присматривал? — миролюбиво спросил Эдмундс в попытке смягчить сердце озлобленного секьюрити, вытащил блокнот и приготовился записать ответ.

— Я, конечно, могу только строить предположения, — намеренно неторопливо начал толстяк, — но полиции следовало бы подумать, что после смерти, как правило, люди уже не опасны. Хотя, повторяю, это лишь мое предположение.

Охранник самодовольно улыбнулся собственной остроте. Эдмундс глянул на Бакстер, ожидая, что она тряхнет головой или поднимет подопечного на смех за глупый вопрос, но детектив, к его удивлению, встала на его защиту:

— Мой коллега просто хотел у вас выяснить, хотя и безуспешно, охраняется ли морг.

Они подошли к веренице безликих двустворчатых дверей, и толстяк надменно постучал похожим на колбаску пальцем по приклеенному к стеклу стикеру с надписью «Не входить».

— Больше вам от меня ничего не нужно, уважаемая?

Бакстер проскользнула мимо несносного типа и придержала перед Эдмундсом дверь.

— Спасибо, вы вели себя, как настоящий… козел! — сказала она и захлопнула ее прямо перед носом охранника.

В отличие от совершенно бесполезного секьюрити, патологоанатом — мягкий мужчина чуть за пятьдесят с аккуратно подстриженной бородкой, которая так шла его волосам, проявил себя человеком знающим и энергичным и за каких-то пару минут нашел карту Нагиба Халида как в бумажном варианте, так и в виде компьютерного файла.

— По правде говоря, я не присутствовал при вскрытии, но если верить бумагам, причиной смерти стал тетродотоксин. Его следы были обнаружены в крови.

— И этот тетоксин…

— Тетродотоксин, — поправил Эмили патологоанатом без малейшего намека на снисходительность в голосе.

— Ну да, он самый. Что он собой представляет? Как он мог попасть в организм заключенного?

— Это природный нейротоксин.

Бакстер и Эдмундс с непонимающим видом уставились на него.

— Яд. Скорее всего, он принял его с пищей. В большинстве случаев смерть от тетродотоксина наступает вследствие употребления иглобрюхих рыб и некоторых деликатесов, хотя лично я больше склоняюсь к «Ферреро Роше».

В животе Бакстер вновь болезненно заурчало.

— Значит я должна сейчас вернуться в офис и сообщить старшему инспектору, что Киллера-Крематора убила какая-то рыбка? — спросила она, явно не в восторге от услышанного.

— Мы все умрем, одни так, другие иначе… — пожал он плечами, будто извиняясь, — тетродотоксин содержится и в других организмах, таких как морские звезды и улитки. Думаю, не ошибусь, если причислю сюда и жаб…

Бакстер его слова, похоже, не убедили.

— Желаете взглянуть на тело? — через мгновение спросил патологоанатом.

— Если вас не затруднит, — ответила детектив.

Раньше подобных слов Эдмундс от нее не слышал.

— Могу я поинтересоваться — почему?

Они подошли к стене с большими, полированными металлическими морозильниками.

— Чтобы взглянуть, осталась ли у него на плечах голова, — ответил Эдмундс, что-то царапая в блокноте.

Патологоанатом взглянул на Бакстер. Он ожидал, что она улыбнется или извинится за черный юмор коллеги, но детектив лишь кивнула головой. Врач немного смущенно подошел к нужному ящику в нижнем ряду и медленно его выдвинул. Когда их взорам предстал печально известный серийный убийца, все трое затаили дыхание.

Темнокожие ноги были покрыты старыми шрамами и ожогами. Затем появились кисти и пах. Бакстер обескураженно посмотрела на два уродливых пальца на левой руке и тут же вспомнила ночь, когда из камеры предварительного заключения вышел забрызганный кровью Волк. На следующий день начальство забросало ее вопросами о том, что случилось, но она сказала, что ничего не знает.

Вот на свет Божий показалась грудь, покрытая шрамами от операций, перенесенных Халидом после нападения Волка. Наконец ящик со щелчком остановился, и они уставились на собственные отображения, искаженные металлической поверхностью, — в том самом месте, где у покойников обычно бывает голова.

— Ни хрена себе!

Волк слонялся у главного входа в Нью-Скотленд-Ярд, нервно поглядывая на огромную толпу, собравшуюся в тени высоченного стеклянного сооружения, занимавшего почти два акра в самом центре Вестминстера. На площадке, где традиционно проводились пресс-конференции, как раз заканчивали устанавливать импровизированную трибуну. На заднем плане вращалась знаменитая эмблема столичной полиции.

Когда-то ему говорили, что ее буквы, сияющие в лучах солнца, призваны символизировать неустанную бдительность лондонских стражей порядка, а отражение человека в них — напоминать, что ему не укрыться от их недремлющего ока. То же самое можно было сказать и о самом здании, которое в ясные дни будто растворялось, когда его зеркальные окна приобретали облик расположенного напротив отеля в викторианском стиле, выложенного из красного кирпича, и видневшейся вдали башни с часами в доме 55 по улице Бродвей.

В кармане Волка завибрировал телефон, он понял, что забыл его выключить, и выругался, но, увидев, что звонок от Симмонса, тут же нажал кнопку связи:

— Босс?

— Бакстер только что подтвердила: это действительно Халид.

— Я и без нее это знал. От чего он умер?

— Рыба.

— Что?

— Пищевое отравление. Яд.

— Он не заслужил такой легкой смерти, — прошипел Волк.

— Давай сделаем вид, что ты мне этого не говорил.

Какой-то человек в рабочем комбинезоне замахал детективу рукой.

— Похоже, они готовы. Я пошел.

— Удачи тебе.

— Спасибо, — без особой искренности в голосе ответил Волк.

— Постарайся не облажаться.

— Будь спокоен.

Он нажал кнопку отбоя и посмотрел в зеркало, дабы убедиться, что ширинка застегнута и что он выглядит не более замотанным и уставшим, чем обычно. Затем двинулся к трибуне, намереваясь покончить с этим неприятным делом как можно быстрее. Но по мере нарастания шума его уверенность стала постепенно таять, а когда он увидел нацеленные на него черные объективы телекамер, отслеживавших каждый его шаг, будто стволы пушек мишень, исчезла и вовсе. На мгновение перед глазами возникла картина из прошлого: его запихивают в полицейский фургон, он безуспешно пытается прикрыть руками лицо, а недовольная пресса громко улюлюкает и остервенело лупит в железный борт микроавтобуса. После этого он забыл, что такое спокойный сон.

Волк нерешительно подошел к трибуне и начал наспех отрепетированную речь.

— Я, детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник…

— Что? Говорите громче! — грубо закричали в толпе.

Один из рабочих, трудившихся над возведением трибуны, подбежал и включил микрофон, отозвавшийся гулким щелчком. Волк старался не обращать внимания на злорадный смех, взлетевший над морем лиц.

— Спасибо. Итак, как уже было сказано, я детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник столичной полиции и член команды по расследованию преступления, квалифицируемого как убийство двух и более лиц.

«Для начала неплохо», — подумал он. Собравшиеся стали забрасывать его вопросами, но Волк продолжал, никак на них не реагируя:

— Мы подтверждаем, что в доме в Кентиш-таун были обнаружены останки шести жертв.

В этот момент детектив совершил оплошность — поднял глаза от бумаг, увидел изумительные рыжие волосы Андреа, понял, что она чем-то расстроена, и от этого смутился еще больше. Волк уронил свои записи, наклонился, чтобы собрать их, и вдруг вспомнил, что нацарапал на одной из карточек подробности преступления, в которые никого не собирался посвящать. Он отыскал ее и вновь занял место перед микрофоном.

— …их нашли сегодня ночью. Под утро. — В горле у детектива пересохло, он почувствовал, что от смущения по привычке покраснел как рак, и поэтому последнюю карточку прочел скороговоркой: — Сейчас мы устанавливаем личности жертв. Когда они будут идентифицированы, мы сначала свяжемся с семьями и только потом назовем их имена. В интересах следствия больше я вам ничего сообщить не могу. Всем спасибо.

Он на несколько секунд задержался, ожидая аплодисментов, но потом осознал, что в данном случае они будут неуместны, тем более что речь в его исполнении их в любом случае не заслужила. Потом отошел от трибуны и зашагал прочь.

— Билл! Билл! — крикнули ему вслед.

Волк повернулся и увидел, что к нему бежит Андреа. От первого охранника она увернулась, но ей тут же перегородили дорогу двое других. На него нахлынула волна глухого гнева, неизменно омрачавшего их редкие после развода встречи. Он даже захотел, чтобы полицейские ее оттащили, но когда к журналистке направился боец из подразделения по охране правительственных и дипломатических объектов, вооруженный автоматической штурмовой винтовкой «HK G36C», все же решил вмешаться.

— Все в порядке! Пропустите ее! — неохотно крикнул он.

В прошлый раз они встретились, чтобы обсудить продажу дома. Разговор вышел очень неприятный, поэтому Андреа, ринувшись к Волку и с силой его обняв, застала его врасплох. Он задышал ртом, отчаянно стараясь не вдыхать запах ее волос, зная, что к нему обязательно примешается аромат духов, которые так ему нравились. Высвободившись, наконец, из ее объятий, Волк увидел, что бывшая жена готова вот-вот расплакаться.

— Мне больше нечего тебе сказать, Анди…

— Ты когда-нибудь отвечаешь на телефонные звонки? Я уже два часа пытаюсь с тобой связаться!

Волк никогда не умел подлаживаться под резкие перепады ее настроения. Прошло лишь какое-то мгновение, а она уже была в бешенстве.

— Прости меня. Я сегодня действительно был очень занят, — сказал он. — Затем склонился к ней ближе и с видом заговорщика прошептал: — По предварительным данным, произошло убийство.

— Рядом с твоей квартирой!

— Да, — задумчиво протянул Волк, — квартал там гнусный.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, но обещай, что скажешь правду. Договорились?

— Э-э-э…

— Ты рассказал не все, да? Труп сшили из частей тел, будто куклу?

Волк сконфуженно пробормотал:

— Как ты… Откуда ты… От лица столичной полиции я…

— Это Халид, да? Я имею в виду голову?

Волк схватил Андреа за руку и потащил в сторону, желая оказаться как можно дальше от остальных полицейских. Она вытащила из сумки толстый коричневый конверт.

— Поверь, кому-кому, а мне-то точно не хочется упоминать имя этого страшного человека. Я сама от него пострадала, ведь он разрушил наш брак. Но я узнала его на фотографиях.

— На каких фотографиях? — осторожно спросил он.

— Боже мой! Я знала, что это не подделка, — ответила она голосом, в котором слышались усталость и страх. — Мне прислали фотографии этой… «куклы». Я придержала полученную информацию на несколько часов, но теперь должна бежать на работу. — Мимо них прошел полицейский. Андреа умолкла, затем продолжила: — Билл, тот, кто это сделал, приложил к снимкам список — шесть фамилий и рядом с каждой из них дата. Я позвонила тебе только потому, что понятия не имею, что все это значит.

Волк выхватил у нее из рук конверт и разорвал.

— Первым в списке идет мэр Тернбл. Помечен сегодняшним числом, — сказала Андреа.

— Мэр Тернбл? — спросил Волк с таким видом, будто у него земля ушла из-под ног.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и бросился к главному входу в здание. Андреа что-то крикнула ему вслед, но он ничего не разобрал — слова разбились о толстое стекло.

Симмонс разговаривал по телефону с комиссаром, который то и дело прибегал к хамоватым угрозам, намекая, что незаменимых сотрудников нет, в ответ на бесконечные извинения подчиненного за явное отсутствие прогресса в проводимом его отделом расследовании. Когда Волк без предупреждений ворвался в его кабинет, Симмонс как раз излагал план действий.

— Коукс! Пошел вон! — заорал он.

Волк перегнулся через стол и нажал кнопку, чтобы прервать их разговор.

— Ты в своем уме? Что ты себе позволяешь? — в бешенстве рявкнул старший инспектор.

Волк открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент донесся искаженный динамиком голос комиссара:

— Симмонс, это ты мне?

— Черт! — выругался Волк и нажал другую кнопку.

— Вас приветствует служба голосовых сообщений абонента… — затянул бездушный голос.

Когда Волк яростно нажал на телефоне еще одну кнопку, ошеломленный Симмонс обхватил руками голову.

— Как же ее выключить, эту чертову штуковину? — раздраженно закричал детектив.

— Там есть такая большая красная кнопка… — услужливо пришел ему на помощь комиссар.

Тут же раздался резкий щелчок и наступила тишина, подтверждая, что собеседник на том конце провода не соврал.

Волк высыпал на стол снятые «Полароидом» фотографии гротескного тела.

— Эти отпечатки наш убийца разослал в СМИ. И присовокупил к ним список приговоренных. — Симмонс потер лицо и посмотрел на снимки, живописующие «коллективный труп» на разных стадиях его «сборки». — Первым в нем идет мэр Тернбл, — добавил Волк. — Причем уже сегодня.

До сознания Симмонса его слова дошли не сразу.

Он вдруг сорвался с места и вытащил мобильный телефон.

— Терренс! — с энтузиазмом в голосе ответил мэр. Голос его звучал так, будто он стоял за дверью. — Рад тебя слышать!

— Рэй, ты сейчас где? — спросил Симмонс.

— Подъезжаю к воротам Хэм Гейт в Ричмонд-парке. Помнишь? Раньше мы часто здесь бывали. Потом у меня запланирована благотворительная акция.

Симмонс прошептал его координаты Волку, который тут же ринулся звонить в оперативный штаб.

— Рэй, ситуация следующая: тебе угрожает смертельная опасность.

Мэр отнесся к этой новости на удивление легко.

— Ну что ж, обычное дело, — засмеялся он.

— Оставайся на месте, к тебе едет несколько машин, они будут рядом до тех пор, пока мы все не выясним.

— А без этого никак?

— Я объясню тебе все при встрече.

Симмонс нажал кнопку отбоя и повернулся к Волку.

— На подходе три наших автомобиля, — сообщил тот. — Ближайший будет на месте через четыре минуты. В одном из них группа быстрого реагирования.

— Хорошо! — сказал Симмонс. — Скажи Бакстер и… этому… как там его… в общем, вели им ехать сюда. Теперь вот что, наш этаж закрыть, никого не впускать и не выпускать. Охране скажешь, что мы встретим мэра в гараже. Вперед!

Тернбл спокойно устроился на заднем сиденье своего «Мерседес-Бенца» Е-класса с личным водителем. Перед тем как сесть в машину, он попросил помощника отменить некоторые дела, запланированные в его плотном графике, чувствуя, что судьба уготовила ему долгий, утомительный день.

Всего два месяца назад мэр получил электронное письмо с угрозами и был вынужден целый день сидеть в своем доме в Ричмонде — до тех пор, пока не выяснилось, что его послал одиннадцатилетний мальчишка из школы, в которую его пригласили в начале недели. Теперь он опасался, как бы и нынешняя ситуация не обернулась столь же бесполезной тратой времени.

Плотный поток машин, в этот ранний час направлявшихся в парк, чтобы провести еще один славный выходной, заставил водителя уступить дорогу. Они остановились рядом с «Роял Стар энд Гартер Хоум», недавно проданным новому владельцу и теперь пустовавшим. Мэр загляделся на великолепное здание, венчавшее собой Ричмонд-Хилл, и подумал, сколько времени понадобится на то, чтобы этот дом, фрагмент долгой и богатой истории Лондона, в припадке деградации и бесчестья превратился в апартаменты для состоятельных банкиров.

Он открыл портфель, вытащил коричневый противоаллергический ингалятор и сделал глубокий вдох. Этот затянувшийся зной принес с собой тучи пыльцы, самым пагубным образом влиявшей на его дыхательные пути, и ему не хотелось опять ложиться в больницу, потому что в течение года он и так лечился там уже дважды. Ему наступал на пятки ближайший соперник, и мэр прекрасно понимал, что его отсутствие на намеченных на сегодня встречах и мероприятиях отнюдь не пройдет незамеченным.

Почувствовав, что внутри нарастает напряжение, он опустил стекло и закурил. Иронию, заключавшуюся в том, что рядом с ингалятором у него всегда лежала пачка сигарет, Тернбл давно не замечал, особенно после того, как стал курить меньше. Он услышал вдали вой сирен и с огорчением подумал, что это за ним.

Рядом резко затормозила патрульная машина, из нее вышел полицейский в мундире и обменялся парой фраз с его водителем. Тридцать секунд спустя они уже неслись вперед, зачастую по полосам для общественного транспорта и на красный сигнал светофора. Когда же к «Мерседесу», который в городе знала каждая собака, по бокам пристроились еще два полицейских автомобиля, он взмолился, чтобы ни одна живая душа не сняла на телефон эту гонку и не обвинила его в нелепой, чересчур острой реакции на возникшую угрозу.

Мэр соскользнул чуть ниже на сиденье и стал глядеть, как просторные дома за окном сменяются компактными офисными зданиями, напирающими друг на друга в бесконечной, изнурительной конкурентной борьбе, и заслоняющими собой небо.

Глава 4

Суббота, 28 июня 2014 года

7 часов 19 минут утра

Возвращаясь в Сатуарк, Эдмундс даже не сомневался, что Бакстер вот-вот собьет какого-нибудь велосипедиста, а когда они выехали на встречную полосу, понеслись по набережной и чуть не передавили пешеходов, пытавшихся перейти улицу в том месте, где их выплюнул вагон на станции метро «Темпл», закрыл глаза.

За решеткой «Ауди» Бакстер прятались синие проблесковые маячки. В нерабочем состоянии заметить их было нельзя, впрочем, во включенном тоже, судя по количеству тех, кому удалось избежать столкновения в самый последний момент. Ручку двери Эдмундс отпустил только тогда, когда Эмили свернула со встречки и поехала по своей полосе, лавируя в плотном транспортном потоке. Чтобы не въехать в зад двигавшегося впереди автобуса, Бакстер притормозила, оглушительный рев двигателя ненадолго стих, и стажер услышал, что у него звонит телефон. На экране высветилась фотография Тиа, привлекательной чернокожей женщины лет двадцати пяти.

— Привет, милая, у тебя все в порядке? — крикнул он в трубку.

— Привет. Ты исчез посреди ночи, потом в новостях рассказали об этом деле и я… Я лишь хотела убедиться, что с тобой все хорошо.

— Мне сейчас некогда. Я тебе потом сам перезвоню.

Голос Тиа прозвучал расстроенно:

— Хорошо. Будешь ехать домой, купи молока. — Эдмундс вытащил блокнот и сделал пометку — в аккурат под определением тетродотоксина. — И пару бургеров с говядиной, — добавила девушка.

— Ты же вегетарианка!

— Купишь бургеров! — нетерпеливо повторила Тиа. — Он добавил их к списку покупок. — Потом «Нутеллы»…

— Боже праведный, что вы делаете? — взвизгнул он.

Бакстер посмотрела на Эдмундса: он заорал, как баба, глаза его расширились от страха. За несколько мгновений до этого она заложила крутой поворот и лихо крутанула руль, лишь на миллиметр разминувшись с другой машиной.

— Черт бы его побрал! — облегченно засмеялась она.

— Ладно… договорились… — сказал Эдмундс, едва переводя дух. — Все, мне пора, целую.

Они проехали мимо будки охранников и по пандусу спустились в подземный гараж Нью-Скотленд-Ярда, не дав Тиа даже попрощаться, потому как телефон тут же потерял сигнал.

— Моя невеста, — с улыбкой объяснил Эдмундс. — На шестом месяце. — Бакстер окинула его бесстрастным взглядом. — Беременна. На шестом месяце.

Женщина и бровью не повела.

— Прими мои поздравления. Я вот думаю, как это мы, детективы, можем так долго спать? Хотя с хнычущим по ночам ребенком тебе это точно не грозит.

Бакстер кое-как припарковалась и повернулась к Эдмундсу:

— Послушай, ты ведь все равно не будешь расследовать убийства. Может, лучше не тратить попусту мое время и сразу вернуться в отдел по борьбе с финансовыми преступлениями?

Она вышла и с силой хлопнула дверцей. Эдмундс остался сидеть один. Его потрясла не ее реакция, не бездушие и даже не явное отсутствие интереса к его будущему отцовству. Просто он подозревал, что Эмили первой сказала ему в лицо правду, и боялся, что она окажется права.

В комнату для совещаний набился весь отдел по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, включая и тех, кто непосредственно не занимался этим делом, но был вынужден оставаться в офисе после приказа в экстренном порядке перекрыть этаж. Неправильно установленный кондиционер гнал воздух через решетку, развевал края прикрепленных к стене фотографий, и огромный коллаж, казалось, слегка раскачивался, как раскачивалось ночью подлинное тело коллективной жертвы, подвешенное к потолку.

Симмонс с Ванитой говорили вот уже пять минут. Аудитория быстро теряла терпение, поскольку температура в комнате, где яблоку негде было упасть, повышалась с каждой секундой.

— …через гараж. После чего мы поместим мэра Тернбла в первую допросную комнату и обеспечим охрану, — сказал Симмонс.

— Лучше во вторую, — подал кто-то голос, — в первой до сих пор протекает труба, и я боюсь, что к прочим неприятностям сегодняшнего дня мэру придется добавить еще и китайскую пытку водой.

В ответ послышались разрозненные смешки тех, кто ради этой самой пытки тайком от начальства проводил в первой комнате допросы.

— Ну хорошо, пусть будет во второй, — сказал Симмонс. — Финли, у тебя все готово?

— Ну да. — Его ответ Симмонса, похоже, не убедил. Волк толкнул друга локтем: — Я велел охране пропустить Эмили и этого… как его… — продолжал напарник.

— Эдмундса, — прошептал Волк.

— Как его зовут, не знаешь? — тихо спросил Финли. — Волк пожал плечами. — Может, Эдмунд?

— …Эдмунда Эдмундса. У всех дверей мы выставили охрану, в гараже мэра встретят ребята из подразделения по охране дипломатических и правительственных, а также кинологи. Этаж закрыт, лифты остановлены, это значит, что подняться сюда можно будет только по лестнице.

— Отлично! — сказал Симмонс. — Коукс, как только встретишь мэра, поднимешься сюда в сопровождении вооруженного полицейского. Имей в виду, здание Нью-Скотленд-Ярда огромное и всех, кто в нем находится, мы знать не можем. Как только окажешься с ним в допросной, наберись терпения, вам с ним там придется сидеть долго.

— Сколько? — спросил Волк.

— До тех пор, пока мы не убедимся, что мэру больше ничего не угрожает.

— Я пришлю тебе ведро! — выкрикнул надменный детектив по имени Сондерс, явно считая свою реплику остроумной.

— Я лишь поинтересовался, что будет на обед, — ответил Волк.

— Иглобрюхая рыба, — продолжал глумиться Сондерс, испытывая терпение Симмонса на прочность.

— Сондерс, здесь твои шутки неуместны! — заорал старший инспектор, намеренно чересчур усердствуя, чтобы угодить коммандеру Ваните. — Пошел вон!

— Я бы… пошел… но не могу… чисто физически… этаж-то перекрыт… — промямлил детектив с крысиным лицом, запинаясь, будто нашкодивший школьник.

— Тогда сядь и заткнись.

В комнату вошли Бакстер и Эдмундс, явно выбрав для этого не самый подходящий момент.

— Мило, что вы к нам присоединились. У меня для вас особое задание — проверите кое-какую информацию, которая может помочь в расследовании.

С этими словами Симмонс бросил Бакстер папку, которую та поймала и тут же передала Эдмундсу.

— Мы пропустили что-нибудь важное? — спросила Эмили у собравшихся.

— Нас с Биллом приставили охранниками, — ответил Финли. — Тебе с Эдмундом предстоит заняться идентификацией частей тела «коллективного» покойника. Сондерс ведет себя как…

— Мудак? — предположила Бакстер, садясь на стул.

Финли кивнул, благодарный ей за то, что она избавила его от необходимости ругаться.

— Ну хорошо, садитесь, — приказал Симмонс. — Итак, пока вы все в сборе: у нас в наличии шесть расчлененных трупов, впоследствии частично сшитых вместе, мэр, жизни которого угрожает опасность, и список еще пяти жертв.

— Плюс кукла-чудовище, указывающая пальцем на окно Билла, — весело вклинился в разговор Финли.

— Да, она тоже, — продолжал старший инспектор, игнорируя обращенные на него вопрошающие взоры. — У кого есть соображения?

Ответом ему была лишь стена ничего не выражающих лиц.

— Вообще никаких?

Эдмундс несмело поднял руку.

— Говори.

— В университете я как-то писал реферат, посвященный мотивам, которыми руководствуются серийные убийцы, рассылая полиции и средствам массовой информации свои сообщения. В нем фигурировали Зодиак[5], Убийца со счастливым лицом[6]…

— …Фауст, псих из фильма «Семь»… — стал продолжать за него Сондерс.

Его ехидное замечание вызвало несколько язвительных смешков и сердитый взгляд Симмонса.

— Очень часто, хоть и не всегда, рассылаемые таким серийным убийцей сообщения содержат в себе «неоспоримые доказательства» его гениального таланта преступника, — бесстрастно продолжал Эдмундс. — Иногда мелочи, не предаваемые огласке, но порой и что-то более существенное.

— Типа фотографий, которые сегодня прислали жене Коукса? — сказала Ванита, непреднамеренно допустив ошибку.

— Бывшей жене, — тут же поправил ее Волк.

— Совершенно верно. Но в очень редких случаях такие послания представляют собой что-то вроде крика о помощи, в них злодеи буквально умоляют полицию остановить череду совершаемых ими убийств. Они считают, что сами являются жертвой своих неконтролируемых порывов. Это, как и мысль о том, что за их преступления за решетку могут отправить кого-то другого, для них попросту невыносимо. И при первом, и при втором сценарии, конечная цель неизменно сводится к тому, чтобы их поймали.

— И вы полагаете, что мы столкнулись как раз с таким случаем? — спросила Ванита. — Но почему?

— Во-первых, список намеченных жертв… Во-вторых, четко определенные даты… Плюс к этому обращение в СМИ… Мне кажется, что убийца, сориентировавшись в ситуации, постарается соблюдать дистанцию, но избежать соблазна быть как можно ближе к расследованию ему вряд ли удастся. С каждым следующим убийством он будет чувствовать себя все увереннее, подливая масла в огонь своей мании величия, потом возомнит себя Богом и станет рисковать все больше и больше. Пока в конечном счете сам нас к себе не приведет.

Все в удивлении уставилась на Эдмундса.

— Что-то я не помню, чтобы раньше слышал твои выступления, — сказал Финли.

Парень скромно пожал плечами.

— Но почему я? — спросил Волк. — Почему этот кошмарный труп показывает на мое окно, а не на чье-то другое? И зачем было посылать фотографии не кому-то, а именно моей жене?

—Бывшей жене, — в унисон поправили его Бакстер и Финли.

— Почему моей… — Волк на несколько мгновений умолк. — Почему я?

— Потому что ты поймал преступника, чьей головой воспользовались при составлении «коллективного трупа», — ухмыльнулся Финли.

Вся комната в немом ожидании повернулась к Эдмундсу.

— Серийные убийцы редко выделяют из рядов полиции кого-то конкретно. Но это все же бывает и причины в подобных случаях всегда носят личный характер. Что-то вроде лести. Убийца, должно быть, видит в Волке достойного противника. Именно в Волке и ни в ком другом.

— Тогда все в порядке, — пренебрежительно бросил Билл. — Он просто решил доставить мне удовольствие.

— Кто еще включен в этот список? — спросила Бакстер, стремясь направить разговор в другое русло и приняться за обсуждение темы, по которой Эдмундс не писал никаких рефератов.

— Со следующим фигурантом я разберусь сама, — сказала Ванита, выйдя чуть вперед. — Мы решили пока придержать эту информацию, чтобы, с одной стороны, не сеять панику, а с другой — сосредоточить все усилия на охране мэра. К тому же у нас нет полной уверенности в том, что угроза существует в действительности, а лишние судебные иски отделу уж точно не нужны.

Несколько человек повернули головы и с осуждением посмотрели на Волка.

Зазвонил телефон внутренней связи, Симмонс снял трубку, собравшиеся навострили уши.

— Действуйте… Спасибо, — сказал он и кивнул Ваните. — Ну хорошо, ребята. Будьте сегодня на высоте. Планерка окончена.

Когда Волк спустился в подземный паркинг, «Мерседес» мэра уже подрулил к стоянке. В отличие от офисов, такого блага, как кондиционеры, в гаражах не было, и духота, которая поднималась над бетонированной площадкой, смешиваясь с запахами резины, масла и выхлопных газов, казалась поистине удушающей. Яркий свет, озарявший собой все, кроме самых темных уголков, сыграл с измученным Волком злую шутку — он на мгновение подумал, что снова наступил вечер, взглянул на часы и увидел, что они показывают семь тридцать шесть утра.

Когда он подошел к машине, из лимузина вышел мэр, к вящему неудовольствию шофера, который теперь остался не у дел.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — рявкнул он, с силой хлопнув дверцей.

— Господин мэр, позвольте представиться: детектив-сержант Коукс.

Волк протянул руку, и гнев мэра улетучился в одно мгновение. Он на долю секунды почувствовал неловкость, но потом обрел былое хладнокровие и горячо ее пожал.

— Рад познакомиться с вами лично, детектив, — лучезарно улыбнулся он, пытаясь исправить оплошность и будто позируя для фотографа на благотворительном мероприятии, куда, по идее, сейчас должен был направляться.

— Следуйте за мной, пожалуйста, — сказал Волк и махнул рукой вооруженному полицейскому, которому предстояло проводить их наверх.

— Секундочку, — произнес мэр. Волк убрал руку, которую перед этим подсознательно положил на талию мэра, желая немного его поторопить. — Я все же хотел бы знать что происходит. Немедленно.

Волк сделал над собой усилие, чтобы не заметить его самоуверенного тона, сжал зубы и ответил:

— Симмонс предпочитает ввести вас в курс дела лично.

Мэр, не привыкший, чтобы ему отказывали, застыл в нерешительности.

— Ну хорошо. Но я, надо сказать, весьма удивлен, что Терренс приставил вас ко мне в качестве няньки. Я слышал утром ваше выступление по радио и полагаю, что вам лучше бы заниматься делом этого серийного убийцы.

Волк прекрасно понимал, что отвечать не стоит, но хотел, чтобы мэр побыстрее поднялся наверх. К тому же он устал от его высокомерия. Он повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза.

— Я и занимаюсь.

Мэр оказался проворнее, чем могло показаться на первый взгляд.

Если бы не хроническая астма и многолетнее разрушительное действие сигарет на легкие, они могли бы за ним и не угнаться. Оказавшись в холле, троица замедлила шаг и перешла на неторопливую рысь. Это просторное помещение, выдержанное в минималистском стиле, одним из немногих во всем здании полностью избавилось от дизайна 1960-х годов.

Комиссар наотрез отказал Симмонсу в просьбе закрыть холл и лестницу на то время, когда по ней поведут мэра: по его убеждению, вооруженная охрана, камеры видеонаблюдения, металлодетекторы и полицейские на каждом шагу превращали Нью-Скотленд-Ярд в самое безопасное во всем Лондоне место.

По сравнению с буднями в вестибюле было не так многолюдно, хотя рядом с кофе-баром посреди зала и околачивались несколько человек. Увидев, что впереди никого нет, Волк зашагал быстрее и двинулся к лестнице.

Мэр, теперь державшийся начеку, первым заметил лысеющего человека, который вбежал в здание и опрометью бросился к ним.

— Детектив!

Волк повернулся, пытаясь с ходу определить угрозу, и закрыл мэра своим телом. Сопровождавший их полицейский вскинул пистолет.

— Лежать! На пол! — закричал он неприметному человечку, державшему в руке коричневый бумажный пакет.

Тот затормозил и остановился. На его потрясенном лице отразилось неподдельное изумление. Поскольку он никак не реагировал, полицейскому приходилось каждый свой приказ повторять дважды:

— На пол! Брось пакет. На пол!

Человечек швырнул пакет и тот заскользил по полированному полу по направлению к мэру. Волк, не понимая, ведет ли он себя так преднамеренно или же просто нервничает, оттолкнул мэра еще дальше назад.

— Что в пакете? — заорал полицейский на мужика, который бросил взгляд на Волка и маячившего у него за спиной мэра. — Глаза не поднимать! Смотреть в пол! ЧТО. У ТЕБЯ. В ПАКЕТЕ?

— Завтрак! — в испуге крикнул тот.

— Почему бежал?

— Я на работу опаздываю. На целых двадцать минут. Компьютерный отдел.

Держа тренированной рукой лысеющего человечка на мушке, боец подразделения по охране правительственных и дипломатических объектов попятился назад, встал на колено и медленно-медленно заглянул внутрь пакета.

— Что-то горячее, — сказал он Волку с таким видом, будто обнаружил подозрительное устройство.

— Чем пахнет? — спросил Волк.

— Эй, чем это у тебя пахнет? — гаркнул полицейский.

— Сыром с ветчиной! — закричал с пола мужик.

— Конфисковать! — ухмыльнулся Волк.

После этого инцидентов на пути в отдел больше не было. Волк поблагодарил сопровождавшего их полицейского и подошел к дожидавшемуся их у двери Финли. Восхождение на восьмой этаж без последствий не обошлось — каждый раз, когда мэр делал вдох, из его груди вырывался громкий свист.

С запертыми ставнями и дверьми отдел казался кошмаром клаустрофоба, а яркий электрический свет — дешевой и жалкой имитацией действительности. Они быстро миновали большую комнату на глазах у сотрудников, поглядывавших на них из-за букетов и компьютерных мониторов. Увидев их, Симмонс резво выбежал из своего кабинета, ринулся навстречу и горячо пожал старому другу руку.

— Рад видеть тебя, Рэй! — сказал он и повернулся к Волку: — Происшествий внизу не было?

— Ложная тревога, — невнятно ответил тот, вгрызаясь зубами в сыр с ветчиной.

— Терренс, я был бы очень признателен, если бы ты объяснил мне, что происходит, — сказал мэр.

— Ну конечно. Пойдем, нам надо с тобой поговорить.

Симмонс ввел их в допросную комнату и запер дверь.

— Я послал к твоему дому патруль. Думаю, тебе нелишне будет знать, что Мелани и Рози в безопасности.

— Я по достоинству це…

Мэру стало трудно дышать, еще когда они шли через офис. Теперь же он стал хватать ртом воздух, захрипел и закашлялся, разбрызгивая слюну. Давно привыкнув к чувству, будто у него на груди сидит здоровенный детина, он схватил портфель и нашел спасительный ингалятор, на этот раз синий. Потом сделал пару вдохов и почувствовал явное облегчение.

— Я по достоинству ценю твою заботу. Спасибо.

Мэр выжидающе посмотрел на Симмонса. Уловив намек, тот принялся расхаживать по комнате.

— С чего бы начать? Ты, конечно же, слышал, что сегодня утром мы обнаружили шесть трупов. Но все оказалось не так просто и дело этим не ограничилось…

Следующие пятнадцать минут Симмонс в подробностях объяснял что произошло. Волк все это время хранил спокойствие. Его удивило, что босс поделился с мэром деталями, которые они ни за что не стали бы сообщать прессе, но Симмонс, очевидно, всецело доверял другу и детектив подумал, что тот заслужил на это право. Единственное, чего старший инспектор не стал открывать, даже когда мэр спросил его напрямик, это имена остальных пяти фигурантов списка.

— Не хочу, чтобы ты понапрасну беспокоился, здесь ты в полной безопасности, — заверил его Симмонс.

— И как долго, Терренс, ты собираешься меня здесь держать?

— Как минимум до полуночи. В этом случае убийца не сможет претворить свою угрозу в жизнь. Потом мы, конечно же, усилим твою охрану, но это не помешает тебе вернуться к привычному образу жизни. — Мэр покорно кивнул. — Прости, но чем быстрее мы поймаем этого ублюдка, тем быстрее ты отсюда выйдешь, — сказал Симмонс, направляясь к двери. — С тобой останется Коукс.

Мэр встал, чтобы поговорить с Симмонсом с глазу на глаз. Волк отвернулся, будто стена, уткнись он в нее взглядом, могла помешать ему услышать то, что говорилось в крохотном кабинетике.

— Ты уверен, что поступаешь правильно? — прохрипел мэр.

— Ну конечно. С тобой все будет в порядке.

Симмонс вышел из комнаты. Волк с мэром услышали его приглушенный голос, отдававший распоряжения полицейскому у двери. Мэр поднес ингалятор ко рту, еще два раза глубоко вдохнул и только после этого повернулся к Волку. После чего выдавил из себя улыбку — на этот раз чтобы выразить полнейший восторг от того, что в напарники ему в этот день достался печально известный детектив.

— Ну, — сказал он, подавляя рвущийся наружу новый приступ кашля, — и что теперь?

Волк взял первую стопку бумаг, предусмотрительно оставленных для него на столе Симмонсом, откинулся в кресле и положил ноги на столешницу.

— Теперь будем ждать.

Глава 5

Суббота, 28 июня 2014 года

12 часов 10 минут дня

Время тянулось медленно, часы уходили впустую, и в затаившем дыхание офисе постепенно установилась атмосфера обиды и гнева. Самой горячей темой, которую шепотом обсуждали сотрудники, стала вопиющая несправедливость, проявившаяся в том, что такую «знаменитость», как мэра, окружили повышенной заботой и вниманием, а других, не столь известных в городе жертв, бросили на произвол судьбы. Бакстер подозревала, что этот новый эгалитаризм в устах самых шовинистически настроенных и узколобых людей, которых она когда-либо знала, обуславливался не столько желанием сделать мир чуточку справедливее, сколько стремлением возвысить себя в собственных глазах. Хотя, если честно, они говорили дело.

Сотрудники, оставшиеся при своем мнении, то и дело поглядывали на дверь, чуть ли не желая, чтобы что-нибудь произошло — просто чтобы оправдать доставленные им неудобства. И это несмотря на то, что у всех накопилось столько бумажной работы, составлявшей малоприятные девяносто процентов работы детектива, что вполне можно было и посидеть. Горстка полицейских, вернувшихся после тринадцатичасового дежурства, оттащила к стене белую демонстрационную доску, на которой Волк разместил свой жуткий коллаж. Не в состоянии поехать домой, они выключили в комнате для совещаний свет, чтобы хоть немного отдохнуть перед следующим дежурством.

Когда к Симмонсу с просьбой выпустить его в виде исключения обратился седьмой человек, он вышел из себя и после этого донимать его подобными вопросами больше никто не осмелился. У всех были свои серьезные причины, он прекрасно понимал, что его энергичные действия самым отрицательным, а то и непоправимым образом скажутся на расследовании других важных дел, но сделать ничего не мог. Старший инспектор сожалел, что это случилось именно с Тернблом, потому как их дружбу ему потом обязательно припомнят, хотя окажись на месте мэра любой другой фигурант списка, он принял бы точно такое же решение. Мир наблюдал за испытанием, выпавшим на долю столичной полиции. Если она проявит себя слабой, уязвимой и неспособной предотвратить убийство, зная о нем заранее, то последствия будут самыми что ни на есть разрушительными.

В виде дополнительного затруднения в его кабинете, как у себя дома, обосновалась коммандер, поэтому ему временно пришлось расположиться за свободным столом опытного дознавателя, детектива-инспектора Бенджамина Чемберса, улетевшего отдыхать на Карибы. Ему стало интересно: а до Бена долетели новости об убийствах? Смог бы он пролить свет на столь запутанный случай, если бы был рядом?

Бакстер все утро разыскивала хозяина квартиры, в которой был обнаружен труп. Она думала, что до этого в ней жила семья, не так давно сыгравшая свадьбу, и их новорожденный ребенок. Эмили считала, что конечности мужа и жены тоже могли использоваться при составлении трупа, и не желала надолго задумываться о судьбе беззащитного маленького ребенка. Но потом с облегчением обнаружила полное отсутствие сведений о регистрации брака и поняла, что скупые сведения, предоставленные доверчивому владельцу жилья, были чистой воды ложью.

Когда она через час созвонилась с ним опять, он признал, что действительно пошел по неофициальному пути и согласился брать плату наличными в виде опускаемого в почтовый ящик конверта. Сообщил, что конверты все сохранил, что лично с нанимателем не встречался, и взмолился, чтобы детектив не сообщала никуда о его незадекларированных доходах. Уверенная в том, что налоговые органы его в любом случае рано или поздно поймают, Бакстер, не желая создавать себе лишних проблем, двинулась дальше, потратив впустую несколько часов.

Эдмундс, пристроившись в уголке ее стола, напротив, пребывал в приподнятом настроении. С одной стороны, это было обусловлено его местом, расположенным прямо под потолочным вентилятором, постоянно обдувавшим голову струей холодного воздуха, с другой, что гораздо важнее, значительным прогрессом в прозаичном деле, порученном ему Бакстер.

Получив задание узнать, откуда тюрьма получает питание, он быстро выяснил, что в подавляющем большинстве еда готовилась на месте, но после масштабной забастовки, потрясшей рынок продуктов в две тысячи шестом году, некая компания под названием «Комплит Фудс» стала осуществлять поставки специализированных завтраков, обедов и ужинов для заключенных-мусульман. После его звонка администрация пенитенциарного заведения подтвердила, что Халид был единственным узником, которому постоянно доставляли специализированное питание без клейковины. А когда в «Комплит Фудс» признали, что в настоящий момент проводят внутреннее расследование, поводом для которого стали две жалобы тех, кто был госпитализирован с диагнозом «отравление» после приема аналогичной пищи, с трудом скрыл охвативший его восторг. Своими успехами ему очень хотелось произвести впечатление на Бакстер, явно потерпевшую поражение.

Начальник участка «Комплит Фудс» объяснил, что блюда готовят ночью, чтобы ранним утром развести их по тюрьмам, больницам и школам. Эдмундс попросил его составить список сотрудников, дежуривших в ту смену, а также подготовить записи камер видеонаблюдения к их визиту, назначив его на следующий день. Он уже снял трубку, чтобы связаться с компаниями, обратившимися с жалобами, абсолютно уверенный как в диагнозе пациентов, так и в прискорбном результате, но в этот момент его похлопали по плечу.

— Извини, парень, но босс попросил, чтобы ты сменил у двери Ходжа. Нам с ним нужно кое-что сделать, — сказал человек с мокрым от пота лицом, блаженно закрыл глаза и встал под поток холодного воздуха.

Из туманных объяснений полицейского Эдмундс сделал вывод, что на самом деле тот спасал какого-нибудь дружка от многочасового и умопомрачительно скучного дежурства у двери. Он посмотрел на Бакстер, ища у нее поддержки, но женщина лишь пренебрежительно махнула рукой. Молодой человек положил трубку и нехотя поплелся сменить полицейского, дежурившего у входа в допросную комнату.

Эдмундс перенес вес тела с одной ноги на другую и сутуло сгорбился у двери, которую охранял вот уже пятьдесят минут. Теперь, когда нечем было занять мысли, когда приятная атмосфера приглушенных разговоров, щелканье клавиатур и жужжание ксероксов действовали на его измученный организм как колыбельная, он тут же почувствовал, что жутко хочет спать. Веки так и норовили сомкнуться. Никогда в жизни он не хотел ничего так, как закрыть сейчас глаза. Он прислонился тяжелой головой к двери и почувствовал, что погружается в сон, но в этот момент из допросной комнаты донесся голос.

— Политика — забавная игра.

Услышав резкую, но явно обдуманную реплику мэра, Волк вскинулся. Перед этим они просидели в полном молчании добрых пять часов. Детектив отложил папку с бумагами и стал ждать продолжения. Мэр сидел, глядя на свои башмаки. Когда пауза затянулась и в комнате повисло неловкое молчание, Волк подумал, что собеседник, вероятно, не понял, что произнес эти слова вслух. Он уже робко потянулся обратно за папкой, но мэр наконец решил развить свою мысль:

— Ты хочешь творить добро, но не в состоянии чего-либо сделать до тех пор, пока не окажешься у власти. Сохранять полномочия долго без голосов нельзя, а заполучить их можно, только потакая публике. Но в борьбе за эти голоса порой приходится приносить в жертву то самое добро, которое ты решил творить. Да, политика — забавная игра.

Волк понятия не имел, как можно ответить на этот специфический образчик мудрости, и поэтому малодушно решил подождать, когда мэр либо продолжит, либо замолчит.

— Давайте не будем делать вид, что я вам нравлюсь, Коукс.

— Хорошо, — ответил Волк, пожалуй, слишком быстро.

— Я понимаю — все, что вы сегодня ради меня делаете, для вас унизительно.

— Я просто делаю свою работу.

— Я тоже всегда только этим и занимался. И хочу, чтобы вы об этом знали. Общественное мнение было не на вашей стороне, и я, соответственно, вас тоже не поддерживал.

Волк почувствовал, что от фразы «не на вашей стороне» до безжалостного обвинительного приговора, до бесстыдной травли, призванной разжечь аппетиты уставшей от коррупции публики, до упорного обличения Волка в качестве символа аморальности было рукой подать. Как удобно было превратить его в мишень, на которую наконец смогли излить свой гнев добропорядочные граждане!

На волне неисчерпаемой народной поддержки в борьбе с погрязшими в проблемах городскими органами охраны правопорядка мэр разработал новаторский план создания Полиции преступлений и внутреннего надзора. Выступая перед битком набитым единомышленниками залом с той самой речью, в ходе которой был выдвинут его знаменитый слоган «Полиция должна бороться с полицией», он неоднократно призывал определить Волку максимальное наказание, предусмотренное законом.

Волк вспомнил чуть ли не комичный разворот ситуации после того, как Нагиба Халида арестовали во второй раз. Сидящий напротив него человек, привычно использовавший Волка как икону, в то время кичился своей Стратегией дифференцированного подхода в области здравоохранения, одновременно проклиная низкий уровень медицинских услуг, доступных «нашим лучшим и храбрейшим», а заодно и городу Лондону в целом.

Следуя в фарватере за харизматичным и необычно популярным общественным деятелем, сторонники мэра аплодировали и сплачивались, вовремя поддерживая все его манипуляции. Поэтому преданные голоса, те же самые, что до этого жаждали крови Волка, теперь устроили кампанию по восстановлению его в рядах полиции, а гость одной из телепрограмм даже дошел до того, что потребовал одновременно и того, и другого.

Волк не сомневался, что если бы не влияние мэра, если бы не его хорошо разрекламированный крестовый поход по восстановлению в правах «низвергнутого народного героя», он до сих пор оставался бы за решеткой. При этом и он, и градоначальник прекрасно понимали, что детектив ему ровным счетом ничего не должен.

Волк хранил гробовое молчание, опасаясь открыть рот и брякнуть что-нибудь не то.

— Должен сказать, вы поступили правильно, — высокопарно продолжал мэр, не обращая внимания на радикальную перемену в настроении Волка, — потому как порочность это одно, а отчаяние совсем другое. Я вас понимаю. Лично мне хотелось бы, чтобы тогда, в зале суда, вы убили этого свихнувшегося ублюдка. Девчушка, которую он потом сжег, была ровесницей моей дочери.

За несколько часов напряженного покоя дыхание мэра полностью пришло в норму, но продолжительный спич поставил на достигнутом прогрессе жирный крест. Он встряхнул синий ингалятор, взболтал жидкость и даже не удивился, когда ее жалкие остатки с неприятным звуком ударились об алюминиевые стенки флакона. За время пребывания в допросной комнате он израсходовал недельную норму сальбутамола[7]. Мэр спокойно принял еще одну дозу и сделал бесценный глоток смешанного с воздухом лекарства, стараясь вдыхать как можно глубже.

— Хочу, чтобы вы знали — в моем отношении к вам нет ничего личного, — сказал мэр, — я лишь делал…

— Да-да, вы лишь делали свою работу, — с горечью в голосе закончил за него Волк. — Я понимаю. Вы все только тем и занимались, что делали свою работу: журналисты, адвокаты, герой, который раздробил мне запястье и оттащил от Халида. Я понимаю.

Мэр согласно кивнул. Он не собирался доставлять Волку еще больше страданий, но испытал облегчение, когда высказал все, что было у него на уме. Несмотря на нынешнее незавидное положение, мэр почувствовал, что с плеч спал небольшой груз, который он до этого слишком долго на себе тащил. Он открыл портфель и вытащил пачку сигарет.

— Не возражаете?

Волк в изумлении уставился на мэра, из груди которого то и дело вырывался свист.

— Вы шутите?

— У каждого из нас есть свои пороки, — ответил собеседник, не считая нужным в чем-то оправдываться. Теперь, когда этот человек больше не чувствовал, что чем-то обязан Волку, его властный характер получил полную свободу действий. — Надеюсь, вы не против, особенно если хотите, чтобы я просидел с вами взаперти еще одиннадцать часов. Одну сейчас, еще одну в обед, не более того.

Волк хотел было запротестовать, но мэр вызывающе засунул сигарету в рот, чиркнул зажигалкой, сложил ладонь чашечкой и поднес огонь к лицу…

Какое-то короткое мгновение мужчины смотрели друг на друга, не понимая, что происходит. Волк увидел, что пламя побежало по сигарете градоначальника, достигло рта и тут же охватило всю нижнюю половину лица. Мэр сделал глубокий вдох, пытаясь закричать, но огонь потянулся за его дыханием, набился в нос и рот, заполнил легкие.

— На помощь! — завопил Волк и потянулся к горевшему живьем мэру. — Кто-нибудь, помогите!

Он схватил Тернбла за руки, понятия не имея, что делать. Эдмундс влетел в дверь, но так и застыл на пороге с разинутым ртом, увидев, что мэр утробно закашлялся и забрызгал левую руку Волка пенной смесью крови и жидкого пламени. Рукав детектива загорелся, он тут же ослабил хватку и выпустил мятущуюся руку мэра, которая больно ударила его по лицу. Он понимал, что если сможет подойти к градоначальнику достаточно близко для того, чтобы зажать ему нос и рот, лишенный кислорода огонь тут же погаснет.

Когда включилась пожарная тревога, Эдмундс выбежал обратно в коридор и на глазах у вскочившего на ноги отдела сорвал со стены противопожарную накидку, краем глаза увидев, что Симмонс ринулся по проходу между столами в допросную комнату. Эдмундс ворвался вслед за ним. Система пожаротушения поливала Волка и мэра водой, принося не столько пользу, сколько вред: каждый раз, когда вода попадала запаниковавшему Тернблу в рот, он выплевывал ее, а вместе с ней и огонь, распространявшийся все дальше и дальше. Впечатление было такое, будто он в прямом смысле дышит огнем. Волк все еще пытался повалить его, но в этот момент Эдмундс поднял накидку, ринулся к ним и все трое рухнули на залитый кровью пол.

Симмонс влетел внутрь и застыл как вкопанный — в этот момент Эдмундс убрал накидку с безжизненного тела, которое еще совсем недавно было его другом. Когда он осознал, что воздух, которым он дышал, пропитан вонью обгоревшей плоти, его стошнило. Симмонс вывалился из комнаты, но вместо него тут же ввалились двое других полицейских. Один из них набросил на продолжавшую гореть руку Волка еще одну накидку, в то время как Эдмундс прикоснулся к сонной артерии на шее мэра, пытаясь нащупать пульс, и прислушался, не вырывается ли из его обожженного рта дыхание.

— Пульса нет! — завопил он, даже не зная, есть ли в комнате кто-то еще, кроме него.

Когда он рванул на себя рубашку, явно купленную на Сэвил-роу, она расползлась у него в руках. Эдмундс стал ритмичными толчками надавливать мэру на грудь. Но каждый раз, когда он нажимал на грудину, из горла лишь текла кровь вперемешку с кусками опаленной плоти. Самые азы, которым его учили во время трехдневной практики по оказанию первой помощи: если забиты дыхательные пути, непрямой массаж сердца не поможет. Через какое-то время Эдмундс отказался от попыток и сполз на скользкий от крови пол. Потом поднял глаза на Симмонса, стоявшего сразу за дверью.

— Мне жаль, сэр.

С мокрых волос Эдмундса потоками стекала вода и струилась по лицу. Он закрыл глаза и попытался осмыслить сюрреалистичные события последних двух с половиной минут. Где-то вдали выли сирены.

Симмонс вновь вошел в комнату, посмотрел на обгоревшее тело, и его лицо приняло непонятное выражение. Затем заставил себя отвести взор от жуткой картины, которая, как он знал, теперь будет преследовать его до конца жизни, и переключил внимание на Волка, стоявшего на коленях, кривившегося от боли и сжимавшего покрытую волдырями руку. Симмонс схватил его за шкирку, рывком поставил на ноги и с силой ударил о стену, повергнув всех присутствующих в шок.

— Тебя поставили его охранять! — орал Симмонс, в глазах которого стояли слезы, и без конца бил Волка об стену. — Ты не должен был спускать с него глаз!

Эдмундс вскочил на ноги и, пока остальные приходили в себя, схватил начальника за руку. Следуя его примеру, двое других полицейских, возникших в дверном проеме, а вместе с ними и Бакстер, оттащили Симмонса от Волка и вытолкали из комнаты. А потом закрыли за собой дверь, чтобы оградить место преступления, оставив Волка наедине с гротескным трупом.

Билл сполз по стене и скрючился в углу на полу. Не в состоянии оправиться от потрясения, он откинул голову, ощутил затылком камень, и в замешательстве уставился на свои израненные пальцы. Его окружали десятки крохотных масляных огоньков, все еще горевших на поверхности запекшейся крови, подобно японским фонарикам на реке, сопровождающим заблудшие души в загробный мир. Все так же упираясь затылком в стену, он смотрел, как огоньки мигают под хлещущими без устали холодными струями воды и смывают грязь с его окровавленных рук.

Глава 6

Суббота, 28 июня 2014 года,

4 часа 23 минуты дня

Андреа вышла из такси, оказалась в тени Херон Тауэра, третьего по высоте лондонского небоскреба, и подняла глаза на самые верхние его этажи, затмевавшие собой солнце. Шаткая, долговязая мачта на крыше этой далекой от всякой гармонии конструкции нелепо рвалась ввысь, отчаянно претендуя на вип-статус в ущерб эстетике и, судя по внешнему виду, структурному единству.

Более подходящей штаб-квартиры для отдела новостей найти было нельзя.

Женщина вошла в огромный холл и машинально направилась к эскалаторам, даже не подумав сесть в один из шести прозрачных лифтов, которые с угрожающей скоростью возносили нетерпеливых бизнесменов к их офисам. Медленно поднимаясь над полом, она залюбовалась огромным аквариумом, занимавшим целую стену вестибюля, и поглядела на безупречных сотрудников, которым, по крайней мере внешне, не было никакого дела до семидесяти тысяч литров морской воды в бухте из толстого слоя акрила.

Глядя на пестрые цветки кораллов и мирных рыбок, снующих туда-сюда в благословенно теплой воде, Андреа думала о своем новом увлечении — дайвинге. И чуть было не споткнулась, когда движущаяся лента эскалатора вырвала ее из задумчивости и бесцеремонно вытолкала на неподвижный пол.

О том, что вскоре следует ждать преступления, ей сообщили по телефону в три часа ночи. Встретившись, наконец, с Волком и передав ему зловещий конверт, обнаруженный в почтовом ящике, она вместе с оператором провела еще четыре часа у здания Нью-Скотленд-Ярда, каждые тридцать минут обеспечивая обязательные прямые включения. В итоге ей пришлось без конца пережевывать одну и ту же информацию, выдавая ее в эфир, но порадовать зрителей сообщением о том, что на мостовой перед закрытыми дверями штаб-квартиры лондонской полиции наблюдается повышенная активность или происходят какие-то захватывающие события, она так и не смогла.

После одиннадцатичасовых новостей ей позвонил главный редактор Элайджа Рид, велев ехать домой и пару часов отдохнуть, но она категорически отказалась. У нее не было никакого желания лишать себя возможности освещать события, обещавшие стать самым сенсационным в ее жизни репортажем после преступлений Киллера-Крематора (тем более что сама она уже была в курсе мрачного содержания конверта, а с боссом этим открытием ей только предстояло поделиться). Наконец он ее все же убедил, сказав, что при малейших признаках активности сразу же ей позвонит.

Она устроила себе приятную получасовую прогулку под солнцем — мимо окруженных лужайками роскошных особняков, дальше вдоль Белгрейв-сквер-Гарден, а потом через Найтсбридж к большому четырехэтажному дому в викторианском стиле, где она жила вместе со своим женихом и его девятилетней дочерью. Андреа закрыла бронированную входную дверь и поднялась на последний этаж в спальню, обставленную просто, но со вкусом.

Она задернула шторы и, не раздеваясь, улеглась в полутьме прямо на покрывало. Потом протянула руку к сумке, вытащила телефон и включила будильник. Затем достала папку с фотокопиями снимков, переданных Волку, прижала ее к груди и закрыла глаза, остро ощутив, насколько важны они для полиции, для обреченных фигурантов списка — и для нее самой.

Потом она, не в состоянии уснуть, больше полутора часов лежала на кровати, созерцая высокий потолок и лепные украшения, окружавшие антикварную люстру, а заодно обдумывая моральные и правовые последствия, которые наступят после того, как она поделится имевшимися у нее уликами с Элайджей. Она ни на секунду не сомневалась, что Рид бесстыдно выставит все двенадцать фотографий на всеобщее обозрение. Тактичная ремарка, что «некоторым зрителям снимки могут показаться шокирующими», лишь подогреет нездоровый интерес публики. Андреа мрачно подумала, будут ли в этот момент смотреть телевизор родственники жертв, чувствуя, что смутно знакомые фрагменты тел их одновременно очаровывают и отталкивают.

В то утро десятки журналистов стояли бок о бок в тех же самых декорациях, давно набивших оскомину, чтобы сообщить одну и ту же информацию, отчаянно конкурируя за внимание избалованной зрительской публики. Тот факт, что преступник вступил с Андреа в контакт, давал ее каналу преимущество перед Би-Би-Си и Скай-Ньюз, которые наверняка покажут фотографии уже через несколько минут после того, как он выпустит их в эфир. Но женщина точно знала, что нужно для того, чтобы каждый телевизор в этой стране показывал только ее и больше никого:

1. Бросить наживку. Андреа сообщит, что новоявленный городской серийный убийца вышел с ней на связь.

2. Подлить масла в огонь. Канал по очереди покажет каждую фотографию, в деталях описывая, что на ней изображено, и делая самые дикие предположения, чтобы стимулировать воображение, столь подверженное влиянию извне. Вполне возможно, в студию пригласят какого-нибудь бывшего полицейского, частного сыщика, а может даже писателя, работающего в детективном жанре, чтобы тот поделился со зрителями своим мнением касательно этих откровений.

3. Пообещать. Андреа расскажет, что в полученный ею пакет был вложен написанный от руки подробный список с именами следующих шести жертв киллера и точных дат, когда они умрут. «Мы обнародуем его через пять минут», — пообещает она (период времени, достаточный для того, чтобы ее фраза облетела всю планету, но слишком маленький, чтобы полиция вмешалась и прервала вещание).

4. Выложить информацию. Когда весь мир с замиранием сердца будет смотреть на нее, она перечислит имена и даты, каждый раз делая драматичные паузы — точно так же, как ведущий песенных телеконкурсов при объявлении финалистов.

Она подумала, каким будет резонанс. Андреа ненавидела себя за эти мысли. Вероятность того, что полиция ничего еще не сказала фигурантам списка, была весьма и весьма высока, хотя они, несомненно, заслуживали узнать об этом чуть раньше, чем все остальные. Кроме того, ее, по всей видимости, арестуют, хотя в прошлом подобные мелочи Элайджу никогда не останавливали. За то недолгое время, что он пробыл на посту главного редактора, Андреа не раз видела, как он рушил человеческие жизни вбросом различных догадок и деталей проводимых расследований, полученных сомнительным путем, и дважды привлекался к ответственности — за утаивание улик и попытку подкупа полицейского.

Немного подремав, женщина села в постели, почти не отдохнув, зато определившись с дальнейшими действиями. Да, она воспользуется фотографиями: это создаст серьезные проблемы, но карьерные преимущества с лихвой возместят все неудобства. А вот обнародовать список не станет. Это будет правильно. Андреа испытала в душе гордость за то, что нашла в себе силы противостоять растущему стремлению стать такой же безжалостной и беспощадной, как и ее начальник.

Она шла по коридору в редакцию. Даже на этой умеренной высоте Андреа инстинктивно прижималась к стене, напрочь игнорируя вид, открывавшийся на крыши домов Кэмомайл-стрит. Перешагнув порог офиса, она, как обычно, поразилась неустанной суете, царившей здесь двадцать четыре часа в сутки. В этом хаосе Элайджа чувствовал себя как рыба в воде: перекрикивались сотрудники, вразнобой звонили телефоны, свисавшие с потолка плазменные экраны безмолвно, с титрами вместо звука, транслировали новости. Женщина знала, что через несколько минут привыкнет и окружающая ее агрессивная атмосфера превратится лишь в фоновый шум.

Редакция располагалась на десятом и одиннадцатом этажах. Чтобы создать просторное пространство с потолками двойной высоты, межэтажные перекрытия между ними убрали. Проработав не один год на региональных каналах, Андреа считала декор слишком пышным и дорогим, он казался ей чуть ли не пародией на редакцию. Лично ей требовались лишь стол, компьютер и телефон.

Новый главный редактор вторгся на канал с одной откровенной американской новостной программы, весьма противоречивым образом вскрывавшей язвы коррупции, которая цвела буйным цветом в ряде всемирно известных компаний. Он принес с собой целый ворох высокомерных, презрительных американизмов, упражнений по укреплению корпоративного духа и стимулов для морального роста и теперь с нарастающей силой навязывал их своим хронически сдержанным английским сотрудникам.

Андреа уселась на эргономический стул ядовито-желтого цвета (научные исследования установили, что яркие цвета положительно влияют на эффективность работы) напротив автомата по продаже мороженого «Бен и Джерри» и сразу проверила почту на наличие новых сообщений от убийцы. Затем вытащила из сумки папку и собралась уже подняться в кабинет Элайджи, но в этот момент сотрудники вдруг повскакивали из-за столов и бросились к самому большому телеэкрану.

Женщина увидела, что Рид тоже вышел из кабинета и встал на балкончике, сложив руки на груди. Он опустил глаза вниз, увидел Андреа и вновь безучастно перевел взгляд на экран. Не имея малейшего понятия о том, что происходит, она тоже поднялась со своего места и вклинилась в толпу, которая становилась все больше и больше.

— Включите! — воскликнул чей-то голос.

На экране вдруг появился знакомый логотип Нью-Скотленд-Ярда, и Андреа сразу же узнала картинку фирменного мягкорисующего зум-объектива ее оператора Роури, наведенного на прекрасную белокурую журналистку в слишком коротком для данного случая летнем платье. В передних рядах кто-то восхищенно присвистнул. Изобель Платт работала на канале лишь четвертый месяц. Когда ее приняли на работу, Андреа посчитала оскорблением для профессии журналиста назначать на подобную должность безголовую, красивую искусственной косметической красотой двадцатилетнюю девицу, основываясь единственно на ее способности читать вслух текст, и поэтому восприняла происходящее как выпад лично против нее и ее карьеры.

Изобель весело сообщила, что официальный представитель полиции вот-вот сделает «чрез… вы… чайное» сообщение. Огромную часть экрана занимала ложбинка между ее грудей, и Андреа даже подумала, что Роури вообще мог бы не заморачиваться, стараясь удерживать ее голову в кадре. Из глаз женщины брызнули слезы, она инстинктивно почувствовала, что Элайджа смотрит на нее, наблюдая за ее реакцией, и сосредоточила все свое внимание на мониторе, запрещая себе повернуться и выйти из комнаты, чтобы не доставить ему удовольствия.

Она уже не впервые недооценила бессердечие главного редактора. Его мотивация не была для нее секретом: в борьбе за рейтинг при освещении событий, обещавших стать сенсацией года, он, в виде дополнительной затравки, решил поставить перед объективом камеры фотомодель. И если бы Изобель под занавес репортажа появилась перед зрителями топлес, Андреа это ничуть не удивило бы.

Услышав потрясающую новость о преждевременной кончине мэра Тернбла во время проводимого в штаб-квартире полиции совещания, посвященного обновлению стратегии деятельности, коллеги Андреа пришли в изумление — женщины раскрыли рты, мужчины, соответственно, выругались. Но ее сознание на эти сведения почти не отреагировало — мозг был занят постепенным превращением жалости к себе в ярость. Она не допустит, чтобы ее спокойно отстранили от этой сенсации, в которой ей отводилась одна из главных ролей. Женщина отвернулась от телевизора, не собираясь попусту тратить время и слушать то, что думает грудь Изобель о шокирующей пресс-конференции, ринулась к своему рабочему месту, взяла со стола папку и поднялась по лестнице к Элайдже. Тот, явно ожидая чего-то подобного, с безразличным видом вернулся в кабинет, оставив дверь приоткрытой.

Элайджа орал и изрыгал проклятия без малого пять минут. Он был в ярости от того, что Андреа целый день утаивала от него столь взрывоопасную информацию. Пять раз сказал, что она уволена, трижды обозвал дрянью и сукой и буквально вытолкал взашей свою помощницу, когда та пришла посмотреть, все ли у них в порядке.

Андреа спокойно ждала, когда он выдохнется. Его реакция, вполне предсказуемая, казалась ей почти такой же забавной, как и невнятный нью-йоркский акцент, к которому, по мере того, как он распалялся, прибавлялось все больше тягучих южных ноток. Элайджа был человек самодовольный. Дважды в день, по дороге на работу и обратно, он ходил в фитнес-клуб, а рубашки, чтобы подчеркнуть весь масштаб своей одержимости, всегда носил на размер меньше. Хотя ему было уже за сорок, в волосах его не было даже намека на седину — напротив, его шевелюра неестественного пшеничного цвета была аккуратно зализана на черепе назад. Некоторые женщины в офисе считали его душераздирающе привлекательным, чуть ли не воплощением альфа-самца, но Андреа находила начальника лишь комично-отвратительным. Чтобы он перестал доказывать свое превосходство, ей пришлось подождать еще минуту.

— Эти фотографии отвратного качества, — зашипел он, скрывая возбуждение, охватившее его, когда она выложила их перед ним на столе.

— Да, так оно и есть, — спокойно ответила Андреа. — Но эти снимки предназначены для вас, у меня на флешке есть более качественные версии.

— И где эта флешка? — тут же спросил он. Когда Андреа не ответила, он поднял на нее глаза и сказал: — Хорошая девочка, быстро учишься.

Хотя тон слов был унизительно-покровительственный, Андреа, услышав скупой комплимент, помимо своей воли испытала в душе гордость. Их шансы на победу в этой игре выровнялись — теперь они превратились в двух акул, кружащих вокруг одного куска мяса.

— У полиции есть оригиналы? — спросил он.

— Да, есть.

— У Волка?

Элайджа уже давно питал нездоровый интерес к ее разводу с печально известным детективом. По ту сторону Атлантики скандал вокруг Киллера-Крематора стал информационной бомбой.

— В таком случае нас нельзя обвинить в сокрытии улик, да? Передай снимки ребятам из отдела компьютерной графики. Насчет увольнения забудь.

Элайджа застал Андреа врасплох. Он, конечно же, понял, что она стремилась не просто сохранить должность, но и добиться исключительного права на освещение сенсации. Главный редактор, должно быть, расшифровал возникшее на ее лице выражение — его ухмылка стала злой.

— Не надо делать вид, что тебя надули. Ты свое дело сделала и на том все. Изобель уже на месте. И репортаж будет делать она.

Андреа почувствовала в глазах знакомое пощипывание. Стараясь скрыть слезы, она отчаянно пыталась придумать ответный ход:

— Тогда я…

— Что ты? — засмеялся он. — Уйдешь? Отнесешь фотографии куда-то еще? Бьюсь об заклад, что флешка, о которой ты говорила, является собственностью компании. И если я заподозрю, что ты пытаешься покинуть стены офиса, что-нибудь прикарманив, то прикажу охране тебя обыскать.

Андреа представила себе маленький черный прямоугольник, втиснувшийся между картой постоянного клиента сети «Старбакс» и удостоверением профессионального инструктора по дайвингу. Флешку найдут за пару секунд. Но в этот момент до женщины вдруг дошло, что у нее еще остался последний козырь.

— Кроме фотографий есть еще список, — ляпнула она, так и не успев толком собраться с мыслями. — В нем приведены следующие жертвы киллера.

— Чушь собачья.

Андреа вытащила из кармана мятую ксерокопию и аккуратно сложила ее так, чтобы можно было увидеть только первую строку:

Мэр Реймонд Эдгар Тернбл — суббота, двадцать восьмое июня

Элайджа скосил глаза на черно-белый лист, отпечатанный на принтере, который Андреа держала так, чтобы шеф не мог к нему дотянуться. Перед этим он видел, как она отошла от телевизора, вернулась к своему столу и сразу же направилась прямо к нему. Сфальсифицировать бумагу у нее попросту не было возможности.

— Под первой строкой еще пять имен и дат. И клянусь, если вы попытаетесь отнять у меня список, я сожру его у вас на глазах.

Чувствуя, что она говорит убийственно серьезно, Рид откинулся в кресле, и лицо его озарилось счастливой улыбкой, будто они перед этим затеяли жаркий поединок в какую-нибудь настольную игру, и теперь наконец пришли к какому-то результату.

— Что ты хочешь?

— Мне нужны исключительные права на освещение этих событий.

— Считай, ты их получила.

— Пусть Изобель и дальше топчется попусту у здания Нью-Скотленд-Ярда. Я передам свой репортаж из студии.

— Но ты же ведь специализируешься на репортажах с места событий?

— Роберту и Мэри скажете, что вечером они нам не понадобятся. Это шоу будет всецело моим.

Главного редактора на мгновение охватили сомнения.

— Ладно, уговорила. Что еще?

— Заприте все двери и никому не открывайте. Пока я не закончу, меня не должны арестовать.

Глава 7

Суббота, 28 июня 2014 года

5 часов 58 минут дня

Волк в одиночестве сидел в кабинете Симмонса. Глядя на многочисленные свежие вмятины на старом металлическом сейфе и вдавленные в ковер куски штукатурки, первые свидетели скорби старшего инспектора, он чувствовал себя так, будто вторгся на чужую территорию. Детектив ждал, ощущая в душе смущение и поглаживая влажную повязку на левой руке.

Бакстер, вернувшись в допросную комнату после того, как оттуда увели Симмонса, нашла Волка скрючившимся рядом с безжизненным телом мэра в бушующих струях рукотворного дождя. Он невидящим взглядом смотрел перед собой и едва замечал ее присутствие. Таким ранимым и потерянным Эмили еще не видела его никогда. Она мягко помогла ему подняться на ноги, вместе с ним вышла в сухой коридор и тут же ощутила устремленные на них взгляды коллег, которые с тревогой на лицах назойливо и внимательно следили за каждым их шагом.

— Отойдите, бога ради, — грозно зашипела она.

Пока они с Волком тащились через весь офис к дверям дамского туалета, женщина практически несла его на себе. Ценой немалых усилий ей удалось прислонить его к столику между двумя умывальниками и придать вертикальное положение. Она бережно расстегнула испачканную рубашку и медленно ее стянула, аккуратно отдирая расплавленную ткань от сочащейся сукровицей, покрытой волдырями раны на предплечье. Комната наполнилась запахом дешевого дезодоранта, пота и обгоревшей человеческой плоти, и Бакстер самым нелепым образом разволновалась, что кто-то сейчас войдет в туалетную комнату и застигнет ее за занятием, в котором не было ровным счетом ничего плохого.

— Сиди тихо, — сказала она ему, сняв, где было можно, обрывки одежды. После чего пошла в офис, а несколько минут спустя вернулась с аптечкой первой помощи и полотенцем, которым тут же обмотала мокрые волосы Волка. Неловким движением Бакстер разорвала пакет, приложила пластырь к ожогам и туго забинтовала израненную руку, буквально превратив ее в мумию.

Несколько мгновений спустя в дверь постучали. Вошел Эдмундс и без особого энтузиазма протянул свою рубашку — ему, против своей воли, пришлось признать, что под ней еще есть футболка. Парень хоть и был высокий, но телосложением больше напоминал сухопарого школьника, поэтому его сорочка едва прикрыла собой гору мышц Волка, но Бакстер решила, что это все же лучше, чем ничего. Застегнув большую часть пуговиц, она спокойно уселась рядом, решив терпеливо ждать столько, сколько понадобится другу, чтобы прийти в себя.

Оставшуюся часть дня Волк провел в тихом углу за составлением подробного рапорта по поводу всего, что случилось в запертой комнате, начисто проигнорировав неоднократно повторенный многими совет отправиться домой, по пути обязательно заглянув в травмпункт. Без десяти шесть он направился в кабинет Симмонса и, не без опаски, стал дожидаться старшего инспектора, которого не видел с того момента, когда тот несколько часов назад обрушил на него свой гнев.

В голове роились смутные воспоминания о Бакстер и туалетной комнате, но все это казалось каким-то далеким и нереальным. Испытывая в душе некоторое смущение от того, что утром ему не захотелось делать гимнастику (как и вообще в последние четыре года), он пожал плечами и представил, как она смотрела на его неухоженное, слегка расплывшееся тело.

Он услышал, что Симмонс за его спиной вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Босс уселся в кресло напротив, извлек на свет божий бутылку ирландского виски «Джеймсон», лед и вытащил из сумки с эмблемой сети супермаркетов «Теско» несколько пластиковых стаканчиков для пикника. После того как он сначала сообщил страшную новость вдове мэра Тернбла, а потом еще и провел пресс-конференцию, у него немного опухли глаза, в них застыла усталость. Он высыпал в два стаканчика несколько кубиков льда, щедро плеснул в них виски и, не говоря ни слова, пододвинул один из них Волку. Они молча сделали по приличному глотку.

— Насколько я помню, это твой любимый сорт, — наконец нарушил молчание Симмонс.

— У тебя отличная память.

— Как голова? — спросил Симмонс с таким видом, будто не имел к легкой контузии Волка никакого отношения.

— Лучше, чем рука, — весело ответил тот, искренне не ведая, смогли бы ее спасти врачи, если бы Бакстер не наложила повязку.

— Я могу говорить с тобой откровенно? — спросил Симмонс и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Мы оба прекрасно знаем, что если бы ты тогда не натворил дел, то сейчас сидел бы вместо меня в этом кресле. Потому что как детектив всегда был лучше. — На лице Волка застыло бесстрастное, вежливое выражение. — Вполне возможно, — продолжал Симмонс, — что ты принимал бы более разумные решения, чем я, и Рэй, не исключено, до сих пор был бы жив…

Симмонс взял паузу и сделал еще один глоток виски.

— Откуда нам было знать? — отозвался Волк.

— Что? Что в ингаляторе окажется легковоспламеняющееся вещество? Что те груды цветов, которые вот уже неделю стоят в офисе, обильно посыпаны пыльцой амброзии полыннолистной?

Направляясь в кабинет начальника, Волк видел груду пластиковых пакетов для хранения вещественных доказательств.

— Чем-чем посыпаны?

— Чем-то вроде криптонита[8] для астматиков. И притащил их сюда не кто иной, как я.

Совершенно позабыв, что у него в руке лишь пластиковый стаканчик, Симмонс в бешенстве швырнул его в стену. Но тот упал на стол, лениво подпрыгнул, и уже мгновение спустя Симмонс вновь плеснул в него виски.

— Давай обсудим все до возвращения коммандера, — сказал Симмонс. — Что будем с тобой делать?

— А почему со мной надо что-то делать?

— Во время этой встречи я скажу, что над тобой нависла угроза судебного разбирательства, и посоветую, в наших общих интересах, написать рапорт об отстранении от дела… — Волк собрался было запротестовать, но Симмонс продолжил: — …ты пошлешь меня куда подальше, а я напомню тебе о том, что случилось с Халидом. Ты пошлешь меня еще раз, и тогда я неохотно позволю тебе остаться, но при этом добавлю, что если я, наши коллеги или твой психиатр забьют тревогу, ты будешь уволен. Такой вот интересный у нас будет разговор.

Волк согласно кивнул. Он знал, что ради него Симмонс руку даст на отсечение.

— Семь трупов, а из орудий убийства на сегодняшний день лишь ингалятор, цветы да рыба, — недоверчиво покачал головой старший инспектор. — Поневоле вспомнишь старые добрые дни, когда люди имели достоинство просто подойти к негодяю и убить его выстрелом в упор.

— Как не помнить… За те славные деньки! — сказал Волк, поднимая свой пластиковый стаканчик «Оптимус Прайм».

— За те славные деньки! — эхом повторил за ним Симмонс и чокнулся.

В кармане Волка завибрировал телефон. Он вытащил его и увидел смс от Андреа.

Детектив вдруг ощутил в груди смутную тревогу. Он прекрасно понимал, что бывшая супруга извиняется отнюдь не за неуместный рисунок мужского члена, который ей, вероятно, хотелось выдать за символ сердца. Волк уже собрался было ответить, но в этот момент в комнату вихрем ворвалась Бакстер, подлетела к небольшому телевизору на стене и включила его. Симмонс слишком устал, чтобы выказывать на ее поведение хоть какую-то реакцию.

— Сейчас эта сука, твоя бывшая, выступит с сообщением, — сказала она.

Андреа появилась на экране, беспардонно прервав репортаж с места событий. Глядя на нее вот так, объективно и беспристрастно, Волк вдруг понял, что раньше принимал ее красоту как нечто само собой разумеющееся — длинные рыжие волосы, заколотые будто на свадьбу или торжественный прием, и сияющие зеленые глаза, казавшиеся совершенно нереальными. Причина ее поведения тут же стала ясна. Нет, она не вела репортаж, стоя на обочине автомагистрали, и не читала текст за кадром, как заправская чревовещательница, на фоне своей реющей на экране старой фотографии и дергающейся линии графического представления звука. Трансляция программы велась из студии — в точности как она всегда и хотела.

— …что смерть мэра Тернбла, по сути, является заранее спланированным убийством, имеющим самое непосредственное отношение к шести телам, найденным сегодня ранним утром в Кентиш-таун, — произнесла она, ничем не выражая волнения, которое, как знал Волк, испытывала в душе. — Некоторым зрителям фотографии, которые мы сейчас продемонстрируем, могут показаться…

— Коукс, звони жене! Быстро! — проревел Симмонс.

— Бывшей жене, — поправила его Бакстер, и они все втроем принялись лихорадочно набирать на клавиатурах своих телефонов номера.

— Мне нужен телефон студии…

— Два наряда к дому сто десять по Бишопсгейт…

— Абонент, с которым вы пытаетесь связаться, недоступен…

Андреа на заднем плане продолжала говорить:

— …подтвердили, что преступник воспользовался головой Нагиба Халида, Киллера-Крематора. На данный момент мы не располагаем информацией о том, как Халид, находившийся на лечении в…

— Я попытаюсь связаться со службой безопасности здания! — крикнул Волк, оставив Андреа коротенькое, всего в три слова, голосовое сообщение — «Срочно мне позвони!»

— …по всей видимости, были расчленены, а потом отдельные части их тел сшили вместе, чтобы в итоге получить составной труп, — прокомментировала Андреа чередующиеся на экране жуткие фотографии, — который полиция назвала «Тряпичной куклой».

— Какие же мы идиоты! — заорал Симмонс после телефонного разговора с оперативным штабом.

Андреа продолжала, хотя ни один из троих ее больше не слушал:

— …еще пять имен и точные даты их смерти. Об этом мы расскажем через пять минут. Я Андреа Холл. Не переключайтесь.

— Неужели она и в самом деле на это пойдет? — недоверчиво спросил Симмонс Волка, не снимая руки с трубки телефона.

А когда тот не ответил, каждый из троицы возобновил свои напряженные переговоры.

Пять минут спустя Волк, Симмонс и Бакстер сидели и смотрели, как в новостной студии медленно зажигается свет. Ощущение было такое, будто Андреа все это время молча сидела в темноте. За их спинами, вокруг телевизора, который кто-то притащил из совещательной комнаты, столпились коллеги.

Все их усилия оказались напрасными.

На сообщение Волка, Андреа конечно же, не ответила. Охрана здания воздвигла у входа в студию баррикаду, поэтому попасть внутрь посланный Симмонсом наряд полиции не смог. Сам он наконец дозвонился до главного редактора, имя которого было ему хорошо известно, пожалуй, даже слишком хорошо. Он сообщил этому несносному типу, что тот ставит палки в колеса полицейским, занимающимся расследованием убийства, за что ему грозит тюремный срок. Когда же это не возымело действия, Симмонс попытался воззвать к человеколюбию, сказав, что полиция еще не ставила фигурантов списка в известность о том, что над ними нависла угроза.

— Ну что же, мы проделаем эту работу за вас, — ответил Элайджа, — а вы говорите, что я для вас ничего не делаю.

Он так и не дал поговорить им с Андреа, быстро закруглился и повесил трубку. Все, что оставалось теперь делать полицейским, это смотреть телевизор — вместе с остальным миром. Симмонс налил три новые порции виски. Бакстер, сидевшая на столе, с сомнением понюхала свой стакан, с безразличным видом залпом его выпила, собралась уже было попросить показать ей список — потому как через несколько минут тот все равно станет достоянием гласности, но в этот момент студия возобновила вещание.

Сигнал к началу эфира Андреа пропустила, Волк видел, что она охвачена тревогой, пребывает в нерешительности и терзается сомнениями. Он знал, что под столом, выдержанном в минималистском стиле, бывшая жена отбивает ногами такт — как всегда, когда нервничает. Женщина посмотрела в камеру, будто пытаясь поймать взгляды миллионов невидимых зрителей, и Волк вдруг почувствовал, что она ищет его, словно пытаясь найти выход из тупика, в который сама себя же и загнала.

— Андреа, мы в эфире, — донесся из наушника раздраженный голос, — Андреа!

— Добрый вечер, я Андреа Холл. Добро пожаловать, мы возобновляем нашу передачу…

В течение пяти минут она вкратце рассказывала о том, как развивались события до настоящего времени, без конца показывая страшные фотографии бесчисленным зрителям, которые только-только присоединились к аудитории. Дойдя до прилагавшегося к фотографиям рукописного списка, женщина стала запинаться, а когда стала читать имена тех, кому убийца вынес смертный приговор, у нее затряслись руки:

— Мэр Рэймонд Эдгар Тернбл — суббота, 28 июня

Виджей Рэна — среда, 2 июля

Джерред Эндрю Гэрланд — суббота, 5 июля

Эндрю Артур Форд — среда, 9 июля

Эшли Дэниэль Локлен — суббота, 12 июля

И в понедельник, 14 июля…

Андреа сделала паузу, но не ради театрального эффекта (весь список она прочла без излишнего драматизма, а лишь стараясь как можно быстрее дойти до конца), а чтобы вытереть покатившуюся по щеке черную от туши слезу.

Она прочистила горло, пошелестела лежавшими на столе бумагами, неубедительно намекая, что плавное течение ее речи нарушила опечатка или какой-нибудь недостающий документ. И вдруг закрыла руками лицо, а ее плечи вздрогнули так, будто она наконец поняла, что сделала, и осознание этого всей своей тяжестью обрушилось на нее.

— Андреа? Андреа? — прошептал из-за камеры чей-то голос.

Женщина опять посмотрела в объектив на свою аудиторию, явно побившую все рекорды, и ощутила величие момента. На ее лице и рукавах остались черные следы, в сложившейся ситуации казавшиеся неуместными.

— Я в порядке.

Пауза.

— …и в понедельник, четырнадцатого июля, офицер столичной полиции, возглавляющий расследование по делу Тряпичной куклы… Детектив-сержант Вильям Оливер Лейтон-Коукс.

Глава 8

Понедельник, 30 июня 2014 года

9 часов 35 минут утра

— Плохо.

— Плохо?

— И тоскливо.

— Тоскливо.

Доктор Престон-Холл тяжело вздохнула и положила блокнот на антикварный кофейный столик, стоявший рядом с ее креслом.

— На ваших глазах умирает человек, которого вам поручили охранять, преступник, совершивший это злодеяние, заявляет о своем намерении через две недели вас убить, но мне по этому поводу вы лишь можете сказать, что вам «плохо» и «тоскливо», да?

— Может, я сошел с ума? — предпринял новую попытку Волк, надеясь, что поступает правильно.

Доктора его слова, похоже, заинтересовали. Она вновь взяла в руки блокнот и склонилась ближе к пациенту.

— Злоба присутствует?

Волк на мгновение задумался.

— Нет, по правде говоря, нет.

Доктор бросила блокнот, тот соскользнул с крохотного столика и шлепнулся на пол.

По всей видимости, если кто-то и сошел с ума, то это она.

После восстановления в рядах полиции Волк бывал в этом таунхаусе с оштукатуренным фасадом, выстроенном в георгианском стиле на улице Куин Эннз Гейт, каждый понедельник. Доктор Престон-Холл была штатным психиатром, консультирующим сотрудников лондонской полиции. Ее скромный кабинет, единственной рекламой которому служила латунная табличка у входной двери, располагался в тихом квартале буквально в двух шагах ходьбы от Нью-Скотленд-Ярда.

Доктор была так же элегантна, как и окружающая обстановка. Ей было чуть за пятьдесят, возраст ее ничуть не портил, с убеленными сединой, тщательно причесанными волосами и в неброской одежде от ведущих мировых дизайнеров она выглядела восхитительно. Держалась она строго и властно, обладая характером школьной учительницы, который настолько глубоко въедается в душу еще в юности, если не в детстве, что избавиться от него в зрелом возрасте уже невозможно.

— Скажите, вам по-прежнему снятся сны, где вы оказываетесь в больнице? — спросила она.

— Вы называете это больницей, хотя я предпочитаю другой термин — сумасшедший дом. — Доктор вздохнула.

— Только когда я сплю, — ответил Волк.

— То есть?

— Когда у меня нет возможности с ними бороться. Да и потом, я не стал бы называть их снами, это скорее кошмары.

— А я не желаю называть их кошмарами, — возразила доктор Престон-Холл. — В снах нет ровным счетом ничего страшного. Вы просто проецируете на них свои страхи.

— При всем моем безмерном уважении замечу, что вам легко так говорить, ведь вы не провели в этом аду, весьма специфическом, тринадцать месяцев и один день.

Доктор отказалась обсуждать эту тему дальше, чувствуя, что в противном случае все оставшееся время сеанса Волк, вместо того, чтобы делиться своими личными переживаниями, будет с ней спорить. Она разрезала запечатанный конверт, который детектив принес с собой, и внимательно прочла еженедельный доклад Финли. Судя по выражению ее лица, она, как и Волк, считала это бесполезной тратой времени, чернил и древесины.

— Сержант Шоу, похоже, очень доволен тем, как вы справились со стрессом последних нескольких дней. Он дал вам десять баллов из десяти. Один лишь бог знает, на чем основана его система оценок, но… для вас это неплохо, — бросила она.

В открытое настежь окно Волк невидящим взглядом смотрел на огромные дома, выстроившиеся в ряд на противоположной стороне Куин Эннз Гейт. Каждый из них содержался в идеальном порядке, а то и вовсе был отреставрирован в полном соответствии с оригиналом и теперь блистал во всей своей былой красе. Если бы не отдаленный шум беспорядочного города, готовящегося к очередной безжалостной неделе, детектив вполне мог бы оказаться в плену иллюзии и подумать, что они перенеслись в прошлое. Хотя утро за окном подбиралось к двадцативосьмиградусной отметке, в утопающую в тени комнату врывался легкий бриз.

— Пока будет длиться разбирательство, я предлагаю вам приходить ко мне два раза в неделю, — сказала доктор Престон-Холл, продолжая читать подробный рапорт Финли, который тот нацарапал своим безобразным почерком под диктовку Волка.

Детектив встал, сознательно стараясь не сжимать руки в кулаки на глазах у психиатра.

— Я по достоинству ценю вашу заботу, — не очень искренне ответил он, — но для этого у меня совершенно нет времени — мне нужно ловить убийцу.

— Вот именно! Вы сказали «мне»! В этом и заключается наша с вами проблема. Вы считаете это вашим сугубо личным делом. Вы и раньше себя так вели, правда? За поиск этого типа отвечаете не только вы. У вас есть коллеги, вам помогают, оказывают поддержку…

— Но меня это касается больше других.

— А у меня есть профессиональные обязанности, — возразила она.

У Волка появилось стойкое ощущение, что если он и дальше будет с ней препираться, она станет настаивать на трех днях в неделю.

— Значит, договорились, — подвела итог она, листая ежедневник, — в среду утром вам подойдет?

— В среду я буду делать все от меня зависящее, чтобы предотвратить убийство мужчины по имени Виджей Рэна.

— Может, тогда в четверг?

— Хорошо.

— В девять утра?

— Договорились.

Доктор Престон-Холл подписала какие-то бумаги и мило улыбнулась. Волк встал и направился к двери.

— Да, Вильям…

Волк обернулся и посмотрел на нее.

— …берегите себя.

Симмонс настоял, чтобы в воскресенье, после суровых испытаний субботы, Волк взял выходной. Детектив подозревал, что начальник попросту решил прикрыть собственную задницу и заставить его сходить к психиатру перед тем, как возвращаться к выполнению возложенных на него обязанностей. Волк остановился у «Теско Экспресс» и купил достаточно еды, чтобы отсидеться дома все выходные, справедливо полагая, что у подъезда дома его будет с нетерпением караулить стая журналистов. К счастью, ему удалось избежать встречи с ними, пройдя через полицейский кордон, который оставался на посту и не собирался уходить, пока эксперты не закончат работать.

Этот выходной, совершенно ему не нужный, детектив потратил на то, чтобы разобрать некоторые свои вещи, которые Андреа прислала пару месяцев назад. Они, казалось, занимали чуть ли не полквартиры, и он не без оснований опасался, не запихнула ли она автомобиль в одну из коробок, выстроившихся в ряд вдоль стены.

Семнадцать ее звонков, поступивших в субботу вечером и в воскресенье, он проигнорировал. Зато ответил, когда с ним связалась мать, которая была не на шутку взволнована первые сто двадцать секунд, но потом перешла к более животрепещущему вопросу о повалившемся заборе с соседкой Этель, посвятив ему последующие сорок минут разговора. Волк пообещал в одно из воскресений июля выбраться в Баг и все починить. То, что ему, возможно, не придется этого делать, потому как через две недели его могут убить, служило детективу некоторым утешением.

* * *

Когда Волк переступил порог отдела по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, его встретил грохот работающей дрели. Бригада тщательно проверенных рабочих приступила к ремонту залитой водой допросной комнаты. Шагая по офису, он заметил, что на его появление коллеги реагировали двояко. Многие ободряюще ему улыбались, какой-то парень, с которым он даже не был знаком, предложил принести детективу кофе, а другой (совершенно не причастный к расследованию) доверительно прошептал: «Мы их поймаем». Но были и такие, кто видел в нем живого покойника и старательно избегал, опасаясь, как бы ядовитая рыба, лекарственный препарат или растение, которыми убийца воспользуется, чтобы разделаться с ним, не прихватили на тот свет и их самих.

— Ну наконец-то! — воскликнула Бакстер, когда он подошел к столу, который она делила с Эдмундсом. — Устроил себе приятный во всех отношениях выходной, а мы тут делай за тебя всю работу, да?

Волк шутку проигнорировал. Он лучше других знал, что враждебность была коньком Бакстер, к которому она прибегала в трудных ситуациях: в беде хамила, в состоянии замешательства демонстрировала к окружающим показную неприязнь, а если чувствовала себя сбитой с толку, впадала в агрессию. После памятного субботнего репортажа она затихла, что было для нее отнюдь не характерно, и даже не попыталась выйти с Волком на связь, хотя и была единственным человеком, с которым он не отказался бы поговорить. Женщина вела себя так, будто никогда не слышала об убийственном списке, и он был рад отнестись к ее колкости снисходительно.

— Оказывается, от этого маленького ублюдка, — она махнула рукой на сидевшего рядом Эдмундса, — иногда все же может быть какая-то польза.

Бакстер поделилась с Волком последними новостями. От поисков преступника через амброзию полыннолистную решили отказаться — эксперт выступил с потрясающим известием, что это растение можно вырастить в любой теплице страны. То же самое с цветами: букеты приобретались у торговцев по всему Лондону, а платили за них каждый раз наличными по почте.

По инициативе Эдмундса накануне они съездили в компанию «Комплит Фудс», и теперь в их распоряжении имелся исчерпывающий список сотрудников, дежуривших в ночь накануне отравления Нагиба Халида. Но что более важно, они просмотрели записи камер видеонаблюдения и обнаружили на них неизвестного, который ранним утром входил в здание. Эдмундс гордо протянул Волку флешку с видеофайлом. Вихры у него на голове были растрепаны и отчаянно нуждались в расческе.

— Во всей этой истории есть одна вещь, которая мне совсем не нравится, — произнес он.

— Может хватит, а? — жалобно запротестовала Бакстер.

— Я выяснил, что отравленные блюда были отправлены и другим адресатам. Еще три человека приняли тетродоксин, и двое из них на данный момент уже мертвы.

— А третий? — озабоченно спросил Волк.

— Обречен.

— Нам крупно повезло, что студентка Академии Святой Марии, причисляющая себя к субкультуре готов, была в отъезде, в противном случае у нас был бы еще один труп, — сказала Бакстер.

— Совершенно верно, — продолжал Эдмундс, — тут что-то не так: киллер присылает нам список из шести жертв, но при этом убивает еще троих…

— Двух с половиной, — перебила его Бакстер.

— …совершенно случайных людей и даже не берет на себя ответственность за их смерть. Серийные убийцы так себя не ведут. Здесь что-то другое.

Волк, на которого эти слова, по-видимому, произвели впечатление, повернулся к Бакстер:

— Теперь я понимаю, почему он тебе так нравится.

Эдмундс явно воодушевился.

— Да не нравится он мне.

Улыбка на лице парня тут же померкла.

— Когда она стажировалась, я полгода не разрешал ей садиться со мной за один стол, — сказал Волк Эдмундсу.

— Хватит трепаться! — перебила его Бакстер.

— По поводу ингалятора ничего не выяснили? — спросил Волк.

— Баллон запаяли вручную, никакого лекарства в нем не было, лишь химическое вещество с совершенно непроизносимым названием, — ответила Эмили. — Мы попытались его отследить, но, на нашу беду, его можно состряпать в любой школьной химической лаборатории. Так что не дергайся и дыши глубже… надеюсь, ты простишь мне этот неуместный в данной ситуации каламбур.

— Чтобы подменить ингаляторы, — перебил ее Эдмундс, — киллер должен был находиться где-то рядом. Сделать это он мог утром. Почему тогда не убил мэра сразу? Из этого можно сделать только один вывод: он не столько руководствуется местью, сколько стремится к театральным эффектам.

— Логично, — кивнул Волк.

Он немного поколебался, прежде чем заговорить на запретную тему, которой все они до этого тщательно избегали.

— Как насчет остальных фигурантов списка?

Бакстер напряглась:

— А нам какое дело? Мы работаем над идентификацией уже готовых покойников, те, кому только предстоит таковыми стать, нас не должны волновать. — Она осеклась, осознав, с кем говорит. — Тебя искал Финли.

Волк встал, собираясь уйти, но задержался.

— От Чемберса известий нет? — небрежно бросил он.

Бакстер окинула его подозрительным взглядом.

— А тебе-то что?

Волк пожал плечами:

— Просто интересно, знает ли он о том, что у нас происходит. У меня такое ощущение, что для расследования этого дела нам придется мобилизовать все силы.

Утомившись от множества глаз, глядевших ему в спину, Волк прошел в комнату для совещаний, где чья-то рука аккуратным почерком вывела над его огромным коллажем слова «Тряпичная кукла». Не имея малейшего понятия, как воспроизвести на телевизоре запись камеры видеонаблюдения с маленькой глупой флешки, он раздражался все больше и больше.

— Там сбоку есть гнездо, — сказал вошедший в комнату Финли, который лучше разбирался в технике, хотя и был старше него на целых пятнадцать лет, — хотя нет, внизу… Слушай, дай я сам.

Финли вынул флешку из вентиляционного отверстия на задней стенке телевизора и вставил в разъем. На экране появилось голубого цвета меню, содержащее один-единственный файл.

— В мое отсутствие что-нибудь интересное было? — спросил Волк.

— Мы послали людей взять под опеку Гэрланда, Форда и Локлен. Наша зона ответственности распространяется только на тех, кто живет в Лондоне.

— Если он бросил мне вызов, то вряд ли станет убивать кого-нибудь на другом конце страны.

— Ну да. Другие занимаются полными тезками фигурантов списка, но это уже не наша забота, — сказал Финли. — Про Виджея Рэну ты и без меня знаешь. Он жил в Вулвиче и работал бухгалтером, но пять месяцев назад испарился после того, как налоговый инспектор уличил его в жульничестве с отчетностью. Его собирались привлечь за мошенничество, но руки до этого, похоже, так и не дошли. Как бы там ни было, информацию на него я запросил.

Волк посмотрел на часы:

— До среды осталось тридцать восемь часов. Будем надеяться, что мы доберемся до него первыми, тем более, что это в его же интересах. Как насчет остальных?

— Гэрланд — журналист, так что врагов у него предостаточно. Что касается Эшли Локлен, но нам удалось найти двоих; одна из них работает официанткой, а второй всего девять лет от роду.

— Но полицейских, насколько я понимаю, приставили и к той, и к другой? — спросил Волк.

— Разумеется. Форд, похоже, охранник, по крайней мере был им, пока не уволился якобы по болезни.

— И как они все между собой связаны?

— Пока не знаю. На данный момент нашим первейшим приоритетом было найти их и выставить у их домов охрану.

Волк на мгновение погрузился в размышления.

— О чем задумался, старина?

— Да так… интересно, кому это Виджей Рэна так насолил своей двойной бухгалтерией? К тому же… если его кто-то ищет, то натравить на него нас — ход очень и очень умный.

Финли согласно кивнул:

— И если мы поднимем его с лежбища, в котором он залег, будет только хуже.

— Пожалуй.

Волк рассеянно стал просматривать кипу бумаг, которую ему принес Финли. На верхней странице красовалось фото женщины среднего возраста в вызывающем белье.

— Это еще что такое?

Финли усмехнулся.

— Твои фанатки! Называют себя Волчьей стаей. Ты теперь знаменитость, у тебя толпа свихнутых поклонниц, так и норовящих затащить тебя в постель.

Волк бегло просмотрел первые несколько страниц, недоверчиво качая головой. Финли тем временем отобрал еще три десятка листов, а остальные небрежно швырнул на пол совещательной комнаты.

— Какой милый штришок! — воскликнул он. — На этой красотке настоящая винтажная майка, выпущенная в рамках кампании «Освободите Волка». У меня тоже такая осталась. Только не надо на нее так смотреть, — тихо добавил он.

Волк подумал, что должен был предвидеть это заранее. В прошлом ему всегда становилось мерзко и противно, когда отвратительных, опасных преступников, за которыми он охотился, в первые же дни после вынесения им приговора о пожизненном заключении забрасывали письмами. Таких безголовых «подруг по переписке» можно описать без труда, это ничуть не сложнее, чем определить специфические черты характера при составлении психологического портрета убийцы. Как правило, это одинокие социопатки, зачастую долго подвергавшиеся насилию в семье и руководствующиеся мнимой уверенностью в том, что их никому не сломить и кроме них ни одна живая душа не сможет искоренить несправедливость, жертвой которой стали никем не понятые узники правовой системы.

Детектив знал, что эта странная забава получила распространение в Соединенных Штатах, где различные общественные организации активно призывают сограждан переписываться с тремя тысячами заключенных, ожидающих приведения в исполнение смертного приговора. Но в чем заключается привлекательность такого общения? Получить удовольствие, когда связь с другим человеком оборвется в трагической, киношной манере? Выполнить долг перед ближним своим, считая что такую возможность тебе дают сжатые временные рамки? Или просто стать частью чего-то более значительного и интересного, чем твоя собственная постылая жизнь?

Он был достаточно мудр и осмотрителен, чтобы не выражать свои взгляды открыто, а из страха пойти на поводу у политкорректности и впасть от этого в гнев всегда с негодованием воспринимал любые противоречивые истины и высказывания. Но вот что касается экзальтированных дамочек, то они никоим образом не сталкивались с результатами деяний преступников, с которыми переписывались. Это Волку приходилось смотреть в глаза злобным, порочным хищникам, не знавшим ни жалости, ни угрызений совести. Он нередко задавался вопросом: а сколько таких людей, явно не владеющих информацией, стали бы водить ручкой по бумаге, если бы им пришлось замарать ботинки в крови на месте преступления и обратиться со словами утешения к убитым горем родственникам жертв, повергнутым в траур стараниями «друзей», которым они усердно строчили послания?

— Ух ты, взгляни вот на эту! — воскликнул Финли.

Его слова прозвучали настолько восторженно, что несколько человек в офисе тут же повернули к ним головы.

Он протянул фотографию красивой блондинки лет двадцати, выряженной в маскарадный мундир полицейского. Волк, не в состоянии произнести ни звука, замер, глядя на фотографию, которая смотрелась бы куда уместнее на обложке какого-нибудь журнала для мужчин.

— Выбрось в корзину, — наконец произнес он, полагая, что ему с лихвой хватит и одной страдающей нарциссизмом социопатки.

— Так… юная мисс… из Брайтона… — читал Финли присланное по электронной почте письмо.

— В корзину, я тебе сказал! — заорал Волк. — Как мне посмотреть эту чертову запись?

Финли неохотно выбросил распечатки в корзину, взял пульт дистанционного управления и нажал кнопку.

— Если тебя через две недели убьют, ты будешь жалеть, что заставил меня это сделать, — проворчал он.

Волк пропустил его замечание мимо ушей и сосредоточил все внимание на большом телеэкране. Зернистая, скверного качества запись была сделана камерой, подвешенной высоко над площадкой компании «Комплит Фудс». Широкая двойная дверь была распахнута, чтобы она не закрывалась, ее подперли коробкой. На заднем плане разворачивалась унылая, монотонная картина, живописавшая низкооплачиваемый персонал, который совершал механические движения, грозившие вскоре обернуться нарушением функций конечностей вследствие постоянной физической нагрузки.

Внезапно в дверном проеме выросла фигура. Наверняка мужчина. По оценкам Эдмундса, измерившего высоту двери после просмотра записи, его рост составлял чуть больше шести футов. На нем был грязный фартук и перчатки, а на голове — сетка для волос. Он хоть и пришел с улицы, лицо его, как и у других рабочих, прикрывала маска. Шагал незнакомец уверенно и задержался лишь на мгновение, решая, в какую сторону идти. Потом на две минуты исчез из поля зрения за грудой готовых к отгрузке коробок. После чего вернулся обратно, прошел через ту же дверь и, никем не замеченный, растворился в ночи.

— Ну вот, лишь зря потратили время, — вздохнул Финли.

Волк попросил его отмотать обратно, и они остановились на лучшем кадре киллера, который только могла обеспечить сделанная с чрезвычайно низким разрешением запись. Детективы вгляделись в прикрытое маской лицо. Хотя техники впоследствии и вылижут файл, ничего нового это все равно не даст. Под маской для волос незнакомец, по всей видимости, был лыс или как минимум наголо обрит. Единственной отчетливо различимой деталью был фартук, забрызганный веществом, похожим на запекшуюся кровь.

Добраться до Нагиба Халида было практически невозможно, из чего следовало, что убийство спланировали самым тщательным образом. Поначалу Волк по ошибке предположил, что киллер расправился с ним до того, как занялся жертвами попроще, но теперь вопрос стоял по-другому: кто из пяти других пострадавших был расчленен на первом этапе и, главное, почему?

Глава 9

Понедельник, 30 июня 2014 года

6 часов 15 минут вечера

Эдмундс рассматривал на просвет два крохотных флакончика. На одном красовалась надпись «Розовый перламутр», на втором «Шервуд». Даже после трех минут внимательного, дотошного изучения два эти лака для ногтей казались ему совершенно идентичными.

Он стоял в проходе отдела по продаже косметики, больше похожего на лабиринт и занимавшего почти все пространство первого этажа универмага «Селфриджиз». Разбросанные в хаотичном порядке стеллажи и витрины напоминали собой архипелаг в океане, передовой рубеж защиты, принимающий на себя всю мощь ударной волны покупателей, врывавшихся с Оксфорд-стрит и затем просачивавшихся дальше в магазин. Мимо него то и дело проходили посетители с одинаковыми растерянными лицами людей, потерявших в толпе своих спутников и теперь бесцельно бродивших среди прилавков с карандашами для подведения глаз, губными помадами и гелями-люминайзерами для волос, купить которые у них не было ни малейшего намерения.

— Вам помочь? — спросила безупречно накрашенная блондинка, с ног до головы одетая во все черное, обильный макияж которой не мог скрыть насмешливую ухмылку, появившуюся на ее лице, когда она увидела непокорные вихры и пурпурные ногти молодого детектива.

— Я возьму оба, — радостно сказал он и протянул девушке флаконы, нечаянно испачкав пурпурным перламутром ее руку.

Та угодливо улыбнулась и засеменила на другой конец своей крохотной империи упаковывать для Эдмундса невероятную покупку.

— Я люблю «Шервуд», — произнесла она, — но «Розовый перламутр» просто обожаю.

Эдмундс глянул вниз на два совершенно неразличимых флакона, покоившихся на дне глубокой картонной коробки, которую она ему вручила, и убедился, что положил чек в бумажник, в надежде потребовать возмещения расходов — если этого не сделать, он потратит на блестящий лак для ногтей половину суммы, отложенной на питание.

— Подсказать что-то еще? — спросила девушка, после совершения покупки вновь напуская на себя ледяную холодность.

— Да. Как отсюда выбраться?

Выход Эдмундс потерял из виду еще двадцать пять минут назад.

— Идите к эскалаторам, там прямо перед собой увидите дверь.

Эдмундс поплелся к эскалатору, но лишь оказался в другом отделе, таком же благоухающем и пугающем. Потом кивнул какому-то парню, мимо которого проходил три раза, когда выбирал лак для ногтей, и тщетно предпринял самостоятельную попытку найти выход из магазина.

Этой задержкой на пути домой, неожиданно отнявшей так много времени, он был обязан новым данным, которые появились в расследуемом ими деле. Когда криминалисты закончили работать на месте преступления, Тряпичную куклу ранним воскресным утром сразу же отвезли в экспертный отдел. Поскольку сохранить точную позу и распределение веса различных частей тела во время транспортировки было очень важно, это вылилось в трудоемкий, кропотливый процесс. Бесконечные исследования, тесты и отбор образцов заняли целые сутки, но в понедельник, ближе к одиннадцати часам утра, Бакстер с Эдмундсом все же получили доступ к трупу.

Без сюрреалистичного налета ночной сцены преступления, в безжалостном флюоресцирующем свете криминалистической лаборатории несуразная Тряпичная кукла выглядела еще отвратительнее: небрежно отрезанные куски медленно гниющей плоти в холодной прозекторской. Толстые нити, которыми они были сшиты, в напряженной атмосфере плохо освещенной квартиры казались непостижимыми и загадочными, но теперь выглядели лишь банальным уродством.

— Как продвигается расследование? — спросил Джо, эксперт-медик, напоминавший Эдмундсу буддийского монаха своей лысой головой и всепогодным халатом.

— Превосходно, еще чуть-чуть — и дело можно будет отправлять в архив! — с сарказмом в голосе ответила Бакстер.

— Но это же здорово! — ухмыльнулся врач, давно привыкший к язвительным манерам Бакстер и даже где-то им потакавший. — Может, вам вот эта штуковина поможет?

С этими словами он положил в новый пакетик для вещественных доказательств массивное кольцо.

— Нам уже ничего не поможет! — сказала женщина.

В ответ на ее слова Джо рассмеялся.

— Я снял его с левой руки трупа. Ее отрезали у мужчины. На кольце частично сохранился отпечаток пальца, но принадлежит он не жертве.

— А кому же тогда? — спросила Бакстер.

— Понятия не имею. Вполне возможно, мы что-нибудь найдем. А может и нет.

Энтузиазм Бакстер тут же сошел на нет.

— А направление поиска вы нам подсказать не можете? — спросил эксперт.

— У него… — начала Бакстер и приподняла бровь. — Или у нее… наверняка были пальцы.

Бровь опустилась. Эдмундс невольно фыркнул, а когда женщина в упор на него посмотрела, сделал вид, что закашлялся.

— Ладно, не переживайте, этим наши находки не исчерпываются, — сказал Джо.

Он показал на ногу чернокожего мужчины с красовавшимся на ней большим послеоперационным шрамом. Потом поднес к свету рентгеновский снимок. На фоне тусклых костей скелета ярким белым цветом выделялись две металлические пластины.

— Вот к этим пластинам винтами прикреплены большая берцовая кость, малоберцовая кость и бедренная кость, — объяснил Джо. — Знатная была операция. Врачи наверняка колебались между вживлением пластин и ампутацией. Тот, кто проводил это хирургическое вмешательство, запомнит его надолго.

— А для операций подобного рода не существует регистрационных номеров?

— Я, конечно же, посмотрю, но все будет зависеть от того, как давно она была проведена. На мой взгляд, шрам довольно старый.

Пока Бакстер с Джо рассматривали рентгеновский снимок, Эдмундс встал на колени и принялся более внимательно изучать правую женскую руку, пугающе тыкавшую в их собственное отражение в стеклянном окне. Каждый ноготь, аккуратно покрытый лаком, сверкал темным пурпурным перламутром.

— Смотрите, а указательный накрашен не так, как остальные! — вдруг выпалил он.

— Уже и сам заметил? — радостно воскликнул Джо. — Я как раз собирался обратить на это ваше внимание. В темноте квартиры мы не заметили, но здесь отчетливо видно, что ноготь на нем покрыт другим лаком.

— И что это нам дает? — спросила Бакстер.

Джо схватил с железного стола ультрафиолетовую лампу, включил ее и провел ею вдоль руки, которую когда-то вполне можно было назвать изящной. В пурпурном свете появились синяки и тут же стали исчезать по мере того, как источник света двигался дальше. Больше всего их было в районе запястья.

— Она дралась, — произнес эксперт. — А теперь взгляните на ногти, на них ни единого скола. Лак наносили уже потом.

— После драки или после смерти? — уточнила Бакстер.

— Я бы сказал, что после смерти. Поскольку признаков воспалительных процессов не наблюдается, она, скорее всего, умерла вскоре после того, как получила эти кровоподтеки.

— …убийца, похоже, хотел нам этим что-то сказать.

Из-за ремонтных работ небольшой, но чрезвычайно важный участок Северной линии метро был закрыт. Поскольку перспектива тащиться в переполненном автобусе особого энтузиазма у Волка не вызвала, он сел в поезд линии Пикадилли, доехал до станции «Каледониан-роуд», дальше пошел пешком и через двадцать пять минут уже был в Кентиш-таун. После того как он миновал парк и потерял из виду красивую и статную башню с часами, бронзовые детали которых отливали благородным зеленым налетом коррозии, окрестный пейзаж потерял всю свою привлекательность, но температура при этом опустилась до приемлемого уровня и в свете заходящего солнца эта часть города приобрела умиротворяющий вид.

Весь день ушел на тщетные поиски Виджея Рэны. Волк и Финли прокатились в Вулвич и нашли его родовое гнездо — в нежилом состоянии, что было вполне предсказуемо. Жалкий сад перед домом производил гораздо большее впечатление, чем ему полагалось, ведущая к двери дорожка заросла высокой травой и сорняками, которые, воспользовавшись представившейся возможностью, решили заполонить собой все вокруг. Через небольшую, отделанную светлым металлом щель в двери виднелась гора нераспечатанных почтовых отправлений и рекламных буклетов.

Справку, предоставленную Департаментом по борьбе с финансовыми преступлениями, можно было и не читать: измученный преследованиями со стороны контролирующих органов совладелец бухгалтерской фирмы, в которой трудился Рэна, открыто заявил, что прикончил бы его собственными руками, если бы узнал, где тот прячется. Единственной находкой, обещавшей хоть какие-то результаты, было то, что первые сведения о Виджее Рэне датировались девяносто первым годом, информация о более раннем периоде напрочь отсутствовала. По тем или иным причинам этот человек сменил имя и фамилию. Детективы надеялись на Королевский суд Лондона или Национальный архив — если там удастся узнать его прежнее имя, многочисленные грехи, совершенные Рэной в прошлом, подскажут им, где он может скрываться.

У подъезда своего дома Волк увидел темно-синий «Бентли» с именным номерным знаком, в нарушение всех правил припаркованный прямо перед входом. Огибая капот машины, он увидел за рулем седовласого мужчину. Когда детектив подошел к входной двери и уже стал искать ключи от квартиры, в кармане зазвонил телефон. На экране высветилось имя Андреа. Он быстро сунул телефон обратно в карман, но в этот момент массивный элитный автомобиль за его спиной коротко бибикнул.

— Ты не отвечаешь на мои звонки, — сказала Андреа.

Волк со вздохом повернулся к бывшей жене. Она вновь выглядела безупречно — по всей видимости, провела большую часть дня перед телекамерой. Он заметил у нее на шее ожерелье, подаренное им в первую годовщину их свадьбы, но решил по этому поводу ничего не говорить.

— В субботу я весь вечер просидела дома, — продолжала она.

— Когда человек нарушает закон, обычно так и бывает.

— Перестань, Билл. Ты не хуже меня знаешь, что об этом все равно сообщили бы — не я, так кто-то другой.

— Ты уверена?

— Да, уверена, черт бы тебя побрал. Неужели ты думаешь, что если бы я не вышла с этим материалом в эфир, убийца отказался бы от своих планов: «Ах, она не стала обнародовать мое послание, какая жалость. Может, мне выбросить из головы всех этих людишек, порезанных на куски, а заодно и список смертников?» Конечно же нет. Он бы связался с другим новостным каналом, а для меня, не исключено, нашел бы время в своем плотном графике.

— Ты решила таким образом передо мной извиниться?

— Мне не за что извиняться. Я лишь хочу, чтобы ты меня простил.

— Но чтобы тебя простили, сначала нужно попросить прощения. Обычно происходит так!

— Кто тебе это сказал?

— Не знаю… может, правила этикета?

— А… тогда другое дело.

— Послушай, я не собираюсь обсуждать с тобой это дело, — сказал Волк, удивляясь, как легко они, даже сейчас, скатываются на привычные рельсы.

Он перевел взгляд с Андреа на машину, лениво дожидавшуюся у бордюра.

— Когда твой папочка купил «Бентли»?

— Да пошел ты! — неожиданно для него рявкнула она.

До Волка хоть и медленно, но все же дошло, почему его слова ее оскорбили.

— Боже праведный! Так это он, да? Твой новый дружок? — спросил он, широко открыв глаза и пытаясь разглядеть человека за тонированным стеклом.

— Да, это Джеффри.

— Значит, Джеффри? Да, он, похоже… богат. Сколько ему? Шестьдесят?

— Перестань на него пялиться.

— Я смотрю куда хочу.

— Ты как ребенок.

— Знаешь, не дави на него слишком сильно — не дай бог что-нибудь сломаешь.

Уголки губ Андреа, помимо ее воли, приподнялись в улыбке.

— Нет, я серьезно, — спокойно добавил Волк, — это ради него ты меня бросила?

— Нет, я ушла из-за тебя.

— Вот оно что…

Наступило неловкое молчание.

— Я хотела пригласить тебя на ужин. Мы торчим здесь уже почти час и здорово проголодались.

— Я бы с удовольствием, но мне надо бежать, — вздохнул Волк вроде бы огорченно, но без особой убежденности в голосе.

— Ты же только-только вернулся домой.

— Послушай, мне нравится, что ты обо мне заботишься, но сегодня вечером я пас. Надеюсь, ты не в претензии. У меня куча работы, на поиски Рэны мне остался только один день и…

Детектив увидел, что Андреа заинтересованно распахнула глаза, и понял, что проболтался.

— Вы до него так и не добрались? — удивленно протянула она.

— Анди, я страшно устал и сам не ведаю, что говорю. Мне лучше уйти.

Коукс оставил ее стоять у входа, а сам вошел в дом. Андреа села на пассажирское сиденье «Бентли» и захлопнула дверцу.

— Зря потратили время, — со знанием дела заявил Джеффри.

— А вот и нет, — отозвалась Андреа.

— Раз ты говоришь… Ну что, едем ужинать в «Гринхаус»?

— Этот вечер тебе придется провести без меня.

— Значит, в редакцию? — тяжело вздохнул Джеффри.

— Да… пожалуйста.

Волк открыл дверь своей убогой квартирки и включил телевизор, чтобы заглушить звуки ночной перебранки, устроенной жившей наверху парочкой, которой совместная жизнь была совершенно противопоказана. Шла программа, посвященная вопросам недвижимости. Ведущий общался с новобрачными, которые осматривали стоявший на краю парка дом с четырьмя спальнями. Окрестности по сравнению с Лондоном выглядели куда приятнее. Слушать, как молодожены обсуждают смехотворную цену, за которую в столице нельзя купить даже сарай типа того, в котором он сейчас жил, было, с одной стороны, смешно, с другой — до отвращения скучно.

Билл подошел к кухонному окну, посмотрел на черный провал окна квартиры, в которой произошло преступление, и надолго замер, будто ожидая увидеть, как там, карауля его, все еще висит Тряпичная кукла. Программа о недвижимости подошла к концу (новобрачные решили, что за свои деньги могут купить и что-нибудь получше), и ведущий прогноза погоды бодро сообщил, что жара в предстоящую ночь сойдет на нет, устроив на прощание настоящий спектакль с грозами и проливным дождем.

Детектив выключил телевизор, опустил ставни и устроился в спальне на матрасе с книгой, которую ему никак не удавалось одолеть вот уже четыре месяца. Затем прочел полторы страницы и провалился в беспокойный сон.

Разбудил Волка телефон, зажужжавший на кипе сложенной вечером одежды. Левая рука тут же отозвалась жгучей болью, он посмотрел на нее и увидел, что за ночь наложенная на рану повязка промокла. В тусклом утреннем свете комната выглядела странно и казалась скорее серой, а не выкрашенной в знакомый оранжевый цвет, к которому он так привык за последние две недели. Детектив потянулся и схватил вибрировавший телефон.

— Босс?

— Тебе все неймется? — сердито взялся распекать его Симмонс.

— В каком смысле? В чем дело?

— Твоя жена…

— Бывшая жена.

— …все утро показывает в новостях физиономию Виджея Рэны. Заявила во всеуслышание, что мы не в состоянии его отыскать. Хочешь, чтобы меня с позором выгнали с работы?

— Я не нарочно.

— Займись этим.

— Хорошо.

Волк поковылял в гостиную, проглотил две таблетки обезболивающего, чтобы не беспокоила рука, и вновь включил телевизор. На экране возникла Андреа, выглядела она, как всегда, безупречно, но была в том же наряде, в котором он встретил ее накануне вечером. С присущим ей налетом трагизма в голосе женщина читала обращение официального представителя полиции, явно состряпанное в редакции, который якобы просил друзей и членов семьи Рэны откликнуться ради его же собственного блага.

В верхнем правом углу экрана таймер отсчитывал часы и минуты, оставшиеся до утра среды. Они с Финли пребывали в растерянности и понятия не имели, с чего начинать поиски Рэны. До того, как убийца заявит свои права на следующую жертву, у них оставалось девятнадцать часов и двадцать три минуты.

Глава 10

Вторник, 1 июля 2014 года

8 часов 28 минут утра

Лондон вернулся к своей привычной серости, нескончаемые бетонные пространства улиц утопали в мрачной тени домов, подпиравших собой унылое, затянутое облаками небо.

Шагая от станции метро до расположенного в нескольких минутах ходьбы Нью-Скотленд-Ярда, Волк набрал номер Андреа. На его удивление, она сняла трубку почти сразу. Реакция бывшего супруга привела ее в замешательство: она стала упорно твердить, что хотела лишь возместить ущерб, который невольно нанесла своими действиями, а заодно и помочь полиции. Доказывала, что если Рэну по всей стране будут искать миллионы пар глаз, это только пойдет на пользу, и Волк даже не нашел что противопоставить подобному образчику эгоистичной, своекорыстной логики. В то же время он вырвал у нее клятву в дальнейшем сначала обсуждать все важные подробности с ним и только потом сообщать их в прямом эфире остальным британцам.

Когда Волк вошел в офис, Финли уже трудился в поте лица и разговаривал по телефону с Королевским судом Лондона, напирая на то, что запрос, на который он до сих пор не получил ответа, представляет собой вопрос жизни и смерти. Волк сел за стол напротив него и бегло просмотрел кучу бумаг, оставшихся после полицейских ночной смены, которые хоть и приложили массу усилий, но похвастаться чем-то выдающимся не могли. Даже отдаленно не представляя, как приступить к поискам Рэны, он решил продолжить начатый коллегами трудоемкий процесс систематического просмотра банковских выписок, данных о движении средств на банковских картах и детализаций телефонных звонков.

В девять часов двадцать три минуты утра у Финли зазвонил телефон. Он зевнул, нажал кнопку соединения и сказал: «Шоу».

— Доброе утро, это Вильям Уайтакр из Национального архива. Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать…

Финли махнул Волку рукой, чтобы привлечь его внимание.

— Ну что? Вы узнали, как его звали раньше?

— Да. Как мы и договаривались, я сейчас отправлю вам по факсу копию его удостоверения личности. Но… с учетом того, что нам удалось обнаружить, я решил сначала поговорить с вами лично.

— Что же вы нашли?

— Э-э-э… При рождении Виджея Рэну назвали Виджеем Халидом.

— Халидом?

— Мы провели проверку и выяснили, что у него был младший брат, Нагиб Халид.

— Шиацу.

— Простите, что вы сказали?

— Ничего. Спасибо вам, — ответил Финли и дал отбой.

Через каких-то пару минут Симмонс дал в подмогу Волку и Финли, решившим покопаться в туманном прошлом Рэны, еще трех полицейских. Они заперлись в совещательной комнате, подальше от шума и суеты отдела, и принялись за работу. Чтобы найти его, у них в запасе было четырнадцать с половиной часов. Время еще оставалось.

После ночи, проведенной на немыслимо неудобном диване, у Эдмундса убийственно ломило затылок. Накануне он вернулся домой, в таунхаус, когда-то муниципальный, но впоследствии проданный властями нанимателям, в восемь часов десять минут вечера. Мать Тиа стирала на кухне. О том, что они сегодня договорились вместе поужинать, он совершенно забыл. Женщина встретила его привычно тепло, привстала на цыпочки, но все равно дотянулась лишь до груди, и обняла покрытыми мыльной пеной руками. Тиа же, со своей стороны, прощать его не собиралась. Чувствуя, что атмосфера в доме накаляется, мать девушки извинилась и ушла, как только ей позволили рамки вежливости.

— О сегодняшнем ужине мы договаривались еще две недели назад, — сказала Тиа.

— Я задержался на работе. Прости.

— Тебе нужно было купить десерт, не забыл? Мне пришлось на скорую руку испечь бисквитный торт с вином.

Опоздание вдруг показалось Эдмундсу уже не таким досадным.

— Только не это! — с напускным огорчением воскликнул он как можно убедительнее. — Надо было и мне оставить кусочек.

— Я оставила.

Черт возьми.

— Неужели мы теперь обречены вести такую жизнь? Ты все время будешь опаздывать к ужину, а потом заявляться домой с накрашенными ногтями?

Эдмундс смущенно провел пальцем по пурпурному перламутру лака.

— Сейчас только половина девятого, Ти. Так что про «все время» ты зря.

— Значит, дальше будет еще хуже, да?

— Может быть, — вскинулся он. — Это работа.

— Вот почему я никогда не хотела, чтобы ты уходил из отдела по борьбе с финансовыми преступлениями! — повысила голос Тиа.

— А я взял и ушел!

— Нельзя быть таким эгоистом! Ты же скоро станешь отцом!

— Эгоистом? — недоверчиво переспросил Эдмундс. — Я хожу на работу и зарабатываю деньги, чтобы мы не подохли с голоду! Иначе на какие шиши мы живем? На твою зарплату парикмахерши?

Он тут же пожалел о столь резких словах, но что-либо исправить уже было нельзя. Тиа стремительно взлетела на второй этаж и захлопнула за собой дверь. Он собирался извиниться утром, но ушел на работу, когда девушка еще не проснулась, мысленно взяв на заметку купить по дороге домой букет цветов.

Первым делом Эдмундс встретился с Бакстер, надеясь, что напарница не заметит ни вчерашней рубашки (остальные, свежевыглаженные, висели за запертой дверью спальни), ни того, что он не в состоянии повернуть вправо голову. Она села обзванивать хирургов-ортопедов и физиотерапевтов, пытаясь разузнать о собранной из костей и железных пластин ноге, а ему поручила навести справки о непритязательном серебряном кольце.

Молодой детектив поискал в телефоне адреса ближайших ювелиров, пользующихся хорошей репутацией, и пешком направился к вокзалу Виктория. Манерный продавец в магазине был в восторге оказать ему помощь, явно наслаждаясь своей причастностью ко всей этой драме. Он проводил Эдмундса в подсобку, где иллюзия элегантности и покоя, навеянная фасадом дома, рассеялась, уступив место массивным сейфам, грязным инструментам, полировальному оборудованию и мониторам, которые передавали изображение с дюжины скрытых камер видеонаблюдения, следивших за всеми, кто трудился за бронированным стеклом кабинок.

Бледный, неряшливый тип, прячущийся, будто прокаженный, от клиентуры, которая принадлежала к сливкам общества и в силу этого так легко всего пугалась, взял кольцо, сел за свой рабочий стол, вооружился лупой и вгляделся в надпись на его внутренней стороне.

— Платина высшей пробы, клеймо пробирной палаты Эдинбурга. Сделано в две тысячи третьем году мастером с инициалами «Т.С.И.». Обратитесь к ним, они скажут, чей это автограф.

— Ух ты! Спасибо. Вы даже не представляете, как мне помогли! — сказал Эдмундс, делая пометки и удивляясь, что собеседник смог извлечь из нескольких символов так много информации. — Можете сказать, хотя бы приблизительно, сколько такое кольцо может стоить?

Человек положил массивное ювелирное украшение на чашу весов и вытащил из нижнего ящика стола потрепанный каталог.

— Это не дизайнерская работа, что несколько снижает цену, но у нас подобные изделия продаются примерно за три штуки.

— Три тысячи фунтов стерлингов? — удивился Эдмундс, тут же вспомнив о ссоре с Тиа накануне вечером. — Теперь мы, по крайней мере, можем составить представление о социальной принадлежности жертвы.

— Вообще-то оно несет в себе чуть больше информации, — доверительно промолвил ювелир. — Пожалуй, это самое унылое кольцо, которое я когда-либо видел. Напрочь лишено каких бы то ни было художественных достоинств. Носить такое украшение — примерно то же самое, что расхаживать с зажатой в руке кипой пятидесятифунтовых банкнот. Амбициозный материализм и показуха, за которыми ровным счетом ничего не стоит.

— Переходите работать к нам, — пошутил Эдмундс.

— Ну уж нет, — ответил ему ювелир, — у вас денег не хватит мне платить.

К обеду Бакстер обзвонила более четырех десятков больниц. Усердно рассылая по электронным адресам рентгеновский снимок и фотографию, она в конечном итоге нашла хирурга, который уверенно признал, что когда-то провел это хирургическое вмешательство. Но, к ее разочарованию, буквально пять минут спустя перезвонил и сказал, что никогда не оставил бы столь безобразного шрама и больше ничем ей помочь не может. Без точной даты и регистрационного номера операции информация была слишком расплывчатой и туманной.

Время от времени Эмили заходила в совещательную комнату и поглядывала на Волка. Он тоже висел на телефоне и вместе с другими полицейскими работал не покладая рук, чтобы найти Рэну. Бакстер до конца так и не осознала, что его имя тоже фигурирует в списке жертв убийцы — может потому, что не знала, какой реакции с ее стороны он ожидает. И сейчас, больше, чем когда-либо, совершенно не понимала, кем они друг другу приходятся.

Ее немало удивило, как он взялся за работу. Мужчина послабее на его месте развалился бы на запчасти, спрятался и требовал бы, чтобы окружающие прониклись к нему состраданием, без конца обращаясь к ним за словами утешения. Но только не Волк. Наоборот, он лишь стал сильнее, решительнее и вновь превратился в человека, которого она знала раньше, когда они вместе расследовали совершенные Крематором убийства, — энергичным, неутомимым, не жалеющим себя. Одним словом, бомбой с часовым механизмом. Никто другой пока не заметил в нем этой неуловимой перемены. Ну ничего, еще успеют.

В отношении кольца Эдмундс добился впечатляющих успехов. Он уже связался с пробирной палатой Эдинбурга, где ему сообщили, что клеймо принадлежит одному независимому ювелиру из Олд-Тауна. Молодой детектив послал им фотографию украшения, сопроводив ее приблизительными размерами, и в ожидании обратного звонка занялся сравнением двух лаков для ногтей. Перед этим он по дороге забежал в аптеки «Супердраг» и «Бутс», стал гордым обладателем еще шести ярких флаконов, но ни один из них так и не совпал по цвету с тем, который они искали.

— Дерьмово выглядишь, — сообщила ему Бакстер, положив трубку после сорок третьей больницы.

— Спал плохо, — ответил Эдмундс.

— В этой рубашке ты щеголял вчера.

— В самом деле?

— За три месяца ты еще ни разу не надевал одну и ту же сорочку два раза подряд.

— Не думал, что вы ведете учет.

— Стало быть, вы поссорились, — со знанием дела заявила Бакстер, которую нежелание Эдмундса рассказывать о своих неурядицах немало развеселило. — И ночь ты провел на диване, да? Ну… с кем не бывает.

— Если вы не возражаете, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— Из-за чего она вспылила? Ей не понравилось, что твой напарник — женщина?

Бакстер крутанулась на стуле и искусно махнула в его сторону ресницами.

— Нет.

— Спросила, как прошел день, и ты вдруг понял, что кроме расчлененных трупов и сожженного мэра тебе ей нечего рассказать?

— Да нет, ей не понравился лак для ногтей, — показал он ей свои накрашенные накануне, отливавшие перламутром ногти.

Желая доказать, что ей его не достать, он попытался обратить все в шутку.

— Значит, не явился на ужин. Что это было? День рождения? Какая-нибудь годовщина?

Когда Эдмундс ничего не ответил, женщина поняла, что попала в точку, и внимательно на него посмотрела, терпеливо дожидаясь ответа.

— Мы пригласили в гости ее мать, — пробормотал Эдмундс.

Бакстер расхохоталась.

— Ты не явился на ужин с будущей тещей? Господи, пусть твоя девушка расслабится и возьмет себя в руки. Так ей и скажи. Мы ведь здесь не штаны протираем, а серийного убийцу ловим. — Она наклонилась ближе к нему и с видом заговорщика прошептала: — Знаешь, у меня был случай — я не попала на похороны мамочки парня, с которым встречалась, потому что в тот день гонялась по Темзе за катером!

Женщина засмеялась, вслед за ней улыбнулся и Эдмундс. Он испытывал чувство вины за то, что не заступился за свою девушку и не объяснил, что она просто пытается приспособиться к условиям его новой работы, но при этом был рад, что достиг взаимопонимания с напарницей.

— После этого он пропал и я его больше никогда не видела, — продолжала Бакстер.

Смех женщины медленно угасал, и Эдмундсу вдруг стало ясно, что за маской ее беззаботности все больше и больше проглядывает неподдельная грусть — слабый проблеск, будто Эмили задумалась, как все могло бы быть, поступи она тогда иначе.

— Закончится все тем, что в день, когда твой ребенок появится на свет, тебя вызовут на место преступления и не позволят присутствовать при его рождении.

— Такого уж точно не случится, — стал защищаться Эдмундс.

Бакстер пожала плечами и откинулась в кресле. Затем сняла трубку телефона и набрала следующий в списке номер.

— Брак. Детектив. Развод. В этой конторе тебе это любой скажет. Брак. Детектив. Развод… Здравствуйте, это детектив-сержант Бакстер, у меня к вам…

Из своего кабинета вышел Симмонс. Увидев груду фотографий вскрытия, которые Эмили разложила на пустом столе Чемберса, он задержался, чтобы внимательнее их рассмотреть, и спросил ее:

— Когда Чемберс возвращается?

— Понятия не имею, — ответила детектив, пытаясь дозвониться в очередное отделение физиотерапии.

— Я был уверен, что он выйдет сегодня.

Бакстер пожала плечами, давая понять, что ей наплевать и она больше не желает об этом ничего слышать.

— Бен меня надул, сказал, что уезжает на недельку полюбоваться вулканом, проснувшимся несколько лет назад, умотал на свои Карибы и там застрял. Слушай-ка, позвони ему от моего имени.

— Сам звони! — резко бросила она, раздражаясь от льющихся в ухо переливов Билла Янга.

— Мне нужно поговорить с коммандером. Делай что велено!

Не кладя трубку и по-прежнему ожидая соединения, Бакстер вытащила другой рукой мобильный, набрала домашний номер Чемберса, который знала наизусть, и тут же попала на автоответчик:

— Чемберс! Это Бакстер. Куда ты пропал, ленивый ублюдок? Дерьмо! Надеюсь, дети меня не услышат. Арли и Лори, если решите прослушать сообщения, на словах «ублюдок» и «дерьмо» заткните уши.

В больнице наконец сняли трубку, застав Бакстер врасплох.

— Чтоб тебя! — проорала она в мобильник и ни с того ни с сего положила трубку стационарного телефона.

С каждым часом, с каждой минутой, которую отсчитывали стрелки, Волк чувствовал себя все беспомощнее. В половине третьего позвонил полицейский, которого он послал к двоюродному брату Рэны, но эта зацепка, как и все остальные, оказалась пустышкой. Волк был уверен, что Рэна с семьей скрывается у друзей или знакомых. Брат Нагиба Халида исчез больше пяти месяцев назад, у него на руках было двое детей, школьников, которых нужно было спрятать, потому что в будние дни они бросались бы в глаза. Детектив потер утомленные глаза и посмотрел на Симмонса, который расхаживал по своему крохотному кабинету, без конца с кем-то разговаривал по телефону и время от времени просматривал новостные каналы, чтобы оценить нанесенный расследованию ущерб.

Когда без происшествий прошло еще полчаса, Финли вдруг закричал:

— Нашел!

Волк и другие сотрудники побросали свои дела и уставились на него в ожидании продолжения.

— Когда мать Рэны умерла в 1997 году, ее дом достался двум сыновьям, но так и не был продан. Через несколько лет его переписали на новорожденную дочь Рэны, наверняка чтобы уйти от налогов.

— Где он находится? — спросил Волк.

— Леди-Маргарет-роуд.

— Думаю, это то что нужно, — сказал Оливер.

Они сыграли в «камень-ножницы-бумага», жребий выпал Волку, который тут же направился в кабинет Симмонса и оторвал его от телефона. Когда старший инспектор присоединился к ним в совещательной комнате, Финли рассказал ему о своем открытии. Решили, что брать Рэну пойдут Волк и Финли, если действовать осторожно и не шуметь, он останется в живых. К тому же, подобная тактика, в полном соответствии с их замыслом, позволит средствам массовой информации порвать полицию на части: пока журналисты будут всячески обмусоливать факт, что она так и не сумела найти второго фигуранта убийственного списка, в четверг утром его предъявят всем живым и здоровым.

Симмонс предложил задействовать свои связи в Королевской службе по защите свидетелей — там работали первоклассные телохранители, куда более подготовленные в таком деле, как тайная переправка людей — чтобы она тоже взяла на себя ответственность за Рэну, пока не минует нависшая над ним угроза. Он уже снял телефонную трубку, но в этот момент в дверь совещательной комнаты тихо постучали.

— Потом! — заорал он на молодого полицейского, который переступил порог и тихо закрыл за собой дверь. — Потом, я сказал!

— Прошу прощения, сэр, но вынужден вас перебить. Вас требуют к телефону, полагаю, вы должны ответить.

— Почему это? — надменно спросил Симмонс.

— Потому что Виджей Рэна только что пришел в полицейский участок в Саутхолле и сдался.

— О господи!

Глава 11

Вторник, 1 июля 2014 года

4 часа 20 минут дня

Финли задремал за рулем на крайней правой, самой скоростной полосе автострады. Но это было отнюдь не смертельно, потому как они вот уже больше сорока минут стояли в пробке. По крыше машины, заглушая его храп, барабанил дождь, и казалось, что по тонкому металлу стучат не капли воды, а камешки. Дворники давно перестали справляться с потопом, что, вероятно, и было причиной затора на дороге. Чтобы не привлекать к себе внимания, детективы взяли неприметный автомобиль, на котором проехали перед самым носом у журналистов, когда те попрятались от неожиданно разразившейся грозы. Из крайней правой, четвертой полосы движения, им не удалось бы выбраться, даже включив сирену, машины окружали их со всех сторон сплошным потоком и обочина, располагавшаяся в каких-то десяти метрах в стороне, к их досаде, была недосягаема.

Перед этим Волк позвонил старшему инспектору Уокеру из полицейского участка Саутхолла, который поразил его своим умом и компетентностью. Как только Рэна явился к ним, тот запер его в камере и выставил у двери часового. По его заверениям, о том, что фигурант списка в участке, знали только четыре человека, включая его самого. Приставленный к беглецу офицер по его приказу поклялся сохранить все в тайне даже от коллег, несущих патрульную службу на улице. По просьбе Волка Уокер запретил пускать в здание посторонних, сославшись на мнимую утечку газа, а своим сотрудникам велел в обеденный перерыв отправляться в соседние участки. Несмотря на опоздание, Волк был рад, что Рэна в надежных руках.

Наконец вереница автомобилей, будто приросших друг к другу, медленно тронулась с места, от чего водителям на соседней полосе, все еще стоявшей, стало чуточку веселее. В Саутхолл Волк и Финли приехали на час позже запланированного, а когда вышли из машины, в хмуром небе прогрохотали первые раскаты грома. Уличные фонари уже включили и теперь их свет отражался в суетливо мелькавших зонтах и потоках воды, которые бурлили в ливневых стоках и обгоняли машины, ползущие по автостраде с черепашьей скоростью.

Чтобы добежать от стоянки до черного хода в участок, Волку и Финли потребовалось лишь десять секунд, но за это время они промокли до нитки. Старший инспектор впустил их внутрь и тут же снова запер дверь. Он был примерно того же возраста, что и Финли, и гордо щеголял в знакомой до боли форме. Линия значительно поредевших волос на голове его не то что не портила, но даже красила — до такой степени, что казалось, будто он облысел преднамеренно. Гостей он встретил тепло, проводил их в комнату для отдыха и предложил чаю или кофе.

— Итак, господа, план касательно господина Рэны у вас есть? — спросил Уокер.

Этот вопрос он адресовал Финли, вероятно, из вежливости, как старшему по возрасту, потому как хорошо знал, что отвечает за операцию Волк.

— Мы обратились в Службу защиты свидетелей, — ответил Финли, вытирая мокрым рукавом лицо, — они что-нибудь придумают и вступят в игру, когда смогут гарантировать его полную безопасность.

— Тогда я оставляю его в надежных руках, — прокомментировал его слова Уокер. — Прошу вас, располагайтесь, будьте как дома.

— Я хотел бы с ним поговорить, — сказал Волк, когда коллега направился к двери.

Тот ответил не сразу, по-видимому, подыскивая слова, которые бы не прозвучали оскорбительно.

— Детектив-сержант Коукс, вы у нас что-то вроде знаменитости, — начал он. Волк вопросительно посмотрел на коллегу, не понимая, к чему он клонит. — Никоим образом не желая выказать к вам неуважение, должен заметить, что к этой истории вы были причастны с самого начала, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— То, что господин Рэна, сегодня утром топчась у дежурного, пребывал в подавленном состоянии духа. Хотел, чтобы в это дело не впутывали его жену и детей, что, с учетом обстоятельств, вполне объяснимо. Затем и вовсе раскис и стал стенать по поводу покойного брата.

— Все ясно, — сказал Волк, до которого, наконец, дошло, почему Уокер ведет себя так сдержанно. Детектива это раздосадовало, хотя он и понимал, что старший инспектор лишь делает свою работу. — Раньше я не только никогда не встречался с Виджеем Рэной, но даже не слышал о нем. Моя единственная цель состоит в том, чтобы сохранить ему жизнь. На мой взгляд, если кто-то из нас двоих во время этого разговора и будет нуждаться в защите, то это, скорее, я.

— В таком случае вы не станете возражать, если я тоже поприсутствую на вашей встрече, — ответил на это Уокер.

— Так я буду чувствовать себя в полной безопасности, — беспечно бросил Волк.

Уокер проводил его в заднюю часть здания, где располагались камеры предварительного заключения. Там в напряженном ожидании томились еще трое полицейских, осведомленных о положении дел. Старший инспектор представил каждому из них Волка и Финли, после чего попросил офицера, стоявшего на часах у двери, ее отпереть.

— Мы посадили его в самую дальнюю камеру, подальше от других постояльцев, — сообщил им Уокер.

Дверь тяжело распахнулась, явив взорам замызганный туалет, голубой матрас и подушку, лежавшие на деревянных нарах и составлявшие собой все убранство узилища. Рэна сидел, обхватив руками голову, промокшую куртку с капюшоном он с себя так и не снял. Когда за ними громко щелкнул замок, Уокер медленно подошел к задержанному.

— Господин Рэна, эти двое полицейских позаботятся о…

Рэна поднял взгляд, его глаза остановились на Волке и тут же налились кровью. Он спрыгнул с нар и бросился вперед. В этот момент Уокер и Финли схватили его за руки и оттащили назад.

— Скотина! Скотина!

Двум опытным полицейским не составило труда утихомирить Рэну, человека невысокого и довольно тучного. На его багровом лице неровными ошметками торчала трехдневная щетина. Крик, казалось, лишил его сил, он упал на кровать и зарыдал. А когда немного успокоился, Уокер и Финли его отпустили. Напряжение постепенно спало.

— По поводу брата прими мои соболезнования, — ухмыльнулся Волк, и Рэна вновь устремил на него взгляд бешеных глаз. — Что ни говори, а он был натуральный кусок дерьма.

— Скотина! — опять закричал Рэна, а Уокер и Финли схватили его за запястья, не давая встать с нар.

— Билл, черт бы тебя побрал! — жалобно вскрикнул Финли, когда ему в пах врезалась острая коленка.

— Повторите что-либо подобное, Коукс, — зло бросил Уокер, — и я даже пальцем не пошевелю, чтобы его остановить.

Волк покаянно поднял руку, отошел на несколько шагов назад и прислонился к стене. Когда Рэна успокоился, ему обрисовали сложившуюся ситуацию: о том, что он сдался, знает лишь очень узкий круг лиц; в ближайшее время его передадут на попечение Службы защиты свидетелей; он правильно поступил, что сам пришел в полицию, и теперь будет в безопасности. Когда Виджей получил достаточно информации и проникся к полицейским некоторым доверием, Финли, как его когда-то учили, с ходу переключился на допрос — спросил, знает ли он кого-то еще из убийственного списка, велел назвать имена людей, которые могли бы желать ему зла, и поинтересовался, не было ли в последнее время подозрительных телефонных звонков или других инцидентов.

— Могу я задать вам несколько вопросов по поводу брата? — спросил Финли с такой обходительностью, которой Волк от него в жизни не слышал.

Он постепенно подводил Рэну к теме, которая, по их общему мнению, была для него больным местом.

Волк, чтобы ничем не провоцировать ситуацию, отвел глаза в сторону и, не отрываясь, смотрел на дверь.

— Зачем? — спросил Рэна.

— Затем, что между фигурантами списка и его жертвами должна быть какая-то связь, — мягко объяснил ему Финли.

Волк закатил глаза.

— Спрашивайте, — сказал Рэна.

— Когда вы в последний раз виделись с братом?

— Году в две тысячи четвертом… может, в две тысячи пятом… — неуверенно протянул Виджей.

— Значит, на суде вы не присутствовали?

— Нет, не присутствовал.

— Почему? — спросил Волк впервые за последние пять минут. Уокер подскочил к Рэне, чтобы удержать на месте, но тот даже не дернулся, хотя и на вопрос тоже не ответил. — Хочешь я скажу, почему ты ни разу не явился на процесс над собственным братом? — продолжал Волк, напрочь игнорируя сердитые взгляды Уокера и Финли. — Ты заранее знал, что он виновен!

Рэна промолчал.

— Ты давно знал, что он будет делать, поэтому заранее сменил имя, чтобы от него отгородиться!

— Я понятия не имел, что он задумал…

— Знал! — крикнул Волк. — И даже пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Сколько лет твоей дочурке?

— Коукс! — завопил Уокер.

— Сколько? — заорал в ответ детектив.

— Тринадцать, — пробормотал Рэна.

— Твой братец, не останови я его, мог бы сжечь заживо и твою дочь! Она его знала и, вероятно, доверяла. Как, по-твоему, смог бы он устоять перед такой легкой добычей?

— Прекратите! — закричал Виджей, будто ребенок, закрывая руками уши. — Прекратите, прошу вас!

— Ты, Виджей Халид, мой должник! — заорал Волк, брызгая слюной.

С этими словами он забарабанил в дверь камеры, предоставив Финли и Уокеру право утешать хнычущего Рэну.

В пять минут восьмого вечера Волку позвонили, пообещав прислать кого-нибудь в половине одиннадцатого. Служба защиты свидетелей все еще подбирала опытных сотрудников, проводила инструктаж и подыскивала подходящий дом с учетом нависшей над Рэной угрозы. Эту новость Волк сообщил Уокеру и его людям, которые даже не попытались скрыть, что он и без того уже злоупотребил их гостеприимством.

Утомившись от их косых взглядов, он решил купить какой-нибудь еды для себя, Финли и задержанного (в виде меры предосторожности запретив напарнику кормить Рэну чем-либо другим). Детектив великодушно предложил купить всем чипсов — не оттого, что считал себя чьим-то должником, а лишь из опасений, что с пустыми руками его обратно не пустят.

Волк натянул влажный плащ, и один из полицейских открыл перед ним бронированную дверь. Тяжелая железная плита гасила звуки бушующей на улице грозы. Волк побежал в направлении проспекта, ныне безлюдного и пустынного, стараясь соизмерять свои шаги с мини-цунами, накатывавшими каждый раз, когда по глубокой луже проносилась машина. Найдя забегаловку быстрого питания, он перешагнул порог и ступил на мокрый, забрызганный грязью пол. Когда он закрыл за собой дверь и отгородился от оглушительного дождя, у него в кармане зазвонил телефон.

— Волк, — ответил он.

— Привет, Билл, это Элизабет Тейт, — произнес глубокий, с хрипотцой, голос.

— Чем могу быть полезен, Лиз?

Элизабет Тейт была жестким и решительным адвокатом. Вот уже тридцать лет она выступала на переднем крае защиты задержанных (от пьяниц до убийц), неспособных самостоятельно нанять адвоката, и была единственной, кто поддерживал всех отчаявшихся и оказавшихся в изоляции. Помимо этого она предоставляла целому ряду полицейских участков в центральной части Лондона услуги дежурного юрисконсульта, и хотя их мнения по самым разным вопросам значительно расходились, Волк Элизабет любил.

Там, где другие законники врали без зазрений совести, не ради клиентов, вина которых не вызывала сомнений, но лишь в угоду собственному эго, Элизабет защищала своих подзащитных в дозволенных законом рамках, но не более того. Несколько раз, когда женщина искренне верила в невиновность клиента, им доводилось ссориться. В таких случаях она сражалась неутомимо и страстно, как и полагается одному из лучших адвокатов города.

— Я так думаю, ты сейчас охраняешь господина Виджея Рэну, — сказала она.

— Рубленая ветчина и чипсы, две порции, пожалуйста, — заказал за его спиной чей-то голос.

Волк определился с ответом и прикрыл трубку телефона ладонью.

— Не знаю, о чем ты…

— Брось, мне звонила его жена, — сказала Элизабет, — в прошлом году я уже представляла его интересы.

— В деле об уклонении от уплаты налогов?

— Без комментариев.

— Значит, уклонение от уплаты налогов.

— Я уже говорила с Симмонсом, он согласен, чтобы я встретилась с подзащитным вечером.

— Это невозможно.

— Ты хочешь, чтобы я прямо по телефону зачитала тебе выдержку из Уголовно-процессуального кодекса? Только что я двадцать минут втолковывала точно то же самое твоему боссу. Господин Рэна не только находится под защитой полиции, он еще арестован по обвинению в совершении преступления. И ты, и я прекрасно знаем: все, о чем он расскажет в ближайшие два дня, может еще больше усугубить его вину, что явно не будет способствовать справедливому рассмотрению дела в суде.

— Я сказал нет.

— Если решишь обыскать меня, я возражать не буду, равно как и против иных мер предосторожности, которые ты сочтешь нужным.

— Нет.

Элизабет вздохнула.

— Поговори с Симмонсом, а когда закончишь, перезвони мне, — сказала она и отключилась.

— Когда тебя ждать? — промычал Волк в трубку, сидя в участке и вяло ковыряясь в остатках чипсов.

Они с Симмонсом препирались добрых десять минут, хотя было безумием надеяться, что комиссар, до смерти боявшийся судебных разбирательств, даст задний ход и откажет арестованному в праве на совет правоведа касательно преступления, за которое его собирались привлечь к ответственности. Симмонс, справедливо полагая, что Волк попытается отменить его приказ, напомнил ему их субботний разговор и повторил, что в любой момент может отстранить его от расследования. При этом особо подчеркнул, что отказ Рэне во встрече с адвокатом может стать поводом для прекращения дела против него, в итоге Волк спасет преступнику жизнь, а тот потом выйдет на свободу.

С тяжелым сердцем детектив перезвонил Элизабет.

— Мне нужно закончить дела в Брентфорде, а на обратном пути заехать на пару минут в Илинг. Думаю, к десяти подъеду.

— Отлично. Его увезут в половине одиннадцатого.

— Жди, я буду.

Прогремел раскат грома, и свет во всех камерах погас. Несколько мгновений спустя мрак немного рассеяло зловещее аварийное освещение. В одной из камер яростно заколотил в дверь арестованный.

В тесном коридоре бушевавшая за стенами гроза отдавалась глухим, монотонным гулом, напоминавшим собой дробь полкового барабана. Волк встал и нажал кнопку отбоя.

Он понял, что у него дрожат руки, и тут же попытался отогнать воспоминания о кошмаре, преследовавшем его в течение долгих бессонных ночей в тюремном отделении больницы, когда он прислушивался к нескончаемым крикам в лабиринте коридоров и тщетным попыткам отчаявшихся тел вышибить прочные, как скала, двери. Детектив засунул руку в карман и несколько минут подождал, собираясь с силами.

— Пойду посмотрю, как там Рэна, — крикнул он коллегам, сгрудившимся у пульта охраны.

Они с Уокером двинулись по темному коридору. Стоявший на часах сотрудник бросился открывать им дверь. Внутри стоял кромешный мрак, развеять который тусклый луч света из коридора был не в состоянии.

— Господин Рэна? — спросил Уокер. — Господин Рэна.

За их спинами с фонарем в руках вырос Финли. Он быстро провел лучом по камере и остановил на фигуре, неподвижно лежавшей на нарах.

— Черт! — воскликнул Волк, ворвался в залитую тьмой комнату, подскочил к Рэне, перевернул его на спину и приложил к шее два пальца, пытаясь нащупать пульс.

Рэна широко открыл глаза и жутко закричал — он просто крепко уснул. Волк облегченно вздохнул, Финли в коридоре захихикал. Судя по виду Уокера, старший инспектор считал, что стрелки часов слишком медленно подползают к половине одиннадцатого вечера.

Глава 12

Вторник, 1 июля 2014 года

11 часов 28 минут вечера

По последним полученным Волком сведениям, бригада Службы защиты свидетелей все еще стояла в пробке на автостраде М25. Один из полицейских, приставленных охранять камеры, приспособил на столе свой телефон, чтобы все могли посмотреть репортаж «Би-Би-Си Ньюс» об инциденте, приведшем к этой задержке. Тяжелый грузовик с прицепом опрокинулся и сложился пополам, будто складной ножик, на проезжей части, перекрыв движение. На автостраду сели два вертолета «Скорой помощи», сообщалось как минимум об одном погибшем.

Свет в камерах для арестованных зажегся опять, и на фоне бури, которая только набирала силу, они стали выглядеть немного уютнее. Финли опять уснул на пластиковом стуле. Один полицейский охранял Рэну, двое других за спиной Уокера обменивались злобными взглядами. После пятнадцати часов их двадцатичетырехчасового дежурства они чувствовали себя арестантами, точно такими же, как те, кто сидел в камерах.

Волк слонялся у двери черного хода в ожидании Элизабет, которая тоже здорово опаздывала из-за неслыханной погоды. В своем последнем смс она сообщила, что находится в пяти минутах езды от них, и велела включить чайник.

Гроза бушевала все сильнее и сильнее, и детектив через окошко в двери поглядывал на залитую водой парковку и утопающие в грязной жиже ливневые стоки. Вот угол здания на какое-то время озарился светом фар, и через минуту снаружи остановилось такси. Его задняя дверца распахнулась и выпустила наружу фигурку с капюшоном на голове и портфелем в руке, которая тут же бросилась вперед и заколотила в железную дверь.

— Кто там? — спросил Волк, не в состоянии высунуть наружу голову, чтобы взглянуть на гостя.

— А ты как думаешь? — заорал в ответ скрежещущий голос Элизабет.

Детектив потянул на себя дверь и был тут же забрызган косым, почти горизонтальным дождем, в то время как неистовый, порывистый ветер, о котором предупреждали метеопрогнозы, ворвался в комнату, набросившись на бумаги и постеры. Чтобы вновь закрыть тяжелую металлическую створку, ему понадобились все его силы.

Элизабет стащила с себя мокрый плащ. Ей было пятьдесят восемь лет, и свои седые волосы она всегда стягивала в тугой хвост. За всю свою жизнь Волк видел ее только в трех костюмах. Каждый из них в день покупки был экстравагантным и жутко дорогим, но теперь вышел из моды и обносился. При каждой встрече она неизменно заявляла, что бросает курить, но от нее все равно пахло табаком, а ее ярко-розовая помада всегда выглядела так, будто ее наносили при полном отсутствии освещения. При виде Волка на лице женщины появилась теплая, желтозубая улыбка.

— Лиз, — обратился он к ней в виде приветствия.

— Привет, мой дорогой, — сказала адвокат, швырнула плащ на ближайший стул, обняла детектива и запечатлела на обеих его щеках по звучному поцелую. При этом прижималась к нему на долю секунды больше, чем надо бы. Волк решил трактовать это как поистине материнскую заботу о его благополучии.

— Ох и мерзко же на улице, — сообщила она собравшимся в комнате, на тот случай, если они об этом еще не знали.

— Тебе что-нибудь налить?

— За чашку чая я готова умереть, — ответила она с драматизмом в голосе, вполне достаточным, чтобы убедить и гораздо большую аудиторию.

Волк совершил тактический ход и отправился готовить чай, предоставив Уокеру и его людям осуществить все процедуры в рамках обеспечения безопасности. От того, что коллегу, которую он знает столько лет, и не просто коллегу, а друга, приходится подвергать обыску, он чувствовал себя неуютно. А так хотя бы внешне все будет выглядеть, будто он не имеет к этому никакого отношения. Он тянул сколько мог, а когда вернулся в камерный блок, то увидел, что Элизабет перебрасывается шуточками с Финли, просматривавшим содержимое ее портфеля. Напарник извлек на свет божий зажигалку с гравировкой (которую она хранила из сентиментальных соображений) и две дорогие шариковые ручки.

— Все в порядке! — улыбнулся Финли.

С этими словами он закрыл портфель и вернул его Элизабет, которая сделала пару глотков и прикончила свой чуть теплый чай.

— Итак, где мой клиент?

— Я провожу тебя, — сказал Волк.

— Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз.

— У двери будет стоять охранник.

— Это конфиденциальный разговор, мой дорогой.

— Вот и поговорите спокойно, — пожал плечами Волк.

От его слов Элизабет улыбнулась.

— Все умничаешь, Билл, да?

Когда они подошли к камере Рэны, в кармане Волка зазвонил телефон. Полицейский, дежуривший у двери, впустил женщину внутрь и снова повернул ключ. Волк остался доволен и, перед тем как ответить на звонок, вышел обратно в коридор. Звонил Симмонс, чтобы сообщить две новости. Он рассказал, что бригада Службы охраны свидетелей наконец вновь обрела способность передвигаться и через полчаса будет у них, а потом перешел ко второму пункту, куда более противоречивому: Волку и Финли не разрешили сопровождать Рэну.

— Я поеду с ними, — твердо заявил Билл.

— У них строгий протокол, и они обязаны ему следовать, — возразил Симмонс.

— Я не позволю… Мы не можем вот так просто передать им Рэну, чтобы они увезли его бог знает куда.

— Можем. Мы выполним их требования.

— И ты на это пошел? — Босс явно не оправдал ожиданий Волка.

— Да.

— Мне нужно с ними поговорить.

— Ни за что.

— Обещаю, я буду сама вежливость. Дай мне объяснить им сложившуюся ситуацию. Какой у них номер?

Пока Волк разговаривал со старшим бригады, которая была уже на подходе, его дешевые цифровые часы пропищали полночь.

Этот тупоголовый дуболом, категорически не желавший отходить от инструкций ни при каких обстоятельствах, раздражал его все больше и больше. Полагая, что личная встреча принесет больше радости, он обозвал его онанистом и дал отбой.

— То, что у тебя еще остались друзья, можно считать чудом, — сказал Финли, вместе с остальными смотревший короткий прогноз погоды.

— Порывы ветра могут достигать скорости девяносто миль в час, — вещал искаженный динамиком голос.

— У этих парней отличная подготовка, — продолжал Финли, — не будь таким перестраховщиком.

Волк уже собрался что-то сказать, рискуя потерять одного из немногих оставшихся у него друзей, но в этот момент услышал, что дежурный полицейский открыл дверь камеры Рэны. Элизабет вышла в коридор. Не успела она лаконично попрощаться с подзащитным, как створка закрылась обратно. Шлепая босыми ногами по бежевому полу (перед этим Уокер конфисковал ее туфли на высоких до нелепости каблуках), женщина двинулась к ним. Не сказав ни слова, она прошла мимо Волка и собрала со стола свои вещи.

— Лиз? — спросил он, сбитый с толку резкой сменой ее настроения. — Все в порядке?

— Да, все отлично, — ответила женщина после того, как он набросил ей на плечи плащ.

Когда она стала застегивать непослушными пальцами пуговицы, он увидел, что у нее дрожат руки. Затем Элизабет, к полному изумлению Волка, промокнула платком навернувшиеся на глаза слезы.

— Я, пожалуй, пойду.

— Ты чем-то расстроена? — спросил Волк. — Этот мерзавец тебя обидел?

Он чувствовал, что в душе нарастает волна злобы. Ему казалось, он должен защищать эту толстокожую женщину, вынужденную каждый день отстаивать интересы самых отбросов общества, но при этом знал, что задеть ее за живое было бы издевательством, незаслуженно гадкой и злой шуткой.

— Я уже большая девочка, Вильям, — резко бросила она, — открой дверь, пожалуйста.

Волк подошел к проему и отодвинул тяжелый железный засов. Когда Элизабет ступила в ночь, в комнату ворвался еще один порыв напоенного дождем ветра, сопровождаемого отдаленным раскатом грома.

— Твой портфель! — воскликнул Волк, подумав, что женщина, вероятно, оставила его у Рэны.

Его слова, казалось, повергли Элизабет в ужас.

— Я сам тебе его принесу, тебе не надо больше видеться с этим мерзавцем, — сказал детектив.

— Я заеду за ним утром.

— Не смеши меня.

— Боже праведный, Билл, отстань от меня! — заорала она и засеменила вниз по ступеням крыльца.

— Что это было? — спросил Финли, не сводя глаз с крохотного экранчика.

Волк посмотрел вслед Элизабет, которая только что скрылась за углом дома и направилась к проспекту. В груди его медленно нарастало чувство дискомфорта. Он посмотрел на часы. Семь минут первого ночи.

— Откройте дверь! — завопил он и понесся обратно по коридору.

Встревоженный дежурный полицейский уронил ключи, но детектив поймал их на лету. Глухо щелкнул замок, Волк с силой толкнул тяжелую дверь и увидел Рэну. Тот сидел на матрасе. Вильям услышал, как за его спиной облегченно вздохнул Уокер…

…а потом еще раз взглянул на арестованного и от изумления открыл рот.

Голова Рэны подалась вперед, лицо покрывали синюшно-пурпурные трупные пятна, налитые кровью глаза неестественно вывалились из орбит. Глубоко врезавшись в кожу, шею несколько раз опоясывала рояльная струна. Из портфеля торчала еще одна, которой не нужно было больше прятаться внутри.

— Вызовите «скорую»! — заорал Волк, вываливаясь обратно в коридор и бросаясь наружу, во мрак ночи.

Он скатился вниз по скользким ступеням, пересек затопленную парковку, разбрызгивая во все стороны воду, свернул за угол и побежал в сторону проспекта. В лицо хлестал проливной дождь. Прошло лишь каких-то тридцать секунд, но Элизабет на пустынной мостовой нигде не было видно. Он бежал мимо темных витрин, осознавая, что раскаты бушующей грозы служат ему преградой. Проносившиеся мимо машины грохотали, как взлетающий вертолет, то и дело окатывая детектива потоками воды. Ударяясь о железные крыши припаркованных автомобилей, миллионы дождевых капель множились и перерастали в жуткое крещендо.

— Элизабет! — заорал он, но его крик унес порыв ветра.

Билл пробежал мимо прохода меж двух магазинов и остановился. Вернулся назад, встал в темном проеме и вгляделся во мрак. Медленно сделал еще несколько шагов, прислушиваясь, как дождь лупит по стеклянным бутылкам, выброшенным картонным коробкам и другому мусору, ковром покрывавшему невидимую взору землю.

— Элизабет, — тихо позвал он и прошел еще дальше, чувствуя, как под ногами хрустит сор. — Элизабет!

Вдруг он уловил глухой шум и почувствовал, что его отшвырнули к кирпичной стене. Вытянул руку и почти уже схватил за плащ Элизабет, ринувшуюся обратно к проспекту.

Когда на Волка вновь упал оранжевый крупчатый свет уличных фонарей, их разделяло каких-то несколько секунд. Элизабет запаниковала и опрометчиво выбежала на проезжую часть. Какой-то автомобиль-универсал дал по тормозам, пошел юзом и остановился буквально в паре дюймов от нее, добавляя к оглушительному грохоту ночи яростные вопли своего клаксона. Теперь Элизабет была от детектива в нескольких метрах. К удивлению Волка она вдруг перешла на шаг, вытащила телефон и поднесла его к уху. Быстро ее нагоняя, Вильям увидел на подошвах ног женщины кровь и грязь — до этого ей пришлось бежать босиком по скользким лужам и покрытым слякотью бордюрам.

— Дело сделано! Дело сделано! — проорала она в трубку.

Детектив уже потянулся, чтобы схватить ее, но в этот момент женщина опять прыгнула на проезжую часть. Он инстинктивно бросился за ней, понятия не имея, идут машины сплошным потоком или между ними все же есть промежутки. Элизабет задержалась на островке для пешеходов посреди широкой автострады, споткнулась и упала на проезжую часть. Поднялась на четвереньки и увидела, что Волк остановился посреди дороги. Увидела на его лице застывшие от ужаса глаза, проследила за его взглядом и повернулась — в тот самый момент, когда на нее обрушился двухэтажный автобус.

Она даже не вскрикнула.

Волк медленно побрел к фигурке, скрючившейся у края тротуара в десяти метрах от него. Он слышал, что вокруг тормозили и неслись юзом другие машины, на короткие мгновения выхватывая из мрака светом своих фар безжизненное тело. По его лицу катились слезы, он был слишком шокирован и утомлен, чтобы понять, почему его подруга это сделала.

Потрясенный водитель автобуса, пошатываясь, направился к нему, горстка его пассажиров остались наблюдать за происходящим со своих удобных сидений. На лице его застыло выражение надежды — что женщина еще поднимется, что она, может, даже не ранена, что его собственная жизнь не изменилась раз и навсегда. У Волка не было ни малейшего желания утешать и вообще что-то ему говорить. Никто не обвинит шофера в том, что он не заметил женщину, выбежавшую на проезжую часть в такую коварную погоду. Но именно он отнял у Элизабет жизнь, и в этот момент Волк не мог доверять своему характеру.

К веренице остановившихся машин присоединилась еще одна, озарив светом фар новый участок дороги, и Волк увидел разбитый телефон Элизабет, лежавший на том самом месте, где на нее наехал автобус. Он медленно подполз к нему, нажал кнопку и обнаружил, что абонент все еще на линии. Тесно прижав трубку к уху, он услышал на том конце тихое, размеренное дыхание.

— Кто это? — Когда Волк задал этот вопрос, голос его дрогнул.

Ответа не было, лишь чье-то ровное дыхание да отдаленный шум какой-то промышленной установки.

— Это детектив-сержант Коукс из столичной полиции. С кем я говорю? — вновь спросил он, хотя у него возникло чувство, что ответ ему и без того известен.

Вдали показался быстро приближающийся свет синих проблесковых маячков, но Волк все сидел, не двигаясь с места, и слушал убийцу, который, в свою очередь, слушал его. Детектив хотел изрыгнуть в его адрес угрозу, напугать, вызвать у него хоть какую-то реакцию, но понимал, что никакие слова не в состоянии выразить необузданный гнев и дикую ненависть, которые он испытывал в душе. Он и сам не знал, почему стал дышать медленнее, соизмеряясь с сопением киллера, но вскоре на том конце послышался резкий щелчок и связь оборвалась.

Глава 13

Среда, 2 июля 2014 года

5 часов 43 минуты утра

Карен Хоулмс тревожно ждала новой сводки о состоянии на дорогах. В предутренние часы она всегда плохо спала, а сегодня к тому же несколько раз просыпалась от бушующей за окном грозы. Не зажигая света, она вышла из своего глостерского домика с верандой и увидела, что мусорный бак на колесиках стоит посреди дороги, а целая секция забора держится только потому, что ее подпирает дверца соседской машины. Стараясь не шуметь, женщина оттащила тяжелую деревянную панель обратно, молясь, чтобы ее сварливый сосед не заметил на кузове новых царапин.

Карен испытывала ужас перед ежемесячными поездками в столицу, в головной офис компании. Коллеги в таких случаях останавливались в хороших отелях и заказывали роскошные ужины за счет работодателя, но ей было не на кого оставить своих собак, благополучие которых было для Карен высшим приоритетом.

Транспортный поток на шоссе стал заметно плотнее, и камеры замера скорости, казавшиеся бесконечными, теперь мелькали все реже, в то время как пластиковые конусы, выстроившиеся слева, указывали, что в ближайшее время на дороге начнутся ремонтные работы.

Карен нервно потянулась к ручке настройки радио, как параноик, страшась пропустить сводку. Оглянувшись назад, она увидела большой черный пластиковый мешок, лежавший между брусьями стального отбойника на разделительной полосе. Размеры и форма мешка ее как-то странно поразили. Проезжая мимо на скорости семьдесят километров в час, она могла бы поклясться, что мешок пошевелился. Когда же она посмотрела в зеркало заднего обзора, ей удалось увидеть лишь седан «Ауди», который в этот момент самым непонятным образом решил дать по газам, чуть не въехав ей в бампер, а потом обогнал на скорости километров в сто сорок, не меньше. Водитель, по-видимому, был либо слишком глуп, либо слишком богат, чтобы обращать внимание на камеры замера скорости.

Она поехала дальше, памятуя о том, что через две мили будет перекресток. Карен не успела бы остановиться, даже если была бы в чем-то уверена, хотя это было не так. Мешок, вполне вероятно, притащило на дорогу ураганом, и он шевельнулся лишь от порыва ветра, поднятого ее машиной, но женщина все равно не могла избавиться от ощущения, что внутри него что-то было и это «что-то» отнюдь не лежало неподвижно.

Оба ее стаффордширских терьера когда-то были собаками-спасателями, но потом их бросили в крупногабаритный мусорный контейнер и оставили там умирать. Мысль об этом всегда причиняла ей физическую боль. Когда полоса ремонтных работ закончилась, мимо на скорости под двести пролетел «БМВ», уверив Карен в том, что живым существам, сидевшим в нем, пребывать в таком состоянии осталось недолго.

Женщина резко крутанула руль, и ее почтенного возраста «Фиеста» задрожала всеми своими металлическими членами, когда колеса загромыхали по предохранительной полосе в виде «стиральной доски» вдоль края проезжей части и покатили к съезду с автомагистрали. Если она вернется проверить, то задержится лишь на каких-то пятнадцать минут. Сделав на развязке петлю, машина поехала в обратном направлении.

На однообразной, ничем не примечательной дороге Карен не могла вспомнить, где точно лежал мешок, поэтому когда ей показалось, что он уже близко, она поехала медленнее. Завидев его впереди, она съехала на обочину, остановилась напротив и включила аварийные огни. Затем с минуту смотрела на интересующий ее предмет, злясь на собственную глупость, потому как он лежал совершенно неподвижно, по крайней мере до тех пор, пока мимо не промчалась следующая машина и его кончик не закружился в вихре. Она включила правый поворот и уже собралась выехать на крайнюю левую полосу, но в этот момент мешок вдруг накренился вперед.

Сердце в груди Карен гулко забилось, она вышла из машины, дождалась просвета в потоке автомобилей, быстро перебежала три полосы и запрыгнула на разделительную. Женщина всем своим естеством ощущала мощь автомобилей, проносившихся всего в нескольких метрах от нее, забрызгивая ее маслянистой, грязной водой. Она встала на колени и застыла в нерешительности.

— Только не змеи, — тихо прошептала она, — только не змеи.

При этих словах в мешке опять что-то зашевелилось, и ей показалось, что рядом кто-то захныкал. Она осторожно взяла бумажный мешок и проковыряла в нем небольшую дырочку. Потом медленно ее расширила, опасаясь, как бы его содержимое вдруг не выпрыгнуло прямо под колеса автомобилей. Пребывая во взвинченном состоянии, Карен случайно разорвала мешок наполовину и отпрянула в ужасе — на асфальт упала копна спутанных белокурых волос. Связанная женщина с кляпом во рту стала лихорадочно оглядываться по сторонам, взглянула на свою спасительницу огромными глазами, в которых застыла мольба, и потеряла сознание.

Эдмундс бодро миновал пост охраны Нью-Скотленд-Ярда. Накануне он вернулся домой вовремя, пригласил Тиа на ужин и тем самым извинился за предыдущий вечер. Они оделись и через пару часов радостно делали вид, что подобная расточительность для них — вещь вполне естественная. Каждый из них заказал по три блюда, а Эдмундс еще и добавил себе стейк. Иллюзию счастья нарушала лишь раздражительная официантка, которая орала через весь ресторан метрдотелю, спрашивая, как провести по кассе клубную карту «Теско».

Настроение Эдмундса было приподнятым еще и оттого, что он наконец нашел лак для ногтей. Он еще не знал, каким образом может пригодиться эта информация, но был уверен, что сделал очень важный шаг в установлении личности владелицы правой руки Тряпичной куклы. Войдя в отдел, он увидел, что Бакстер уже сидит за столом. Даже с противоположного конца комнаты можно было сказать, что она пребывает в самом что ни на есть преотвратном настроении.

— Доброе утро, — весело сказал он.

— Что ты лыбишься? — набросилась на него напарница.

— Хорошо провел вечер, — ответил он, пожимая плечами.

— Ты — да, а вот Виджей Рэна нет.

Эдмундс сел, чтобы выслушать ее рассказ.

— Его…

— Кроме него, прошлый вечер оказался скверным для женщины по имени Элизабет Тейт, которую я знала сто лет, и для Волка.

— С ним все в порядке? Что случилось?

Бакстер вкратце рассказала Эдмундсу о событиях минувшей ночи и о найденной утром на шоссе девушке.

— Мешком сейчас занимаются криминалисты, но бригада «скорой», прибыв на место, обнаружила на ноге пострадавшей вот эту штуковину.

Бакстер протянула Эдмундсу небольшой пластиковый пакет для вещественных доказательств, в котором лежала бирка наподобие тех, которые прикрепляют к пальцу ноги покойникам в морге.

— Адресовано детективу-сержанту Вильяму Коуксу, — прочитал Эдмундс. — Он уже в курсе?

— Нет, — ответила напарница, — Волк и Финли провели всю ночь на ногах, и их до конца дня отпустили по домам отсыпаться.

Час спустя женщина-полицейский ввела в напоминавший муравейник отдел перепуганную до смерти блондинку. Ее увезли прямо из больницы, даже забыв отмыть от грязи. Лицо и руки покрывали порезы и синяки, а спутанные волосы обнаруживали целую гамму оттенков — от пергидрольно-белого до черного. От любого резкого звука или незнакомого голоса девушка в испуге шарахалась, как от чумы.

То, что она оказалась Джорджиной Тейт, дочерью Элизабет, в отделе уже было не новостью. Она два дня не появлялась на работе, и мать от ее имени звонила начальству, объясняя ее отсутствие причинами личного свойства. Заявление о пропаже человека в полицию не поступало. Даже из этих скупых обрывков информации можно было сложить мозаику и понять, что произошло, и Бакстер была не на шутку удручена тем, что женщину, которую она знала как человека сильного, благоразумного и высокоморального, оказалось так легко сподвигнуть на убийство.

— Она еще ничего не знает, — мрачно изрекла детектив, когда Джорджину Тейт проводили в отремонтированную допросную комнату.

— О матери? — спросил Эдмундс.

— Она не похожа на человека, готового выслушать что-то подобное, правда?

Бакстер стала собирать вещи.

— Мы куда-нибудь едем?

— Мы — нет, я еду одна, — ответила женщина. — Угадай, кому в отсутствие Волка и Финли поручено разгребать все их дерьмо вдобавок к моему собственному? Кто у нас в списке идет под четвертым номером?

— Эндрю Форд, охранник, — произнес Эдмундс, немного удивившись, что Бакстер его об этом спросила.

— Полнейший идиот. Алкаш недоделанный. Вчера вечером взялся крушить все вокруг и умудрился выбить женщине-полицейскому зуб, когда та попыталась его угомонить.

— Я поеду с вами.

— Нет, там я и сама справлюсь. Потом у меня назначена встреча с Джерредом Гэрландом, который должен умереть через… — Бакстер сосчитала на пальцах, — …через три дня. Последнюю неделю своей жизни он решил потратить на то, чтобы показать всем, какие мы все никчемные и каково это — попасть в список серийного убийцы. Меня попросили «успокоить» и «ободрить» его.

— Вас? — недоверчиво протянул Эдмундс.

К счастью, Бакстер восприняла его скептицизм как комплимент.

— А чем займешься ты?

— Выясню, не запомнила ли Джорджина Тейт чего-либо интересного и полезного. Займусь кольцом, нам нужно выяснить, для кого оно было сделано. Позвоню медикам, может, у них для нас есть что-нибудь новое, а потом покопаюсь в телефоне Элизабет, когда эксперты его отдадут.

Бакстер вышла из отдела, и Эдмундс вдруг вспомнил, что ничего не сказал ей о лаке. Он поставил флакон на стол, чувствуя себя полным идиотом, что так радовался этой банальной находке, в то время как Волк гонялся в Саутхолле за подневольными убийцами, разговаривал по телефону с преступниками, и притаскивал в отдел похищенных женщин. Это все, конечно же, было ужасно, но он был вынужден признать, что испытывает в душе зависть.

* * *

— Прекрасно, — взволнованно улыбнулся Элайджа, когда фотографию, только что купленную им за две тысячи фунтов стерлингов, спроецировали на стену конференц-зала, — да-да, именно так, прекрасно!

Андреа поднесла ко рту руку и была благодарна судьбе за то, что никто в этом темном помещении не видел, как по ее щекам катятся слезы. В снимке не было ровным счетом ничего красивого, напротив, он представлял собой самое печальное зрелище, виденное ею в жизни: на черно-белом изображении Волк стоял на коленях в свете одинокого уличного фонаря в лужах и витринах, подобно огням рампы, отражались сверкающие капли дождя и фары машин. За все время их брака она видела Волка плачущим дважды, самое большее трижды, и каждый раз у нее от этого разрывалось сердце.

Теперь все было еще хуже.

Он сидел на залитой водой дороге рядом с изуродованным телом женщины в возрасте, нежно держа ее за окровавленную руку, и глядел в пустоту, на лице его застыло выражение полного краха.

Волк был сломлен.

Андреа посмотрела по сторонам на лица коллег: улыбающихся, аплодирующих, хохочущих. Ее трясло от злости и отвращения. В тот момент она презирала каждого из них, но при этом ей не давала покоя мысль: неужели и она сейчас выглядела бы так же восторженно, если бы когда-то не любила изображенного на фотографии человека? И удрученно признавала, что такое вполне возможно.

— Кто у нас жертва аварии? — спросил Элайджа у присутствовавших, которые в ответ лишь пожали плечами и замотали головами. — Андреа?

Андреа сосредоточенно вгляделась в изображение, стараясь, чтобы другие не увидели ее слез.

— Откуда мне знать, кто эта несчастная?

— Но твой бывший муж, по всей видимости, питает к ней самые теплые чувства, — сказал Элайджа.

— Пожалуй, даже слишком теплые! — выкрикнул к всеобщей радости из угла лысеющий продюсер.

— Полагаю, ты должна ее знать, — довел свою мысль до конца Элайджа.

— Нет, я ее не знаю, — ответила Андреа как можно веселее, но несколько присутствующих все равно обменялись удивленными взглядами.

— Неважно. Как бы там ни было, для телевидения это настоящее сокровище, — сказал Элайджа, у которого ее тон не вызвал никаких эмоций. — Следующий новостной блок мы откроем этой фотографией и отсчетом времени, которое осталось Рэне, или как там его еще. Немного поговорим о его поисках, потом вернемся к фотографии, выдвинем какие-нибудь предположения и не погнушаемся откровенной ложью.

Кроме Андреа, все собравшиеся в конференц-зале засмеялись.

— Ключевые темы выпуска: кто эта женщина? Почему детектив, возглавляющий расследование дела о Тряпичной кукле, вместо того чтобы искать следующую жертву, оказался причастным к транспортному происшествию? Может, это как-то связано с убийствами? Словом, все как обычно. — Элайджа выжидательно обвел взором окружающих. — Я что-нибудь забыл?

— Сейчас в тренде хэштег «#невсписке»! — выкрикнул надоедливый молодой человек, которого Андреа ни разу не видела без телефона в руке. — А наше приложение-часы «Смертельный отсчет» уже скачали больше пятидесяти тысяч человек.

— Чушь собачья, — ответил на это Элайджа. — Продолжайте в том же духе. Что у нас со смайликами в духе «Тряпичной куклы»?

Нервный мужчина осторожно подвинул ему через стол лист бумаги. Элайджа взял его и в замешательстве уставился на рисованные символы.

— С помощью анимации трудно охватить весь размах ужаса, — сказал собеседник в свою защиту.

— Пойдет, — сказал Элайджа, отдавая бумагу обратно, — но сиськи уберите, для ребятишек это чересчур, вы не находите?

Элайджа, совершивший «доброе дело» текущей декады и явно этим довольный, закрыл совещание. Андреа встала и первой вышла из конференц-зала, совершенно не зная, что делать — то ли спуститься вниз в гримерную, то ли направиться прямо к выходу. Несомненным было только одно — ей отчаянно хотелось увидеть Волка.

Симмонс стоял и всматривался в огромный коллаж Тряпичной куклы, висевший на стене совещательной комнаты. На нем была форма, и выглядел он безупречно, если не считать потертости на правом ботинке, замазать кремом которую ему так и не удалось. Кожу он подпортил, когда яростно пинал железный шкаф для хранения документов у себя в отделе через несколько минут после того, как увидел друга — обуглившегося и лежавшего неподвижно на залитом водой полу допросной комнаты. Но сегодня эта метка выглядела вполне уместной, потому как служила символом личной потери на мероприятии, обещавшем стать официальным, безликим и бездушным.

Прощание с мэром Тернблом было назначено на час дня в Сент-Маргаретс-Черч неподалеку от Вестминстерского аббатства. Семья попросила, чтобы после отпевания на похороны остались только самые близкие. Пока же у Симмонса была назначена пресс-конференция, на которой нужно было официально сообщить о смерти Виджея Рэны и Элизабет Тейт. Он изо всех сил старался сохранить самообладание, глядя, как сотрудники Департамента по связям с общественностью спорят о том, как представить ситуацию в самом выгодном для полиции свете.

Симмонс посмотрел вслед Джорджине Тейт, которую проводили в допросную комнату, куда он никак не мог набраться смелости войти, и отнюдь не был уверен, что когда-либо сможет это сделать. Ему до конца дней своих не забыть покрытого волдырями лица друга со слезающей ошметками кожей и запаха горелой плоти, бившего в нос каждый раз, когда память воскрешала непрошеные воспоминания о случившемся.

— Может, сделать упор на том, что мы остановили эту Тейт и на улицах стало одним убийцей меньше? — предложил долговязый молодой человек, выглядевший лет на пятнадцать старше Симмонса.

Детектив медленно повернулся и увидел трех человек, вооруженных схемами и графиками. Заголовки утренних газет, выделенные на экранах их планшетов, мерцали, будто токсичные отходы, коими они, собственно, и являлись. Он собрался было что-то сказать, но лишь покачал головой в приступе удушливого отвращения и вышел из комнаты.

Глава 14

Среда, 2 июля 2014 года

11 часов 35 минут утра

Бакстер села в метро на линии «Дистрикт», доехала до «Тауэр Хилл», без особого восторга двинулась вперед, руководствуясь туманными указаниями Джерреда Гэрланда, миновала Лондонский Тауэр и вышла на оживленный проспект. Ей было непонятно, почему он не назначил ей встречу дома (где наверняка отсиживался под усиленной охраной полиции) или в редакции газеты.

Этот аморальный, эгоистичный, склонный к демагогии и не брезгующий ничем ради славы журналист неожиданно сказал, что будет ждать у церкви. Может, Гэрланд, подобно многим, решил удариться в религию в последние дни, отведенные ему на этой земле? Эмили была уверена, что верующему человеку бесстыдная напыщенность подобных епифаний, исполняемых чуть ли не на бис, казалась бы оскорбительной.

В мрачных тучах над головой стали появляться просветы, на несколько коротких мгновений позволяя солнцу погреть город. После десяти минут ходьбы Эмили увидела высокую башню церкви и свернула на боковую улочку. А когда зашла за угол в ярких лучах переменчивого солнечного света, открыла от изумления рот. Вдали, над развалинами церковных стен, возвышалась башня Сент-Данстенс-ин-зе-Ист. Толстые, раскачивавшиеся деревья рвались ввысь сквозь воображаемую крышу и торчали наружу из арочных окон; каменные стены утопали в зарослях вьющихся растений, которые ползли по ним вверх и тут же с другой стороны спускались обратно в виде густых зарослей, укрывавших внутренний дворик причудливой тенью. Картину будто вырвали из детской сказки: таинственный лес в самом центре города, спрятанный у всех на виду и совершенно невидимый из окон скучных офисных зданий, выходивших задами на сад разрушенной церкви.

Миновав железные ворота, Бакстер вошла в разрушенную церковь и вдоль ручейка, тихо журчавшего под исполинской, густо оплетенной виноградом аркой, направилась к мощеному дворику, прижавшемуся к небольшому фонтану. Какая-то парочка пыталась сделать селфи, рядом с ними кормила голубей дородная женщина. Детектив направилась к одинокой фигурке, тихо сидевшей в дальнем углу.

— Джерред Гэрланд? — спросила она.

Мужчина поднял на нее удивленные глаза. Он был примерно того же возраста, что и Бакстер. Приталенная рубашка, гладко выбритое лицо и чересчур стильная прическа придавали ему толику привлекательности. Он надменно оглядел ее с головы до ног.

— Так-то лучше, — изрек он с ярко выраженным акцентом жителя Ист-Энда, — присаживайтесь.

Хотя он похлопал рукой справа от себя, Бакстер села слева. Увидев это, Гэрланд широко улыбнулся.

— Почему бы вам не стереть с физиономии эту идиотскую ухмылку и не объяснить, почему вы не назначили мне встречу в редакции? — резко бросила ему Бакстер.

— Ничего не поделаешь, газетчикам не нравится, когда у них болтаются полицейские. А почему вы не позвали меня к себе?

— Потому что детективам не нравится, когда у них болтаются франтоватые, геморройные, беспринципные журналисты… — она подняла голову, будто принюхиваясь, — к тому же распространяющие вокруг запах скверного крема после бритья.

— Стало быть, вы читали мою статью?

— Пришлось.

— Я польщен.

— Не стоит.

— И что вы об этом думаете?

— О чем? Что не стоит кусать руку…? — промолвила Бакстер, постепенно успокаиваясь.

— Да, что не стоит кусать руку, которая тебя кормит?

— Вы неправильно ставите вопрос, на самом деле он звучит следующим образом: не кусать за руку единственного защитника, который стоит между тобой и беспощадным, изобретательным серийным убийцей, положившим целую гору трупов.

На этот раз мальчишеские черты лица Гэрланда расплылись в притворной ухмылке.

— Знаете, я уже приступил к работе над материалом, который пойдет в печать сегодня. И для начала поздравил в нем столичную полицию с еще одним успешным убийством.

Бакстер стало интересно, сколько неприятностей она бы огребла, если бы съездила по роже этому субъекту, которого ей полагалось защищать.

— Но это еще не все! Полиция превзошла саму себя, и детектив Коукс теперь ведет со счетом два-ноль!

Бакстер ничего не ответила и лишь огляделась по сторонам. Гэрланд, вероятно, решил, что задел ее за больное, хотя на самом деле она лишь посмотрела, нет ли поблизости нежелательных свидетелей на тот случай, если ей не удастся сдержать свой гнев.

Пока они говорили, солнце скрылось за тучей, загадочный сад в полумраке приобрел еще более мрачный вид, и вдруг что-то тревожное появилось в образе разрушенного чуть ли не до основания храма господня, в его массивных стенах, обвитых змеями виноградных лоз, медленно подтачивавших камни, сбрасывавших их вниз и предававших обратно земле — в доказательство того, что в этом нечестивом месте не осталось ни единой души, которую стоило бы спасать.

Окончательно отказавшись в мыслях когда-нибудь устроить здесь пикник, Бакстер повернулась к Гэрланду и вдруг увидела кончик тонкой черной коробочки, торчащий из кармана рубашки собеседника.

— Ах ты скотина! — выкрикнула детектив и выхватила миниатюрный диктофон с мигающим красным индикатором записи.

— Эй, послушайте, вы не имеете права…

Бакстер швырнула аппаратик на мостовую и раздавила его каблуком.

— Наверное, я это заслужил, — с готовностью признал Гэрланд.

— Послушайте, правила таковы: у дверей вашего дома дежурят двое полицейских. Положитесь на них. С Волком сможете поговорить завтра.

— Он мне не нужен. Мне нужны вы.

— Даже не думайте.

— Послушайте, детектив, правила таковы: я не в тюрьме. Меня никто не арестовывал. Столичная полиция мне не указ, и принимать ее помощь я не обязан. К тому же ваш послужной список на сегодняшний день оставляет желать лучшего, что для меня тоже является преимуществом. Я буду с вами работать, но исключительно на моих условиях. Во-первых, мне нужны вы.

Бакстер встала, не имея никакого желания торговаться.

— Во-вторых, я хочу разыграть собственную смерть.

Детектив потерла висок и поморщилась, будто глупость Гэрланда доставила ей поистине физическую боль.

— Подумайте над моим предложением. Если я умру, киллер уже не сможет меня убить. Чтобы все выглядело правдиво, я отдам концы прилюдно.

— Вижу, вы на верном пути, — сказала Бакстер, — из вас выйдет толк.

Лицо Гэрланда озарилось, Эмили опять села рядом.

— Вы можете выступить в личине Джона Траволты… Хотя нет, погодите, это уже где-то было. Может, попробовать телепортацию… опять не то. Все, придумала: мы найдем истребитель, посадим за штурвал Волка, у которого наверняка найдется лицензия на управление им, и собьем вертолет, в котором…

— Не смешно, — неуверенно перебил ее собеседник, — вижу, вы не воспринимаете меня всерьез.

— Так оно и есть.

— На кону моя жизнь, — сказал Гэрланд, и Бакстер показалось, что впервые за время их разговора она уловила в его голосе страх и жалость к себе.

— Тогда идите домой, — ответила она, встала и ушла.

— Огромное вам спасибо, вы мне очень помогли. До свидания.

Эдмундс положил трубку в тот самый момент, когда Эмили вернулась в отдел после встречи с Гэрландом. Увидев, что напарник подошла ближе, он больно ущипнул себя под столом за ногу, чтобы не улыбаться.

Она ненавидела, когда он скалил зубы.

Эмили села за компьютер, тяжело вздохнула и стала стряхивать с клавиатуры в ладонь крошки.

— Это ты ел здесь какую-то дрянь? — пролаяла она.

Он решил не говорить, что был слишком занят, чтобы обедать, и что крошки остались после ее собственного батончика гранолы, съеденного на завтрак. Бакстер подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее с каким-то странным выражением на лице. Вид у парня был такой, будто его распирало от возбуждения.

— Ну хорошо, выкладывай, что у тебя, — со вздохом сказала она.

— «Коллинз и Хантер». Семейная юридическая компания, базирующаяся в графстве Сюррей, но имеющая филиалы и партнеров по всей стране. У них есть старая традиция дарить своим сотрудникам перстеньки… — с этими словами Эдмундс поднял пластиковый пакет для сбора улик, в котором лежало массивное платиновое кольцо. — В частности вот этот, такие выдают в награду за пятилетнюю службу.

— Ты уверен? — спросила Бакстер.

— Ну конечно.

— Значит, список, из которого нам придется выбирать, будет небольшим.

— Если верить даме, с которой я разговаривал, человек двадцать, самое большее тридцать. После обеда она пришлет мне его вместе с координатами фигурантов.

— Значит, мы можем устроить небольшой перерыв, — улыбнулась Бакстер.

Эдмундса поразило, до какой степени менялся облик напарницы, когда она радовалась.

— Как прошел разговор с Гэрландом?

— Он хочет, чтобы мы его укокошили. Чай, кофе?

Предложение Бакстер что-нибудь принести немного завуалировало ее шокирующий ответ, но затмить его не смогло. И поскольку раньше ничего подобного не случалось, Эдмундс запаниковал.

— Чай, — выпалил он, хотя терпеть его не мог.

Пять минут спустя Эмили вернулась, села за их общий стол и поставила перед молодым человеком чашку чая с молоком. Она забыла (или попросту пропустила когда-то мимо ушей), что у Эдмундса индивидуальная непереносимость молока. Но тот сделал вид, что потягивает его с явным удовольствием.

— Когда вернется Симмонс? — спросила женщина. — Мне надо обсудить с ним ситуацию с Гэрландом.

— Часа в три.

— От Джорджины Тейт удалось чего-нибудь добиться? — в свою очередь, спросила парня Бакстер.

— Самую малость, — ответил тот, листая блокнот. — Похититель белый, европеец. Впрочем, это мы и без нее знали. Правое предплечье покрыто шрамами. — Он на несколько мгновений умолк, вглядываясь в страницу и пытаясь разобрать собственные каракули. — Кстати, пока вас не было, вам звонили. Ева Чемберс. Сказала, вы знаете ее номер.

— Ева? — недоуменно переспросила Бакстер.

— Да, и голос ее звучал подавленно.

Бакстер тут же вытащила мобильник. Эдмундс сидел всего в паре футов, и Эмили, не в состоянии поговорить без посторонних ушей, пересела за свободный стол Чемберса. Ей ответили уже после второго звонка.

— Эмили, — донесся до нее голос, в котором слышалось явное облегчение.

— Ева? С тобой все в порядке?

— Да, думаю, да, дорогая моя. Просто я волнуюсь, как старая перечница… Впрочем, перечница и есть… Я лишь… Вчера я прослушала на автоответчике твое сообщение.

— Да, прости меня, — неуклюже стала оправдываться Бакстер.

— Нет-нет, все нормально. Я решила, что у вас какие-то проблемы, но вечером Бен не вернулся домой.

— Откуда Бен не вернулся домой? — в замешательстве спросила Эмили.

— Как откуда? С работы.

Бакстер вдруг встревожилась, села прямее и тщательно обдумала ответ, чтобы не беспокоить лишний раз добросердечную женщину на том конце провода.

— Когда ты приехала из отпуска? — небрежно спросила она.

— Вчера утром, но когда я вернулась домой, Бен уже ушел на работу. Ни еды в холодильнике, ни «с возвращением домой, дорогая»… Тоже мне кавалер!

Ева сдавленно хохотнула. Эмили почесала макушку. Каждый раз, когда Ева открывала рот и пыталась ничем ее не обидеть, детектив смущалась все больше и больше.

— Ну хорошо, а почему ты вернулась домой позже Чемб… позже Бена?

— Ты меня прости, дорогая, но я… не понимаю.

— Когда Бен вернулся из отпуска? — почти заорала в трубку Бакстер.

На том конце линии повисла долгая пауза, потом голос Евы в страхе прошептал:

— Ни в какой отпуск он не уезжал.

Наступила звонкая, оглушительная тишина. Пока Бакстер пыталась собраться и придумать что-нибудь путное, Ева разрыдалась. Чемберса не было уже больше двух недель, но никто об этом и слыхом не слыхивал. Бакстер почувствовала, что сердце забилось быстрее, в горле пересохло.

— Ты думаешь, с ним что-то случилось?

— Можешь не сомневаться, он в полном порядке, — неубедительно ответила Бакстер. — Ева?

Ответом ей был лишь далекий плач.

— Ева, мне нужно знать, почему Бен не поехал с тобой в отпуск… Ева?

На том конце провода молчали.

— От меня он точно ничего скрывать бы не стал, — продолжала Бакстер самым беззаботным тоном, на который была способна. — Он показывал мне фотографии домика твоей сестры на пляже и какого-то ресторанчика на сваях. Ему так хотелось туда поехать!

— Да, так оно и было. Но утром в день отлета, когда я стала собирать вещи, он отправился к доктору Сами узнать результаты анализов. Потом позвонил и сказал, что ему нужно лечь в больницу на обследование. А на следующий день прислал мне смс, что никаких серьезных заболеваний у него не обнаружено и что он возвращается на работу.

— Что-нибудь еще Бен говорил?

— Говорил, что любит меня. В последнее время у него болела нога, но он не хотел меня тревожить. Я сказала, что тоже останусь, но он настоял, чтобы я ехала, во избежание финансовых потерь. Мы из-за этого даже поссорились.

Ева опять заплакала.

— А что у него с ногой, Ева?

Бакстер вспомнила, что порой Чемберс ходил, немного прихрамывая, но это никогда не бросалось в глаза и сам он никогда ни на что не жаловался.

— Много лет назад Бен попал в аварию. Теперь, когда он приходит домой, она у него болит, от этого он порой не спит по ночам. Металлические пластины, штифты… ему ее тогда чуть не отрезали… Алло?

Бакстер бросила телефон на стол и стала лихорадочно рыться в столе Чемберса. Женщину трясло, а когда она вывалила содержимое верхнего ящика на столешницу, у нее перехватило дыхание. Коллеги не сводили с нее недоуменных взглядов.

Эдмундс подошел в тот момент, когда напарница опрокинула на пол второй ящик с какими-то бумагами, канцелярскими принадлежностями, обезболивающими таблетками и дешевыми снэками. А когда она встала на колени и стала лихорадочно рыться в вещах, присел рядом.

— Что ищем? — тихо спросил он, разгребая кучу и раскладывая отдельные вещи на ковролине, не зная, что конкретно Бакстер так отчаянно хотела найти. — Давайте я вам помогу.

— ДНК, — задыхаясь, прошептала Бакстер.

Она вытерла глаза, мокрые от слез, выдернула нижний ящик, собралась уже высыпать и его содержимое на пол, но в этот момент Эдмундс протянул руку и схватил дешевую пластмассовую расческу.

— Что-то вроде этого? — спросил он, протягивая ее женщине.

Эмили подползла к нему, взяла ее и истерично разрыдалась. Из груди ее вырывались судорожные всхлипы, но она ничего не могла с собой поделать. Эдмундс нерешительно обнял женщину за плечи и сердито махнул рукой, веля зрителям, собравшимся вокруг, убираться вон.

— И что все это значит, Бакстер? — прошептал молодой человек.

Чтобы собраться с духом и ответить ему сквозь рвущиеся наружу рыдания, Бакстер понадобилась целая минута. Но даже после этого она едва смогла произнести:

— Тряпичная кукла… Нога… Это Чемберс!

Глава 15

Среда, 2 июля 2014 года

7 часов 5 минут вечера

Когда Волк, не снимая туфель, наконец упал на свой негостеприимный матрас, часы показывали восемь часов пятьдесят семь минут утра. Они с Финли всю ночь работали на месте преступления — собирали улики, сдерживали толпу журналистов, проводили опрос свидетелей, составляли протоколы. Когда напарник высадил его у дома, в утренний час, когда весь город собирался на работу, оба были слишком утомлены, чтобы говорить. Волк лишь похлопал друга по коленке и вышел из машины.

Утренний выпуск новостей, который вела Андреа, он смотрел, сидя на жестком полу и запихнув в рот тост, но когда увидел свою фотографию рядом со скрючившимся телом Элизабет, тут же выключил телевизор. Затем дотащился до спальни и уснул, едва закрыв глаза.

Днем детектив надеялся показать руку одному хорошему врачу, но проспал до 6 часов вечера. Его разбудил звонок Симмонса. Поведав в двух словах о похоронах мэра Тернбла, босс вкратце рассказал о том, что было сделано за день и о гнусном освещении в СМИ событий предыдущей ночи. Потом, после неловкой паузы, поделился об открытии, сделанном Бакстер. Эксперты подтвердили, что волосы с расчески Чемберса полностью соответствуют генетическому материалу левой ноги Тряпичной куклы. А под конец напомнил Волку, что тот в любой момент может отказаться от участия в расследовании.

Коукс приготовил в микроволновке спагетти с тефтелями, но после разговора с Симмонсом у него никак не шел из головы образ забрызганного кровью фартука киллера. Просматривая раньше запись камеры видеонаблюдения, он задумался над тем, чья кровь засохла на его переднике, кто умер перед тем, как убийца добрался до Нагиба Халида, ставшего его почетным трофеем. Сейчас в этом появился определенный смысл. Киллер был вынужден убить Чемберса до того, как тот уехал из страны.

Детектив уселся перед телевизором, но вскоре обнаружил, что кошмарные ночные фотографии разлетелись по всем новостным каналам, которые бросились вовсю рассуждать, может ли Волк претендовать на столь значительную роль в проводимом расследовании. Едва проглотив две ложки спагетти, больше напоминавшего какую-то жижу, он отставил тарелку и поднялся, чтобы выбросить ее содержимое в корзину, но в этот момент раздался звонок домофона. На его беду, он до сих пор не раскупорил ни одного окна, в противном случае у него была бы прекрасная возможность одним махом избавиться и от отвратительного блюда, и от назойливого газетчика. Билл с неохотой вдавил пальцем кнопку связи.

— Вильям Коукс — козел отпущения в глазах прессы, красавец-мужчина и ходячий покойник в одном лице, — весело произнес он.

— Эмили Бакстер — эмоционально разбита и в некотором подпитии. Я могу подняться?

Волк улыбнулся, нажал еще одну кнопку, быстренько собрал разбросанные в беспорядке вещи, закинул их в спальню и запер дверь. Потом открыл Бакстер, на которой были узкие джинсы, высокие черные ботинки и кружевная блузка. Глаза ее были подведены дымчато-голубыми тенями, в дверной проем тут же просочился сладкий цветочный запах ее духов. Переступив порог комнатки, способной вогнать человека в депрессию, она протянула Волку бутылку красного вина.

Детектив в жизни не видел Бакстер в столь непринужденной одежде, хотя и знал ее тысячу лет. Она выглядела моложе, грациознее и изящнее, в таком виде ей больше подошли бы танцы и вечеринки, нежели трупы и серийные убийцы.

— Стул? — спросил он.

Бакстер обвела взором лишенную мебели комнату.

— А у тебя есть?

— Я просто спросил, — сухо ответил Волк.

Он вытащил на середину комнаты коробку с надписью «Брюки и рубашки», усадил на нее Эмили, вытащил из другой несколько бокалов для вина, взгромоздился на нее и налил по традиционному глотку.

— Да, местечко выглядит… — Бакстер запнулась с таким видом, будто у нее не было ни малейшего желания к чему-нибудь здесь прикасаться. Потом, не меняя выражения лица, перевела взгляд на Волка, на его мятую рубашку и спутанные волосы.

— Я только что встал, — солгал он, — от меня воняет, мне нужно принять душ.

Они сделали еще по глотку вина.

— Ты уже знаешь? — спросила она.

— Знаю.

— Ты не был его большим фанатом, но для меня Бен значил очень много.

Волк кивнул и уставился в пол. Раньше они таких разговоров не вели.

— Сегодня я расплакалась на груди напарника-стажера, — сказала Бакстер, буквально сгорая от стыда за собственную слабость, — мне этого в жизни не пережить.

— Симмонс сказал, это ты до всего докопалась.

— На груди стажера! Если бы на его месте был ты, все было бы в порядке.

Повисла неловкая пауза, затянувшаяся еще и оттого, что каждый из них представил Эмили в объятиях Волка.

— Мне хотелось бы, чтобы это был ты, — прошептала Бакстер, лишний раз усиливая неуместный образ, и подняла на Волка свои огромные, подведенные голубым глаза, желая увидеть его реакцию.

Он неудачно поерзал на своей коробке, внутри что-то хрустнуло, Бакстер долила в бокалы вина и наклонилась ближе.

— Не умирай, я не хочу.

Язык у нее немного заплетался, и Волк подумал, сколько она выпила перед тем, как прийти к нему. Женщина потянулась и взяла его за руку.

— Как думаешь, она считает, что между нами что-то есть?

Чтобы осмыслить это предположение, напрочь лишенное всякой логики, Волку потребовалось некоторое время.

— Андреа? — неуверенно спросил он.

— Ну да! Безумие, да? Мы оба с тобой испытываем на себе отрицательные последствия любовных отношений, но не наслаждаемся их… положительными сторонами.

Она вновь посмотрела на него широко открытыми глазами. Волк высвободил руку из ее ладошки и встал. Бакстер выпрямилась и сделала глоток вина.

— Давай пойдем куда-нибудь и поужинаем.

— По правде говоря, мне не хочется…

— Хочется, даже не сомневайся! Чуть дальше по улице есть обалденное местечко. Дай мне лишь нырнуть в душ. Выходим через пять минут.

Волк чуть ли не вприпрыжку ринулся в ванную.

Бакстер встала и почувствовала, что у нее закружилась голова. Проковыляла на кухню, допила вино и налила в бокал воды из крана. Выпила, налила еще и выпила опять, вглядываясь в окна пустой квартиры напротив, где несколько дней назад злодей, стоявший за всеми этими бедами и смертями, гордо выставил напоказ своего монстра.

В голове возник образ: Чемберс звонит Еве, скорее всего под принуждением, отчаянно пытаясь ее защитить.

Сквозь хлипкую, тоньше пергаментной бумаги стену ванной доносился приглушенный шум льющейся воды.

Эмили представила себе раздавленное тело Элизабет Тейт, лежащее под дождем. Перед мысленным взором возник черно-белый снимок, на котором Волк держит женщину за руку.

Волк под душем что-то напевал, явно не попадая в ноты.

В голову пришла мысль, что Билл может и не спастись.

Бакстер поставила бокал в раковину, взглянула в свое отражение в микроволновке и направилась в ванную. Уже второй раз за день сердце женщины забилось быстрее. Полоска света между створкой и косяком свидетельствовала о том, что запирать ее за собой Вильям не стал — может специально, а может и нет. Она положила ладонь на ручку, сделала глубокий вдох и…

Во входную дверь постучали.

Бакстер застыла на месте, не выпуская металлического набалдашника. Волк все еще стоял под душем, ни о чем не подозревая. Опять раздался стук, на этот раз настойчивее. Женщина про себя выругалась, подлетела к входной двери и распахнула ее.

— Эмили!

— Андреа!

Женщины остолбенели, между ними повисла неловкая пауза, ни одна из них не знала, что говорить. Из ванной, обмотав полотенцем бедра, вышел Волк. Направился в спальню, но на полпути вдруг осознал, что на него осуждающе смотрят две пары глаз. Он остановился, взглянул на неблаговидную картину у двери, покачал головой и скрылся за дверью спальни.

— Уютненько вы здесь устроились, — произнесла Андреа голосом, в котором в равных пропорциях смешивались возмущение и радость от того, что она во всем оказалась права.

— Думаю, тебе лучше войти, — сказала Бакстер, отступила на шаг и сложила руки на груди, будто защищаясь. — Сядешь на коробку?

— Я постою.

Пока Андреа оглядывала убогую квартирку Волка, Бакстер рассматривала ее саму. Журналистка выглядела как обычно, то есть идеально, но уныло и скучно, и ее туфли на каблуках от модного дизайнера, когда она расхаживала взад-вперед, неприятно стучали.

— Местечко, скажу я… — начала Андреа.

— Ну да… — перебила ее Бакстер, желая недвусмысленно дать понять этой состоятельной даме, что ее квартирка представительницы среднего класса не имеет ничего общего с этой лачугой.

— И какого черта Волк здесь поселился? — прошептала Андреа.

— Я полагаю, потому что ты обобрала его после развода, — зло бросила Бакстер.

— Это, конечно, не твое дело, — прошептала Андреа, — но мы собираемся продать дом и деньги поделить пополам.

Они обе стали глядеть по сторонам, не осмеливаясь нарушить неловкое молчание.

— Кстати, для сведения, — продолжала Андреа, — когда Билл вышел из больницы, мы с Джеффри оказали ему финансовую поддержку.

Бакстер подхватила опустошенную наполовину бутылку и весело предложила:

— Выпьешь вина?

— Все зависит от того, какого.

— Красного.

— Я понимаю. Откуда оно?

— Из супермаркета «Моррисонс».

— Да нет, я имею в виду… Ладно, я воздержусь.

Бакстер пожала плечами и вновь уселась на коробку.

Волк одевался уже гораздо дольше пяти минут, но при этом все еще стоял в своей унылой спальне, дожидаясь, когда утихнут крики в соседней комнате. Бакстер обвиняла Андреа, что та делает деньги и имя на бедах других, что журналистка воспринимала как обиду, хотя, по правде говоря, так оно и было. Бывшая жена в свою очередь обвиняла Эмили, что та напилась, на что детектив тоже обижалась, хотя, если по справедливости, это было недалеко от истины.

Когда ссора перекинулась на взаимоотношения Волка с Бакстер, он наконец покинул свое убежище.

— И как долго это у вас продолжается? — набросилась на них Андреа.

— Ты хочешь сказать, у меня и Бакстер? — невинно спросил Волк. — Это же смешно.

— Что смешно? — заорала Бакстер, не в состоянии совладать с ситуацией. — Ты хочешь сказать, что если я кому-то нравлюсь, то это смешно?

Волк поморщился, прекрасно осознавая, что какие бы слова он сейчас ни произнес, все будет впустую.

— Ничего подобного! Я совсем не это имел в виду. Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя красивой, умной, нежной и удивительной.

Бакстер одарила Андреа победоносной улыбкой.

— Нежной и удивительной? — закричала та. — И ты еще будешь все отрицать? — Потом повернулась к Бакстер и язвительно заявила: — Стало быть, вы с ним вместе здесь живете?

— Я не стала бы жить в этой убогой дыре, даже если бы от этого зависела моя жизнь! — яростно возразила вконец захмелевшая Эмили.

— Эй! — вскричал Волк. — Вы ни хрена не понимаете, моя квартирка только кажется убогой, на самом деле из нее можно конфетку сделать.

— Конфетку? — захохотала Андреа, наступив ногой на что-то липкое и вязкое. — Да тут с тоски помереть можно. Единственное, о чем я вас прошу, это быть со мной честными. А так мне без разницы, что происходит в твоей жизни.

Она подошла ближе к Волку, чтобы задать вопрос, глядя в глаза.

— Билл…

— Анди…

— Вы были любовниками? — спокойно спросила она.

— Нет! — в отчаянии проревел он. — Ты разрушила наш брак просто так, на голом месте!

— Вы же практически жили вместе в последние несколько месяцев перед нашим разводом. Неужели ты думаешь, я поверю, что у вас не было секса?

— Да, был! Еще какой! — выкрикнул Волк ей в лицо. После чего схватил плащ и выбежал из квартиры, с силой треснув дверью. Андреа и Бакстер остались одни. Перед тем, как заговорить, обе долго молчали.

— Андреа, — тихо промолвила Эмили, — знаешь, ничто на свете не доставляет мне большего удовольствия, чем сообщить тебе плохую новость, но между нами и правда никогда ничего не было.

Ссора была исчерпана, годы подозрений и обвинений перечеркнула одна-единственная искренняя фраза. Андреа опустилась на коробку — того, во что она так верила, на самом деле никогда не было и этот факт потряс ее до глубины души.

— Мы с Волком лишь друзья, не более того, — прошептала Бакстер, убеждая не столько Андреа, сколько себя.

Сложные отношения с Биллом, потребность в утешении и душевном покое на фоне смерти Чемберса, паника, вызванная перспективой потерять лучшего друга — все это настолько перемешалось у нее в голове, что во время перебранки с бывшей женой детектива она выставила себя совершенной дурой.

Эмили пожала плечами. Если кого-то и надо винить, то только алкоголь.

— Кем была женщина на фотографии с Биллом? — спросила Андреа.

Бакстер подняла на нее удивленные глаза.

— Нет-нет, мне не нужно ее имя! — бросилась защищать себя журналистка. — Просто… он хорошо ее знал?

— Да, хорошо. Она не заслужила… — Бакстер говорила осторожно, стараясь не выдать подробностей убийства Виджея Рэны. — Она не заслужила такого конца.

— Как он? Держится?

— Честно? Стал таким же, как раньше.

Андреа с понимающим видом кивнула, слишком хорошо помня заключительный акт их брака.

— Для него это слишком личное, ситуация давит на него и пожирает без остатка, — промолвила Бакстер, стараясь описать перемены в Волке, заметить которые удалось только ей.

— Может, преступник действует так преднамеренно? — стала вслух размышлять Андреа. — Нажимает на кнопочки, зная наверняка, что Волк настолько зациклился на его поимке, что даже не думает о собственной жизни?

— А разве поймать убийцу и спастись — не одно и то же?

— Не обязательно. Он мог бы уехать — но такой вариант не для него.

Бакстер вяло улыбнулась.

— Да, не для него.

— Знаешь, мы с ним недавно об этом говорили, — произнесла Андреа.

Бакстер насторожилась.

— Не переживай, я буду молчать.

— Стоит сказать Симмонсу одно-единственное слово, и он отстранит Волка от расследования, — сказала Бакстер, — но я не могу этого допустить, пусть лучше грызет себя у меня на глазах, чем где-то отсиживается, тупо дожидаясь, когда его убьют.

— Значит, договорились. Никому ни слова. Просто старайся помогать ему по мере возможностей.

— Если бы мы смогли спасти хотя бы одного фигуранта списка и, тем самым, доказать, что киллер не так уж непогрешим, дело выглядело бы не таким безнадежным.

— Я могу чем-то помочь? — искренне поинтересовалась Андреа.

Бакстер не давала покоя одна мысль, но обсуждать столь важный момент с женщиной, которую до этого уже арестовывали за передачу в СМИ материалов, способных изменить ход следствия, было слишком рискованно. Раньше она и слышать не хотела об идиотской идее подстроить мнимую гибель Гэрланда, но если один-единственный раз использовать прессу в качестве союзника, а не врага, у полиции появится дополнительный шанс качнуть чашу весов в свою сторону.

Андреа, похоже, была искренней и по-настоящему переживала за Волка. И она была главной надеждой Бакстер, позволяющей с успехом воплотить в жизнь разработанный ею план.

— Мне нужна твоя помощь, я хочу спасти Джерреда Гэрланда.

— Ты хочешь подключить к этому меня? — спросила Андреа.

— И твоего оператора тоже.

— Понятно.

Андреа прочла между строк странную просьбу Бакстер. И тут же представила себе триумф на лице Элайджи, когда он продемонстрирует, как пугающе отчаялась столичная полиция в поиске убийцы. Вполне возможно, он даже предложит немного поиграть и потянуть время, перед тем как выдать эту историю в эфир вечером накануне убийства.

Если репортер отдела новостей умышленно вводит зрителей в заблуждение, на его карьере можно ставить крест, какими благими намерениями он ни руководствовался бы, — ему потом просто никто не поверит.

Она вспомнила улыбающиеся лица коллег в конференц-зале, благодарных Элизабет Тейт за ее трагическую смерть, будто она только ради них бросилась под колеса автобуса. И сжала кулаки, представив, как они будут ликовать над трупом Волка, надеясь, что она добавит еще один штришок к драме, и без того худшей в ее жизни.

Нет, Андреа жила не для этого. Они внушали ей отвращение.

— Я все сделаю.

Глава 16

Четверг, 3 июля 2014 года

8 часов 25 минут утра

Направляясь на встречу с доктором Престон-Холл, назначенную на девять часов, Волк забежал в офис, сел за стол и выругался, ударившись ногой о набитую битком корзину для бумаг. Хитро поглядел по сторонам в поисках другой, пустой и оставленной без присмотра, и подумал о том, что нагрузка на уборщиков отнюдь не возрастает пропорционально объему работы, свалившейся на сотрудников отдела.

Прилагая символические усилия, чтобы убрать за собой, Волк был тронут, обнаружив, что Финли в свой выходной здорово попотел, составляя отчет для доктора Престон-Холл. Вверху для него была прикреплена бумажка:

И дерьмовое, скажу я тебе, это дело! Увидимся на планерке. Фин.

Билл отлепил бумажку, полагая, что доктор вряд ли оценит по достоинству прямоту Финли, бросил взгляд на стол Чемберса и представил, как Бакстер минувшим днем сломалась, что для нее было совсем не характерно. Мысль о том, что она пришла в столь подавленное состояние, была ему ненавистна. За все время, что они были знакомы друг с другом, в подобном смятении он видел ее лишь однажды, и в тот день, трагический и сюрреалистичный, это впечатлило его больше, чем что-либо другое.

В зале судебных заседаний Олд Бейли Бакстер места не нашлось, хотя она упорно рвалась пойти туда вместе с Волком в день вынесения Халиду приговора. К тому моменту его на время отстранили от работы, а в отношении коллег велось строгое расследование по поводу того, как они работали в рамках данного дела. Он не хотел, чтобы она шла. Трещина между ним и Андреа за ту неделю разрослась до размеров дикой головной боли, что закончилось вызовом в их коттедж в Стоук-Ньюингтоне наряда полиции и подлило масла в огонь вымышленных историй о насилии в их семье.

Несмотря на это, Бакстер потянула за какие-то веревочки, и ей разрешили дожидаться окончания процесса пусть и не в зале заседаний, но в пышном Грейт-Холле.

Волк до сих пор мог описать старшину присяжных (тот выглядел в точности как Гэндальф) и хорошо запомнил клерка, попросившего вынести вердикт. Все, что произошло впоследствии, было как в тумане: панические крики, запах паркетного лака, окровавленная рука, прижатая к белому платью.

Единственным, что врезалось глубоко в память, была резкая боль, вспыхнувшая, когда охранник, дежуривший у скамьи подсудимых, подлым ударом раздробил ему левую кисть, в которой теперь вместо кости у него была металлическая пластина. А еще — как Бакстер стояла посреди всего этого хаоса, как по лицу ее текли слезы, как она без конца спрашивала: «Что ты наделал?»

Когда он перестал отбиваться и толпа полицейских его обуздала, Эмили взяла пострадавшую члена жюри за окровавленную руку и отвела в безопасное место. Когда за Бакстер закрылись тяжелые створки, ему показалось, что он никогда ее больше не увидит.

Из состояния задумчивости Волка вырвало надоедливое пиканье, знакомое жужжание и щелчки, привычно издаваемые неисправным факсом. Он поглядел по сторонам и увидел Бакстер, которая стояла в кабинете Симмонса и о чем-то с ним оживленно беседовала. С того момента, как он ушел из квартиры, они больше не виделись и не разговаривали — когда он вернулся домой после долгих блужданий по улице, и она, и Андреа уже ушли. Он почувствовал себя немного виноватым, но не позволил себе слишком отвлекаться на их давнюю междоусобицу. Времени сделать что-нибудь путное у него уже не оставалось, поэтому Волк схватил рапорт Финли и вышел из отдела.

Разговор с доктором Престон-Холл прошел отнюдь не гладко, поэтому детектив с облегчением покинул пропахший плесенью кабинет и облегченно погрузился в старую, испытанную морось британского лета. Хотя было тепло, он накинул поверх белой рубашки плащ. У него в углу стола до сих пор стоял небольшой трофей — статуэтка «Мисс “Стащи с себя футболку” — 2013», которую Финли подарил ему после того, как попал под ливень в дешевой майке точно с такой же надписью. С тех пор Волк всегда опасался повторять эту его ошибку.

Вспомнив о планерке, он быстро зашагал обратно к Нью-Скотленд-Ярду. Доктор Престон-Холл недвусмысленно выразила свою озабоченность тем огромным прессингом, которому он подвергался, и пагубным воздействием смерти двух людей, умерших буквально у него на глазах после их предыдущей встречи в понедельник. О гибели Чемберса, к счастью для него, ей пока не сообщили.

Хотя их сеансы должны были основываться исключительно на информации, которую Финли сообщал в своих рапортах, и сведениях, почерпнутых из личных бесед доктора с Волком, они не смогли обойти тему фотографии, без конца показываемой в новостных программах накануне.

Она сказала, что этот снимок является самым достоверным доказательством, с которым ей когда-либо приходилось работать. Глядя на него, любой поймет, что мужчина, сжимающий в ладонях голову умершей женщины, разваливается на глазах. Под конец доктор пообещала позвонить Симмонсу и посоветовать ему ограничить роль Волка в расследовании, а то и вовсе отстранить его от дел до следующего понедельника.

Когда Волк вернулся, народу в отделе было немного. В ходе поножовщины между двумя бандами погибли два подростка, третий в критическом состоянии оказался в больнице. Это еще раз доказывало, что Лондон жил своей обычной жизнью, что Тряпичная кукла, жизнь фигурантов списка и борьба Волка за свою жизнь для миллионов людей, не причастных напрямую ко всем этим событиям, была лишь банальной темой для разговоров.

Усевшись за стол, детектив увидел, что его ждет сообщение. Эндрю Форд, охранник и четвертый номер в убийственном списке, с прошлого утра набивался на личный разговор с ним. И все агрессивнее вел себя по отношению к приставленным к нему полицейским. Бакстер поехала к нему вместо Билла, но грубиян категорично отказался с ней общаться.

Когда всех позвали на планерку, Волк уселся на свободный стул рядом с Эмили, которая с темным макияжем и скучным выражением на лице вновь выглядела безупречно.

— Доброе утро, — небрежно бросил он.

— Доброе утро, — ответила она, не глядя ему в глаза.

Потом повернулась и заговорила с Финли.

1. (ГОЛОВА) Нагиб Халид, Киллер-Крематор

2. (ТУЛОВИЩЕ) — ?

3. (ЛЕВАЯ РУКА) — платиновое кольцо, юридическая фирма?

4. (ПРАВАЯ РУКА) — лакированный ноготь?

5. (ЛЕВАЯ НОГА) — ?

6. (ПРАВАЯ НОГА) — Детектив Бенджамин Чемберс

A — Рэймонд Тернбл (Мэр)

B — Виджей Рэна Халид (брат/бухгалтер)

C — Джерред Гэрланд (журналист)

D — Эндрю Форд (охранник/пьяница/заноза в заднице)

E — Эшли Локлен (официантка) или (девятилетняя девочка)

F — Волк

Они молча взирали на список, надеясь на порыв вдохновения, благодаря которому вдруг проявится явная, очевидная связь. Первые двадцать минут планерки все отчаянно спорили и Симмонс в конечном счете нацарапал своими неразборчивыми каракулями на доске все их достижения. Увидев их в письменном виде, сотрудники отдела решили, что ничего выдающегося у них нет.

— Ключом к разгадке должны быть убийства Крематора, — изрек Финли, — Халид, его брат, Билл…

— Брат не имел к суду никакого отношения, — возразил Симмонс, делая на доске пометку, — его даже там не было.

— Может, когда Алекс вернется и сообщит нам имя, в этом появится какой-то смысл, — сказал Финли и пожал плечами.

— Не появится, — вклинилась в разговор Бакстер, — Эдмундс установил фамилии всех двадцати двух владельцев подобных колец, но ни один из них ни с какой стороны не причастен к процессу над Халидом.

— Но ведь про Бена то же самое сказать нельзя? — спросил Финли.

При упоминании этого имени в совещательной комнате повисла неловкая тишина. Финли почувствовал вину за то, что упомянул погибшего коллегу так, будто тот был всего лишь фрагментом головоломки.

— Да, Чемберс действительно имел отношение к расследованию, но не больше, чем кто-либо другой, — сухо возразила Бакстер. — Но даже если так, то непонятно, как все это связано с другими фигурантами списка.

— Как глубоко мы копнули прошлое этих людей? — спросил Симмонс.

— Мы делаем все возможное, но лишняя помощь нам точно не помешала бы, — сказала Эмили.

— Людей больше нет, — раздраженно бросил Симмонс, — я и так уже задействовал в расследовании треть сотрудников отдела. И привлечь к нему кого-то еще у меня больше нет возможности.

Бакстер умолкла, предпочитая больше не спорить и прекрасно представляя, какому давлению подвергается босс.

— Коукс, что-то ты сегодня непривычно молчалив, — заметил Симмонс. — Идеи есть?

— Если ключом ко всем этим событиям является судебный процесс над Халидом, то каким образом в этом списке оказался я? Это же бессмысленно. Неужели преступник решил сначала разделаться с Киллером-Крематором, а потом с человеком, пытавшимся его остановить?

Все озадаченно замолчали.

— Может, причина в том, что процесс получил широкую огласку, — предположил Финли, — может, Бен тоже вел какое-нибудь громкое дело и, тем самым, обратил на себя внимание.

— А это мысль, — поддержал его Симмонс, — надо ее обмозговать.

В этот момент в комнату буквально влетел Эдмундс — взъерошенный и мокрый от пота.

— Кольцо принадлежало Майклу Гейблу-Коллинзу! — победоносно заявил он. — Старшему партнеру фирмы «Коллинз и Хантер».

— «Коллинз и Хантер»? — повторил Финли. — Что-то знакомое.

Волк пожал плечами.

— Сорок семь лет, разведен, детей нет. Самое интересное в том, что в прошлую пятницу в обед он присутствовал на совещании партнеров фирмы, — продолжал Эдмундс.

— Таким образом, от совещания до того момента, когда мы обнаружили Тряпичную куклу, прошло двадцать четыре часа, — сказал Симмонс, добавляя в список аристократическую фамилию.

— А к суду он имел какое-то отношение? — спросил Финли, игнорируя отчаянный вздох Бакстер.

— Я еще не закончил проверку, но о прямой его причастности говорить точно не приходится, — ответил Эдмундс.

— Значит к мотиву, способному увязать все это в одно целое, мы ближе так и не подобрались, — резюмировал Финли.

— Таким мотивом может быть только судебный процесс, — категорично заявил Эдмундс.

— Но ведь ты только что сказал, что Гейбл-Коллинз здесь ни при чем.

— При чем. Как и все остальные. Мы просто еще не докопались. Ключ ко всему — Халид.

— Но… — начал было Финли.

— Давайте дальше, — перебил его Симмонс, бросив взгляд на часы. — Джерред Гэрланд потребовал, чтобы команду охраняющих его полицейских возглавила детектив Бакстер. Я подробно обсудил с ней этот вопрос и вы, надеюсь, окажете ей любую посильную помощь.

— Стойте, погодите! — воскликнул Волк.

— В связи с этим сегодня и весь завтрашний день ее в отделе не будет. В отсутствие детектива Коукс, конечно же, с удовольствием доведет до конца инициированные ею проверки, — твердо добавил Симмонс.

— Мне нужно быть рядом с Гэрландом, — сказал Волк.

— Считай, тебе крупно повезло, что ты сидишь сейчас с нами после того, как утром мне позвонила одна известная тебе особа.

— Сэр, я вынужден согласиться с Волком, — произнес Эдмундс, удивив всех повелительным тоном, при этом Бакстер, казалось, охватило жгучее желание чем-нибудь в него швырнуть. — Киллер бросил ему вызов, и если мы поменяем правила игры, один бог знает, как он на это отреагирует. Вполне возможно, что воспримет это как оскорбление.

— И хорошо. Я как раз на это и надеюсь и своего решения не изменю.

Молодой детектив покачал головой:

— Я полагаю, это ошибка.

— Эдмундс, я, в отличие от тебя, может, и не достиг высот в такой игре, как «Полицейские и воры», но с убийцами в свое время пообщался немало, можешь поверить мне на слово, — вскинулся Симмонс.

— Такого, как наш, среди них не было, — возразил Эдмундс.

Видя, что Эдмундс напрочь отказывается дать задний ход, Финли и Бакстер заерзали на стульях.

— Хватит! — заорал Симмонс. — Не забывай: у тебя даже еще испытательный срок не закончился. В субботу киллер в любом случае попытается прихлопнуть Джерреда Гэрланда, какую бы сиделку мы к нему ни приставили. Гэрланд со своей стороны согласен принять нашу помощь лишь в том случае, если этой сиделкой станет Бакстер. Бакстер, чтобы ускорить процесс, введите Коукса в курс дела. Спасибо всем за головную боль, которую вы мне доставили. Все свободны.

По окончании планерки Эдмундс подошел к Бакстер поговорить.

— Сопляк! Придурок! — зашипела она на него. — Что на тебя нашло?

— Я…

— Ты даже не представляешь, как это для меня важно. Мне и так тяжело, а ты еще подвергаешь мои способности сомнению в глазах босса и тем самым ставишь меня в неудобное положение.

Бакстер увидела, что Волк переступил порог и замешкался, дожидаясь шанса поговорить с ней наедине.

— Ты уже знаешь, чем сегодня займешься? — спросила она Эдмундса.

— Да.

— Тогда объяснишь ему все сам.

Она встала и вышла из комнаты, даже не удостоив Волка взглядом. Эдмундс посмотрел на него и вымученно улыбнулся.

— Как насчет лака для ногтей? — спросил он.

Волк позвонил экспертам-медикам узнать, не выяснили ли они чего-нибудь нового касательно трех неопознанных частей тел. Те ответили, что все еще проводят анализы и на данный момент не могут сообщить ничего такого, что поспособствовало бы расследованию.

Ему давно было пора уехать в Пекхем для разговора с Эндрю Фордом, но он болтался без дела, надеясь поговорить с Бакстер, пока она не ушла из отдела.

Внезапно на краешке его стола устроился Эдмундс, да так и не ушел, хотя Эмили тридцать пять минут провела в кабинете Симмонса и ее место пустовало. Молодой человек попытался втянуть Вильяма в разговор, но тот, глядя на них, был слишком поглощен своими мыслями и в контакт вступать не хотел.

— Мне в голову пришла идея, — сказал Эдмундс. — Наш киллер — человек методичный, умный и богатый на выдумки. До настоящего времени он ни разу не прокололся. Это наводит меня на мысль о том, что он занимался этим и раньше. Подумайте сами — этот подонок просто совершенствуется в своем мастерстве…

— В мастерстве? — с сомнением в голосе протянул Волк.

— Да, он воспринимает ситуацию именно так. Какими бы жуткими ни были все эти убийства, с объективной точки зрения они впечатляют.

— Впечатляют? — фыркнул Волк. — Эдмундс, может, ты и есть киллер, которого мы ищем?

Лицо его при этом приняло непроницаемый вид.

— Мне нужно просмотреть старые дела, — продолжал молодой человек, чтобы привлечь внимание Волка, — необычные способы совершения преступлений, убийство лиц, к которым невозможно подобраться, ампутация конечностей и расчленение. Где-то он должен был оставить след.

Эдмундс надеялся, что Волк поддержит его идею и заинтересуется подобными рассуждениями, но тот только рассердился.

— Над этим делом постоянно работаем лишь мы четверо: четверо! Неужели ты думаешь, что тебе позволят слинять и попытаться найти иголку в стоге сена, в то время как один за другим гибнут люди?

— Я… я просто хотел помочь… — запинаясь, произнес Эдмундс.

— Лучше делом займись, — бросил Волк, вскочил на ноги и выбежал из отдела, чтобы перехватить Бакстер, которая как раз закончила разговор с Симмонсом.

— Эй! — крикнул он.

— И думать забудь.

Бакстер прошла мимо него к своему столу, в руках у нее была какая-то папка.

— Ты обиделась за вчерашний вечер?

— Нет.

Когда они проходили мимо совещательной комнаты, детектив схватил ее за руку и втащил внутрь. Заметив это, сидевшие рядом сотрудники окинули их удивленными взглядами.

— Ты что?! — воскликнула она.

Волк запер за собой дверь.

— Прости, что вчера вечером я ушел. Нам нужно было о многом поговорить. Просто она меня так достала, что… Я не должен был оставлять тебя с ней наедине. Не злись.

Бакстер всем видом показывала, что ей хочется поскорее уйти.

— Помнишь, я сказал, что ты красивая, умная…

— …нежная и удивительная, — с ухмылкой закончила она его мысль.

— Да, нежная и удивительная, — согласно кивнул Волк, — ей это не понравилось, правда?

Лицо Бакстер расплылось в широкой улыбке.

— Да, действительно не понравилось.

— Тогда позволь мне помочь тебе в ситуации с Гэрландом. Я больше не могу сидеть с Эдмундсом. Представляешь, пару минут назад он хотел накрасить мне лаком ногти.

Бакстер засмеялась:

— Нет, но все равно спасибо.

— Перестань. Командовать будешь ты, что прикажешь, то я и сделаю.

— Нет, тебя нельзя до такой степени контролировать. Ты слышал, что сказал Симмонс — он в любую минуту может вообще отстранить тебя от расследования. Так что брось эту затею.

На лице Волка отразилось отчаяние.

— Прости, — добавила Бакстер и двинулась к выходу.

Но Волк, загораживавший дверной проем, не двинулся с места.

— Ты не понимаешь. Я обязан помочь.

— Прости, — повторила она, на этот раз уже тверже.

Волк попытался выхватить из ее рук бумаги. Под его нажимом тонкая пластиковая папочка, соединявшая их вместе, хрустнула и смялась. Эмили уже таким его видела — когда они расследовали дело Киллера-Крематора, когда она недоглядела за ним, когда он оказался полностью во власти своей навязчивой идеи и перестал отличать друзей от врагов.

— Билл… пойдем…

Бакстер никогда не называла его по имени. Она опять попыталась вырвать у него папку с делом Гэрланда, но безуспешно. Все, что нужно было сделать, это закричать и позвать на помощь. В комнату вломится дюжина полицейских и Волка отстранят от дела.

Она подумала, правильно ли поступила, что позволила ему зайти так далеко, игнорируя очевидные приметы. Ей всего лишь хотелось ему помочь, но терпеть его поведение больше нельзя.

— Прости, — прошептала она.

Она подняла руку, чтобы разбить матовое стекло, но в этот момент на пороге вырос Эдмундс, случайно перепутав двери.

Волк тут же ослабил хватку.

— Прошу прощения, но у меня на линии констебль Кастанья, это по поводу Эндрю Форда.

— Я ему сам перезвоню, — сказал Волк.

— Он, похоже, грозит выпрыгнуть в окно.

— Кто — констебль Кастанья или Форд?

— Форд.

— Чтобы сбежать или чтобы покончить с собой?

— Четвертый этаж, так что шансы равны.

При этих словах Волк улыбнулся, и Бакстер увидела, что он вернулся в свое обычное, дерзкое состояние.

— Ну хорошо, скажи, что я еду.

Он тепло улыбнулся Бакстер и вышел за Эдмундсом. Эмили подождала, пока он не скрылся за матовым стеклом, тяжело вздохнула и присела на корточки, чтобы не упасть. У нее кружилась голова, она была эмоционально опустошена после того, как приняла, казалось бы, важное решение, хотя чувствовала себя такой же нерешительной, как всегда. Женщина встала, пока никто не вошел в совещательную комнату, несколько раз глубоко вдохнула, чтобы восстановить дыхание, и ушла.

Глава 17

Четверг, 3 июля 2014 года

3 часа 20 минут дня

Волку пришлось сесть в поезд городской железной дороги и доехать до станции Пекхем Рай, что неожиданно оказалось для него весьма трудным делом. Чтобы хоть как-то себя вознаградить, он купил обжигающий двойной низкокалорийный маккиато с обессахаренным сиропом, но почувствовал себя чуть ли не кастратом, когда человек за ним без излишних изысков заказал: «Кофе. Черный».

Он вышел на широкий проспект и зашагал по направлению к трем муниципальным многоквартирным башням, которые гордо возвышались над окрестностями, блаженно не ведая или же попросту игнорируя тот факт, что остальные жители города считают их бельмом на глазу и снесут при первой же возможности. Как бы там ни было, архитекторы этих монстров решили выкрасить их в идеальный цвет «унылого, моросящего, сочащегося смогом серого лондонского неба», благодаря чему каждые девять дней из десяти они казались совершенно невидимыми.

Волк подошел к дому, на котором красовалась надпись «Башня Шекспира», далеко не уверенный, что великий писатель испытал бы от этого гордость, и тяжело вздохнул, оказавшись в окружении знакомых образов и звуков. Из окон торчала как минимум дюжина английских флагов с изображением Креста Святого Георгия, в знак приверженности этой великой стране или как минимум одиннадцати футболистам, регулярно разочаровывавшим своих фанатов. Пес, то ли стаффордширский терьер, то ли немецкая овчарка, без конца лаял на балконе, где хозяева выставили напоказ отвратительного вида нижнее белье, пытавшееся высохнуть под дождем, будто гротескное произведение современного искусства.

Детектива, пожалуй, можно было бы обвинить в излишней нетерпимости и снобизме, но он прожил полжизни в подобных домах, разбросанных по всему городу, и тем самым заслужил право их ненавидеть.

Оказавшись у входа, он услышал, что на задах здания кто-то кричит, обошел башню по кругу и к своему удивлению увидел неряшливого вида малого в куртке и трусах, висевшего на балконе у него над головой. Двое полицейских тщетно пытались втащить его обратно, несколько соседей высыпали на балконы с телефонами в руках, в надежде на то, что им повезет снять на камеру, как он упадет. Волк в изумлении взирал на сюрреалистичную сцену до тех пор, пока его не узнала тетка в пижаме, суетившаяся на лоджии.

— Вы тот самый детектив, которого показывали по телику? — крикнула она ему сиплым голосом.

Не в меру любопытную даму Волк проигнорировал. Свисавший с балкона мужчина вдруг прекратил орать, посмотрел вниз и увидел Билла, спокойно потягивавшего кофе.

— Эндрю Форд, я полагаю? — спросил детектив.

— Детектив Коукс? — спросил Форд с гнусавым ирландским акцентом.

— Он самый.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Валяй.

— Не здесь. Поднимайтесь.

— Иду.

Волк безразлично пожал плечами, направился к входу в здание, а Форд тем временем неуклюже забрался вверх по перилам. Когда детектив поднялся на этаж, у двери его встретила женщина-полицейский с азиатскими чертами лица.

— Рады вас видеть, — обратилась она к нему.

Когда она с улыбкой произнесла эту фразу, Волк заметил, что у нее не хватает сразу нескольких передних зубов, и почувствовал, как в груди нарастает волна негодования.

— Его работа? — спросил он, показав на рот.

— Ага, только он не специально. Стал крушить все вокруг, а я, вместо того, чтобы спокойно наблюдать, как последняя дура решила ему помешать. Сама виновата.

— Что-то он слишком нервный для охранника, вам не кажется?

— Его выгнали с работы еще год назад. С тех пор он только то и делает, что пьет да орет.

— Где он работал?

— Кажется, в универмаге «Дебенхэмс».

— А что ему надо от меня?

— Он утверждает, что знает вас.

На лице Волка отразилось удивление.

— Может, вы его когда-то арестовывали?

— Возможно.

Женщина ввела Волка в грязную, неубранную квартиру.

Если прихожая в ней была завалена журналами и DVD-дисками, то спальня и вовсе превратилась в свалку. Они прошли в крохотную гостиную, где каждый дюйм пространства занимали бутылки дешевой водки и коробки с крепким светлым пивом. Единственный диван прятался под одеялом, прожженным сигаретами в нескольких местах, все помещение пропиталось запахом пота, блевотины, пепла и объедков.

Эндрю Форд был на десять лет моложе Волка, хотя выглядел гораздо старше. Всклокоченные волосы на его лысеющей голове росли какими-то неровными клочьями. Туловище, тощее, с небольшим, но выпирающим пивным животом, казалось несуразным, кожа была нездорового, желтушного цвета. Волк в знак приветствия махнул ему рукой — прикасаться к грязной ладони хозяина у него желания не было.

— Офицер столичной полиции, руководитель бригады по расследованию дела «Тряпичной куклы»… детектив-сержант Вильям Оливер Лейтон-Коукс, — возбужденно процитировал Форд, хлопнув в ладоши, — это же Волк, не так ли? Классное прозвище. Волк в стаде овец, да?

— Или свиней, — произнес Волк, оглядывая мерзкого вида комнату и отнюдь не стремясь проявлять деликатность.

Форд посмотрел на него с таким видом, будто хотел вот-вот наброситься, но вместо этого лишь разразился хохотом.

— Ну да, ты же коп! Я тебя понял, — ответил он, даже отдаленно не догадываясь, какой смысл детектив вкладывал в свои слова.

— Ты хотел со мной поговорить? — спросил Волк, надеясь, что Бакстер позже возьмет на попечение и этого субъекта.

— Но не в присутствии этих… — начал он и вдруг перешел на крик, — …свиней!

Волк кивнул полицейским, которые тут же вышли из комнаты.

— Мы с тобой что-то вроде братьев по оружию, не так ли? — сказал Форд. — Два неподкупных стража закона.

Волка слегка покоробило, что охранник из «Дебенхэмса» назвал себя «стражем закона», но он решил не обращать внимания, хотя и чувствовал, что его все больше охватывает нетерпение.

— О чем ты хотел со мной поговорить?

— Я хочу тебе помочь, Волк.

С этими словами Форд запрокинул голову и громко завыл.

— Хватит дурачиться.

— Ты упустил из виду одну очень важную вещь, — самодовольно заявил Форд.

Волк спокойно ждал продолжения.

— Что я тебе сейчас расскажу! — совсем по-детски затянул Эндрю, наслаждаясь незнакомым для него чувством превосходства.

— Та симпатичная женщина-полицейский, которой ты выбил зубы…

— Индуска, что ли? — пренебрежительно махнул рукой охранник.

— …сказала, что ты знаешь меня.

— Да, Волк, я тебя действительно знаю, хотя ты меня и не помнишь, да?

— Подскажешь — вспомню.

— Мы с тобой провели сорок шесть дней в одном помещении, хотя не перебросились даже парой фраз.

— И что из этого? — неуверенно протянул Волк, надеясь, что полицейские ушли не слишком далеко.

— Эндрю Форд не всегда работал в универмаге. Когда-то он тоже был человеком.

Его слова вконец сбили Волка с толку.

— Вижу, ты до сих пор носишь мой подарок.

Волк в замешательстве поглядел сначала на свою рубашку, потом на брюки, похлопал себя по карманам и мельком глянул на цифровые часы — дешевую модель, подаренную матерью на Рождество.

— Уже теплее!

Детектив закатал рукав покрытой ожогами левой руки.

— Совсем горячо!

Волк снял часы и увидел тонкий белый шрам, обвившийся вокруг запястья.

— Ты тот самый охранник, что дежурил тогда у скамьи подсудимых? — спросил он, до боли сжав зубы.

Форд промолчал, лишь лихорадочно потер лицо, вышел на кухню и принес бутылку водки.

— Не надо меня так дешево продавать! — наконец ответил он с насмешливой издевкой. — Я Эндрю Форд, человек, спасший жизнь Киллеру-Крематору! — Он сердито хлебнул прямо из горла и по его подбородку побежал ручеек горячительного напитка. — Если бы я не проявил такого героизма, оттаскивая тебя от него, он бы подох и не убил ту маленькую девочку. Святой Эндрю! Вот какую надпись я хотел бы видеть на своем надгробии. Святой Эндрю: пособник детоубийцы.

Форд заплакал, рухнул на диван и натянул убогое одеяло, попутно сбросив на пол пепельницу.

— Вот так вот. Отправь этих свиней восвояси. Не надо меня спасать. Я просто хотел поделиться с тобой… и помочь.

Волк изумленно посмотрел на сломленного, жалкого человека, который хлебнул еще и нажал кнопку на пульте телевизора. Когда он уже занес над порогом ногу, в уши ударили включенные на всю громкость позывные детской передачи.

Андреа в гробовой тишине смотрела, как ее оператор Рори, одетый капитаном звездолета, отрубил голову инопланетянину (подозрительно похожему на его приятеля Сэма) с помощью восточного боевого шеста бо (покрытой фольгой палки). Из раны хлынула зеленая жижа, карикатурное тело упало и больше не двигалось.

Рори нажал кнопку паузы.

— Ну как?

Полноватому оператору хоть и было далеко за тридцать, но одет он был как неряшливый тинейджер. На его дружелюбном лице красовалась рыжая борода.

— Кровь была зеленой, — ответила Андреа, все еще пребывая под впечатлением от кровожадного видео, которое было хоть и малобюджетным, зато эффективным.

— Это же Круутар… пришелец.

— Ну хорошо, я оценила твои старания по достоинству, но вот Эмили, если, конечно, нам удастся ее убедить, потребует, чтобы кровь была красной.

Андреа договорилась встретиться с Бакстер и Гэрландом в принадлежащей Рори киностудии «СтарЭльф Пикчерс», которая на поверку оказалась гаражом на задах станции Брокли. В ожидании Эмили она, журналист, оператор и Сэм, его сопродюсер, актер и лучший друг, обсуждали, как лучше всего имитировать смерть человека, хотя и безотносительно к плану, который журналистка накануне обсудила с детективом.

Просмотрев с дюжину сцен убийств из архива «СтарЭльф», они пришли к выводу, что выпотрошить труп на глазах у всех трудновато, обезглавить его вполне реалистично, но это будет чересчур, что же касается взрывов, то с ними далеко не всегда все бывает гладко (доказательством чему служил большой палец ноги Сэма, гордо возвышавшийся над рабочим местом Рори в сосуде с формалином). В итоге было решено, что лучшим вариантом будет банальная пуля в грудь.

Растерзанная Бакстер опоздала на сорок минут и отнюдь не обрадовалась, увидев, что Рори и Сэм тратят понапрасну время, помогая Гэрланду опробовать себя в качестве мишени. После пятнадцати минут ожесточенных споров и угроз журналиста самостоятельно попытать удачу, Бакстер скрепя сердце перестала орать и согласилась выслушать все мнения. Она с сомнением оглядела студию, и Гэрланд увидел, что к уровню профессионализма команды «СтарЭльф» детектив, по вполне понятным причинам, относится скептически. Заспиртованного пальца над головой она, к счастью, пока не увидела.

— Я понимаю, у вас есть возражения и замечания, — с энтузиазмом вещал Рори, готовя презентацию, — но поверьте, нам это под силу.

Впервые они познакомились пять дней назад, когда Бакстер случайно уронила его любимую камеру на мостовую Кентиш-таун. Но Рори по счастливой случайности был не из тех, кто таит злобу, и действительно пришел в восторг при мысли тайком провернуть подобное дельце.

Они с Сэмом во всех красках описали, сколь невероятной реалистичности достиг применяемый в кино и театре прием, заключающийся в использовании примитивного пакета (чаще всего презерватива), спрятанного под одеждой человека. В его основе лежало небольшое взрывное устройство, известное как хлопушка и похожее на тоненькую плитку динамита, что вызвало у Бакстер вполне законное беспокойство. Помещалась оно с тыльной части пакета, благодаря чему кровь брызгала в разные стороны. Взрыватель приводился в действие передатчиком собственной конструкции Рори и обыкновенной батарейкой от часов. Было решено, что Гэрланд, чтобы уберечься от ожогов и осколков, наденет между телом и хлопушкой толстый ребристый резиновый пояс.

Когда Андреа вышла позвонить, Рори промямлил что-то насчет владения оружием, взял «Глок 22», из которого собирался стрелять в Гэрланда, и небрежно, будто пакет с чипсами, протянул ему тяжелый ствол. Изучая пистолет с видом абсолютно далекого от оружия человека, журналист чувствовал себя не в своей тарелке, и Бакстер поморщилась, увидев, как доверчиво он заглянул в ствол.

— Выглядит как настоящий, — сказал Гэрланд, пожав плечами.

— Он и есть настоящий, — весело ответил Рори, — только без пуль.

Он высыпал в ладонь Гэрланду горсть холостых патронов.

— Гильзы заполнены порохом, чтобы обеспечить вспышку и грохот выстрела, но пуль нет.

— Но ведь у бутафорских пистолетов всегда спиливают бойки, разве нет? — спросила Бакстер, инстинктивно пригибаясь, когда Гэрланд махнул в ее сторону стволом.

— Обычно да, — ответил Рори, увиливая от вполне очевидного ответа.

— А у этого? — загнала его в угол Эмили.

— У этого?.. Не до конца… Нет.

Детектив обхватила руками голову.

— Все в рамках закона! — заявил Рори в свою защиту. — У меня есть лицензия. Мы знаем, что делаем. Это совершенно безопасно. Смотрите…

Он повернулся к Сэму, который в этот момент как раз настраивал видеокамеру.

— Готов?

— Что? — встревожился Сэм.

Рори без предупреждений снял пистолет с предохранителя и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел и из груди Сэма брызнула темно-красная кровь. Андреа вбежала обратно в комнату. Бакстер и Гэрланд в ужасе смотрели, как на полу быстро растекается багровая лужа. Сэм отшвырнул отвертку и хмуро глянул на Рори.

— Ну ты и придурок, даже футболку не дал переодеть! — сказал он и вновь стал возиться с камерой.

— Потрясающе! — закричал Гэрланд.

Все в ожидании посмотрели на Бакстер, которая, судя по виду, по-прежнему была не в восторге от всей этой затеи.

Она повернулась к Гэрланду и сказала:

— Мне нужно сказать вам пару слов наедине.

Чтобы поговорить с глазу на глаз, Бакстер открыла машину и смела хлам с пассажирского сиденья на пол салона.

— Я хочу окончательно прояснить ситуацию, — начала она, — мы не будем имитировать вашу смерть, потому как это самое глупое, что мне доводилось слышать в своей жизни.

— Но…

— Я говорила вам, у меня есть план…

— Но разве вы не…

— Этим людям нельзя доверять. Вы представляете, какой шум поднимется, если кто-нибудь узнает, что столичная полиция, чтобы спасти человеку жизнь, решила сымитировать его смерть?

— В этой фразе слова «спасти человеку жизнь» играют далеко не последнюю роль, — сказал Гэрланд, волнуясь все больше и больше, — вы рассуждаете как полицейский.

— Но я и есть полицейский.

— Это моя жизнь. И мое решение.

— Я не стану этим заниматься, — произнесла Бакстер, — ответ окончательный и обсуждению не подлежит. Не хотите, чтобы я вам помогала, — не надо. Но у меня есть план, и я прошу вас — доверьтесь мне.

Она вскинула голову, потрясенная словами, только что слетевшими с ее губ. На лице Гэрланда тоже отразилось изумление. Будучи мужчиной, который для знакомства с женщиной использует даже собственное убийство, он взял Эмили за руку.

— Ну хорошо… я вам верю, — сказал он и тут же патетически всхлипнул, потому что Бакстер вывернула ему кисть.

— Ну все! Все! Все! — несколько раз повторил он, пока она его не отпустила. А потом, как ни в чем не бывало, спросил: — Как насчет ужина?

— Я же сказала: вы не в моем вкусе.

— Разве я не успешный? Не решительный? Не красивый?

— Все так, но вы обреченный, — ответила Бакстер, с ухмылкой глядя, как с его лица сползло самодовольное выражение.

В обычной ситуации она не стала бы терпеть его дешевых попыток ухаживать за ней, но после провальной попытки соблазнить Волка минувшим вечером внимание мужчины ей было приятно.

— Что ни говорите, а в качестве меры безопасности ужин — очень даже неплохо, если у вас, конечно, нет других планов, — произнес Гэрланд, к которому быстро вернулась былая самоуверенность.

— Не спорю, — улыбнулась Бакстер.

— Значит «да»? — с надеждой в голосе спросил Гэрланд.

— Значит «нет», — еще раз улыбнулась Эмили.

— Но насколько я понимаю, ваше «нет» — еще не отказ, не так ли?

Бакстер на мгновение задумалась и ответила:

— Нет.

Высоко подвешенные светильники заливали искусственным лунным светом подземный архив, тянувшийся, казалось, до бесконечности, и рассеивали длинные тени, которые в узких проходах были похожи на указующие во мрак пальцы. Скрестив ноги, Эдмундс сидел на полу и читал, потеряв счет времени. Вокруг него было разбросано содержимое семнадцатой отобранной им картонной коробки с доказательствами: фотографиями, образцами ДНК, показаниями свидетелей.

Поскольку и Бакстер, и Волк уехали по делам, он, пользуясь случаем, решил покопаться в Центральном архиве, расположенном в хорошо охраняемом доме на окраине Уотфорда. За пять лет каторжного труда сотрудники учреждения совершили настоящий подвиг, отсканировав, сфотографировав и каталогизировав все записи столичной полиции. Что же до вещественных доказательств, то они еще только ждали своей очереди.

Если вещдоки по более мелким преступлениям возвращались семьям пострадавших или уничтожались по прошествии определенного судом периода времени, улики, связанные с убийствами и другими тяжкими злодеяниями, хранились вечно, сначала в местном полицейском участке, в зависимости от наличия свободного места и других условий, затем в архивах, где для обеспечения оптимального режима сохранности поддерживалась определенная температура. В случае подачи апелляции, появления новых данных или технических новинок, позволяющих продвинуться в расследовании, дела очень часто возобновлялись и уликам, этим систематизированным напоминаниям о смерти, суждено было пережить всех, кто был так или иначе причастен к данному преступлению.

Эдмундс потянулся и зевнул. Пару часов назад он слышал, как кто-то катил тележку, но теперь в огромном хранилище кроме него больше никого не было. Он упаковал улику обратно в коробку, так и не обнаружив связи между обезглавленной жертвой, проходящей по этому делу, и Тряпичной куклой. Засунув коробку обратно на полку, он пробежал глазами составленный им список и только в этот момент увидел, что стрелки часов показывают семь часов сорок семь минут вечера. Громко выругавшись, молодой детектив помчался к маячившему вдали выходу.

Миновав пост охраны, он тут же получил обратно телефон, поднялся вверх по ступенькам на первый этаж и увидел пять пропущенных звонков от Тиа. Перед тем как ехать домой, ему еще нужно было вернуть машину в Нью-Скотленд-Ярд и забежать в отдел. Он набрал номер девушки, собрался с духом и приготовился выслушать ее гневный ответ.

Сидя на террасе кафе «Дог энд Фокс» на главной улице Уимблдона, Волк допивал вторую пинту пива «Эстрелла». Он был единственным, кто рискнул в столь промозглую погоду устроиться снаружи, особенно сейчас, когда небо над головой затянули зловещего вида грозовые облака, но ему не хотелось пропустить момент, когда Бакстер вернется в свою стильную, расположенную через дорогу квартиру.

В восемь часов десять минут вечера Волк увидел, как ее черная «Ауди» припарковалась на обочине, чуть не выехав на углу на тротуар. Он отставил пиво, уже не холодное и поэтому противное, и стал собираться. Когда ему оставалось преодолеть метров десять, Бакстер со смехом вышла из машины. Потом распахнулась дверца со стороны пассажира и на мостовую ступил незнакомый мужчина.

— Где-нибудь поблизости обязательно должны продаваться улитки, — сказал он.

— Вы хотите, чтобы ужин вызвал у вас отрыжку? — ухмыльнулась Эмили.

— Нет, просто не желаю уходить, не закусив скользкими, грязными, отвратительными моллюсками.

Бакстер открыла багажник, достала свои вещи и закрыла машину. Когда они двинулись ему навстречу, Волк, чувствуя, что неловкая ситуация выходит из-под контроля, запаниковал и съежился за почтовым ящиком. Бакстер и ее знакомый сначала прошли мимо, но потом все же заметили крупного, присевшего на корточки мужчину.

— Волк? — недоверчиво спросила Эмили.

Билл небрежно поднялся на ноги и улыбнулся, будто они обычно так и здоровались.

— Привет, — сказал он и протянул руку стильно одетому мужчине из категории тех, кто сводит женщин с ума.

— Джерред, — ответил Гэрланд, пожимая его ладонь.

На лице Волка отразилось удивление.

— Значит вы…

Увидев, что Бакстер всем своим видом выражает нетерпение, он осекся на полуслове.

— Какого черта ты здесь делаешь? И почему прячешься?

— Я боялся показаться бестактным, — промямлил Волк, махнув рукой в сторону Гэрланда.

— Ну и как, не показался? — спросила она и покраснела. Потом повернулась к Гэрланду, который уже шагал по улице, и сказала:

— Мне нужно сказать ему пару слов наедине.

— Я просто приехал, чтобы извиниться за вчерашний вечер и за сегодняшнее утро… в общем, за все… — промолвил Волк. — Подумал, что мы могли бы вместе поужинать, но у тебя, похоже, другие планы.

— Не похоже.

— Но ведь это неспроста!

— Ты ошибаешься.

— В таком случае я рад.

— Рад?

Слова, которые нужно было произнести, так и остались невысказанными, и каждому из них разговор теперь причинял боль.

— Я лучше пойду, — сказал Волк.

— Давай, — ответила Бакстер.

Он повернулся и зашагал в другую сторону, к станции. Ему хотелось уйти как можно быстрее. Бакстер тихо выругалась, злясь на себя, и направилась к Гэрланду, дожидавшемуся ее в конце улицы.

Глава 18

Пятница, 4 июля 2014 года

5 часов 40 минут утра

Бакстер почти не спала. Они с Гэрландом поужинали в «Кафе Руж», хотя улитки там, по воле случая, к тому времени закончились. Старательно изображая разочарование, Гэрланд по-быстрому заказал вместо них стейк, пока сомнительного вида французский официант не предложил им еще какой-нибудь неудобоваримый деликатес. Эмили, слишком поглощенная мыслями о неожиданном приезде Волка, была не в состоянии составить хорошую компанию. Они в подробностях обсудили вопросы, связанные с его защитой, и в десять часов вечера покинули ресторан.

Женщина не без труда дотащила сумки по узкой лестнице до своей двухкомнатной квартиры. Гэрланд предложил ей помочь, но она понимала, что если бы согласилась, он тут же разглядел бы в этом контекст, которого на самом деле и в помине не было. Эмили открыла дверь и с трудом переступила порог. В передней, приветствуя хозяйку, о ее ноги потерся кот Эхо. Окно на крыше было открыто, через него струился легкий ветерок, и в комнате царила приятная прохлада. Детектив сбросила туфли, отнесла вещи в спальню и вывалила их на толстый ковер. Потом накормила Эхо, налила себе большой бокал вина, взяла в гостиной ноутбук и забралась в кровать.

Добрые пятьдесят минут Эмили бесцельно бороздила просторы Интернета, проверяла почту, просматривала на Фейсбуке заслуживающие внимания новости за последний месяц. Подруга, ждавшая ребенка, приглашала ее погостить в Эдинбурге. В ответ детектив, обожавшая Шотландию, отправила инфантильное послание, явно не в ее духе, объяснив, что не может приехать, потому что по уши завалена работой.

Ее мысли то и дело возвращались к Волку. Он ясно дал понять, какие чувства испытал накануне вечером. И какие не испытал. Утром он схватил ее за запястья и теперь в тех местах у нее были синяки, а вечером приехал пригласить ее на ужин. Неужели он сделал это только потому, что чувствовал себя перед ней виноватым? Неужели сожалел, что отверг ее? А она уверена, что он действительно ее отверг? Утомившись от этих мыслей, Эмили налила себе еще бокал вина и включила телевизор.

Поскольку Гэрланду предстояло умереть только в субботу, убийства в рамках дела Тряпичной куклы отошли на второй план и теперь о них говорили лишь в ночных программах. В прайм-тайм по телевизору больше показывали потерпевший крушение у берегов Аргентины танкер, из которого вылилось триста галлонов нефти, образовав пятно, дрейфующее теперь в сторону Фолклендских островов. Во время ужина Гэрланд несколько вырос в глазах Эмили, но она была вынуждена признать, что даже в субботу его затмят собой маленькие несчастные пингвины, спасающиеся от наплыва маслянистой грязи.

Когда все мыслимые темы касательно утечки нефти, биржевого курса, фауны Фолклендских островов, возможной причастности к аварии террористов, вероятности миграции нефтяного пятна через Атлантический океан и угрозы загрязнения побережья Англии (не абы что) были исчерпаны, ведущие вернулись к обсуждению причин, по которым Гэрланд проявил столь публичный подход к нависшей над ним угрозе. Не в состоянии успокоить нервы, Бакстер выключила телевизор и всю ночь читала книгу.

Как только часы показали шесть утра, она включила ноутбук и зашла на сайт газеты. Из-за беспрецедентного спроса на публикуемую Гэрландом колонку «Говорит покойник» каждое утро в одно и то же время издание стало публиковать свежий выпуск, превратив свою веб-страничку в поистине бесценный участок виртуального недвижимого имущества. Навязчивое и жутко раздражающее видео с рекламой парфюмерии, косметики и последнего фильма с участием Шарлиз Терон напрочь не желало закрываться. Когда же оно, наконец, исчезло, по собственной воле на мониторе материализовалось короткое объявление, которое они приготовили вместе с Андреа. Его уже успели просмотреть больше ста тысяч человек.

Аукцион! В субботу утром в неназванном лондонском отеле Джерред Гэрланд даст эксклюзивное интервью продолжительностью один час телеканалу, который по состоянию на девять часов тридцать минут по британскому стандартному времени предложит наибольшую цену. 0845 954600.

Хотя в опубликованных за неделю статьях Гэрланд выступал совершенно открыто и не оставил никаких белых пятен, Андреа пребывала в полной уверенности, что соблазн сделать эксклюзивное интервью с обреченным на смерть человеком окажется слишком сильным, чтобы ему противиться. План Бакстер преследовал банальную цель — отвлечь внимание. С помощью Андреа они запишут получасовое интервью с Гэрландом, которое потом выйдет якобы в прямом в эфире в субботу. И когда представители СМИ со всего мира слетятся в столичный отель, «случайно» раскрыв киллеру местоположение журналиста, сам он уже будет в полной безопасности прохлаждаться на другом конце страны под опекой Службы защиты свидетелей.

Эффективность плана базировалась на нескольких ключевых пунктах: на корыстолюбии Гэрланда и его умении, не жалея сил, пользоваться моментом; на ожесточенной конкуренции между могущественными мировыми медиахолдингами; на мнимом неразглашении места, в котором журналист будет давать интервью.

Они состряпали объявление, предлагая участникам аукциона оставлять заявки со своими контактными данными. Этот шаг, несмотря на свою бесполезность, оправдывал присутствие в отеле Андреа и оператора. В качестве декораций для аферы Гэрланд выбрал вестибюль роскошного «МЕ Лондон» в Ковент-Гардене. Когда Бакстер спросила его, почему именно там, журналист ответил, что ему просто хочется выглядеть перед камерами «потрясающе».

Эмили посмотрела на часы, закрыла ноутбук и надела тренировочный костюм. Когда она ступила на дорожку тренажера, солнце над городом уже поднялось достаточно высоко для того, чтобы ворваться через окна и затопить своим светом гостиную. Закрыв глаза от его слепящих лучей, женщина засунула в уши наушники и увеличивала громкость до тех пор, пока не перестала слышать ритмичный звук своих шагов.

Когда Андреа остановилась у разрисованной свежим граффити двери «СтарЭльф Пикчерз», Сэм уже приготовил все необходимое для работы с Гэрландом. Накануне поздно вечером журналист позвонил и взмолился ему помочь.

— Да, будет трудно, но мы сможем это сделать, — сказал он.

— Эмили не согласится, — возразила Андреа.

— Она полицейский, и у нее связаны руки. А у вас нет… Пожалуйста.

— Я могу поговорить с ней еще раз.

— Бесполезно, она на это не пойдет. — В голосе Гэрланда слышалось отчаяние. — Но как только мы начнем, у нее не останется другого выбора, кроме как двигаться дальше. Она не хуже нас с вами знает, что я делаю все возможное и что для меня это единственный выход.

Перед тем как ответить, Андреа надолго умолкла.

— Приезжайте в «СтарЭльф» к восьми, — со вздохом сказала она, моля Бога, чтобы ее решение оказалось правильным.

— Спасибо вам.

Андреа вошла внутрь. Гэрланд в этот момент расстегивал рубашку, Сэм вертел в руках передатчик.

— Доброе утро. У вас на двери новое художественное оформление, — сделала она комплимент Сэму.

— Опять эти долбаные подростки на скейтах, — проворчал он, направляясь через комнату к Гэрланду, — я сказал Рори больше их сюда не пускать.

— Не подадите нам вон ту штуковину? — обратился к ней Сэм, показывая на толстый защитный пояс, призванный принять на себя всю силу маленького взрыва.

Она подняла его, ощутила под тонким материалом жесткие резиновые ребра и передала парню. Без рубашки Гэрланд оказался неожиданно худым, вся левая часть его тела была усеяна некрасивыми родинками. На плечах он сделал себе татуировку ангела-хранителя, точно такую же, как у прославленного Дэвида Бэкхема, которая на таком хлипком «холсте» выглядела совершенно абсурдной.

— Вдохните, — сказал Сэм, надел пояс Гэрланду на грудь и застегнул его сзади. Затем прикрепил наполненный искусственной кровью презерватив, извлек из коробки хлопушку и работающий на батарейке от часов приемник. Пока Гэрланд одевался, Андреа заставила Сэма трижды проверить пистолет и холостые патроны. Заниматься подобными вещами за спиной Бакстер казалось ей не совсем правильным, но женщина успокоила себя тем, что так, по крайней мере, они ничего не проглядят.

В последний момент Сэм стал объяснять Гэрланду, как надо «умереть», чтобы все выглядело естественно. Андреа надеялась, что тот его не слушает — в мыслях он уже видел свой развороченный труп, путаную десятиминутную речь над могилой и полицейского из числа новобранцев, которому глубоко наплевать на его похороны.

За двадцать минут до приезда Бакстер Сэм ушел, спрятав под одеждой балаклаву, передатчик и заряженный холостыми патронами пистолет.

— Нервничаете? — спросила Андреа, услышав, как по гравию подъездной дорожки прошелестела машина Эмили.

— Конечно, — ответил Гэрланд. — Если учесть, что мне предстоит завтра.

— Ну, если этим утром все пойдет по плану…

— Это-то меня и тревожит. У нас нет никакой уверенности — понять, купился он или нет, можно будет, лишь когда он попытается меня убить… или не попытается.

— Именно поэтому Эмили этим вечером намерена увезти вас из Лондона, если, конечно, к тому времени не угробит и нас, и себя, — мрачно пошутила Андреа.

Бакстер переступила порог, взглянула на часы и сказала:

— Пора.

Эмили ожидала чего угодно, но только не этого. Приехав в отель, они сели в мрачный лифт и поднялись в вестибюль. Двери разъехались в стороны, она сделала по гладкому черному полу пару шагов, потом замерла и вытаращила глаза на холл, показавшийся ей совершенно нереальным.

Они стояли у основания огромной мраморной пирамиды, освещенной призрачным, фантастическим светом. На подставке лежала книга, умышленно увеличенная в размерах, белые диваны отражались в черных плитах пола и от этого казалось, что они стоят в воде. Стойка администратора и боковые столики напоминали безупречно обтесанные глыбы обсидиана и будто росли прямо из пола. По полированным мраморным стенам проносились изображения медуз, которые вопреки закону тяготения плыли вверх, оказывались внутри пирамиды и растворялись в круге солнечного света, врывавшегося через треугольник в сотне футах над головой.

— Проходите, — сказал Гэрланд, довольный, что ему наконец удалось произвести впечатление на равнодушную и холодную Бакстер.

Девушка из персонала отеля принесла им по бокалу вина «Просекко» и усадил на белый кожаный диван — Гэрланд объяснил, что ему нужно кое с кем встретиться. Они договорились, что Эмили, если узнает кого-то из этих людей, виду все равно не подаст.

— Вчерашний ужин мне действительно понравился, — произнес Гэрланд, наблюдая за тем, как загадочная и прекрасная медуза пытается вырваться из объятий пирамиды.

— Да, там всегда хорошо кормят, — уклончиво ответила Бакстер.

— Я имел в виду компанию.

— Ту, что была в «Кафе Руж»?

Гэрланд улыбнулся, понял намек и решил больше не поднимать эту тему, по крайней мере пока.

— Куда поедем после интервью? — прошептал он.

Бакстер покачала головой и ничего не ответила.

— Нас никто не слышит, — прошептал он.

— Служба защиты свидетелей уже подготовила для вас дом…

— Тот самый, где собирались спрятать человека, которого вы так и не смогли спасти? — горько произнес Гэрланд.

Сэма, который вошел в вестибюль и направился в туалетную комнату, Бакстер не заметила, зато увидела, как резко переменился в лице Гэрланд.

— Они здесь, — нервно бросил он.

Когда они с Рори подъехали к «МЕ Лондон», Андреа разговаривала по телефону с Элайджей. Двери лифта закрылись, связь прервалась и босс так и не успел дочитать до конца перечень подготовленных для Гэрланда вопросов. Ему хотелось, чтобы она направила интервью в такое русло, в котором журналист бросил бы киллеру вызов, оставаясь дерзким до самого конца.

— Бойня никому не нравится, — сказал он за несколько мгновений до этого, — публике подавай борьбу.

Войдя в изумительный вестибюль отеля, женщина не стала ему перезванивать. Рори отошел в сторонку и начал снимать кадры огромной книги и пирамиды, чтобы было с чего монтировать перебивки, хотя и он, и Андреа были уверены, что они, скорее всего, пригодятся лишь для следующего его фильма. Сотрудница отеля, не знавшая ни Бакстер, ни Гэрланда, журналистку узнала и теперь взволнованно смотрела на группку людей, готовившихся к съемке. Новость о том, что журналист выставил свое последнее интервью на аукцион, все утро активно обсуждалась в СМИ. Андреа перехватила женщину до того, как та успела улизнуть.

— Это известный отель, — сказала ей журналистка, — сегодня нам нужно устроить прогон, но это еще не значит, что завтра мы явимся сюда для прямого эфира. Поэтому я очень надеюсь, вы и ваши коллеги будете хранить в тайне все, что сегодня здесь увидите. Доведите это до их сведения.

— Ну конечно, — улыбнулась женщина с таким видом, будто никогда не мечтала незаметно сделать сэлфи со следующей жертвой киллера, смастерившего Тряпичную куклу.

Она направилась через вестибюль, чтобы сделать выговор персоналу, взиравшему на происходящее, сгорая от любопытства.

— Как думаете, она купилась? — спросила Андреа.

— Может быть, — озабоченно ответила Бакстер, — давайте побыстрее закончим и уберемся отсюда.

Эту ночь Эдмундс тоже спал на диване. Когда он вернулся домой в одиннадцатом часу вечера, Тиа уже уснула, запершись в спальне. До раннего утра он просидел за компьютером, выискивая в «Гугле» новые убийства, заслуживавшие внимания в рамках их расследования.

Утро он провел в поисках сведений о Майкле Гейбле-Коллинзе. Оставив на руке Тряпичной куклы платиновое кольцо, киллер явно хотел, чтобы полиция его идентифицировала, но вот почему, пока было не ясно. Ключом ко всему был Халид, это несомненно, поэтому Эдмундс трудился не покладая рук и наконец обнаружил между ними связь.

Юридическая фирма «Коллинз и Хантер» представляла интересы Халида в суде, но вот Майкл Гейбл-Коллинз непосредственно в судебном разбирательстве участия не принимал. Он не присутствовал ни на одном заседании, кроме того, будучи партнером и специалистом по семейному праву, не привлекался в процессе подготовки, которым руководила Шарлотта Хантер.

Хотя через их юридическую фирму ежегодно проходили сотни дел, Эдмундс был уверен, что это не случайность, и приехал в участок пораньше, чтобы продолжить работу и попытаться установить хоть какую-то связь. Он составил полный перечень тех, кто так или иначе был причастен к процессу над Халидом, — адвокатов, персонала и даже обычных зевак, записывавшихся, чтобы попасть на галерку для публики. Если будет надо, он поговорит с каждым из них.

Андреа сказала на камеру несколько вступительных слов. Мысль о том, сколь огромная аудитория вскоре обрушится с критикой на их плохо отрепетированную театральную постановку, не давала ей покоя.

— …встретились сегодня утром с журналистом Джерредом Гэрландом, третьим фигурантом списка убийцы, разыскиваемого по делу Тряпичной куклы. Доброе утро, Джерред.

Рори сменил позицию, чтобы и Андреа, и Гэрланд, сидевшие друг против друга на белых кожаных диванах, оказались в кадре.

— Спасибо, что решили поговорить с нами в невероятно трудный период вашей жизни. Давайте начнем с вопроса, который буквально лежит на поверхности: почему? Почему этот человек, этот серийный убийца, выбрал именно вас?

Бакстер сосредоточила на интервью все свое внимание. Она знала, что Гэрланд на грани. Он выглядел напуганным, что-то явно было не так. Скрипнула дверь мужской туалетной комнаты и в вестибюль, никем не замеченный, проскользнул Сэм, весь в черном, с балаклавой на лице и пистолетом в правой руке.

— Я бы и сам не прочь это узнать, — сказал Гэрланд. — Впрочем, вам, госпожа Холл, на собственном опыте должно быть известно, что у журналиста есть не только друзья.

Они оба нервно засмеялись.

У стойки администратора кто-то вскрикнул, и Рори быстро повернулся, чтобы снять мужчину с пистолетом в руке, двигавшегося в их сторону. Бакстер инстинктивно бросилась на человека в маске и не остановилась даже когда узнала его смутно знакомый голос и все поняла.

— Джерред Гэрланд! Будь ты проклят, сукин сын! — импровизировал Сэм.

Рори отошел в сторону, чтобы не мешать вооруженному убийце, и навел камеру на Гэрланда, который вскочил на ноги и выглядел перепуганным до смерти. Прозвучал оглушительный выстрел, эхом отражаясь от полированных поверхностей, из груди Гэрланда хлынула кровь, и Андреа, по сценарию, закричала. Бакстер тяжело обрушилась на Сэма, Гэрланд, как и планировалось, упал навзничь на диван… но в этот момент из раны брызнул ослепительно белый свет, разбрасывая по черному полу искры. Раздалось шипение, будто загорелся фейерверк, журналист схватился за надетый под рубашкой пояс и покатился по полу.

Рори отшвырнул камеру и бросился ему на помощь. Где-то хрустнуло стекло, и он почувствовал полыхающий жар, исходящий от снопа искр, побежавшего вокруг тела Гэрланда. Парень в панике схватился за застежку пояса и с отвращением увидел, что его пальцы ушли глубоко внутрь грудной клетки журналиста.

Тогда оператор с силой потянул пояс на себя, но резиновые ребра к тому моменту уже успели сплавиться с кожей. Снова хрустнуло стекло, на руки Рори брызнула какая-то обжигающая жидкость, он отпрянул и упал навзничь.

К ним ринулась ошеломленная Бакстер.

— Не смей! — в агонии закричал Рори. — Это кислота!

— «Скорую»! — закричала Бакстер администратору отеля.

Совершив полный круг, белый сноп искр вдруг погас. Было слышно лишь хриплое дыхание Гэрланда. Бакстер подбежала к дивану и взяла его за руку.

— Все будет хорошо! — пообещала она. — Андреа!.. Андреа!

Андреа сидела и смотрела на него в шоке, будто парализованная. Потом медленно повернулась и посмотрела на Бакстер.

— На ресепшене должна быть аптечка первой помощи с перевязочными материалами, принеси ее, — сказала ей Бакстер, не зная какие ожоги получил журналист — кислотные, тепловые или какие-то другие.

Когда Андреа вновь подошла к дивану с аптечкой первой помощи в руках, вдали уже слышался вой нескольких сирен. Каждый вдох Гэрланда недвусмысленно свидетельствовал, что он агонизирует. Он лежал, запрокинув голову и глядя на медуз, которые взбирались по стенам — вверх к свету в конце тоннеля.

Бакстер встретилась взглядом с Андреа и взяла из ее рук коробку.

— Что вы натворили? — в ужасе спросила она. Потом повернулась к Гэрланду и еще раз попыталась его успокоить: — Все будет хорошо.

Она и сама знала, что говорит неправду. Обгоревшая рубашка журналиста местами расползлась, и Эмили увидела меж ребер обуглившееся легкое, яростно сражающееся за каждый глоток воздуха. Ей даже думать не хотелось о том, какие повреждения были скрыты от ее глаз.

— Все будет хорошо.

Вестибюль заполонили вооруженные полицейские, тут же окружили Сэма, которому хватило ума выбросить пистолет до их приезда, и обеспечили периметр безопасности. Сразу за ними вошли врачи «скорой» и тут же переложили Гэрланда на каталку. Бакстер увидела, как они, перед тем как ринуться к лифту, обменялись красноречивыми взглядами. Еще одна бригада накладывала противоожоговые повязки на изуродованные руки Рори.

На том месте, где сидел Гэрланд, сверкали на свету осколки стекла. Самый крупный из них напоминал собой тонкую, сломанную на конце палочку. Детектив заметила на диване несколько пятен, где кожа прогорела насквозь. Она встала и вместе с врачами направилась к лифту, решив оставаться рядом с Гэрландом до самого конца.

Эдмундс в замешательстве посмотрел по сторонам. Он был настолько поглощен работой, что даже не увидел, как большинство коллег встали из-за столов и сгрудились у большого телевизора. В отделе повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь никогда не умолкающими телефонами и приглушенным голосом Симмонса, наверняка разговаривавшего в кабинете с комиссаром.

Эдмундс встал. Вклинившись в задние ряды собравшихся, он увидел мелькнувшее на экране лицо Андреа. И хотя она казалась точно такой же, какой ее всегда показывали по телевизору, было совершенно ясно, что в данном случае журналистка выступает отнюдь не в той ипостаси, в какой ее привыкли видеть зрители. Вместо того чтобы сидеть за столом, женщина бежала рядом с каталкой «скорой», в то время как зажатая в чьей-то дрожащей руке камера мобильного телефона старалась удержать ее в кадре. На заднем плане, склонившись над каталкой, появилась Бакстер. Лежавший на носилках человек мог быть только Джерредом Гэрландом.

Наконец на экране вновь появилась студия. Коллеги Эдмундса вернулись на свои места и мало-помалу начали обсуждать произошедшее. Все знали, что защитой Гэрланда занималась Бакстер, причем многие выступали против ее решения разрешить прямой эфир с человеком, который с таким напором публично критиковал работу полиции.

Тут же возник целый ряд новых вопросов: почему Бакстер, несмотря ни на что, все же выставила его на обозрение публики? Был ли стрелявший в него человек киллером, которого разыскивали по делу о Тряпичной кукле? И что, наконец, с ним на самом деле случилось? Сведения на этот счет расходились, по одним данным журналиста застрелили, по другим — сожгли.

Но Эдмундса интересовал только один вопрос: почему убийца нанес удар на день раньше?

Глава 19

Пятница, 4 июля 2014 года

2 часа 45 минут дня

Из-за того, что Гэрланд получил серьезные повреждения, характер которых до конца был неясен, его доставили в отделение экстренной медицинской помощи больницы Челси и Вестминстера, где его уже ждал специалист по ожогам. Всю поездку Бакстер держала его за руку и отпустила только после того, как властная больничная медсестра попросила ее освободить помещение.

Несколько минут спустя вторая машина «скорой» привезла Андреа и Рори. Судя по тому, что Бакстер смогла разглядеть под противоожоговой повязкой, левая рука оператора пребывала в том же плачевном состоянии, что и в отеле, в то время как на правой ладони недоставало приличного куска плоти. Рана больше напоминала след от укуса, нежели от ожога. Врач «скорой» переговорил о чем-то с медсестрой из приемного покоя и увел Рори, чтобы показать консультанту.

Бакстер и Андреа молча устроились на террасе кофейни «Старбакс» чуть дальше по улице. Гэрланда два часа назад увезли в операционную, новостей от Рори у них тоже не было. Большую часть этого времени Бакстер потратила на то, чтобы узнать, куда доставили Сэма, дабы подтвердить его невероятную историю, в которую полицейские наверняка отказывались верить.

— Понятия не имею, что произошло, — пробормотала Андреа, вертя в руках сломанную палочку для перемешивания кофе.

Бакстер ее будто не слышала. Она уже поняла, что обратиться к журналистке за помощью было одной из самых больших ошибок в ее жизни, и теперь мучилась вопросом о том, не было ли в бывшей жене Волка некоего основополагающего изъяна.

— Тебе в самом деле ни в чем нельзя верить, — сказала ей перед этим Эмили, — тебе не кажется, что все, к чему бы ты ни прикоснулась, превращается в дерьмо?

Детективу хотелось на нее наорать, но она понимала, что ничего хорошего из этого не получится, тем более что Андреа явно чувствовала себя такой же виноватой и подавленной, как и сама Бакстер.

— Я хотела ему помочь, — сказала Андреа, будто разговаривая сама с собой, — ты же сама сказала: если мы сможем спасти хоть одного из них, у Билла появится надежда.

Бакстер застыла в нерешительности, не зная, рассказывать ли ей о том, как вчера утром он не хотел выпускать ее из совещательной комнаты. Потом все же решила оставить эти сведения при себе.

— Думаю, ему не жить, — прошептала Андреа.

— Гэрланду?

— Биллу.

— Нет! Мы его спасем! — замотала головой Бакстер.

— Вы с ним могли бы… Если ты хочешь… Наверное, ты… Он был бы счастлив.

Бакстер каким-то образом уловила посыл, скрытый в туманных речах Андреа, но на вопрос не ответила.

— Мы его спасем! — еще раз твердо заявила она.

Прсти. Пргтовлю ужн. Люблю тбя.

Эдмундс, не замечая Симмонса, сидел за их с Бакстер столом, пытаясь отправить Тиа текстовое сообщение. Первые три его послания с извинениями она проигнорировала.

— Эдмундс! — гаркнул за его спиной босс. — Если у тебя есть время, то вместо того, чтобы строчить смс, сходил бы лучше к экспертам и выяснил, что, черт возьми, сегодня произошло.

— Я?

— А то кто же! — зло бросил Симмонс и с отвращением посмотрел на свой кабинет, из которого опять донесся телефонный звонок. — Коукс с Финли на другом конце страны, а Бакстер все еще в больнице. Так что остаемся только я и ты, то есть только ты.

— Слушаюсь, сэр.

Эдмундс собрал документы, над которыми работал, по-быстрому навел на столе порядок, чтобы Эмили на него не орала, и вышел из отдела.

— Как дела? — спросил в лаборатории экспертов привычно похожий на монаха Джо после того, как вымыл руки. — Я смотрел репортаж по телевизору.

— Думаю, его смотрела вся страна, — сказал Эдмундс, — сам я Бакстер еще не видел, но Симмонс с ней уже говорил. Она все еще в больнице с Гэрландом.

— С ее стороны это проявление заботы и внимания, хотя, боюсь, в этом нет необходимости.

— Журналиста сейчас оперируют — врачи, вероятно, считают, что у него есть шанс.

— Он обречен. Я разговаривал с тамошним специалистом по ожогам, сообщил ему, с чем мы столкнулись.

— Уже установили? И что это за вещество?

Джо махнул Эдмундсу рукой, приглашая подойти ближе к его рабочему столу, где под микроскопом лежали осколки стекла, найденные на диване в отеле. Несколько капель жидкости патетически покоились на дне пробирки с вставленным в нее металлическим стержнем, соединенным проводами с каким-то прибором. На железном подносе лежали остатки защитного пояса с тошнотворного вида фрагментами кожи Гэрланда, въевшимися в резину.

— Полагаю, тебе известно, что они пытались имитировать смерть Гэрланда, в которого злодей якобы должен был выстрелить из пистолета? — спросил Джо.

— Да, Симмонс нам говорил, — кивнул Эдмундс.

— Хороший план, смелый, — искренне произнес эксперт, — вопрос звучит так: как убить человека, имитируя выстрел? Подменить пистолет? Зарядить его боевыми патронами вместо холостых? Пожалуй. Но еще можно использовать для подрыва пакета с кровью совсем другую взрывчатку, правда?

— Думаю, да.

— А вот и неправильно! Такие вещи в обязательном порядке проверяются, причем не один раз. Поэтому наш киллер решил переделать защитный пояс, который Гэрланд надел на грудь, — толстую, обшитую материалом полоску резины, которая в принципе не может нести в себе никакой угрозы.

Эдмундс склонился над остатками пояса, зажав нос от жуткого запаха горелой плоти. Кое-где из резины торчали обгорелые металлические полоски.

— Между ребер пояса кто-то засунул обруч из магниевых пластин, — изрек Джо, явно не обращая никакого внимания на запах, — а когда бедолага его надел, жар в несколько тысяч градусов по Цельсию практически прожег его насквозь.

— Значит, взорвав пакетик с кровью…

— …они подожгли магниевый обруч. Я обнаружил на передней части пояса слой катализатора, его нанесли, чтобы избежать осечки.

— А при чем здесь стекло? — спросил Эдмундс.

— Перестраховка, если этот термин в данном случае уместен. Убийца хотел убедиться, что Гэрланд умрет. Поэтому он с помощью небольших ремешков прикрепил на внутренней поверхности пояса приличное количество пузырьков с кислотой, которые в результате взрыва лопнули и выплеснулись на плоть, и так уже подвергшуюся действию огромной температуры… Плюс к этому смертоносные спазмы и отеки в результате вдыхания токсичных паров.

— Боже праведный, — сказал Эдмундс, усиленно строча в блокноте, — кислоту установили?

— Я погрешил бы против истины, если бы назвал это просто кислотой. Это штуковина похуже, гораздо хуже. Так называемая суперкислота, скорее всего трифторметансульфоновая, примерно в тысячу раз сильнее обычной серной.

Эдмундс инстинктивно отпрянул от пробирки, выглядевшей вполне заурядно.

— И это вещество попало Гэрланду внутрь? — спросил Эдмундс.

— Теперь тебе понятна моя точка зрения? Надежды на то, что журналист выживет, нет никакой.

— Но ведь эту субстанцию, вероятно, просто так не достать?

— И да, и нет, — беспомощно ответил Джо, — она широко используется в промышленности в качестве катализатора и к тому же пользуется спросом на черном рынке, ведь ее так легко превратить в смертоносное оружие. — Эдмундс тяжело вздохнул.

— Не бойся, — весело сказал Джо, — я тут поработал с Тряпичной куклой и кое-что нашел.

Бакстер встала из-за стола, чтобы ответить на звонок из больницы. Пока ее не было, Андреа без особого восторга вытащила из сумки рабочий телефон и включила его. Одиннадцать пропущенных звонков: девять от Элайджи и два от Джеффри, полученные еще до того, как она сообщила ему, что жива и здорова. Одно голосовое сообщение. Она собралась с духом и прижала трубку к уху.

— Где ты? В больнице? Все пытаешься справиться с волнением и взять себя в руки? — начал Элайджа, которого она явно поставила в неудобное положение. — Я говорил с женщиной из персонала отеля, она сказала, что когда все случилось, вы что-то снимали. Мне нужен этот материал, срочно. Я послал в отель нашего компьютерщика Пола, снабдив его запасными ключами от микроавтобуса. Он сделает копию записи. Приедешь сюда — сразу мне позвони.

Вернувшись за стол, Бакстер застала Андреа совершенно потрясенной.

— В чем дело? — спросила она.

Андреа обхватила голову руками и прошептала:

— О господи!

— Да что случилось?

Андреа обессиленно подняла на Бакстер глаза.

— Они сделали копию записи… — ответила она, — прости…

Да, все, к чему она прикасалась, действительно превращалось в дерьмо.

Их опять вызвали в больницу, и женщинам пришлось проталкиваться сквозь толпу репортеров и лес телекамер, осадивших главный вход. Андреа заметила, что для освещения жуткого инцидента, в центре которого она оказалась, Элайджа прислал Изобель и ее оператора.

— Вкушай прелести журналистики, — сказала Бакстер, когда полицейский пропустил их внутрь.

Они вошли в лифт и оказались в безопасности. Медсестра проводила их в комнату для гостей, и по ее виду Бакстер сразу определила, что она собиралась им сказать: несмотря на все приложенные усилия, повреждения оказались несовместимыми с жизнью и сердце Гэрланда перестало биться на операционном столе.

Хотя она чего-то подобного и ожидала, хотя с Гэрландом они были знакомы лишь три дня, из глаз ее тут же хлынули слезы. Эмили понятия не имела, как потом избавится от бремени всепоглощающего чувства вины. Детектив физически ощущала, как оно ворочается в груди. Именно она несла за него ответственность. Если бы он осуществил этот план не за ее спиной, может быть… А если бы она…

Медсестра сказала им, сестру Гэрланда тоже поставили в известность, что она сейчас сидит одна в комнате дальше по коридору и что они, при желании, могли бы с ней поговорить, но Бакстер отказалась. Она попросила Андреа передать Рори пожелания быстрейшего выздоровления и как можно быстрее покинула больницу.

Джо выдвинул в центр комнаты железный стол с Тряпичной куклой, приобретшей столь печальную известность. Эдмундс думал, что никогда больше не увидит это жуткое творение, но его надежды не оправдались. В виде последнего унижения несчастной женщины, к туловищу которой самым кошмарным образом были пришиты части тел пяти разных людей, теперь от центра ее живота тянулся длинный ряд свежих стежков, разветвлявшийся в ложбинке между маленькой грудью на два шва, заканчивавшихся на плечах. Хотя эксперты установили, что конечности ампутировались уже после смерти, молодой детектив никак не мог отделаться от чувства, что эта безвестная женщина с бледной кожей понесла наказание больше других.

— Нашли что-нибудь новое в результате вскрытия? — спросил Эдмундс, несправедливо злясь на Джо за обнаруженный им неаккуратный стежок.

— А? Нет, вскрытие здесь ни при чем.

— Тогда что?

— Не торопись, сосредоточься и скажи мне, что с этим телом не так. — Эдмундс в отчаянии посмотрел на него. — Не считая, конечно, вещей очевидных, — добавил Джо.

Эдмундс посмотрел на гротескный труп, хотя отнюдь не был уверен, что ему это надо. Он и так сомневался, что когда-нибудь сможет стереть из памяти этот образ. Находиться в одной с ним комнате ему было невыносимо. Хотя это не поддавалось никакому логическому объяснению, в Тряпичной кукле по-прежнему таилась смерть. Парень беспомощно посмотрел на Джо.

— Ничего не можешь сказать? Тогда взгляни на ноги. Несмотря на то, что у них разный цвет кожи, они ампутированы и пришиты к туловищу практически симметрично. Но вот руки — совсем другое дело: с одной стороны у нас целая рука, женская…

— Хотя чтобы подсунуть нам лак для ногтей, хватило бы и пальцев, — согласился Эдмундс.

— …а вот с другой пришиты только кисть и кольцо.

— Следовательно, плечо и предплечье, принадлежавшие туловищу, несут в себе определенный смысл! — воскликнул молодой детектив, улавливая мысль эксперта.

— Так оно и есть.

Джо вытащил из папки несколько снимков и протянул их Эдмундсу и тот уставился на них в замешательстве.

— Татуировка.

— Да, татуировка, которую она свела. Должен добавить, свела очень эффективно. Металлическую составляющую чернил можно увидеть с помощью рентгена, но снимок в инфракрасном свете куда красноречивее.

— И что здесь нарисовано? — спросил Эдмундс, переворачивая изображение вверх ногами.

— Это уже твоя забота.

Симмонс вот уже час сидел в своем душном кабинете с коммандером, слушая, как она изрыгает привычные угрозы, и при этом понимая, что женщина лишь повторяет то, что совсем недавно выслушала сама от высокого начальства. Перед тем как обрушиться с критикой на его детективов, на отдел в целом и на его умение им руководить, она несколько раз повторила, что полностью на его стороне. В комнате без окон было нечем дышать, и он чувствовал, что его терпение по мере повышения температуры сходит на нет.

— Терренс, я хочу, чтобы детектива-сержанта Бакстер на время отстранили от дел.

— Чем конкретно она провинилась?

— Неужели я должна произносить это вслух? Посредством этого плана, откровенно нелепого, она собственными руками отправила Джерреда Гэрланда на тот свет.

Он смертельно устал от этого потока самодовольного яда, без конца лившегося из уст сидевшей напротив женщины. Чувствуя, что по вискам течет пот, он обмахивался какой-то чрезвычайно важной бумажкой.

— Она клянется, что ничего не знала, — возразил ей Симмонс, — и я ей верю.

— Тогда она просто некомпетентна, это в лучшем случае, — парировала Ванита.

— Бакстер — один из лучших моих детективов, она посвятила себя этому делу и разбирается в нем больше, чем кто-либо, не считая, конечно, Коукса.

— Он — еще одна угроза, нависшая над вами. Вы думаете, я не знаю, что психиатр, консультирующая полицию, посоветовала на время отстранить его от дела?

— Да, но я имею дело с серийным убийцей, который посредством жуткого трупа, указывающего на окно Коукса, недвусмысленно дал понять, что ждет его участия в расследовании! — бросил Симмонс, может чуть резче, чем надо.

— Терренс, подумайте о себе. Вы должны во всеуслышание заявить, что осуждаете бездумные действия Бакстер.

— Она не знала! Вы, конечно, думаете иначе, но разве это что-то меняет?

Он был на грани. Единственное, чего ему хотелось, это побыстрее выбраться из этой душной, тесной каморки.

— Для начала я…

— Не торопитесь! — огрызнулся Симмонс. — Плевать я хотел! Вы понятия не имеете, с чем столкнулись мои люди! Куда вам! Вы же не полицейский.

При виде этой вспышки гнева, столь для него нехарактерной, Ванита недобро усмехнулась.

— А вы, Терренс, полицейский? Вы в самом деле так думаете? Сидите в своем чуланчике и в ус не дуете. Вы сознательно решили стать руководителем. Ведь это лучшее, что можно сделать для успешной карьеры.

Ее язвительная ремарка мгновенно выбила его из колеи. Он никогда не думал о себе в отрыве от своей команды.

— Я не буду временно отстранять, переводить на другую должность и даже делать выговор Бакстер за то, что она сегодня лишь делала свою работу и рисковала жизнью.

Ванита встала, в полной мере продемонстрировав свой кричащий наряд.

— Посмотрим, что на это скажет комиссар. У меня на пять часов назначена пресс-конференция. Нужно сделать официальное заявление по поводу утренних событий.

— Вот вы и делайте! — резко бросил Симмонс и тоже встал.

— Что вы сказали?

— Я больше не буду устраивать пресс-конференций, выслушивать ваши политкорректные заявления, направленные только на то, чтобы прикрыть задницу и висеть на телефоне, пока мои коллеги преследуют зло.

— Дважды подумайте перед тем, как сказать что-то еще.

— Я не подаю в отставку. Просто на данный момент у меня есть дела поважнее. Я вас провожу.

Симмонс вышел, с силой грохнув дверью кабинета, разгреб немного свободного места за пустующим столом Чемберса и включил компьютер.

Когда Эдмундс вернулся в отдел, Бакстер уже сидела за столом. Проходя мимо Симмонса, выискивающего в Интернете самые горячие материалы, когда-либо опубликованные Гэрландом, он, не веря глазам, недоуменно замешкался. Потом подбежал к Эмили и обнял ее. К его удивлению, она даже не подумала его от себя оттолкнуть.

— Я волновался за вас, — сказал он, садясь на стул.

— Мне пришлось слоняться рядом с больницей до тех пор, пока Гэрланд не…

— Да, шансов у него не было, — прокомментировал Эдмундс, после чего передал ей разговор с Джо и поведал об обнаруженной экспертом татуировке.

— Для начала нам надо…

— Тебе надо, — поправила его Бакстер, — я теперь не у дел.

— Что?

— По словам Симмонса, комиссар требует на время отстранить меня от расследования. Как бы там ни было, к понедельнику меня куда-нибудь переведут, это как минимум. Мое место займет Симмонс, а твоим наставником будет Финли, он уже согласился.

Никогда еще Эдмундс не видел Бакстер такой растерзанной. Он уже собирался предложить пройтись по салонам татуажа и показать там сделанные в инфракрасном свете снимки, но в этот момент к ним подошел неряшливого вида парень, исполнявший обязанности курьера.

— Детектив-сержант Эмили Бакстер? — спросил он, держа в руке тонкий, надписанный от руки конверт, на котором красовалось несколько почтовых марок.

— Да, это я.

Она взяла конверт и собралась его разорвать, но вдруг поняла, что курьер не уходит и продолжает смотреть на нее.

— Что еще?

— Я несколько раз приносил сюда охапки цветов. Куда они подевались?

— Их упаковали, отправили экспертам на обследование, а потом сожгли, — сухо бросила Эмили, констатируя факт. — Из-за того, что их сюда принесли, умер человек.

Ошеломленного курьера, который удалился нетвердой походкой, не сказав ни слова, Эдмундс проводил злой улыбкой. Бакстер разорвала конверт. Из него на стол выпала тонкая магниевая пластина. Они с Эдмундсом обменялись удивленными взглядами, и молодой детектив протянул ей пару перчаток. Эмили вытащила фотографию, сделанную в тот самый момент, когда она забиралась в машину «скорой» рядом с каталкой Гэрланда. Снимали из огромной толпы, собравшейся поглазеть на суматоху у отеля. На обратной стороне кто-то нацарапал слова:

Если вы не играете по правилам, то и я не буду.

— Ты был прав, убийца подбирается все ближе, — произнесла Бакстер.

— Он ничего не может с собой поделать, — ответил Эдмундс, внимательно вглядываясь в фотографию.

— Пунктуация правильная.

— Не удивительно, — сказал Эдмундс, — он человек образованный.

— «Если вы не играете по правилам, то и я не буду», — прочла вслух Бакстер.

— Я на это не куплюсь.

— Думаешь, это не он?

— Да нет, он. Просто я на это не куплюсь. Я не хотел бы сейчас обсуждать этот вопрос, потому что вам сегодня здорово досталось, но…

— Я в порядке, — настойчиво заявила Бакстер.

— Здесь что-то не так. Почему он убил Гэрланда на день раньше, чем обещал?

— В наказание нам. В наказание Волку за то, что он не был рядом с журналистом.

— Да, убийца действительно пытается внушить нам эту мысль. Но он нарушил данное слово в ущерб тщательно разработанному плану. Для него это досадный промах.

— И что ты об этом думаешь?

— Его что-то спугнуло. Киллер запаниковал и убил Гэрланда раньше. Либо мы подобрались к нему слишком близко, либо он решил, что добраться до журналиста завтра ему не удастся.

— Джерреда собиралась взять под свою опеку Служба защиты свидетелей.

— Как и Рэну, пока этих ребят не опередила Элизабет Тейт. К тому же никто, кроме вас, не знал, куда и зачем он собирался ехать. Что же изменилось?

— Может, дело во мне? Гэрланда опекала я, ни Волк, ни ребята из отдела им не занимались.

— В том-то и дело.

— К чему ты клонишь?

— Если киллер решил, что если он сегодня утром не воспользуется последним шансом и не убьет Гэрланда и тот исчезнет, то он либо постоянно за нами наблюдает…

— Не похоже…

— …либо кто-то, посвященный во все детали дела, сливает ему информацию.

Бакстер усмехнулась и покачала головой.

— И после этого ты скажешь мне, что умеешь заводить друзей?

— Надеюсь, я ошибаюсь, — сказал Эдмундс.

— Так оно и есть. Кто из нас может желать Волку смерти?

— Понятия не имею.

Бакстер на мгновение задумалась.

— Что будем делать? — спросила она.

— Пусть это останется между нами.

— А потом мы с вами соорудим ловушку.

— Естественно.

Глава 20

Пятница, 4 июля 2014 года

6 часов 10 минут вечера

Волк проснулся и обнаружил, что они опять едут по Лондону. Перед этим они с Финли получили приказ сдать Эндрю Форда отряду Службы защиты свидетелей, проехали полстраны и вернулись обратно. Ни тот, ни другой не знали, где, в конце концов, спрячут следующего фигуранта списка убийцы, но поскольку встречу им назначили на автостоянке у водохранилища Понтстисилл, они не без оснований полагали, что новым его пристанищем станет Южный Уэльс, район национального Брекон-Биконс.

За четыре часа, что длилась поездка, Форд их здорово утомил, особенно после того, как ведущие радиостанции страны сообщили о преждевременной кончине Гэрланда. Когда они въехали на станцию техобслуживания, Волк позвонил Бакстер, но в ответ услышал лишь приглашение голосовой почты. Финли скрепя сердце купил их пассажиру бутылку водки в надежде на то, что тот хоть немного заткнется и остаток пути они преодолеют чуточку спокойнее.

— Держи, Эндрю, — сказал он, вернувшись к машине.

Форд его напрочь проигнорировал, и из груди Финли вырвался глубокий вздох.

— Ну хорошо. Держи, Святой Эндрю, пособник детоубийцы.

Перед этим Форд поведал Финли свою историю о временах, когда он спас Киллера-Крематора от злобного, но благородного Волка, и после этого отзывался только тогда, когда его величали титулом, который он сам же себе и придумал. Утром он нарушил им все планы, наотрез отказавшись покидать свою убогую квартиру в Пекхеме, в итоге на встречу со Службой защиты свидетелей они опоздали и возвращаться в Лондон пришлось в час пик.

В утешение им само водохранилище оказалось приятным сюрпризом. Они вышли из машины и прислушались к реву воды. Пейзаж мог бы быть весьма впечатляющим, особенно в лучах солнца, сияющего над огромным пространством окаймленной лесами голубой воды, но его портил тонкий стальной мостик, тянувшийся от побережья к строению, которое, по всей видимости, представляло собой верхушку затопленной башни. Белые каменные стены прорезали стрельчатые окна, на шпиле, покрытом синим медным купоросом, красовался флюгер, будто убегавший от поднимавшейся воды, которая уже предъявила свои права на нижнюю часть затопленного замка.

Чуть ниже этого шаткого мостика бурлила огромная воронка — ощущение было такое, будто из Земли кто-то выдернул гигантских размеров затычку, — без конца всасывавшая воду и швырявшая ее вниз, в черную пустоту, грозя низвергнуть в пучину все, что осталось от башни. Волк с Финли полюбовались немного этой картиной и двинулись в обратный путь.

Волк громко зевнул, выпрямился на сиденье и посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где они едут.

— Поздно лег? — спросил Финли.

В этот момент стоявшая впереди «Ауди» резко рванула на красный свет, и он с большим трудом сдержался, чтобы не выругаться и не нарушить данный жене обет.

— Всю ночь почти не спал.

Финли посмотрел на друга.

— Слушай, парень, что ты до сих пор здесь делаешь, а? — спросил он. — Сваливай отсюда. Садись в самолет и улетай.

— Куда? Моя идиотская рожа теперь красуется на страницах всех газет планеты.

— Не знаю… В тропические леса Амазонки, в австралийскую пустыню. Там вполне можно было бы переждать.

— Не могу я жить, до конца своих дней озираясь по сторонам.

— Но это куда лучше, чем отдать концы.

— Если мы его поймаем, все будет кончено.

— А если нет?

Волк пожал плечами. Ответа на этот вопрос у него не было. Зажегся зеленый, и Финли тронулся с места.

Когда Андреа вошла в редакцию, все встали и долго ей аплодировали. Пока она пробиралась мимо коллег к своему столу, ее хлопали по плечу и поздравляли с успехом. Она знала, что ее блузка до сих пор забрызгана каплями фальшивой крови покойного Гэрланда, хотя она и пыталась оттереть их в туалете больницы.

Женщина ужасно беспокоилась за Рори, которому пришлось остаться, чтобы периодически промывать раны и тем самым нейтрализовать действие кислоты, которая продолжала пожирать его плоть даже сейчас, восемь часов спустя после инцидента. Врач-консультант предупредил ее, что оператору, скорее всего, придется ампутировать большой палец правой руки, а если не удастся сохранить нервы, то указательным он тоже пользоваться не сможет.

Когда аплодисменты вразнобой затихли, Андреа села за стол. На свисавших с потолка экранах в замедленном темпе транслировался видеоряд, на котором заживо горел Гэрланд, — за этот день канал показал его раз сто. Отброшенная Рори камера запечатлела все, и трещины на стекле объектива красиво обрамляли кадр. Андреа с отвращением отвела глаза и увидела записку, оставленную на ее столе главным редактором.

Прошу прощения. Сегодня мне надо бежать. Снять настоящее убийство — это гениально! В понедельник утром встретимся и обсудим твое будущее, ты это заслужила. Элайджа.

Это туманное послание могло означать только одно: он хотел назначить ее на должность постоянной ведущей, о чем она всегда мечтала, но, вместо того чтобы радоваться, Андреа ощущала в душе лишь пустоту. Она машинально взяла с лотка для почты коричневый конверт и разорвала его. На стол сначала выпала небольшая металлическая пластина, а потом фотография, на которой они с Рори выходили из отеля «МЕ Лондон».

Журналистка взяла телефон и отправила Бакстер смс. Хотя послание от убийцы, уже второе по счету, представляло собой горячую новость, женщина положила все обратно в конверт и заперла в ящичке стола.

Играть в эти игры она больше не собиралась.

Свечи на деревянном столе из ИКЕА, горевшие неровным светом, с одной стороны, выглядели романтично, с другой — грозили обернуться пожаром. В конце рабочего дня Тиа осталась, чтобы закрыть салон, зная, что Эдмундс вернется раньше нее и тут же возьмется готовить ужин. Она пришла в восторг, когда вернулась домой и увидела, что он старается вовсю, и присовокупила его блюдо к тому, которое сама заранее вытащила из морозилки. Они прекрасно провели вечер, сдобренный белым вином и десертом из «Уэйтроуза», — как в те времена, когда Эдмундса еще не перевели в другой отдел.

Перед уходом с работы Эдмундс распечатал кипу материалов по старым делам, собираясь разобрать их, когда Тиа пойдет спать. Он припрятал их на высоком кухонном шкафу, где девушка со своим росточком в пять футов их никогда бы не нашла, но совершенно забыл об их существовании и вспомнил, только когда она перевела разговор на животрепещущую тему его работы.

— Ты там был? — спросила женщина, подсознательно потирая шишечку пупка. — Ну, когда тот бедолага…

— Нет.

— А твоя начальница? Я слыхала, как эта индуска, кажется, коммандер, называла ее имя.

— Бакстер? Если по правде, она мне не начальница. Она… Хотя, может и начальница.

— А над чем работал ты, когда это случилось?

Тиа явно желала продемонстрировать свой интерес к его работе, и хотя расследование носило конфиденциальный характер, Эдмундс не мог ей отказать. Он решил поделиться с девушкой самыми незначительными деталями, чтобы заодно успокоить ее относительно той второстепенной роли, которую ему отвели в команде.

— Ты видела по телевизору фотографии Тряпичной куклы? Ну так вот, ее правая рука принадлежала женщине.

— Как ее звали?

— Это-то я и пытаюсь выяснить. Ее ногти покрашены двумя разными лаками, и мы полагаем, что это как раз поможет нам установить ее личность.

— Два разных лака на одной руке?

— Большой палец и еще три покрашены перламутром, но лак на пятом слегка отличается.

— Ты в самом деле думаешь, что лак для ногтей поможет вам ее найти?

— Ничего другого у нас нет, — пожал плечами Эдмундс.

— Но тогда он должен быть каким-то особенным, — сказала Тиа. — Ну… чтобы вы могли извлечь из него какую-то пользу.

— Особенным?

— Ну да. К примеру, к нам в салон каждую неделю ходит делать маникюр одна старая грымза, и Шери приходится заказывать для нее лак специально, потому как он содержит настоящие золотые лепестки или что-то в том же роде. — Молодой детектив заинтересованно прислушался. — В большинстве магазинов такой не продается, потому что флакон стоит сто фунтов стерлингов, а стащить его проще простого.

Эдмундс взволнованно схватил Тиа за руку:

— Ты настоящий гений!

Потратив полчаса на поиск в Интернете нелепо дорогих, выпускаемых ограниченными сериями лаков, Эдмундс наконец решил, что нашел недостающий оттенок: «Шанель, «Русский огонь — 47», эксклюзивный выпуск».

— «На Московской неделе моды в две тысячи седьмом году этот лак продавался по цене десять тысяч долларов за флакон!» — прочитала Тиа, когда они еще раз наполнили бокалы.

— За лак для ногтей?

— По всей видимости, это была благотворительная акция, — пожала плечами девушка, — но даже если так, женщин, расхаживающих с таким вот флаконом в сумочке, очень и очень немного.

На следующее утро Бакстер получила от Эдмундса текстовое сообщение, в котором он просил ее в десять часов утра встретиться с ним в бутике «Шанель» на Слоун-стрит. Когда же она напомнила ему, что с понедельника ее отстраняют от дела, напарник банально возразил, что сегодня всего лишь суббота.

Не услышав сигнала будильника и в итоге проспав, она теперь опаздывала, торопилась и в довершение всего почти на две минуты застряла за моторизованной инвалидной коляской. После страшной гибели Гэрланда в пятницу Эмили хотелось лишь чувствовать себя в безопасности, превратиться в растение и ничего не делать, поэтому, приехав домой, она свернулась калачиком на диване и весь вечер смотрела телевизор. А попутно уговорила две бутылки вина.

Пока коляска барахталась между прутьями люка ливневого стока, Бакстер, улучив первую же возможность, пошла на обгон и увидела Эдмундса, ждавшего ее чуть дальше по улице. Она долго размышляла над его словами о том, что кто-то из их команды сливает убийце информацию. И чем больше думала, тем более нелепой ей казалась эта идея. Волк, вполне естественно, был ни при чем, Финли она доверяла по определению, на Симмонса наложили дисциплинарное взыскание за то, что он ее защищал, а Эдмундсу она верила точно так же, как остальным, хотя и никогда не говорила этого ему в лицо.

Молодой детектив протянул ей стаканчик едва теплого кофе, купленного на вынос, и рассказал о сделанном Тиа открытии. Ей понравилось, что он вновь обращался к ней как к злой, раздражительной начальнице. От жалости и утешения, в которых Эмили так отчаянно нуждалась вчера, не осталось и следа, и тот факт, что в нее верил он, укрепил ее собственную веру в себя.

В бутике они встретились с администратором магазина «Шанель» на Оксфорд-стрит — энергичной, деловой женщиной, которая по их просьбе целый час звонила и проверяла счета, а потом вручила им список из восемнадцати покупок. Против семи из них стояли имена и адреса доставки.

— Были и другие, — сообщила им обходительная дама, — такой лак мы продавали на аукционах и благотворительных акциях, а также вручали в качестве призов. Вполне естественно, что контактные данные нам сообщают только лучшие клиенты…

Читая распечатку, она вдруг запнулась.

— Что-то не так?

— Господин Маркуссон, постоянный покупатель нашего магазина на Оксфорд-стрит.

Бакстер взяла лист из рук дамы и прочла контактную информацию.

— Но здесь говорится, что он живет в Стокгольме, — сказала Бакстер.

— Постоянно курсирует между Стокгольмом и Лондоном. У него в Мейфэйре дом. У меня наверняка есть его адрес. Прошу прощения, я сейчас узнаю…

Женщина вновь набрала номер их головного офиса.

— Как думаешь, может, господин Маркуссон в настоящий момент греет свое обнаженное тело в какой-нибудь шведской сауне? — прошептала Бакстер Эдмундсу.

— Нет, не греет, — сказала женщина, демонстративно отводя подальше руку с зажатой в ней трубкой, — вчера вечером он приехал в Лондон.

Симмонс вновь решил устроиться за столом Чемберса. Несколько человек подошли к нему утрясти рядовые проблемы — поменяться дежурствами или взять выходной, — но он лишь решил самые срочные вопросы, а всем остальным отказал, желая сосредоточиться на текущих задачах.

Жена без восторга восприняла известие о том, что его могут понизить в должности, и всю ночь он утешал ее, убеждая, что они в любом случае потянут ипотеку, а летом смогут съездить в отпуск. Справятся, раньше ведь справлялись.

Он стал сверять составленный Эдмундсом список всех причастных к делу Халида с базой данных пропавших людей. Эта работа отняла у него немало усилий. В отличие от молодого полицейского Симмонс не был так уверен, что центром притяжения всех этих убийств был Халид, но других следов, способных привести хоть к какому-то результату, у него попросту не было.

Дойдя до середины, он заметил, что ему все труднее сосредотачиваться, но на пятьдесят седьмом пункте наконец обнаружил соответствие. Дважды щелкнул по ссылке во втором списке, чтобы выяснить подробности. Сообщение о пропаже человека было зарегистрировано столичной полицией в воскресенье, двадцать девятого июня, через день после обнаружения Тряпичной куклы. Вероятно, это был один из не опознанных ими трупов.

— Сукин сын… — прошептал Симмонс.

Взобравшись по крутой лестнице, Бакстер и Эдмундс остановились у пятиэтажного таунхауса, расположенного на зеленой, но довольно оживленной боковой улочке Мейфэйра. Постучали один раз, потом второй и только после этого услышали в холле направляющиеся в их сторону шаги. Дверь открыл крепкий, мускулистого вида мужчина, который держал в руке кофе и говорил по телефону, прижимая трубку плечом к уху.

— Вы ко мне?

— Господин Стефан Маркуссон?

— Да, это я.

— Полиция. Мы должны задать вам несколько вопросов.

Несмотря на первое впечатление, Маркуссон оказался человеком доброжелательным и гостеприимным. Он провел их по своему невероятному дому, вполне заслуживавшему звания «научной фантастики в георгианском стиле», и усадил в гостиной, огромная стеклянная стена которой тут же сложилась пополам, превратив комнату в террасу с садом. Бакстер была уверена, что Рори это понравится, и решила сделать несколько фотографий, если хозяин хоть на минуту оставит их одних.

Маркуссон отослал наверх свою очаровательную дочурку, спустившуюся вниз посмотреть, кто пришел, а когда его красавица-жена вышла приготовить им чаю со льдом, Эдмундс, увидев, что обе ее руки на месте, засомневался и подумал, не тратят ли они попусту время. Но Бакстер по опыту знала, что мужчины редко дарят столь экстравагантные подарки женам и в их отсутствие дают куда более честные ответы на задаваемые им вопросы.

— Итак, чем могу быть полезен? — спросил Маркуссон на этот раз с более заметным акцентом в голосе.

— По нашей информации, в апреле две тысячи седьмого года вы были в Москве, — начала Бакстер.

— В апреле две тысячи седьмого года? — переспросил Маркуссон, глядя куда-то в пространство. — Ах да, неделя моды. Это все жена, вечно таскает меня по всем этим шоу.

— Нас интересует одна вещица, которую вы там приобрели… — Бакстер сделала паузу, полагая, что собеседник вспомнит покупку за десять тысяч долларов, но ошиблась. — Флакон лака для ногтей «Шанель».

В этот момент вернулась с напитками госпожа Маркуссон, и Бакстер увидела, что ее супруг явно почувствовал себя не в своей тарелке.

— Ступай к Ливии, — сказал Маркуссон и, не вставая со стула, нежно подтолкнул жену. — Нам скоро выходить.

Увидев, что женщина послушно вышла из комнаты, Эмили закатила глаза, и Эдмундс увидел, что ее настроение резко изменилось.

— Так что там по поводу обалденного лака за десять тысяч? — спросила она, как только закрылась дверь.

— Я купил его для женщины, с которой встречался, когда приезжал в Лондон. В то время мне приходилось много ездить, и я чувствовал себя очень одиноко, когда…

— Это мне неинтересно, — перебила его излияния Бакстер, — как зовут вашу женщину?

— Мишель.

— Фамилия?

— Думаю, Гейли. Когда я приезжал сюда, мы ужинали вместе. Она любила все эти модные штучки, и я купил ей подарок.

— Где вы с ней познакомились? — спросила Бакстер.

Маркуссон прочистил горло.

— На сайте знакомств.

— Что-то типа «богатенькое-дерьмо-точка-ком»?

Оскорбление Маркуссон снес, и глазом не моргнув, видимо, посчитав его вполне заслуженным.

— Мишель не принадлежала к бомонду; именно поэтому я решил сделать ей такой подарок, — объяснил он, — чтобы не было нежелательных осложнений, я решил найти девушку из другой социальной среды.

— Ну разумеется, как же иначе.

— Когда вы в последний раз с ней виделись? — спросил Эдмундс, привычно царапая что-то в своем блокноте.

Маркуссон рассеянно сделал глоток чая со льдом и закашлялся. Эмили не обратила на это никакого внимания.

— В две тысячи десятом году, после рождения дочери, я с ней порвал.

— Какой возвышенный поступок!

— И с тех пор больше не встречался. Странно…

— Что странно? — тут же ухватилась за его слова Эмили.

— Эту неделю я много о ней думал. Наверное, в свете последних событий.

Бакстер и Эдмундс переглянулись.

— Каких событий? — хором спросили они.

— Известия о неожиданной смерти Киллера-Крематора. Кажется, его звали Нагиб Халид? Просто во время последней нашей встречи мы с Мишель много о нем говорили. Для нее это было очень важно.

— Что важно? — вновь в унисон воскликнули полицейские.

— Она осуществляла за ним надзор как за условно осужденным, — задумчиво произнес Маркуссон.

Глава 21

Понедельник, 7 июля 2014 года

9 часов 03 минуты утра

Явившись в отдел по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, Волк не стал отвечать на звонок секретаря доктора Престон-Холл, потому как неофициально, для себя, решил, что больше не нуждается в ее советах. Поскольку она фактически объявила о его служебном несоответствии, детектив больше не желал тратить ни минуты своего бесценного времени на позиционные бои с этой старой мымрой.

У Симмонса было веское основание наплевательски отнестись к советам психиатра — преждевременная и на редкость громкая смерть Джерреда Гэрланда. В условиях, когда инициатива была не на их стороне, они за столь короткий промежуток времени не могли спровоцировать убийцу на новые шаги, в то время как сообщение, присланное Бакстер после убийства, недвусмысленно говорило о том, что отстранять Волка от дела нельзя.

Симмонс был убежден, что один не совсем нормальный детектив на улицах города куда безопаснее подспудных угроз, так или иначе связанных с серийным убийцей. Что их может ждать? Лишние жертвы? Утечка важных данных в средства массовой информации? Или убийца вновь нарушит им же утвержденный график?

Ждать от него точных повторений было нельзя.

Волк, помимо своей воли, испытывал странную признательность к беспощадному монстру, планировавшему через неделю его убить, за то, что тот позволял ему оставаться на работе. Он, конечно же, не собирался слать ему поздравительных открыток, но, как говорится, нет худа без добра…

Под влиянием импульса детектив решил съездить на выходные в Бат. Хотя о своей смерти он почти не думал, душа его тянулась к жарко натопленной гостиной дома, в котором он вырос, к говядине «Веллингтон», стараниями мамы вечно пережаренной, и к пинте пива в местном пабе с лучшим другом, которому самой судьбой было предназначено жить, работать и умереть, не удаляясь от школы дальше, чем на две мили.

Билл еще раз выслушал истории, которые отец рассказывал ему всю жизнь, и наконец понял, почему их стоит повторять с такой завидной регулярностью. И только раз, когда в разговоре возникла пауза, родители мимоходом затронули тему убийств и той угрозы, которая нависла над их сыном. Отец всегда держал эмоции при себе, хотя они наверняка подробно обсуждали это, когда он был в душе (а потом получил небольшую взбучку за перерасход горячей воды), и быстро пришли к привычному для них решению большинства жизненных проблем: он вполне может вернуться жить в свою комнату на втором этаже.

— Хотя я и сомневаюсь, что ты, парень, захочешь перебраться сюда насовсем, — доверительно прошептал отец.

Если раньше наивность родителей Волка просто бесила, то на этот раз он отнесся к ним с юмором. Отец даже рассердился на сына за то, что тот посмеялся над его мнением.

— Я, может, и не всезнайка, которых полно в ваших больших городах, но это еще не значит, что меня можно считать тупицей, — резко бросил он.

По каким-то причинам он никогда не любил столицу и даже стал относиться к сыну по-другому, когда тот покинул их «маленький скучный городок» в поисках лучшей жизни.

— Эта чертова автострада М4 стала просто опасной. Вечно на ней ведутся дорожные работы, на каждом шагу камеры замера скорости.

К несчастью, эти слова еще больше развеселили Волка, что привело отца в сильнейшее раздражение.

— Вильям-Оливер! — прикрикнула на него мать, когда Вильям-старший вышел из комнаты «приготовить чашечку чая».

Волк ненавидел ее привычку называть его сразу двумя именами. Как будто ей было мало их претенциозной фамилии. Матери казалось, что содержащийся в ней дефис скрывает за собой их скромные доходы, точно так же как безупречный сад и платная парковка перед домом — унылые комнаты внутри.

Он кое-что поделал по дому, но злополучным повалившимся забором с соседкой Этель заниматься не стал, а когда она неожиданно появилась на крыльце с явным намерением к нему привязаться, спрятался в саду.

Детектив чувствовал, что хорошо отдохнул и набрался сил на следующую неделю, но, бросив на жужжавший как улей отдел один-единственный взгляд, понял, что в его отсутствие все изменилось.

В кабинете Симмонса восседала коммандер. Сам Симмонс тем временем перебрался за стол Чемберса, попутно получив в наследство Эдмундса, который теперь сидел рядом с ним, сверкая двумя синяками под глазами. Бакстер что-то оживленно обсуждала с детективом по имени Блейк. Он не имел никакого отношения к делу Тряпичной куклы и все знали, что Эмили его терпеть не могла.

На доске в совещательной комнате в списке жертв появилось два новых имени, а на столе Волка ждала записка от Финли, который просил его подъехать в ирландское посольство в Белгрейвии, как только он «закончит сеанс промывки мозгов у психиатра». Там им нужно было взять под свою защиту Эндрю Форда. Это сообщение Волка раздосадовало, ведь он прекрасно помнил, что они оставили бывшего охранника в Южном Уэльсе и убрались восвояси. Он в недоумении подошел к столу Симмонса и Эдмундса, у которого был явно разбит нос, и небрежно сказал:

— Доброе утро. Ну и что интересного я пропустил?

Мадлен Эйерс работала на фирму «Коллинз и Хантер» четыре года, а во время громкого процесса над Нагибом Халидом выступала в качестве его адвоката. Ее имя в списке Тряпичной куклы Симмонс узнал сразу, ведь эта женщина стояла на переднем крае нападок против Волка и всей столичной полиции в целом. Благодаря ее бездумным ремаркам и противоречивым высказываниям в зале суда, в том числе знаменитой фразе о том, что Волку следовало бы занять место на скамье подсудимых вместо ее подзащитного, она стала настоящей притчей во языцех.

Тот факт, что имя Эйерс оказалось в списке, всецело подтвердил правоту убеждений Эдмундса: все это дело действительно вращалось вокруг Халида. И посылать полицейских к ней домой в Челси было лишь чистой воды формальностью, призванной официально подтвердить, что бледное, хрупкое туловище, связующее в одно целое разрозненные части Тряпичной куклы, действительно принадлежало ей. Несмотря на этот трагический, хоть и многообещающий поворот, полицейские все равно не могли понять, какое отношение имеет ко всему происходящему Майкл Гейбл-Коллинз.

Не прошло и трех часов, как в отдел вернулись Бакстер и Эдмундс, подтвердив, благодаря лаку для ногтей и экстравагантно порочному шведу, что Мишель Гейли, женщина-полицейский, осуществлявшая за Халидом надзор как за условно осужденным, действительно была пятой, доселе не установленной ими жертвой. Задвинутая на задний план более насущными проблемами, всплыла информация о том, что Халида арестовывали за вождение без прав, а последнее убийство он совершил в тот самый период, когда его опекала Гейли.

Из шести частей тел, из которых была «сшита» Тряпичная кукла, неопознанной оставалась только одна. Хотя из тех, кто так или иначе был причастен к процессу, в списке пропавших больше не значился ни один человек, Симмонс был уверен, что имя последней жертвы смотрит на них с распечатки. Он вновь стал просматривать список с самого начала с твердым намерением вычеркивать очередное имя только после личного контакта с его владельцем или получения достоверной информации о том, что его видели после обнаружения Тряпичной куклы.

Утром в воскресенье Рэйчел Кокс заканчивала ночную смену в симпатичном коттедже неподалеку от живописной валлийской деревни Тинтерн. В Службе защиты свидетелей она работала лишь чуть больше года, но данное место явно было самым красивым из тех, куда ее посылали за все это время. И именно здесь ей выпало самое трудное испытание.

Большую часть времени Эндрю Форд развлекался тем, что либо орал в адрес Рэйчел и ее коллеги оскорбления, либо расшвыривал вокруг аккуратного маленького домика вещи. Вечером в пятницу он чуть не сжег коттедж после неудачной попытки развести костер, а днем в субботу им вдвоем пришлось его скрутить, чтобы пресечь попытку к бегству.

Еще там, у водохранилища, Финли дал ей хороший совет, которым она тогда пренебрегла, но теперь, проспав всего два часа, всерьез подумывала о том, чтобы съездить в город и контрабандой протащить в дом пару бутылок спиртного. Он начальства подобный демарш, конечно же, придется утаить, но Рэйчел ни на минуту не сомневалась, что после этого ночи с их ирландским гостем станут куда сноснее.

К счастью, к трем часам ночи Форд наконец угомонился и уснул. Женщина села за шероховатый деревянный стол на теплой кухне, уютно освещенной лившимся из гостиной светом. Подопечный храпел, и каждый раз, когда утробные звуки на время умолкали, она молилась, чтобы он не проснулся. Почувствовав, что ее вновь охватывает сонливость, Рэйчел, в исполнение полученных от начальства инструкций, пошла проверить подходы к дому.

Она на цыпочках прошла по скрипучим доскам пола, как можно тише открыла тяжелую дверь черного хода и вышла в промозглое утро. Натянула ботинки, прошлась по мокрой траве в предрассветных сумерках и почувствовала, что окончательно проснулась. Холодный воздух жалом впился в глаза, и Рэйчел пожалела, что не захватила из дома куртку.

Обойдя по кругу дом, она вышла в сад и вздрогнула, неожиданно увидев у въездных ворот, в пятидесяти метрах от себя, призрачную фигуру.

Рэйчел стояла аккурат под окном спальни, где отдыхала с оружием наготове ее коллега, и стоило ей крикнуть, как та скатилась бы вниз за каких-то двадцать секунд. Но ей не хотелось ни будить напарницу, ни, тем более, привлекать внимание к тому обстоятельству, что ее рация осталась на кухонном столе, поэтому она решила все выяснить одна.

Молодая женщина осторожно вытащила перцовый баллончик и направилась к безликой фигуре, силуэт которой выделялся на фоне озаренных утренним светом холмов. По мере того как она отдалялась от безопасного дома, температура, казалось, падала с каждым шагом и прерывистое, надрывное дыхание Рэйчел еще больше усиливало зловещий налет сцены, и без того пугающей.

Еще пара минут — и над волнистой линией горизонта взойдет солнце. Она молча подошла к силуэту на десять метров, но так и не разглядела ни одной отличительной черты. С уверенностью можно было сказать только одно: высокий мужчина что-то прикреплял к воротам. Присутствия молодой женщины он не замечал до тех пор, пока та не ступила на гравийную дорожку. Холодные камни под подошвой ее ботинок оглушительно хрустнули, силуэт вдруг остановился и повернулся к Рэйчел.

— Вам помочь? — спросила она как можно увереннее.

По инструкции говорить, что она полицейский, можно было только в самом крайнем случае. Женщина сделала еще шаг.

— Я спрашиваю: вам помочь?

Рэйчел злилась на себя, что оставила в доме рацию. Она отошла от коттеджа метров на пятьдесят, и чтобы разбудить напарницу, теперь придется кричать во весь голос. Она пожалела, что не сделала этого раньше. Фигура неподвижно замерла и ничего не отвечала, хотя женщина стояла к ней достаточно близко, чтобы слышать тяжелое дыхание и видеть облачка пара, заполнявшие пространство между ними, словно клубы дыма, возвещающие о приближении огня.

Нервы Рэйчел не выдержали. Она набрала полные легкие холодного воздуха, чтобы позвать на помощь, но в этот момент фигура опрометью помчалась вперед.

— Кумз! — заорала она, чтобы разбудить напарницу, и бросилась за серой тенью вниз по холму вдоль грязной колеи, тянувшейся у кромки леса.

Рэйчел было двадцать пять лет, в университете она слыла лучшей бегуньей. Они понеслись по крутому склону, то и дело спотыкаясь на кочках, которых становилось все больше и больше. Расстояние между ними быстро сокращалось. Вокруг было неестественно тихо, и безмолвие окрестных холмов во время этой гонки нарушало лишь их прерывистое дыхание да тяжелые шаги.

— Стоять! Полиция!

С каждой секундой солнце поднималось все выше, заливая верхушки деревьев своим золотистым светом. Теперь Рэйчел отчетливо видела, что у бежавшего впереди мужчины бритая голова, а череп по диагонали пересекает глубокий шрам. На нем были ботинки и темно-синий, почти черный плащ, полы которого во время бега развевались на ветру.

Неожиданно он свернул с колеи и неловко перепрыгнул через колючую проволоку, ограждавшую лес.

До ушей Рэйчел донесся крик боли, беглец с трудом поднялся на ноги и исчез за кромкой деревьев. Она подбежала к тому месту, где он перебрался через ограду, и дальше преследовать его не стала. Когда в крови зашкаливает уровень адреналина, порой трудно помнить о том, чему тебя учат на тренировках, тем более что из оружия у нее был лишь перцовый баллончик. Молодая женщина уже убедилась, что имеет дело с мужчиной высоким и сильным, и подозревала, что в густом лесу у него будет больше преимуществ, чем у нее. Впрочем, бегать за ним больше нужды не было — все что нужно, он оставил ей сам.

Рэйчел встала на колени и присмотрелась к нескольким капелькам крови на мотке острой проволоки. Не имея под рукой инструмента, позволяющего вырезать фрагмент, и не желая бросать улику на произвол судьбы, она вытащила из кармана кусок чистой ткани и провела ею по металлу, стараясь собрать как можно больше темно-красной жидкости. Потом повернула обратно и начала долгое восхождение на крутой холм, время от времени поглядывая на опушку леса.

Утром в воскресенье Бакстер приехала в отдел первой. Там ее ждало срочное сообщение из Службы защиты свидетелей. После двадцатиминутной череды строгих проверок ей наконец удалось преодолеть все барьеры безопасности и поговорить с Рэйчел, которая проинформировала ее об инциденте, а заодно и о коричневом конверте, найденном ею по возвращении на воротах коттеджа. В нем была одна-единственная фотография, на которой они с напарницей сражались с Фордом в саду перед домом.

И сама Рэйчел, и ее руководство в сложившейся ситуации проявили компетентность и скрупулезный подход, что вселяло некоторую надежду. С помощью местной полиции они прочесали лес, выставили охрану вокруг тропинки, чтобы никто не затоптал отпечатки ног, упаковали собранные женщиной следы крови и фрагмент колючей проволоки, о которую поранился преступник, и уже отправили все это в лабораторию экспертам столичной полиции.

Если это была первая ошибка убийцы, полиция намеревалась выжать из нее все что можно.

Все понимали, что оставаться в коттедже Службы защиты свидетелей Эндрю Форду больше небезопасно. В отсутствие Волка Симмонс послал за Фордом Бакстер и Эдмундса, а сам принялся разрабатывать план альтернативных мероприятий. Позвонив паре знакомых, на которых его когда-то вывел мэр Тернбл, он наконец связался с послом Ирландии.

Посольство находилось под бдительным присмотром бойцов из Службы охраны дипломатических представительств, что было вполне логичным выбором. Само здание, в соответствии с международными стандартами, было оборудовано системами безопасности. Симмонс честно рассказал послу как о проблемах Форда с алкоголем, так и о его неустойчивом характере.

— Значит, паспорт у него можно не смотреть, — пошутил посол.

Он гостеприимно предоставил в распоряжение Форда и столичной полиции верхний этаж здания — до тех пор, пока ситуация не разрешится. Кинули жребий, и первое дежурство, в ночь на воскресенье, выпало Финли.

После целого дня на колесах в воскресенье вечером Эдмундс вернулся домой вконец разбитый. Они оставили Форда на попечение Финли, и Бакстер милостиво согласилась подвезти его домой.

— Не выпусти котенка! — заорала Тиа, как только он переступил порог.

— Кого?

Мимо него пролетел маленький полосатый клубочек и ткнулся носом в запертую дверь. Молодой полицейский шарахнулся и чуть не упал.

— Тиа, что это? — спросил он.

— Его зовут Бернар. Он будет развлекать меня, пока ты на работе, — с вызовом в голосе ответила она.

— Что-то вроде ребенка, да?

— До рождения нашего малыша еще ждать и ждать, ты не забыл?

Эдмундс потащился на кухню. Котенок подошел, стал ласкаться и тереться об ноги. Тиа была в таком восторге, что даже не стала пенять ему за позднее возвращение, поэтому он решил промолчать, хотя на кошек у него была стойкая аллергия.

В понедельник утром Ванита возглавила вместо Симмонса отдел и взяла расследование в свои руки. Сам он сидел за столом Чемберса и с нетерпением ждал, когда коллеги станут относиться к нему не как к начальнику, а как к товарищу. О дисциплинарном взыскании, которое ждало его, когда страсти улягутся, думать не хотелось. Бакстер тем временем поручили заниматься делами, которые она вела до истории с Тряпичной куклой.

Первое такое дело касалось женщины, насмерть зарезавшей неверного мужа. Зевая от скуки, Бакстер с неохотой за него взялась, и хотя следственных действий как таковых там было на пять минут, ей в течение нескольких часов пришлось уныло заполнять бланки. В довершение всех бед в напарники ей дали Блейка, одного из самых гнусных прихлебателей Сондерса, всегда питавшего к ней слабость. К счастью, она была достаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть от окружающих свое к нему отвращение.

Симмонс направился в совещательную комнату, подошел к замусоленной доске и вписал в нее поступившие за выходные сведения:

1. (ГОЛОВА) Нагиб Халид, «Киллер-Крематор»

2. (ТУЛОВИЩЕ) — ? — Мадлен Эйерс, защищала его в ходе судебного процесса.

3. (ЛЕВАЯ РУКА) — платиновое кольцо, юридическая фирма? — Майкл Гейб-Коллинз — почему?

4. (ПРАВАЯ РУКА) — лакированный ноготь? — Мишель Гейли — (женщина-полицейский, осуществлявшая за Халидом надзор как за условно осужденным)

5. (ЛЕВАЯ НОГА) — ?

6. (ПРАВАЯ НОГА) — Детектив Бенджамин Чемберс — почему?

A — Рэймонд Тернбл (Мэр)

B — Виджей Рэна Халид (брат/бухгалтер) не был ни на одном судебном заседании

C — Джерред Гэрланд (журналист)

D — Эндрю Форд (охранник/пьяница/заноза в заднице) — Дежурный охранник у скамьи подсудимых

E — Эшли Локлен (официантка) или (девятилетняя девочка)

F — Волк

Собираясь утром на работу, Эдмундс напрочь забыл о том, что в их семье пополнение. Но котенок сам напомнил ему о себе, причем самым суровым образом — детектив споткнулся о спящий в прихожей пушистый комочек и со всего маху треснулся физиономией об дверь.

Тиа, конечно же, села рядом с Бернаром и велела Эдмундсу прекратить пугать котеночка своим разбитым в кровь носом.

Глава 22

Понедельник, 7 июля 2014 года

11 часов 29 минут утра

Когда надпись «Внимание, эфир!» погасла, Андреа сняла микрофон, поспешно покинула студию и направилась в редакционную комнату. Элайджа назначил ей встречу на половину двенадцатого утра, и она, поднимаясь по лестнице в его кабинет, понятия не имела, что ответит, если он предложит работу, которая была мечтой всей ее жизни.

Согласившись Бакстер помочь, женщина решила уйти из этой жестокой профессии, но ложная попытка искупления самым неожиданным образом вознесла ее славу и влияние в журналистском мире до новых, невиданных высот. Так или иначе, стремясь отмыться от грязи, она закопала себя еще глубже.

Завидев Андреа, Элайджа впервые за все время сам открыл ей дверь, не дожидаясь, когда она постучит, и тем самым отнял несколько драгоценных секунд, в которых журналистка так отчаянно нуждалась, чтобы собраться с мыслями. От босса пахло потом, под мышками проступили темные пятна. На нем была приталенная рубашка небесно-голубого цвета, готовая расползтись по швам при малейшем усилии, и черные узенькие брючки, подчеркивавшие его абсурдно непропорциональную фигуру.

Элайджа предложил ей чашечку отвратительного эспрессо собственного приготовления, от которого Андреа отказалась, и произнес скучную речь. Суть ее сводилась к тому, что журналистка, к его изумлению, проявила потрясающее чутье, которого он от нее никак не ожидал. Он нажал кнопку, вывел с помощью проектора на стену за своей спиной какой-то график и, даже не глядя на него, пошел сыпать цифрами. Андреа подавила смешок, потому как половина урезанной схемы пришлась на окно кабинета и потерялась, и босс это обязательно заметил бы, если бы не был так самонадеян и повернул голову.

Журналистка рассеянно выслушала его поздравления с блестящим освещением смерти Гэрланда, будто речь шла о банальном прямом эфире, который она срежиссировала и с успехом провела. В определенном смысле так оно и было, каким бы отвратительным это ни казалось. Когда перед ее мысленным взором возник образ корчившегося в агонии Гэрланда, Элайджа наконец перешел к главному:

— …нашу новую ведущую главных вечерних новостей!

Андреа промолчала, и это его неприятно задело.

— Ты слышала, что я сказал? — спросил он.

— Да, слышала, — тихо ответила она.

Элайджа откинулся в кресле, сунул в рот пластинку жевательной резинки и с понимающим видом кивнул. А когда заговорил вновь, подсознательно тыча в нее пальцем, Андреа захотелось послать его к чертовой матери.

— Проблема, я так понимаю, в Волке, — изрек он, чавкая жевачкой. — Ты сейчас сидишь и недоумеваешь, как мне могло в голову прийти, что ты как ни в чем не бывало сядешь перед камерой и сообщишь о смерти бывшего мужа, так?

Женщина ненавидела, когда начальник вкладывал в ее уста свои собственные слова, но в данном случае он попал в самую точку, поэтому она согласно кивнула.

— Так вот, моя дорогая, все это полное дерьмо, — повысил он голос. — Интрига на том и строится! Ну подумай сама — кто станет смотреть скучное Би-Би-Си, если мы покажем, как горячо любимая жена Волка узнает о его кончине в прямом эфире? Разве такое можно пропустить?

Андреа горько усмехнулась и встала, чтобы уйти.

— Вы сами хоть понимаете, что говорите?

— Я реалист. Тебе ведь все равно придется через это пройти, так почему не сделать это на камеру, попутно превратившись в звезду? Кстати! Тебе же ничего не стоит убедить его дать накануне интервью. Какое душераздирающее будет зрелище! Прощание в прямом эфире!

Андреа опрометью выскочила из кабинета, с силой хлопнув дверью.

— Подумай! — крикнул он ей вслед. — К выходным жду от тебя ответа — либо «да», либо «нет»!

Через двадцать минут Андреа снова нужно было выходить в эфир. Она спокойно прошла в женский туалет, убедилась, что в кабинках никого нет, и дала волю слезам.

Эдмундс громко зевнул. Дожидаясь в лаборатории экспертов-криминалистов Джо, он устроился в тесном углу между холодильником и мусорным бачком, подальше от морозильника для трупов, на который молодой детектив то и дело поглядывал, царапая что-то в своем блокноте.

Накануне он допоздна засиделся, изучая бумаги, припрятанные на кухонном шкафу, и спать лег лишь в четвертом часу ночи. Хотя у Тиа с ее ростом не было никаких шансов их найти, ее новый любимчик все же добрался до них по занавеске и, конечно же, нагадил на очень важные свидетельские показания. Хотя до обеда еще было далеко, Эдмундс чувствовал себя совершенно разбитым. Как бы там ни было, его усилия не пропали зря — он наткнулся на дело, которое гарантированно поможет им продвинуться в расследовании.

— Боже мой! Что с тобой, черт возьми, случилось? — спросил Джо, переступая порог лаборатории.

— Ерунда, — ответил молодой полицейский, выбираясь из своего угла и подсознательно трогая разбитый нос.

— Да, это определенно он, — заявил Джо, — все три снимка сделаны одной и той же камерой.

— Только не говорите, что кровь ничего не дала.

— Хотел бы, да не могу. По нашей базе он не проходит.

— Значит, раньше его не арестовывали, — произнес Эдмундс скорее для себя, чем для собеседника, — теперь можно с легким сердцем вычеркнуть тех, кто проходил по старым делам, процент получится довольно большой.

— Группа крови — первая, резус положительный.

— Встречается редко? — с надеждой в голосе спросил Эдмундс.

— Да ее как грязи, — ответил Джо, — ни хронических заболеваний, ни мутаций, ни алкоголя, ни наркотиков. Цвет глаз либо серый, либо голубой. Знаешь, для самого извращенного в новейшей истории серийного убийцы его кровь представляется до безобразия банальной.

— Значит, вам нечем нас порадовать?

— Я этого не говорил. Отпечатки обуви сорок четвертого размера, узор соответствует ботинкам армейского образца. Может, он военный?

Эдмундс вновь вытащил блокнот.

— Эксперты, работавшие на месте преступления, обнаружили следы асбеста, гудрона и лака, а также меди, никеля и свинца в количествах заметно больших, чем содержится в окрестных холмах. Может, какой-нибудь склад?

— Проверим, — сказал Эдмундс и захлопнул блокнот. — Спасибо.

— Эй, я слышал, вы идентифицировали туловище. Ты выяснил, что это была за татуировка? — спросил Джо.

— Вылетающая из клетки канарейка.

— И зачем ее было сводить? — озадаченно протянул Джо. — Курам на смех!

Эдмундс пожал плечами.

— Просто она поняла, что некоторые канарейки навсегда остаются в своих клетках.

Посольство Ирландии представляло собой внушительное шестиэтажное строение, расположенное на углу квартала Белгрейвия и выходившее фасадом на Букингемский дворец. В тот безветренный, солнечный день Волк вошел в импозантную арку, купавшуюся в тени флагов, безвольно повисших над оживленной мостовой, и зашагал по широкому коридору, под которым располагался цокольный этаж с мусоросборниками и аварийным выходом.

В свое время Волк, пусть и не по собственной воле, побывал во многих посольствах, и все они неизменно производили на него одно и то же впечатление: высокие потолки, старинная живопись, зеркала в пышных оправах и удобные диваны, выглядевшие так, будто сесть на них не осмелится ни одна живая душа. Ощущение было такое, будто он пришел в гости к богатому родственнику, который, с одной стороны, хочет радушно тебя встретить, но с другой — побыстрее выпроводить, пока ты ничего не сломал. Это здание тоже не было исключением.

Миновав пост охраны в зоне для посетителей, Волк оказался у подножия широкой лестницы, по бокам которой возвышались замысловато украшенные бирюзово-голубые стены. Поднимаясь наверх, он трижды останавливался, чтобы полюбоваться сложными орнаментами на бирюзово-голубых стенах, а когда наконец добрался до последнего этажа, его встретил знакомый визгливый голос Эндрю Форда, отражавшийся от стен изысканного коридора.

Перед тем как вновь встретиться лицом к лицу со скандальным клиентом, Волк задержался и бросил взгляд на высившийся вдали Букингемский дворец. Потом улыбнулся вооруженному охраннику у двери, который никак на это не отреагировал, вошел в роскошно обставленную комнату и увидел Финли — тот спокойно смотрел телевизор, не обращая внимания на Форда, катавшегося по полу, как капризный ребенок.

В обычных обстоятельствах комната явно служила сотрудникам офисом. Чтобы с комфортом разместить наглого гостя, компьютеры, столы и шкафы для документов частично унесли, частично сдвинули к стене, притащили кровать и пару диванов, а какая-то добрая душа даже позаботилась о чайнике и телевизоре.

Как истинный раб привычек, Форд наверняка спал перед телевизором на безупречном кожаном диване, теперь застеленном тем же вонючим, грязным одеялом, которое детектив уже видел у него в гостиной. Зрелище жалкой человеческой развалины, поселившейся в столь декадентском окружении, было впечатляющим, и Волк не мог поверить, что из всех своих пожитков их подопечный решил взять с собой эту тошнотворную постельную принадлежность, чтобы протащить ее через всю страну, а потом и обратно.

— Волк! — закричал Форд, будто старому другу, и победоносно завыл.

Финли в знак приветствия махнул рукой, он сидел на другом диване, без одеяла.

— А что он кричит, когда видит тебя? — спросил его Волк.

— Боюсь, я не смогу этого воспроизвести. Скажу одно — приятного мало.

Форд поднялся с пола, и Волк увидел, что у него лихорадочно дрожат руки. Ирландец подбежал к окну и выглянул на копошившуюся внизу улицу.

— Он идет, Волк! — воскликнул он. — Идет, чтобы убить меня!

— Кто, киллер? — недоуменно спросил Волк. — Пусть себе… У него все равно ничего не получится.

— Получится! Еще как получится! Он парень ловкий, правда? Пронюхал ведь, куда меня увезли! Скоро и сюда явится.

— Конечно явится, если ты не отойдешь от окна. Сядь.

Финли с возмущением увидел, как их инфантильный клиент, превративший последние семнадцать часов его жизни в сущий ад, подчинился без всяких возражений. Волк сел рядом с другом.

— Как прошла ночь? — весело спросил он.

— Если так будет продолжаться и дальше, я сам его прикончу, — пробормотал Финли.

— Когда у него закончилась выпивка?

— На рассвете.

Волк по опыту знал, к сколь тяжелым последствиям может привести хронического алкоголика тяжелое похмелье. И необычное возбуждение Форда, грозившее обернуться приступом белой горячки, не предвещало ничего хорошего.

— Ему нужно выпить, — сказал Волк.

— Я им говорил, можешь поверить мне на слово. Но посол не стал меня слушать.

— Пошел бы прогулялся, — предложил Волк Финли. — Ты же полжизни отдашь за сигарету.

— Я здесь сдохну! — заорал за их спинами Форд.

Полицейские его проигнорировали.

— Будешь на улице — прихвати нам пару бутылок… лимонада, — произнес Волк, сопровождая свои слова многозначительным взглядом.

Мимо двери кабинета, в котором теперь сидела Ванита, с чашкой кофе в руке прошел Симмонс.

— Чаача чод[9], — прошептала она излюбленное индусское ругательство.

Из-за него ей пришлось все утро разгребать бумаги и почту, доставшиеся от старшего инспектора в наследство. Вот ее взгляд упал на следующее электронное письмо: текущая рассылка членам бригады по расследованию дела Тряпичной куклы. Увидев в списке получателей имя Чемберса, женщина вздохнула. Как и положено по протоколу, Симмонс аннулировал пропуск бедолаги в здание сразу после сообщения о его смерти, но до того, чтобы удалить его из всех баз данных, руки пока не дошли.

Полагая, что фамилия покойного коллеги в каждой рассылке будет оказывать на сотрудников отдела не самое лучшее впечатление, она быстренько напечатала требование вычеркнуть его имя из всех списков и занялась другими делами.

Симмонс с Эдмундсом сидели в восемнадцати дюймах друг от друга, но вот уже час работали в гробовом молчании. На свое удивление, молодой детектив рядом со старшим коллегой чувствовал себя совершенно спокойно. Три месяца с Бакстер в качестве наставника его закалили, поэтому в этой тишине он чувствовал себя вполне комфортно и не находил в ней ничего плохого — просто два профессионала, умных, знающих свое дело и уважающих друг друга, с головой ушли в работу.

— Напомни мне потом заказать тебе стол, хорошо? — прервал течение его мыслей Симмонс.

— Конечно, сэр.

После этого тишина показалась молодому полицейскому уже не такой умиротворяющей.

Симмонс по-прежнему занимался весьма трудоемким делом — лично обзванивал каждого из оставшихся восьмидесяти семи фигурантов убийственного списка. С первого захода ему удалось связаться лишь с двадцатью четырьмя. Он опять вернулся к первой странице, уверенный в том, что если им удастся установить последнюю жертву, пазл, наконец, сложится и обретет смысл.

Эдмундс, первым предложивший составить перечень всех причастных к делу Халида, даже не заметил, когда Симмонс присвоил себе его авторство, а заодно и право вести это направление расследования, но говорить что-то по этому поводу не собирался. Он занимался установлением возможных связей между Киллером-Крематором и жертвами, проходившими по делу Тряпичной куклы, поэтому дел у него и без того было невпроворот. Вместо того чтобы приставать с расспросами, он решил сосредоточить все свое внимание на Майкле Гейбе-Коллинзе, мэре Тернбле и официантке Эшли Локлен.

Парень был расстроен. Эти люди, на первый взгляд совершенно разные, явно были между собой связаны, но полиции никак не удавалось связать их воедино и ухватить картинку в целом.

Бакстер выехала на место преступления — в переулке, всего в паре кварталов от дома Волка, совершили изнасилование. Район действительно был гиблый. Блейк предложил ей забраться в мусорный контейнер и помочь ему в поиске улик, но она категорически отказалась, немало его разозлив, и решила заняться опросом свидетелей. Женщина без конца думала о Волке и Финли, дежуривших в ирландском посольстве. До покушения на жизнь Эндрю Форда оставалось полтора дня. К тому же ей очень не хватало Эдмундса. Она до такой степени привыкла, что он повсюду ходит за ней, будто щенок на привязи, что утром даже что-то рявкнула в его адрес, совершенно позабыв, что он с ней больше не работает.

Ей все опостылело. Признать это в разгар расследования, ставшего самым суровым в ее жизни испытанием, было нелегко, но она все же нашла в себе силы. Эмили вновь вспомнила чувство беспомощности, охватившее ее в тот момент, когда всего в нескольких метрах от нее бился в агонии Гэрланд. Вспомнила, как держала его за руку, моля Бога, чтобы он выжил, как пришла медсестра и сообщила о его смерти.

Бакстер не хватало адреналина. Тот день стал худшим в ее жизни, но если бы ей предоставилась возможность прожить его заново, она все равно ничего бы менять не стала. Может, с ней что-то не так? Может, неотступно преследующие воспоминания все же лучше их полного отсутствия? Может, теми же вопросами терзается и убийца, пытаясь оправдать свою жестокость?

Испугавшись своих мыслей, она встала и занялась делом.

Волк и Финли почти без звука смотрели повтор программы «Топ Гир». Форд, накрывшись одеялом, громко храпел на соседнем диване. Перед этим он выпил полторы бутылки «лимонада», отрубился и предоставил детективам пару часов благословенного покоя.

— Томас Пейдж, — как можно тише прошептал Финли.

— Что? — переспросил Волк.

— Томас Пейдж.

— Скотина! Он выбил…

— Да, я знаю, когда ты во время стажировки как-то выехал на место преступления, он вышиб тебе два зуба.

— Он всегда был с характером.

— А ты всегда вел себя как наглый выскочка, — ответил Финли, пожимая плечами.

— Какого черта ты о нем вспомнил?!

— Хью Котрилл, — перебил его Финли.

— Козел! — сплюнул Волк, чуть не разбудив Форда. — Первый человек, которого я арестовал за кражу… ублюдок… прекрасно зная все хитросплетения системы, умудрился вывернуться.

— Он лишь делал свое дело, — с улыбкой произнес Финли.

По всему было видно, что он перечит Волку преднамеренно.

— Придурок. Как-то у него стащил часы его же собственный клиент. Ну, и в чем суть?

— Суть вот в чем: у тебя, Билл, много врагов, но прощать — не твоя стихия. Ты долго таишь злобу и может, даже, ненавидишь меня за то, что я когда-то тебе сделал или сказал.

— Это ты на Форда намекаешь? — ухмыльнулся Волк.

— Такой тип в ясную погоду вряд ли у кого вызовет симпатию, но ты, скорее всего, его просто ненавидишь. Он сломал тебе руку в трех местах и спас Халиду жизнь.

Волк согласно кивнул и сказал:

— Повторяю вопрос: и в чем суть?

— Да так… Ты никогда не задумывался над тем, как странно устроен этот мир? Тебе поручено охранять человека, жизнь которого в твоих глазах не представляет никакой ценности.

— Ты прав только в одном, — прошептал Волк после того, как их внимание на мгновение отвлек телевизор, — мир действительно устроен очень странно. Каким-то непостижимым образом я оказался в положении, когда мне действительно больше всего на свете хочется спасти жизнь этого куска дерь…

Волк решил больше не ругаться, и Финли в ответ на его сдержанность одобрительно кивнул.

— …жизнь этого человека, потому что если мы спасем его, то, возможно, спасем и меня.

Финли еще раз понимающе кивнул, с силой хлопнул Волка по спине и повернулся к экрану телевизора.

Глава 23

Четверг, 8 июля 2014 года

6 часов 54 минуты утра

— Пустите! — заорал Форд, когда Волк, Финли и боец из Службы охраны дипломатических представительств попытались втолкнуть буяна обратно в комнату. — Вы убьете меня! Вы меня убьете!

Этот сухопарый субъект с желтушного цвета кожей оказался на удивление сильным, и троице приставленных к нему охранников с трудом удалось втащить его через порог после трех минут панических усилий. Он намертво вцепился в косяк и что было сил пинал их ногами. На заднем плане Андреа обращалась к миру, часы у нее над головой отсчитывали время, которое Эндрю осталось жить на этом свете. Потом пошел репортаж с места событий, и Волк пришел в ужас, неожиданно увидев на экране себя и коллег в тот момент, когда они пытались утихомирить Форда.

Чуть не выпустив обезумевшего клиента, он обернулся и увидел камеру — ее сжимал в руках какой-то идиот, рискованно высунувшийся в окно дома напротив. К счастью, боец Службы охраны дипломатических представительств незадолго до этого вызвал подмогу и к ним на помощь подоспели еще два человека.

— Закройте ставни! — в отчаянии закричал Волк.

Оба бойца мельком посмотрели на экран и поняли все с первого взгляда. Один из них подбежал к окну, второй схватил лягающегося Форда за ноги. Уступая натиску превосходящих сил противника, тот обреченно осел и заплакал.

— Вы меня убьете, — без конца всхлипывал он.

— В доме напротив репортеры! Уберите их! — обратился Волк к бойцам подкрепления, которые тут же кивнули и выбежали из комнаты.

— Вы меня убьете!

— Заткнись! — заорал на него Волк.

Нужно было связаться с Симмонсом. Он понятия не имел, насколько законно удерживать Форда против его воли, ведь из-за какого-то ловкого парня с камерой в руках, и может даже не одного, полицейских теоретически можно обвинить в насилии над человеком. Билл понимал, что с подобными вопросами тот будет вынужден обратиться к Ваните, но при этом знал, что ответ будет согласован с Департаментом по связям с общественностью и что коммандер в первую очередь постарается прикрыть собственную задницу.

Полчаса спустя Волк уже обсуждал сложившуюся ситуацию с Симмонсом, который, на его счастье, явился на работу удивительно рано. Начальство решило, что в отличие от Гэрланда, который в свое время тоже грозился отказался от защиты полиции, Форда нельзя считать человеком «в здравом уме», и поэтому, учитывая интересы правоохранителей, в праве на свободу ему на время лучше отказать.

Даже в более благоприятных обстоятельствах этот путь был скользкий и они, честно говоря, хватались за соломинку. Протокол требовал, чтобы квалифицированный врач тщательно осмотрел пациента и выдал заключение за своей подписью, но после инцидента с Элизабет Тейт Волк ни за что на свете не желал подпускать кого-либо к Форду.

Вернувшись на работу, посол уже знал о скандальном репортаже. Волк обвинил его сотрудников в том, что те слили информацию журналистам, и потребовал (не имея на то никакого права) провести полноценное расследование, чтобы выявить источник утечки. И тут же об этом пожалел, потому что этот влиятельный человек из кожи вон лез, чтобы создать им самые комфортные условия. Потом за это придется извиняться.

После трудной ночи и буйства Форда он был разбит и раздражен, поэтому сорвал злость на ни в чем не повинном человеке, хотя весь гнев следовало излить на Андреа, которая в эгоистичной погоне за рейтингами играла в опасные игры с чужой жизнью. На этот раз он не собирался банально сбрасывать со счетов последствия ее постоянного вмешательства. Волк лично проследит за тем, чтобы она не ушла от ответственности, если с его подопечным что-то случится.

Симмонс предложил подыскать Форду другое пристанище, но Волк эту инициативу отмел. На улице, под окнами, собралась добрая половина городской журналистской братии. Ее неистовый гул пробивался сквозь щели в окнах и был слышен, даже когда они разговаривали по телефону. Полиции ни в жизнь не удастся незаметно провести Форда мимо толпы, разраставшейся все больше и больше, к тому же за ними кто-нибудь обязательно увяжется. А так они находились в охраняемом здании и обладали всеми возможностями для защиты подопечного.

Когда Волк вернулся в комнату, Форд спокойно разговаривал с Финли. С учетом сцены, разыгравшейся за полчаса до этого, он выглядел на удивление достойно и вел себя покорно.

— Ты просто делал свою работу, — сказал Финли, — потому что не мог допустить, чтобы у тебя на глазах забили до смерти человека, только что объявленного невиновным.

— Неужели вы всерьез пытаетесь убедить меня, что я поступил правильно? — горько усмехнулся Форд.

— Нет. Я лишь говорю, что иначе ты поступить не мог.

Волк тихонько закрыл дверь, чтобы не нарушать их увлекательную беседу.

— Если бы ты не вмешался, Халида, скорее всего, больше никогда не привлекли бы к суду в качестве Киллера-Крематора и нашему Волку, — Финли махнул в сторону стоявшего в дверном проеме коллеги, — пришлось бы провести в тюрьме двадцать пять лет своей жизни.

— Погибла маленькая девочка, — со слезами на глазах произнес Форд.

— Согласен, — ответил Финли. — Зато оправдали хорошего человека. Да, Халид выжил. Я не говорю, что это хорошо, а лишь хочу сказать… Словом, всякое бывает.

Финли вытащил старую колоду карт, которую всегда таскал с собой, и раздал на троих, чтобы сыграть в «вылови рыбку»[10]. Непредсказуемого клиента их разговор успокоил, а вот Волк, когда сел на диван, задумался. Раньше он много размышлял об отрицательных последствиях того злополучного дня, но оценить положительные ему и в голову не приходило.

Он взял карты и внимательно посмотрел на Финли. Они играли уже много лет, и Волк знал, что напарник отчаянно жульничает. Форд посмотрел в свои карты и расплакался — до бесстрастности игрока в покер ему было далеко.

— Тройки есть? — спросил Финли.

— Пойду ловить рыбку.

У Блейка был слабый мочевой пузырь, при этом он обожал чай «Эрл Грей». К такому выводу Эдмундс пришел, в течение дня наблюдая, как тот без конца то уходит, то возвращается обратно. Дождавшись, когда детектив в очередной раз прошел мимо их с Симмонсом стола, он вскочил и ринулся к Бакстер, сидевшей в дальнем углу комнаты. В запасе у него было не больше двух минут.

— Эдмундс! Что ты делаешь? — спросила Эмили, когда он присел на корточки, не желая привлекать к себе внимания.

— Кто-то сообщил журналистам, а значит и киллеру, о посольстве, — прошептал молодой полицейский.

— Мне запрещено обсуждать это дело.

— Но вы единственный человек, которому я доверяю.

На душе у Бакстер потеплело. После провала с Гэрландом все обходили ее стороной, будто прокаженную, и ей было приятно, что хотя бы одному человеку на этом свете все еще интересно ее мнение.

— Здесь нет никого, кому нельзя доверять. Что касается посольства, то проболтаться мог любой: бойцы из Службы охраны диппредставительств, персонал, какой-нибудь человек, живущий в доме напротив. Забудь о своих подозрениях. А теперь иди, а то у меня будут неприятности.

Эдмундс рванул обратно и плюхнулся за свой стол. Несколько мгновений спустя с чашкой в руке вернулся Блейк.

Ближе к обеду из восьмидесяти восьми фигурантов списка Симмонс исключил сорок семь. Эдмундс тем временем по-прежнему пытался выявить связи между жертвами. Когда стандартные проверки и протоколы не привели к желаемому результату, он прибегнул к приему, которому его обучили в Департаменте по борьбе с финансовыми преступлениями, воспользовался паролем бывшего коллеги и получил доступ к специализированной базе данных своего прежнего места работы.

А буквально через пятнадцать минут обнаружил кое-что интересное и подпрыгнул на стуле, чуть не до смерти напугав Симмонса. Чтобы поговорить с глазу на глаз, они направились в совещательную комнату.

— Эшли Локлен, — победоносно заявил Эдмундс.

— Следующая жертва? — спросил Симмонс. — И что ты о ней накопал?

— В две тысячи десятом году она была замужем и носила имя Эшли Хадсон.

— Мы разве этого не знали?

— Знать-то знали, но компьютер не соизволил обнаружить второй банковский счет, открытый на имя Хадсон всего на десять месяцев. Пятого апреля две тысячи десятого года она положила на него наличными две с половиной тысячи фунтов стерлингов, — сказал Эдмундс, протягивая Симмонсу распечатку.

— В самом начале процесса над Халидом.

— Я проверил, в тот период она работала официанткой в пабе и получала совсем немного. Потом внесла еще две тысячи фунтов, а по прошествии двух недель еще пятьсот.

— Любопытно.

— Не любопытно, а подозрительно! — поправил коллегу Эдмундс. — Я проверил счета других жертв и обнаружил, что точно такие же суммы примерно в то же время снимал со своего счета Виджей Рэна.

— С какой стати брату Халида было платить ей пять штук?

— Вот это я и хотел бы у нее спросить.

— Давай. Отличная работа, Эдмундс.

В четыре часа дня Волк услышал, как сменились дежурившие у двери бойцы. Телевизор после утреннего инцидента выключили, хотя жест вышел чисто символическим, ведь они с Финли и Эндрю и без того прекрасно слышали, как внизу бушует заполонившее улицу море зрителей, полицейских машин и репортеров, готовых ринуться вперед, как только наскучит ждать.

Если не считать пары незначительных эпизодов, Форд в последнее время успокоился и вел себя тихо, предоставив детективам редкую возможность увидеть в нем человека, которым он был прежде. Во всяком случае, на фоне жаждущего крови флешмоба, собравшегося снаружи и с надеждой ожидавшего развития событий, настроен он был смело и решительно.

— Я уже позволил одному серийному убийце порушить всю мою жизнь и не дам другому решать, когда ее завершить.

— Молодец! — поощрил его Финли.

— Все, беру себя в руки, — ответил Форд, — сегодня для этого самое время.

Из предосторожности в комнате закрыли окна и опустили ставни. Несмотря на принесенный из холла внизу вентилятор, было невыносимо душно. Волк расстегнул пуговицы и закатал рукава.

— Все хотел тебя спросить, — сказал Форд, увидев у него на предплечье подживающий шрам, — откуда он у тебя?

— Да так… — ответил Волк.

— Этот ожог он получил, когда мэр Тернбл… — начал Финли, но умолк, не зная, стоит ли продолжать дальше.

— Значит, находясь рядом со мной, вы подвергаете себя смертельному риску, да? И вам плевать, что он может попросту взять и пульнуть сюда какой-нибудь ракетой?

Финли, явно упустивший из виду подобную возможность, озабоченно посмотрел на Волка.

— Мне в любом случае осталось недолго, — весело заявил тот, глядя на улицу сквозь щель в ставнях.

— Но я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, — сказал Форд.

Волк вот уже пять минут наблюдал за группой из трех человек, которые привлекли его внимание тем, что сели в сторонке от остальных зевак и стали чего-то ждать. Двое из них принесли с собой большую холщовую сумку и положили ее на проезжую часть, благо улица была перекрыта. На глазах у Волка они напялили на головы маски животных, причем каждый свою. Вскоре к ним присоединились еще шесть человек.

— Финли! — позвал коллегу Волк, не отходя от окна. — Ты можешь связаться с полицейскими, которые дежурят внизу?

— Могу. А в чем дело?

— У нас проблема.

Два человека в рисованных масках обезьяны и орла присели на корточки, открыли сумку, вытащили из нее все необходимое и поднырнули под ленту полицейского ограждения.

— Детоубийца! — донесся до них слегка приглушенный голос.

— Это он не дал прикончить Киллера-Крематора! — заорал, вторя ему еще один голос, на этот раз женский.

Полицейские внизу быстро нейтрализовали двух человек, зашедших за ограждение, но остальные семь, воспользовавшись суматохой, вытащили из объемистой сумки несколько плакатов, транспарантов и мегафон, сосредоточив на себе все внимание журналистов. Над взвинченной толпой взлетел голос женщины с акульей маской на голове.

— Эндрю Форд заслуживает кары! — гремела она. — Если бы он не спас Киллеру-Крематору жизнь, Аннабель Адамс сейчас была бы жива!

Волк обернулся посмотреть, как на это отреагирует Форд, опасаясь, что тот снова сорвется. Но, к его удивлению, тот не двигался с места и лишь слушал, как на него обрушиваются с нападками. Финли, не зная что сказать, включил телевизор, нашел программу для детей и прибавил громкости, чтобы заглушить доносившийся снаружи гам. Большая, мрачная комната вдруг напомнила Волку убогую гостиную в квартире Форда.

— Помилуй дьявола, и Бог тебя накажет!

Протестующие принялись скандировать лозунг, не лишенный религиозного подтекста. Один из них что-то оживленно обсуждал с каким-то журналистом, а вожак митингующих даже предположил, что Форд с самого начала был связан с Халидом.

— Раньше тебе устраивали подобный бойкот? — спросил Волк Форда, не сводя глаз с притаившейся внизу угрозы.

— Тогда все было по-другому, — рассеянно ответил Форд. Затем перешел на едва слышный шепот и произнес: — Помилуй дьявола, и Бог тебя накажет… меня накажет.

Протестующих на улице окружили несколько полицейских, но поскольку они вели себя мирно, повода их разгонять у стражей порядка не было. Волк махнул Финли, чтобы тот тоже подошел к окну.

— Думаешь, его работа? — прошептал Финли, прочитав его мысли.

— Не знаю. Но здесь что-то не так.

— Если хочешь, я могу спуститься вниз и задать парочку вопросов, — предложил старый полицейский.

— Нет, ты с Фордом ладишь лучше, чем я, поэтому пойду я.

Детектив бросил последний взгляд на группу людей в масках и направился к двери.

— Волк, — сказал ему вдогонку Форд, — не оплошай.

Билл в ответ на его просьбу вежливо улыбнулся, пожал плечами, посмотрел на Финли и вышел. Когда он спустился на первый этаж, позвонил Эдмундс и рассказал о том, что ему удалось узнать об Эшли Локлен.

— Она согласна говорить только с тобой, — добавил молодой коллега.

— Я занят, — ответил Волк.

Выйдя из здания посольства, детектив не успел еще и шагу ступить, как к нему ринулась целая толпа журналистов. Он тут же пожалел, что не послал вместо себя Финли. Не обращая на них внимания, он поднырнул под ленту полицейского ограждения и сквозь плотный строй стал пробираться вперед, туда, где раздавались скандирующие голоса.

— Это для нас очень важно, — настаивал Эдмундс, — ведь Эшли Локлен может пролить свет на то, что вас всех связывает, и тогда у нас появится реальная возможность очертить круг подозреваемых.

— Ну хорошо. Пришли мне смс с ее номером. Я позвоню, как только освобожусь.

Волк дал отбой. Вокруг возмутителей спокойствия образовалось обширное пустое пространство. Вблизи их маски казались еще более зловещими: из-под неподвижных лиц доносились злобные голоса, за темными отверстиями в пластике полыхали бешеные глаза. На голове одного из них, самого устрашающего как по виду, так и по поведению, красовалась маска волка с разинутой пастью. Он поднял высоко над головой плакат и стал кружить вокруг остальных, агрессивно скандируя излюбленный лозунг. Волк обратил внимание, что буян слегка прихрамывает, наверняка из-за резиновой пули, недавно отскочившей от его филейной части.

Стараясь держаться подальше от этого воинственного типа, детектив подошел к женщине в акульей маске, по-прежнему державшей у рта мегафон, выхватил его из рук и швырнул о стену за спиной, где он разлетелся вдребезги с пронзительным электрическим визгом. Обличающие телекамеры жадно следили за каждым его шагом.

— Эй! Вы не имеете пра… Погодите-ка, вы ведь тот самый детектив? — спросила женщина, переходя на более женственный тон представительницы среднего класса.

— Что вы здесь делаете? — спросил Волк.

— Протестуем, — пожала плечами она.

Волк почувствовал, что лицо под маской акулы расплылось в самодовольной улыбке, но остался совершенно бесстрастным.

— Да расслабьтесь вы, боже правый! — воскликнула женщина, снимая маску. — Если честно, я и сама не знаю, что мы здесь делаем. Как и остальные. Есть один сайт, там помещают объявления о всевозможных флешмобах, приглашают девчонок изображать у отелей фанаток для рекламы молодежных рок-групп и все такое прочее. Сегодня там появилось предложение организовать протест.

— Что за сайт?

«Акула» протянула детективу листок с координатами.

— Такие флаеры раздают у нас в колледже.

— Вам за это платят?

— Конечно, иначе на кой нам этим заниматься?

— Когда вы говорили в мегафон, ваши слова звучали весьма убедительно.

— Это называется актерской игрой. На самом деле я читала по бумажке.

Волк прекрасно понимал, что толпа журналистов жадно ловит каждое их слово. Если бы мир был идеален, ему не пришлось бы задавать ей вопросы в прямом эфире.

— Каким образом вам заплатили?

— Наличными, в сумке, по пятьдесят фунтов на человека, — расспросы детектива ей, похоже, наскучили. — На следующий вопрос отвечу сама, не дожидаясь, когда вы его зададите. Встреча была назначена у могилы на Бромптонском кладбище. Сумка уже ждала нас там.

— Вы можете ее описать?

— Что? Сумку?

— Да нет, могилу!

— Там похоронена девочка, ее имя я сегодня уже произносила — Аннабель Адамс.

Волк и виду не подал, что этот ответ его удивил.

— Я конфискую у вас все это барахло, — заявил он, пнув лежавшую на асфальте сумку, — как улики по делу об убийстве.

Ее товарищи заулюлюкали и стали ругаться, но строгому приказу все же подчинились и побросали в грязную кучу плакаты, транспаранты и шпаргалки.

— Маски тоже! — нетерпеливо рявкнул Волк.

Протестующие по очереди неохотно стащили с себя маски. Двое из них тут же прикрыли лица капюшонами, чтобы их нельзя было узнать, хотя чисто теоретически никто из них не сделал ничего плохого.

Волк повернулся к последнему бунтарю, который до этого начисто игнорировал его предписания. Тот хоть и запыхался, но продолжал кричать, наворачивая круги по периметру, который сам же и определил, будто зверь, метящий свою территорию. Волк преградил ему путь. По иронии судьбы волчья маска на голове выглядела вполне дружелюбно — карикатурный зверь облизывался, из его пасти текла слюна. Ее обладатель чуть не врезался в детектива и пошел на следующий круг.

— Отдай! — закричал Волк, показывая на плакат с уже знакомым всем слоганом, который человек в маске держал над головой.

Детектив собрался с духом и вновь преградил ему путь, приготовившись к худшему. Противник принадлежал к той категории людей, которые как раз и откликаются на подобного рода объявления: спрятаться под маской, вооружиться анонимностью, воспользоваться огромной толпой и усиленными мерами безопасности, а потом совершить злодейство в виде насилия, вандализма или кражи.

Волк сомневался, что сможет арестовать этого головореза, остановившегося буквально в паре дюймов от его лица. В жизни ему нечасто приходилось стоять вот так перед врагом, выпрямившись и стараясь не казаться ниже его ростом, поэтому он, учуяв подспудный, пробивавшийся из-под пластика запах гниения и лекарств, слегка отпрянул.

Странно, но устремленные на него светло-голубые глаза, казалось, действительно принадлежали хищнику.

— Плакат, живо! — рявкнул детектив тоном, способным напугать каждого, кто хотя бы немного знал его противоречивое прошлое.

Волк упорно смотрел в глаза. Бунтарь отвел взгляд, будто настоящий зверь, вдумчиво оценивавший нового противника. Детектив спиной чувствовал нацеленные на него камеры, которые наслаждались напряженной ситуацией и молили Бога об эскалации конфликта. Вдруг головорез швырнул транспарант на асфальт.

— Маску тоже, — сказал Волк.

Противник и не думал повиноваться.

— Маску, — повторил полицейский.

На этот раз он сам агрессивно подался вперед, чуть не уткнулся в пластмассовый нос, а когда их дыхание смешалось, ощутил зловонный запах. Они простояли так мучительные десять секунд, но тут враг, к удивлению Волка, неожиданно поднял свои бледные глаза на верхний этаж посольства. Толпа, проследив за его взглядом, охнула и хором закричала.

Волк повернулся. По крыше неуверенным шагом шел Форд. Финли, высунувшись из окна, призывал его вернуться обратно. Оказавшись вне досягаемости детектива, Эндрю, будто скверный канатоходец, двинулся к трубе. Толпа затаила дыхание.

— Нет! — прошипел Волк. — Нет! Нет!

Он отпихнул злобного бунтаря в сторону и, расталкивая толпу, ринулся вперед. Из окон посольства стали высовываться бойцы Службы охраны диппредставительств.

— Не смей, Эндрю! — заорал Финли, встав на подоконник и навалившись грудью на шаткую крышу.

Плитка черепицы сорвалась, рухнула вниз, пролетела, казалось, целую вечность и разнесла вдребезги ветровое стекло полицейской машины.

— Стой на месте, Финли! — заорал Волк, выныривая из человеческого моря. — Не двигайся!

— Волк! — заорал Форд.

Детектив застыл как вкопанный и поднял глаза на человека, спутанные волосы которого развевались на ветру, здесь, внизу, даже не ощущавшемся. Вдали послышалось завывание мчавшейся к ним по городу пожарной машины.

— Не оплошай! — вновь крикнул Форд, но на этот раз Волк понял, что он имел в виду.

— Если ты это сделаешь… Если ты умрешь, он выиграет! — заорал Финли.

Вниз опять полетели куски черепицы и он отчаянно схватился за оконную раму.

— Нет. Это не он, это я выиграю!

Форд выпустил из дрожащих рук дымоход и осторожно развел их в стороны, пытаясь балансировать. Уличное движение почти замерло, водители выходили из машин, чтобы вживую поглазеть на зрелище, которое потом покажут телеканалы всего мира. Не считая репортеров, взволнованно передающих в редакции срочные сообщения, толпа хранила молчание. Пожарная машина была от них всего в паре кварталов.

Финли нерешительно замер на полпути между безопасным окном и дымоходом. Когда Форд чуть не потерял равновесие, зрители внизу в ужасе закричали. Эндрю закрыл глаза и неуверенно двинулся дальше по коньку, все так же разведя в стороны руки.

— Всякое бывает… — сказал он так тихо, что кроме Финли его больше никто не услышал.

И рухнул вниз.

Финли из последних сил пополз вперед, преодолел большую часть разделявшего их расстояния, но дотянуться до Эндрю все равно не смог. Волку, как и двумстам зевакам на улице, не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно смотреть, как Форд молча пролетел мимо окон, затем исчез из виду за спинами зрителей и с глухим стуком упал на ведущую в подвал лестницу.

На какое-то мгновение все замерли, затем армия репортеров ринулась вперед и смела на своем пути горстку полицейских в отчаянном стремлении первыми показать жуткую картину трагедии. Волк рванул к лестнице, перелетел шесть ступеней и в мгновение ока оказался рядом с Фордом. Склонившись над телом, неестественно скрючившимся от удара о мостовую, он вдруг осознал, что стоит в луже крови, обильно сочившейся из проломленного затылка Эндрю.

Не успел детектив пощупать у него пульс, как тени столпившихся вокруг свежего трупа людей загородили от него солнце. Волк привалился к стене посреди лужи крови, которая становилась все больше и больше, и стал дожидаться помощи. О том, что он фактически позирует для очередной культовой фотографии, Билл, потрясенный до глубины души, даже не подумал.

Три минуты спустя мостовую заполонили полицейские и врачи «скорой помощи». Волк встал, взобрался по лестнице наверх, поднял глаза на крышу и увидел, что пожарные бросились на выручку Финли, который, спасая свою жизнь, схватился за дымоход. На ступенях, где детективу пришлось дожидаться замешкавшегося тучного коронера, остались окровавленные отпечатки его ног.

Волк засунул руки в карманы, недоуменно нахмурился, вытащил клочок бумаги, аккуратно его развернул и увидел посреди мятой страницы кровавый отпечаток пальца. Он перевернул бумажку и прочел короткое, нацарапанное почерком убийцы послание:

С возвращением

Детектив недоуменно уставился на записку, думая о том, сколько времени он мог ее таскать и как киллеру вообще удалось…

Волчья маска!

— С дороги! — заорал полицейский и оттолкнул дородного коронера, остановившегося перевести дух.

Выбежав на оживленную дорогу, он стал дико озираться по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из протестующих. Затем, лавируя среди журналистов, которые под занавес шоу паковали оборудование и покидали место событий, подбежал к куче конфискованных плакатов и транспарантов.

— Прочь! — заорал он на замешкавшихся зевак и запрыгнул на скамью, чтобы обеспечить себе более широкий обзор.

Потом обнаружил лежавший посреди дороги предмет, бросился вперед и увидел пластмассовую волчью маску — грязную, сломанную, втоптанную в асфальт.

Волк наклонился и поднял ее, зная, что убийца по-прежнему рядом, что он сейчас смотрит на него, смеется над ним, наслаждается своей безоговорочной властью над Фордом, над журналистами и, как ни тяжело это признать, над ним самим…

За четыре года до этого. Больница Святой Анны