Но хватит ждать.
Приложив свое студенческое удостоверение к электронному замку, я открываю дверь и захожу внутрь. Музыка, которую играла Аспен, внезапно обрывается, и она оборачивается, удивленно приподняв брови. Мне нравится видеть, как она удивляется, но это удивление быстро сменяется настороженностью. Она поворачивается ко мне и, кажется, собирается отчитать меня или приказать уйти.
– Я просто хотел проявить вежливость, – говорю я, показывая на бутылку воды и батончик мюсли у меня в руках. – Я подумал, что тебе, наверное, захочется перекусить, ведь ты играешь уже несколько часов.
– Я здесь не больше часа, – хмурится она.
– Не важно, – говорю я, после чего кладу батончик и бутылку на скамейку.
Затем я беру один из металлических стульев, которые стояли у стены, и опускаюсь на него. Устроившись поудобнее, я скрещиваю руки на груди и закидываю ногу на ногу.
– Ну что?
– Что именно?
Она тянется к бутылке с водой и откручивает крышку. Раздается приятный звук ломающегося колпачка, и Аспен делает глоток. Поставив бутылку обратно, она вытирает рот тыльной стороной ладони и возвращается к нотным листам. У некоторых из них загнуты края, что наводит меня на мысль, что это те самые страницы, которые я отправил в полет по лестнице. А это значит, что она их не перепечатывала.
Интересно.
– Ты собираешься смотреть?
– Слушать, – отвечаю я, закрывая глаза.
Несколько секунд ничего не происходит, и я борюсь с желанием посмотреть, смотрит ли она на меня. Но внезапно я слышу тяжелый вздох, и Аспен начинает играть мелодию сначала. Вернее, мне кажется, она начинает играть ее с самого начала, потому что я ни черта не смыслю в игре на фортепиано. Не знаю, исполняет ли она классическую мелодию, кавер на современную песню или что-то в стиле нью-эйдж[2]. Возможно, это саундтрек из какого-то фильма. Но мне нравится эта ненавязчивая мелодия, в ней есть что-то такое, от чего мое сердце замирает.
Внезапно Аспен снова останавливается и начинает бормотать что-то похожее на ругательства. Через секунду она продолжает играть, но мелодия становится неровной, словно Аспен сбивается с ритма. Приоткрыв глаза, я вижу, что она сидит, наклонившись вперед и склонив голову набок. Она отдергивает пальцы от клавиш, как будто они ее укусили.
– Аспен? – спрашиваю я, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
Интересно, что она видит на нотных листах? Может быть, ей кажется, что ноты разговаривают с ней или двигаются по странице?
Аспен переводит взгляд на меня, и ее глаза округляются, а я достаю из кармана телефон и включаю видеосъемку.
– Что произошло? – спрашиваю я, направляя камеру на Аспен, и на ее лице отражается ужас.
– Стил, – шепчет она. – За твоей спиной стоит монстр. – Она хватается пальцами за скамейку, а ее ноги соскальзывают с педалей.
– Может быть, нам стоит уйти отсюда, – говорю я, оглядываясь по сторонам, а затем снова смотрю на нее. – Например, в более безопасное место.
Аспен молча кивает, встает и, оставив сумку на скамье, торопливо выходит в коридор. Я следую за ней, наблюдая за ее походкой. Она идет так, словно пытается убежать от кого-то, и постоянно оглядывается на меня через плечо. Видя ее широко раскрытые глаза, я невольно улыбаюсь.
Идеально.
Глава 15Аспен
Когда я прихожу в себя, то обнаруживаю, что нахожусь в репетиционном кабинете. Мой рот словно набит ватой. Щурясь в темноте, я вглядываюсь в пространство вокруг. Падающие на пол косые лучи флуоресцентного света из коридора, проникающего через окно в двери, позволяют мне рассмотреть обстановку.
Моя сумка и телефон исчезли. Я облизываю губы и выпрямляюсь, поправляя подол футболки.
– Что произошло?
Как только я встаю на ноги, индикаторы датчиков движения в кабинете срабатывают, и на мгновение мне приходится прикрыть глаза от жгучей боли, вызванной ярким светом. Прежде чем я открываю глаза и осматриваю свое тело, проходит целая минута. Мои легинсы грязные, на коленях засохли пятна от травы, а футболка разорвана прямо на животе.
Внезапно я замечаю тень за окном и вскрикиваю.
Оборачиваясь, я вижу, что это Талия. Она хмурится и пытается открыть дверь, дергая за ручку.
Если администрация университета не дала студенту доступ в этот кабинет по его удостоверению личности, он не может сюда войти, как и Талия. Поэтому я открываю дверь сама.
Она быстро оглядывает меня и заключает в крепкие объятия.
– Что слу… – услышав, как хрипло звучит мой голос, я обрываюсь на полуслове.
– Ты в порядке?
Покачав головой, я кашляю, прочищая горло.
– Что случилось?
– Ты не помнишь? – Талия слегка отстраняется, все еще держа меня за руки.
– Нет.
– Пойдем домой, – бормочет она. – Где твоя сумка?
Я не знаю.
Мне неизвестно, что случилось, куда подевалась моя сумка и почему моя одежда такая грязная.
Последнее, что я помню, это как я пришла сюда, чтобы попрактиковаться в игре на фортепиано. Но теперь нотные листы исчезли, как и все мои вещи.
Талия берет меня за руку и выводит на улицу. Однако заметив, что уже стемнело, я резко останавливаюсь.
– Который час? – спрашиваю я.
– Девять вечера, – отвечает она, переминаясь с ноги на ногу.
– Так поздно? – Я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. – Последнее, что я помню, это как пришла в репетиционный кабинет этим утром. – Меня посещает ужасная мысль. – Это ведь было сегодня утром?
– Да, – отвечает она, сжимая мою руку. – Послушай, нам просто нужно вернуться домой, и там я тебе все объясню.
– Ладно, – торопливо соглашаюсь я. – Пойдем.
В этот момент мне уже плевать на то, что около нашей квартиры меня могут поджидать незнакомые парни. Я просто хочу уснуть в своей постели. Талия – замечательная соседка, но мне уже надоело делить с ней постель. Из-за ее беспокойного сна у меня на голенях появились синяки. Однако ночевать с ней лучше, чем оставаться в одной комнате со Стилом.
Пока мы идем по улице, мне кажется, что мои мысли путаются. У нашего дома Талия надевает мне на голову бейсболку и что-то бормочет, а я прижимаюсь к ней и жду, пока она откроет дверь. Мне нет нужды оборачиваться, потому что я и так чувствую на себе чей-то взгляд. Я легонько подталкиваю ее локтем, как бы говоря: «Давай уже скорее!», и вот она наконец отпирает дверь.
– Уже открыла, – ворчит она, и я понимаю, что мои мольбы были отнюдь не безмолвны.
Убедившись, что входная дверь подъезда закрылась, Талия открывает дверь нашей квартиры, но как только мы входим внутрь, жестом велит мне оставаться на месте. Затем она берет биту, которая, вероятно, осталась от кого-то из парней, и начинает осматривать квартиру.
Вокруг меня царит тишина, нарушаемая лишь возмутительно громким тиканьем часов.
– Воды? – спрашивает Талия, вернувшись. Она ставит биту на место у двери и хмуро смотрит на меня. – Или, может быть, ты хочешь поесть?
Я кладу руку на живот, и он отзывается булькающими звуками.
– А у нас есть что-нибудь в холодильнике? – спрашиваю я, и она качает головой.
– Мы уже давно здесь не были, но, думаю, сможем найти замороженную пиццу.
– Разогрейте духовку, шеф, – говорю я, доставая из шкафчика тарелку. – Сегодня мы будем есть как истинные аристократы.
Талия улыбается мне, но по тому, как быстро исчезает ее улыбка, я понимаю, что она в курсе произошедшего, и это меня не радует.
Я тяжело вздыхаю и выпиваю полный стакан воды, чтобы справиться с сухостью во рту. Однако голод все еще дает о себе знать, и в животе урчит.
Я иду в свою комнату, в которой на первый взгляд ничего не изменилось. А моя соседка, поставив пиццу в духовку, следует за мной и останавливается в дверях, облокотившись на косяк.
– Можешь одолжить мне свой телефон, чтобы я могла позвонить на свой? – спрашиваю я, направляясь к своему шкафу.
Половина моих вещей уже перекочевала в хоккейный дом, поэтому выбор невелик. Не раздумывая, я достаю легинсы, толстовку с капюшоном и нижнее белье. Сейчас мне больше всего хочется принять долгий горячий душ – настолько горячий, чтобы я едва могла терпеть температуру воды.
– Нет, думаю, прежде чем ты попытаешься найти свой телефон или зайдешь в социальные сети, нам нужно поговорить.
Мне становится не по себе, и я предчувствую, что эта беседа испортит не только мой вечер, но и сон. А ведь девушка может вынести не так уж и много подобного дерьма.
– Тогда я сначала приму душ, – говорю я, и, кивая, Талия отступает, позволяя мне пройти в ванную.
После душа я наконец чувствую себя человеком. Но, расчесывая волосы и одеваясь, я понимаю, что просто оттягиваю неизбежное: как только я выйду из ванной, Талия угостит меня куском пиццы, а потом разобьет мне сердце.
Я уверена, что если бы этот разговор не касался Стила, то она не привела бы меня сюда. Поэтому я спрашиваю себя: что он сделал? Или, может быть, лучше спросить, что сделала я?
Я пытаюсь вспомнить события сегодняшнего дня, но мои воспоминания слишком туманны. Я помню, как играла на пианино, а затем в кабинет вошел Стил. Кажется, он сидел и наблюдал за мной, пока я не вышла из себя.
Внезапно мне становится нестерпимо жарко. Я поднимаю толстовку и провожу пальцами по животу, обнаруживая на нем царапины, которые не заметила в душе. Мои ногти постоянно неровные, потому что я никак не могу избавиться от привычки грызть их, которая возникает у меня на нервной почве.
Я что, сама себе нанесла эти царапины?
Это я порвала свою футболку?
Меня переполняет ужас, но запах готовой пиццы напоминает о голоде. Не желая больше откладывать разговор, я иду в гостиную, в которой Талия уютно устроилась на диване и включила какой-то рождественский фильм. Не говоря ни слова, она протягивает мне тарелку, стоявшую на кофейном столике, где уже лежат два кусочка пиццы.