— Это проход… На Заставу… — Сказал другой, уже более уверенно, указывая на полузаросшую тропу, ведущую в сторону поселения. — Но мы не были здесь. Мы шли за добычей… Мы шли…
И тут их настигло молчаливое осознание того, что могло их так “запутать”, что они даже не поняли того, как оказались в совершенно другом месте. Слишком быстрое, как показалось Сергу. Слишком синхронное. Их взгляды встретились, и будто по команде все они замерли, каждый погружённый в собственную тревогу. Ни один из них не произнёс даже единого слова о том, что видел Морока. Ни один не вспомнил, как их сюда привели. Как будто их разум инстинктивно блокировал доступ к этим воспоминаниям.
Но Серг видел главное. Видел то, что они не замечали. Их глаза… А точнее, радужки их глаз, в которых раньше отражалась живая решимость охотников, теперь имели тускло-синий отлив, будто в них поселилось что-то чуждое и холодное. Это был тот самый признак, что так боялись видеть врачи и учёные из внутренних секторов. След воздействия на данных индивидуумов Морока. Этот след был не просто признаком… Это был ключ. Глазное изменение сопровождалось микроскопическими перестройками в тканях мозга. То, что до сих пор исследовали с ужасом и отвращением. Подобные изменения не исчезали даже после смерти Морока. Поражённый становился чувствительным к его феромонам, к его ментальному следу. Он мог стать успокоенным, послушным, управляемым, если появится новый Морок — или даже остаточная проекция погибшего, если он был достаточно силён при жизни.
Заметив этот факт, который мог стать для данных разумных смертельным приговором, Серг медленно сжал кулаки. Он понимал, что ждёт этих охотников. Их не пустят в поселение, пока не обследуют. А если обследуют — и заметят посинение радужки или аномалии в когнитивных реакциях, то их ждёт изоляция, а может и эвтаназия, если Совет решит, что заражение необратимо.
— Они даже не осознают всего этого… — Глухо пробормотал Серг, глядя, как один из охотников помогает другому встать, — Что им уже никто и никогда не будет доверять. Что они — теперь для всех будут просто ходячей угрозой. Даже для своих близких.
Он знал одно. Этих людей использовали как инструмент. Как пешек в чужой игре. И самое страшное было в том, что они могли этого так и не понять. Могли вернуться домой и попытаться продолжать жить как раньше. Но уже никогда не будут прежними. И именно это, неуправляемая, незаметная угроза, и делала влияние Мороков столь опасным. Их влияние долго не проявляется, разъедая душу изнутри, пока однажды такой несчастный, попавший под влияние этого монстра, не просыпается утром с приказом, которого не может ослушаться…
……….
На рассвете, когда бледный свет потолочных светильников сектора только-только начал пробиваться сквозь туманные заросли Зелёной бездны, пятеро охотников, всё ещё не до конца оправившихся от ментального воздействия Морока, медленно вышли из чащи и направились по знакомой тропе к блок-посту Заставы. Их шаги были чуть заторможенными, взгляды — рассеянными, будто каждый из них всё ещё старательно боролся с тяжёлым сном, из которого так и не проснулся до конца.
Блок-пост уже был на виду — укреплённая позиция с металлической баррикадой в основании и парой стационарных самострелов, готовых к бою. На посту находились не меньше десятка стражей. А трое стражей, ещё не сменившихся с ночного дежурства, встречали возвращающихся. Молодой страж по имени Калем, только недавно получивший допуск к службе на внешнем периметре поселения, первым заметил приближающуюся группу. Его рука машинально потянулась к верному самострелу, с которым парень практически никогда не расставался, когда он увидел глаза возвращающихся в поселение с пустыми руками охотников. Необычные, с лёгким синим отливом, сверкающим в утреннем свете.
— Что-то с ними не так. — Тут же тихо сказал он своему напарнику, не сводя взгляда с приближающихся фигур.
— Подожди… Может быть они ранены? — Глухо пробормотал ему в ответ второй, но уже тоже положил ладонь на приклад своего самострела.
Когда охотники подошли ближе, один из них попытался улыбнуться, выдав короткое:
— Мы с тропы сбились. Вернулись, как смогли… — Но даже его голос был каким-то странным. Словно плоским, лишённым интонации, и даже это лёгкое волнение в голосе показалось Калему подозрительно механическим. Он шагнул вперёд и, не скрывая напряжения, показательно спокойно отдал команду:
— Снять оружие. Будет проводить медосмотр. Прямо сейчас.
Охотники немного растерянно переглянулись. И один из них, достаточно мощно выглядевший мужчина с нашивкой “Группа Кратера”, попытался было отмахнуться:
— Ты что, не узнаёшь своих? Мы же местные…
— Снимай оружие! — Всё же непреклонно повторил Калем, уже наведя на него свой самострел. — Сейчас же!
И в этот момент всё пошло наперекосяк. Двое охотников, до этого стоявшие сзади, и вроде бы бывшие достаточно спокойными, словно по команде, рванулись вперёд, а остальные попытались отбежать в стороны, надеясь скрыться за металлическими плитами баррикады. Но тут же оттуда раздались короткие команды, за которыми последовал жёсткий и чёткий ответ. Стражи стреляли не на поражение, но чётко и быстро. Один охотник получил заточенный штырь из самострела в плечо, и рухнул, судорожно дёргаясь, и пытаясь вырвать этот метательный снаряд из раны. Второй был сбит с ног ударом рукояти меча в висок. Третьего — самого агрессивного — обезоружили также выстрелом в плечо. А когда всё закончилось, охотники уже лежали на земле, обезоруженные, связанные, и в окружении разозлённых стражей.
— Их нельзя здесь оставлять! — Глухо произнёс начальник смены, подойдя к Калему и внимательно изучая радужки глаз задержанных. — Посмотри на их глаза. Это… Следы воздействия Морока. Возможно, они даже чем-то заражены.
— В изолятор? — Коротко спросил Калем.
— Нет. Мы не будем так рисковать. Отправим их прямо в Нью-Дели. Дадим усиленный конвой. Чтобы их довезли туда без остановок и проблем. И пускай учёные и специалисты города сами решают, что с ними делать.
После такого неумолимого решения, буквально всего лишь через час, в закрытом бронированном транспорте, пятеро бывших охотников, до сих пор в полусонном и тревожном состоянии, были отправлены в ближайший город. С поселением связь на это время оборвалась. До особого распоряжения. Их лица больше не воспринимались как лица друзей и знакомых. Теперь это были потенциальные носители проблем, что можно было получить от воздействия воли Морока, и в мире Ковчега таким больше не доверяли.
Бронированный конвой, сопровождаемый двумя сразу тремя десятками стражей, прибыл в Нью-Дели ближе к вечеру. Над городом висел густой, серо-золотистый смог, прорезаемый вертикальными лучами дежурных прожекторов. Транспорт свернул с основной магистрали и через задний шлюз въехал на территорию Третьего сектора — закрытой зоны, где находились изоляторы и научные комплексы, предназначенные для изучения заражённых и иных аномальных существ. В этом месте не прозвучало ни единого приветствия. Не было ни одной попытки поговорить с “вернувшимися” охотниками. Их вытащили из транспорта быстро, почти бесшумно — поджатые под руки, с металлическими ошейниками, напрямую скованными с наручниками и ножными кандалами. Дабы избежать возможных проблем. Изолятор, куда их поволокли, находился в подземной части лабораторного корпуса. Его стены были покрыты чёрным поглощающим материалом, а камеры были изготовлены полностью из ударопрочного стекла, чтобы наблюдатели могли оценивать поведение объектов без лишнего вмешательства.
Пятерых бывших охотников быстро развели по разным камерам. Внутри которых не было ни кроватей, ни сидений. Только мягкое покрытие на полу и встроенная в потолок камера наблюдения, за которой скрывались десятки аналитиков. Попавшие в этом место разумные не кричали и не просили пощады. Их лица оставались безучастными, почти безэмоциональными. Только изредка можно было заметить у них судорожное движение пальцев, дрожь век или бессмысленные попытки что-то прошептать, будто они пытались вспомнить, кто они есть на самом деле. Учёные, работающие в этом месте, прибыли спустя час, и вошли в изолятор целой группой — в чёрных защитных костюмах, с датчиками и даже нейросканерами. Один из ведущих специалистов, дочь профессора Ригана, Мориса Риган бросила короткую фразу:
— Они уже не люди. Это носители остаточного воздействия Морока. Мы получили образцы. Теперь нам нужно выяснить, как долго они остаются “полезными”.
И после её выводом начались бесчисленные тесты.
Первой была попытка вызвать у них хоть какие-то эмоции. Им демонстрировали записи из прошлой жизни… Родных… Детей… Друзей… Дома… Но так никакой ответной реакции от этих несчастных так и не дождались. Ни от одного.
Вторым тестом было нейровоздействие. Для начала это были достаточно слабые электрические импульсы в области теменной доли, где чаще всего фиксировались изменения после контакта с Мороком. Один из них закричал от боли. А остальные… Просто стеклянным взглядом уставились в пустоту.
Третьим тестом было химическое вскрытие памяти. Им вживляли тончайшие инъекционные иглы прямо в спинной мозг, вводя сыворотку правды, модифицированную под заражённых. Кто-то бредил об огромной тени, шепчущей из тумана. Кто-то повторял одно и то же слово: “Отец… Мать…” — снова и снова. Поэтому тесты сменили опыты и эксперименты. И во время всего этого со стороны учёных не было ни капли сочувствия. Ни медицинской этики. Только протоколы. А когда один из “объектов” всё же умер в ходе теста из-за перегрузки нейронной сети собственного мозга, его тело тут же разобрали на биоматериал. Другого — временно перевели в кому, чтобы изучить вживлённую субстанцию, обнаруженную у него в черепной коробке. Вероятно, это было начало частичной трансформации его мозговой ткани под воздействием Морока, что им им должно было использоваться для управления своими жертвами.
— У нас всего несколько дней. — Сказал Мориса Риган, медленно протирая запотевшее забрало защитного шлема. — Если мы не выясним, как действует этот механизм — Следующим на очереди для такой твари может стать целый город. Мороки не действуют случайно. И этот точно чего-то добивался! Ведь выжила всё группа? А значит… Что он их просто отпустил? Такое разве бывает?