“ Режим сопротивления отключён. Состояние: подчинение. Нейросеть стабилизирована. ” — Голос в голове был тем же — хрустально-ровным, отстранённым, как бесконечный поток команды системы управления. Он не ответил. А всего лишь через сутки после того, как он перестал сопротивляться, в голове возник новый сигнал.
“ Носитель: активен. Координаты получены. Цель: прибыть в заброшенное поселение на верхнем ярусе периферии Ковчега. Объект идентифицирован: охотник уровня “Целевой”. Имя Серг. Время прибытия: 72 часа. ” — Он почувствовал, как внутри всё сжалось. Охотник? Тот самый молодой охотник? Немногословный, странный, с хищным взглядом, что даже старого демона немного пугал? Тот, кого он сам когда-то слегка недооценил? Он тоже носитель? Он… Хозяин этой нейросети? Он — теперь владелец жизни демона? Каэрн'Захар хотел почувствовать шок. Гнев. Протест. Но всё, что чувствовал — это прохладную пустоту под сердцем. Никаких слов. Никакой ярости. Только тихий внутренний кивок.
— Принято. — Он медленно поднялся. Натянул куртку. Застегнул ремни. И вышел в ночь. Шёл, не чувствуя усталости. Как будто чьи-то невидимые нити тянули его вперёд, к месту встречи с своим отрядом. И только одна мысль слабо трепетала в углу сознания:
— Я больше не я… — Но сам старый демон не знал о том, что тоже самое происходило и с его старыми товарищами, которые были вместе с ним заражены этой высокотехнологичной “гадостью”…
………..
В ту ночь лаборатория профессора Дилана Ригана дышала сухим, наэлектризованным воздухом. Витки пара клубились над капсулами, биостолами и резервуарами с прозрачной, золотисто-сиреневой жидкостью — остатками мёда, собранного из гнезда кровавых пчёл. Этих остатков становилось всё меньше… и меньше… А сам профессор уже в который раз ходил кругами, тяжело опираясь то на один подвернувшийся стол, то на другой. Его худощавое лицо с впалыми щеками дергалось — нервный тик давно поселился под глазом. Он то тер виски, то раздражённо стучал по консоли, то останавливался у одной из капсул и смотрел, как последний миллилитр эссенции исчезает в толще анализатора.
— Серг… Проклятый мальчишка… Упрямый, тупой ублюдок… — Он говорил вслух, скрежеща зубами. У него больше не было мёда. Все полученные капли, извлечённые из первой партии, уже были израсходованы на исследование, анализ, перегонку, экстракцию и нейронастройку пробников. Эликсир молодости, эссенция жизни, тонизатор пси-волн — всё было на грани превращения из мифа в метод. Но сам профессор так и не вкусил ни капли для себя лично. Он думал, что Серг всё же согласится… Что он сам поймёт, оценит, и поддастся доводам разума, когда профессор сам объяснил, как важно повторить экспедицию за такими ресурсами. Но тот отказался. И теперь…Теперь всё рушилось.
В это время, буквально в те же часы, когда профессор вымещал бессилие на стеклянных панелях, три из которых уже были безвозвратно разбиты, незаметный враг, уже проникший внутрь его тела, делал своё подлое дело. Всё началось с едва различимого блеска на внешней оболочке пробирки. Наноботы которых он сам подцепил, хватая в бессилии этого наглого мальчишку за руки, среагировали на тепло кожи, когда профессор сам коснулся потной руки молодого охотника. Бионические сенсоры наноботов мгновенно определили контакт. Живой… Разумный… Восприимчивый… После чего был активизирован протокол проникновения. И они вошли в его организм через поры, не оставив и следа. Прошли глубоко — в сальные железы, в лимфу, в капилляры. Несколько сотен наночастиц прокладывали путь, как разведчики, скоординированные миллиардами инструкций в секунду. Они использовали тепло кровотока, электролитическую активность, чтобы максимально эффективно перемещаться вверх по кровеносным каналам — к главной цели: мозгу своего будущего носителя.
И пока профессор метался в бешенстве, наноботы уже достигали мозговой ткани. Первая волна — разведывательная — быстро определила структурные уязвимости, оптимальные точки для формирования контрольных узлов. Вторая волна — инженерная — приступила к работе… К строительству первичных нейроимитирующих волокон, дублированию синаптических связей через молекулярные каналы, переподключению глиальных структур мозга, чтобы зацепиться за когнитивные функции. На глубинном уровне уже начиналась закладка вторичной нейросети, которая вскоре возьмёт на себя функции не контроля, а руководства — незаметного, постепенного, неизбежного.
Всё это происходило незаметно для самой жертвы. Ведь и сам профессор Дилан Риган теперь напоминал охотника, которого лишили добычи в шаге от триумфа. Его ум лихорадочно просчитывал возможные пути. Он даже искал добровольцев, которых можно было бы послать в Зелёную бездну… Но понимал, что там, где один Серг рисковал и выживал, целый отряд может быть истреблён.
— Кому я расскажу о мёде? Никому… Никто не должен знать… — Он не мог доверить эту тайну никому. Ни союзникам… Ни наёмникам… Ни другим учёным… Это была его тайна… Его шанс на вечную молодость, на бессмертие разума. И, самое главное, на возвращение уважения. Чтобы те, кто сейчас осмеливался называть его "сумасшедшим стариком", начали сами склоняться перед ним. И даже с почтением.
— Профессор Риган, открывший эссенцию жизни… — Он прошёл к зеркалу, посмотрел в уставшие, морщинистые глаза. — Я не могу умереть… Не сейчас… Не на грани такого открытия…
И тут…Внутри — где-то за правым глазом — словно прошёл холодный ток. Профессор вздрогнул. Его морщинистые пальцы осторожно коснулись виска.
— Что это…?
Ничего. Тишина. Легкая головная боль. Он списал это на усталость. На бессонницу. На стресс. Он ещё не знал, что в этот самый момент десятки тысяч наночастиц уже синхронизировали свои действия и начали запуск финального этапа: глубокой нейроинтеграции. И это был только начало.
А пока профессор продолжал планировать, яриться, жадничать и обвинять, его сознание незаметно вплеталось в структуру, созданную чужой волей. И скоро, очень скоро, он сам станет исполнителем воли носителя той самой “первичной” нейросети.
………..
В тот день комната в исследовательском комплексе профессора Ригана была заполнена тусклым, теплым светом от галогеновых панелей, встроенных в стены. В воздухе висел лёгкий запах антисептика, сдобренный чем-то сладковатым — остатками испарений из колбы с последней каплей эссенции мёда. Стеклянные столы были заставлены пробирками, пипетками, срезами ткани и разложенными нервными узлами насекомых.
Профессор стоял у высокого голографического дисплея, глядя в пустоту. Его лицо было натянуто, словно сморщенная пергаментная бумага. Взгляд — острый, испепеляющий, болезненно сосредоточенный. Напротив него стояла Мариса, его внучка, невольно сжав кулаки, стояла чуть в стороне, сбитая с толку.
— Ты понимаешь, что ты наделала?! — Уже в который раз закричал профессор, вцепившись дрожащими руками в край стола. — Если бы ты держала язык за зубами, если бы не вмешивалась, то он бы остался под нашим контролем! Он бы помог! Я бы уже имел новую партию!
Мариса ошарашенно вскинула голову:
— О чём ты говоришь? — Её голос сорвался. — Ты обвиняешь меня в том, что Серг не хочет иметь с нами дело? Мы предлагали ему жизнь в городе! Мы…
— Ты — молодая дура! — Рявкнул Риган. — Ты слишком часто говоришь то, чего не следует! Этот охотник, как бы он себя ни вёл, был нам весьма полезен. Он знал, куда идти. Он приносил… Именно то, что нам было нужно. Он был ключом. А ты… Ты своими выходками оттолкнула его.
— Ты… Ты сам говорил мне о том, что он тебе не доверяет. Что он упрям… — Голос девушки снова дрогнул, и с трудом сдерживаемая обида забрезжила в глазах. — Ты с самого начала был груб. Холоден. Одержим…
— Я — на грани величайшего открытия в истории Ковчега! — Рыкнул старый учёный, развернувшись с силой, от которой едва не упал. — Ты хоть понимаешь, что такое… Что я вообще могу получить от него? Может я смогу… Да чёрт с ним! Я смогу даровать людям вечную молодость, второй шанс! Я мог бы стать бессмертным… Ты — остаться со мной… Мы могли бы управлять теми, кто вечно боится смерти!
Его лицо резко исказилось. А в глазах уже плескалась не просто злость… А даже полноценный страх. Паника перед старостью. Перед забвением. Но на этот практически панический выкрик, Мориса промолчала. Только дрожащий вдох выдавал её внутренний крик. Она не знала, что в этой ситуации вообще можно было бы сказать. Внезапно она поняла. Сейчас Дилан Риган был не ученым, не её дедом, а одиноким, иссохшим безумцем, одержимым своими призраками
Ночью всё стихло… Мориса ушла, не сказав ни слова. А сам профессор Риган, уставший от собственной ярости, погрузился в тяжёлый, тревожный сон, в кресле, так и не дойдя до спальни. А внутри, прямо в его голове, всё также без устали работала наноколония. Нейроволокна продолжали своё плетение. Обходные пути. Имитации. Контрольные узлы. Сигнальные шпоры уже касались ствола мозга. Началась интеграция. И в тот момент, когда старый профессор впервые за многие дни заснул без снов, тьму внезапно рассек мягкий, серебристый перезвон. Он тут же открыл глаза. Мир был другим. Темнота в комнате осталась, но казалась плотной, как вода. И в ней — будто из ниоткуда, — раздавался перезвон колокольчиков. Чистый. Стеклянный. Словно бы слышался изнутри черепа.
— Что… — Прохрипел он, не сразу поняв, что не может даже просто пошевелиться. Его глаза метались, но тело… Не слушалось. И тут вдруг раздался голос. Без лица… Без языка… Просто слова, проникающее в нейроны его измученного за последнее время мозга практически напрямую.
“ Вторичная нейросеть сформирована. Связь с первичной нейросетью установлена. Вы подчинены. Совет: Не оказывать сопротивления. При попытках сопротивления возможны разные уровни наказания. ”
— Ч-что ты такое… Кто ты… Я… Я профессор Риган… Ты хоть понимаешь, что я могу… — Он хотел было крикнуть, но ни звук не сорвался с губ. Даже его пальцы, в последнее время часто подрагивающие, не двигались. Грудная клетка казалась запертой. Сердце билось практически в горле. Пот… Паника… Холодный ужас, леденящий позвоночник…