Я встаю с сиденья, пролезаю между обручами и, прячась в зарослях, осторожно выглядываю наружу. На тропинке пусто. Ну, была не была! Выхожу. Стою посреди аллеи и привожу в порядок одежду. Приглаживаю волосы и тут понимаю, что не взял с собой шапку — оранжевая шевелюра торчит во все стороны. Плохо дело. Пройду немножко и посмотрю, что тут делается. Куда идти? Через мостик? Нет, пойду в другую сторону — мне уже не хочется смотреть на этого крокодила.
Аллея поворачивает и приводит меня к застекленным дверям. За ними оказывается темный коридор, в стены которого встроены стеклянные коробки. Это же террариумы! В первой коробке, свернувшись клубком, лежит змея, потом еще одна. Значит, здесь по-прежнему зоопарк. Иду между террариумами, выхожу из дверей на противоположной стороне. За дверями — еще одна тропинка, которая вливается в широкую аллею. И теперь я вижу первых людей! У зеленой скамейки стоят мужчина и женщина, рядом с ними — странная разноцветная колясочка с маленьким мальчиком. Я удивленно их разглядываю. На обоих почти ничего нет, кроме каких-то коротких трусов из голубой ткани и маек с рисунками. И мальчик одет точно так же. Неужели в будущем настанет такая бедность, что людям не будет хватать даже на одежду и придется ходить почти совсем голыми? Но они вообще-то не выглядят бедными — женщина здоровая и румяная, а у мужчины довольно большой живот. Мальчик в коляске смеется, хлопает в ладоши, женщина протягивает ему какую-то еду — похоже на кусок колбасы… Нет, это шоколад. Я украдкой наблюдаю за ними из-за дерева. Я когда-то ел шоколад, пани Анеля дала. До чего же он был вкусный, просто объеденье… Я глотаю слюну.
— Прикольные волосы, — произносит кто-то за моей спиной, а я с перепугу подскакиваю и резко поворачиваюсь.
Рядом со мной стоит девочка. Она чуть постарше меня. И выглядит почти точь-в-точь как Лидия с Сенной! Такие же черные как смоль локоны и темные глаза. Только одета иначе. На этой девочке тоже трусы — розовые, до колен — и желтая майка с рисунком на груди. На рисунке — улыбающийся мальчик, размахивающий кулаком, и надпись на иностранном языке. На ногах у нее ужасные белые башмаки, наверняка очень тяжелые, а из ушей… из ушей торчат белые провода! Они ведут к небольшой коробочке, прицепленной к ошейнику. Наверно, она глухая и слышит через этот аппарат, тут же догадываюсь я. Отличное изобретение — аппарат, который позволяет глухонемым слышать! Жалко, что это не я до такого додумался.
— А мама тебе разрешила? — спрашивает девочка.
— Что разрешила? — громко отвечаю я, немного наклоняясь к коробочке, висящей у нее на шее.
— Ну, ходить в таком хипстерском виде, — объясняет она.
— В каком виде?
— Не важно, — машет рукой она. — А тебе не жарко?
— А почему мне должно быть жарко?
— Сегодня почти тридцать градусов. Я б умерла, если бы ходила в таких штанах, рубашке и свитере.
— Ничего, потерплю! — очень громко отвечаю я в сторону коробочки.
— А чего ты так орешь? — спрашивает девочка. Внезапно она подносит руки к ушам и… вырывает из них проводки! У каждого из них на конце сплющенный шарик. Девочка сворачивает провода и цепляет их на коробочку.
— Ты чего таращишься? — говорит она.
— А ты что, и сейчас меня слышишь?
— А с чего бы мне не слышать?
— Я думал, ты глухая.
— Глухая? Ты что, сдурел? — изумляется она.
— А это разве не аппарат для глухих?
— Да что ты такое говоришь? — Девочка хмурится и с удивлением разглядывает меня. — Это iPod.
— Айпот?
— Ну, плеер. Как можно не знать такие вещи? Ты вообще откуда?
— С Хлод… — начинаю я, но почти сразу же прикусываю язык и на одном дыхании выпаливаю: — Я из Груйца. Меня зовут Рафал Мортысъ. Мама уехала в Лодзь, а папа погиб на фронте. Я еду к тете Хане на Гоцлав.
— Ой! — Девочка делает сочувственное лицо. — В Ираке?
— Что в Ираке?
— Твой папа погиб в Ираке?
В каком Ираке? Что она несет? Я на всякий случай решаю не отвечать, только киваю головой.
— У моей подружки из класса папа тоже был в Ираке. Но не погиб. Как ты можешь не знать, что такое плеер? Чтобы музон слушать.
— Музон?
Она несколько секунд смотрит на меня, потом пожимает плечами, разматывает проводки и подает мне их кончики.
— Послушай.
Я осторожно беру проводки, разглядываю круглые штуки на концах. На каждой из них — малюсенькое ситечко, немного похоже на уменьшенную деталь телефонной трубки. Это надо засунуть в уши? А если я потом не смогу их вытащить? Пани Брильянт когда-то рассказывала, как ее сын засунул себе в ухо горошину, пришлось ехать с ним в больницу. На всякий случай я крепко сжимаю круглые штуки и только прикладываю их к ушам.
Девочка дотрагивается до кнопки на коробочке — и вдруг… Вдруг в моей голове, глубоко внутри, раздается ужасный грохот! Как будто сто морлоков одновременно стреляют из карабинов! И какая-то женщина кричит высоким, страшным голосом! Я тоже кричу и стремительно отбрасываю от себя проводки. Девочка сначала смотрит на меня круглыми глазами, а потом начинает хохотать. Она так смеется, что аж пополам сгибается.
— Не смейся! — сердито говорю я.
— Ой, я сейчас умру! — стонет она. — Видел бы ты свою физиономию! Ой мама! Это просто бомба!
Я отворачиваюсь. Глупая она какая-то. Я здесь только зря время трачу.
— Эй ты, подожди! — окликает меня девочка. — Сорри, но ты был такой смешной. Погоди.
— Это вообще никакая не музыка, — говорю я. — Музыка — это совсем другое. Я точно знаю, потому что Дедушка… потому что знаю, и все!
— Ну хорошо, не все любят рэп, — она пожимает плечами, — но зачем так психовать-то? Без фанатизма! Меня зовут Аська. Ты один сюда пришел?
— Один.
— И я тоже, — улыбается девочка. — Папа на работе, а мама сидит дома с моим братом, потому что он заболел. У него ангина. Но на следующей неделе мы поедем в Африку, вместе с дедушкой и бабушкой. Мы договорились встретиться тут в час дня — в смысле мы с дедушкой и бабушкой, — но у них там случилась какая-то фигня в последний момент, они мне прислали эсэмэску. А ты?
— Что я?
— Поедешь куда-нибудь на каникулы?
— Нет, — отвечаю я и, подумав, добавляю: — Это я сюда приехал на каникулы.
— Ты уже видел фламинго? — спрашивает она. — А то я как раз к ним иду. Фламинго такие лапочки! Если хочешь, пошли со мной.
А почему бы и нет? Пойду с ней.
Мы шагаем по аллее, я вижу разных людей из будущего. Они все почти совсем голые! И почти все что-то едят. Какие-то золотистые палочки в бумажных пакетах, мороженое в стаканчиках, леденцы… Я чувствую, что снова ужасно проголодался.
— Пошли, купим чего-нибудь поесть, может, хот-догов, — говорит Аська, будто читая мои мысли.
Стелла же дала мне кучу денег! Но… но они остались в куртке, в погребе… И вообще — а вдруг здесь наши деньги ничего не стоят…
— Нет, не хочу, — отвечаю я.
— Что, денег нет? — догадывается девочка. — No problem, я тебя угощу. Мне в воскресенье бабушка с дедушкой дали пятьдесят злотых, а сегодня мама еще дала две десятки на билет. Так что у меня куча бабла.
Мы подходим к киоску на аллее. Внутри сидит молодая женщина в красном фартуке и чудно́й кепке с длинным козырьком. Я глотаю слюну. Аська заказывает таинственные хот-доги — что это может быть? — и еще какую-то «колу».
— С каким соусом? — спрашивает продавщица.
— Кетчуп и чесночный, — отвечает Аська. — А тебе?
— Мне тоже, — быстро говорю я.
Женщина берет длинные булки с дырками и наливает в эти дырки разные густые жидкости из цветных бутылок, а потом щипцами вынимает из котла две тонкие колбаски, вкладывает в булки и подает нам в бумажных пакетах. Аська расплачивается — ее деньги совсем не такие, как мои, они цветные и по размеру гораздо меньше. Потом она берет у продавщицы булки и дает одну мне. Продавщица наливает в бумажные стаканчики черную жидкость — наверно, кофе, — закрывает сверху белыми крышками, а потом засовывает в них полосатые трубочки.
— Держи.
— Спасибо, — отвечаю я и тут же вгрызаюсь в булку.
Это самая вкусная штука, что я ел за всю свою жизнь! Колбаска упругая и гладкая — ни одного хрящика! А булка мягкая как пух!
— А ты здорово проголодался, да? — говорит Аська, покосившись на меня, затем берет бумажные стаканчики, переносит их на столик, стоящий сбоку от будки, садится на стул и начинает есть. Я киваю в ответ и запихиваю в рот остатки булки. Как жалко, что она была такая маленькая… А вот Аська откусывает от своего хот-дога крошечные кусочки — смотреть не могу! Я отворачиваюсь и разглядываю людей, которые идут мимо нас. У мужчин очень странные прически, даже попадается один с волосами почти такого же цвета, как мои! Вдруг из-за киоска выглядывают старушка и старичок — у него лицо точь-в-точь как у Дедушки! Я таращу глаза, но старички, видя, что я на них смотрю, тут же прячутся. Наверно, мне просто показалось, он не мог быть настолько похож…
— А почему ты не пьешь? — спрашивает Аська, хватая стаканчик и засовывая в рот конец трубочки.
Я беру второй стаканчик и следую ее примеру. Втягиваю жидкость через трубочку и закашливаюсь. Это же ситро с соком, но почему оно такое черное? Очень вкусно, куда лучше того, что Стелла купила на Маршалковской. Глаза слезятся, но я все равно одним махом выпиваю почти весь стакан — не могу сдержаться.
— Не хочу больше, — морщит нос Аська. — Хотдог у них так себе.
В ее пакете осталась почти половина булки! Чего она привередничает?..
— Ты не будешь больше? — спрашиваю я.
— Нет.
— А можно тогда я?..
— Ты что, хочешь доесть остатки моего хотдога? — Аська удивленно смотрит на меня. — Это же противно!
— Ну раз ты не хочешь…
Она какое-то мгновение думает, а потом с гримасой отвращения протягивает мне пакет.
— А как тут вообще? — спрашиваю я, доедая ее булку.
— Где?
— В Варшаве.
— Все о’кей. А как тут может быть? — пожимает плечами Аська. — Много народу.
— А… А Квартал?