Глава 2
Раньше все комнаты и кухня в нашей квартире принадлежали Дедушке. Сейчас мне это кажется невероятным, потому что здесь целых три комнаты — зачем одному человеку столько места? Но так было, и я даже помню то время — правда, еле-еле. Теперь в самой большой комнате живут пани Брильянт с мужем, двумя сыновьями и невесткой. Брильянты очень старые (хотя и не такие старые, как мой Дедушка), сыновья у них уже взрослые. Они все работают, кроме пани Брильянт, у которой больные ноги. Но иногда она подрабатывает гаданием: раскладывает карты или бросает в миску картофельные очистки и говорит разным людям, что она там видит. Это, конечно, все неправда — иногда я (хоть и знаю, что так делать нехорошо) подслушиваю под дверью комнаты, когда пани Брильянт устраивает такие сеансы. Они бывают очень смешные. Один раз я так громко смеялся, что она услышала.
— Вижу… вижу… — бормотала пани Брильянт. — Вижу рядом с вами высокого мужчину. У вас есть брат?
— Нет, — ответила клиентка.
— Да, это не брат… — заявила пани Брильянт. — А отец у вас есть?
— Отец живет во Львове, — сказала клиентка.
— Это не отец. Теперь я ясно вижу. А рядом с вами вообще есть какой-нибудь мужчина?
— Рядом? Рядом только сосед живет — собственно, именно он мне и посоветовал…
— Вот! — завопила пани Брильянт. — Это сосед!
— Но он не очень высокий. Он ниже меня.
— Да-да, невысокий. Я же так и сказала: невысокий. Он питает к вам нежные чувства. Хочет на вас жениться.
— Но ему семьдесят пять лет!
— А, да. Я сразу увидела, что это человек пожилой. А вы живете одна?
— С мамочкой.
— Вот именно! Он хочет жениться на вашей мамочке.
— Ноу него уже есть жена! — воскликнула клиентка. — Они живут вдвоем!
— А я разве говорила, что он порядочный человек? Будьте осторожны. Сосед ваш — злой. Он желает вам зла.
— Да нет же, это очень милый старичок, — запротестовала клиентка. — Именно сосед дал мне ваш адрес и посоветовал пойти погадать. Сказал, что он ваш родственник, его фамилия тоже Брильянт. Мы живем на улице Заменгофа. Вы его знаете?
— Знаю… — слабым голосом ответила пани Брильянт. — Это мой дядя, но я… Значит, я кого-то другого… Ах, вот! Вот тут вижу: вас ждет большое счастье! Уже совсем скоро!
Тут я не выдержал и так захохотал, что аж слезы потекли. Вот тогда пани Брильянт меня и поймала. Правда, когда клиентка ушла, она и сама смеялась.
Во второй комнате живут пан Боц, две его сестры, дети этих сестер и еще двоюродный брат. Детей у них четверо, все разного возраста: кто чуть помладше меня, кто чуть постарше. Но мы вместе не играем — они говорят на другом языке, которого я не понимаю, а они из-за этого надо мной смеются, потому что в Квартале, наверно, все знают этот язык, кроме меня. Хотя нет, неправда, здесь много кто говорит только по-польски, мне пани Бася сказала. Ну, как бы там ни было, все равно пана Боца, его сестер, детей и двоюродного брата целыми днями нет дома. Они возвращаются только к семи, а потом почти никогда не выходят из комнаты до самого утра. Так что хоть мы и живем через стенку друг от друга, но встречаемся редко.
На кухне живет учительница пани Анеля. Она почти такая же старая, как Дедушка, и иногда учит меня разным интересным вещам — например, географии и физике, — но только тогда, когда не грустит. У пани Анели меланхоличная натура (так говорит Дедушка), она обычно сидит на кухне у окна, смотрит на небо и вздыхает или плачет. Однажды я спросил, почему она все время грустит. Пани Анеля рассказала, что тоскует по своим родным, которые уехали за океан, а она не успела уехать с ними. Я удивился — разве же это причина, чтобы печалиться? Мои родители тоже уехали далеко-далеко — в Африку, — и было это так давно, что я их почти не помню. Конечно, мне бы хотелось жить там, с ними, но не вышло. А им в Африке наверняка живется намного лучше, чем если бы они остались здесь, в Квартале. Так что грустить незачем — наоборот, радоваться надо! Иногда, когда мне очень плохо, я думаю о маме и папе, что они там в безопасности, и сразу на душе становится веселее. Рассказал об этом пани Анеле, а она ответила, что я еще маленький и ничего не понимаю, а потом заплакала еще горше. Я и правда маленький, это факт. Но много чего понимаю. Поэтому я на нее тогда немного обиделся.
Мы с Дедушкой живем в самой маленькой комнате. Ее окна выходят на Сенную. У нас есть балкон, на котором стоят ящики, а в них весной, летом и осенью растут лук и редиска — я их поливаю и вообще очень забочусь. В хорошую погоду я часто сижу на балконе — устраиваюсь себе на стуле (даже зимой, если не очень холодно) и читаю книги из библиотеки или наблюдаю за тем, что творится на улице.
Сенная — одна из самых спокойных улиц Квартала, но даже на ней всегда есть на что поглазеть. С нашего балкона виден перекресток Сенной и Сосновой. В угловом доме находится кафе «Гиршфельд» — самое шикарное во всем Квартале. Там все очень дорогое, даже обычный кофе с цикорием. Туда приезжают всякие элегантные люди на рикшах, чаще всего после обеда. Несколько месяцев назад Дедушка работал в этом кафе и рассказывал мне, что да как, а несколько раз даже приносил мне оттуда пирожные. Это были самые вкусные пирожные в моей жизни.
Рядом с кафе стоит табачный киоск пана Брильянта. Иногда, когда пани Брильянт срочно нужно что-то от мужа, она выходит на наш балкон и кричит ему. Ноги у нее больные, зато горло совершенно здоровое — она вопит так, что слышно даже на Панской, а это через две улицы отсюда.
С балкона виден тот магазин, где мы покупаем еду, а еще швейная мастерская пана Мордки с очень красивым и необычным манекеном на витрине. Необычный он потому, что выкрашен в странный цвет — у него зеленоватая кожа, изумрудные глаза и темно-зеленые волосы с вкраплениями серебряной краски. Только рот красный, как у человека. Пан Мордка переодевает манекен два раза в месяц, шьет для него специальные красивые платья, и потом вся улица ходит на него посмотреть. У пана Мордки заказывают одежду только самые богатые и элегантные дамы, которые приезжают в кафе на углу Сосновой и Сенной, потому что наряды из его ателье очень дорогие.
За ателье, немного наискосок от нас, стоит разрушенный дом. От него почти ничего не осталось, только большая куча мусора — туда угодила бомба, я помню, как она упала. Ну и все, собственно, — следующие дома с балкона уже не особенно видны.
Я очень редко выхожу из квартиры, потому что Дедушка не разрешает. Он говорит, что обещал моим родителям позаботиться обо мне, и не хочет, чтобы я бегал по Кварталу — там может быть опасно. Осенью, когда в Квартале открылись первые школы (до того их два года не было, из-за войны), я думал, что тоже пойду в одну из них. Правда, туда принимали только детей от восьми до десяти лет, но они бы, наверно, могли сделать исключение, если бы я их хорошенько попросил. А Дедушка сказал, что о школе и речи быть не может, потому что, во-первых, я слишком маленький, а во-вторых, наверняка я бы там сразу подцепил вшей или какую-нибудь болезнь. Я на него ужасно разозлился, даже расплакался от злости, но потом мне стало стыдно — я же знаю, что Дедушка желает мне добра. Да и вообще школа мне не так уж и нужна, потому что Дедушка сам меня всему учит. Польскому языку, и истории, и другим вещам. Это он научил меня читать.
Я очень быстро всему учусь, кроме, увы, музыки. Дедушка пытался научить меня играть на скрипке, и мне очень понравилось. Он показал, как держать скрипку и смычок, как прижимать струны пальцем. Я играл целый вечер, а Дедушка сидел на стуле, смотрел и слушал. Когда доиграл (по-моему, получилось неплохо, я очень старался и был страшно доволен результатом), он сказал, что я, к сожалению, принадлежу к тому типу людей, чья игра доставляет большое удовольствие, однако лишь им самим. Я не совсем понял его слова, но стало ясно, что скрипачом мне не быть. Ну и ладно, я не особо расстроился — останется больше времени на чтение. К счастью, после моих упорных постоянных просьб Дедушка наконец согласился отпускать меня в библиотеку. Сначала он очень долго колебался. Потом проводил эксперименты: я шел один, а Дедушка следом за мной, на большом расстоянии — проверял, знаю ли я дорогу и не случится ли со мной чего. В конце концов все-таки разрешил, но после этого я еще дважды его застукал — он тайком шел за мной. Я тогда очень рассердился.
А, и еще я иногда выбегаю за покупками в магазин на Сенной, правда, редко — только тогда, когда Дедушка никак не может сам туда пойти, а пойти надо, потому что как раз привезли что-то хорошее. Там еда продается по специальным карточкам, и ее не очень много. Обычно за покупками ходит Дедушка или сестра пана Брильянта, мы ей за это платим немножко.
Дедушка — скрипач, когда-то он выступал в филармонии (это такое место, где на специальной сцене одновременно играет очень много музыкантов, а перед ними — полный зал элегантно одетых слушателей). Филармонии больше нет, хотя в Квартале иногда устраивают концерты классической музыки. Но их слишком мало, чтобы зарабатывать на жизнь, поэтому днем Дедушка ходит по Кварталу и играет во дворах, а люди бросают ему из окон деньги и хлеб. Вечером он приходит в кафе или ресторан и играет там, чтобы людям, которые ужинают и пьют кофе, было веселее. Еще он выступает на разных вечеринках или в театре, но редко. А еще время от времени Дедушка учит детей, и даже взрослых, играть на скрипке. За час занятий ему платят пять злотых — один час стоит столько, сколько библиотечный абонемент на целый месяц! Поэтому я считаю, что чтение стоит дешево.
Раньше я ходил с Дедушкой по дворам. Он играл, а я собирал в шапку или в льняной мешочек деньги и еду. Мне это нравилось, хотя приходилось много бегать. А потом Дедушку поймал на улице эсэсовец и побил. Побил не очень сильно, но я ужасно перепугался и разревелся, потому что был еще маленький. И тогда Дедушка сказал, что я больше не буду с ним ходить. Поэтому теперь я сижу дома и иногда волнуюсь, как бы с ним чего не случилось. Что поделаешь, нам нужны деньги, а Дедушка не умеет их зарабатывать по-другому — только музыкой.