— Неправда! Стелла же обещала…
— Если бы она собиралась за тобой вернуться, уже давно бы вернулась. А твой дед… Одна надежда, что ему удалось сбежать из гетто и спрятаться у кого-то по эту сторону стены. Если так, то он не сможет с тобой связаться. Это слишком опасно и для тебя, и для него. И для тех, кто ему помогает.
— А если он остался в Квартале? — спрашиваю я.
— Если остался, тогда все, — твердо говорит Эмек. — Немцы ликвидируют Квартал.
— Как это ликвидируют?! — кричу я.
— Тихо! Я сегодня виделся с Бычком. Это тот пацан, что торгует на площади Трех Крестов. Немцы вывозят всех из гетто поездами и отправляют на смерть. Скоро там никого не останется.
— Нет! Неправда!
— Не кричи, — снова шикает на меня Эмек. — Это правда. Бычок знает, что говорит.
Вот почему Эмек вернулся такой расстроенный. Но этого не может быть! Зачем морлокам такое устраивать? И вдруг я вспоминаю галок, в которых они стреляли в зоопарке.
— Но зачем? — беспомощно спрашиваю я и чувствую, как по щеке течет слеза.
Быстро вытираю ее ладонью. Не хочу, чтобы они видели, как я реву.
— Потому что они так поступают. И всё тут. Вот такие они, — пожимает плечами Эмек.
— Поехали с нами, Рафал, — говорит Лидка. — Что ты будешь тут делать зимой?
— А как же твой папа? — спрашиваю я.
— Я надеюсь, что с ним ничего не случилось и что он где-то спрятался. Я оставлю ему записку в твоем старом погребе, он знает, что я поначалу там пряталась. И ты тоже можешь написать.
Могу, да — ведь в погреб меня привела Стелла. Если она вернется, то первым делом пойдет туда. Но… как же я оставлю Дедушку? Знать бы хоть, что он в безопасности! Сбежал ли он из Квартала? Не думаю. Он ведь сам говорил на прощанье, что будет ждать меня в нашей новой комнате.
Долго думаю, рисую на песке круги веткой.
— Хорошо, — наконец говорю я, — поплыву с вами.
Это только часть правды, на самом деле мой план сложнее, но этого я им не говорю.
Глава 4
Ночь я провожу почти без сна. То засыпаю на минутку, то просыпаюсь — а иногда даже не знаю, сплю я или нет. Эмек ровно посапывает в своем гамаке. Он умеет засыпать сразу же, как только закроет глаза, и так же быстро просыпаться. Я завидую его умению.
Жду, пока серебристый свет луны и звезд в щелях между досками побледнеет и растает в первых лучах солнца. Ждать приходится ужасно долго, а еще говорят, что летом ночи коротки. Эта ночь все тянется и тянется.
Наконец небо из черного становится синим. Я встаю с ящиков так тихо, как только могу. Беру шапку, куртку, связываю ботинки шнурками и вешаю на шею, а затем, затаив дыхание, вынимаю из мешка одну буханку хлеба — Эмек не будет на меня сердиться. Он спит, свернувшись клубком и подложив руку под щеку. Бумаги нет, поэтому я беру чистый кусок доски, которая отвалилась от ящика, и пишу на нем обугленной щепкой: «Пошел посмотреть, что с Дедушкой. Скоро вернусь. Рафал». Оставляю дощечку на своем одеяле. Рядом кладу часть денег, которые дала Стелла, — на всякий случай. Потом через дыру в полу спускаюсь вниз. Это нелегко, когда на шее ботинки, под мышкой куртка, а за пазухой хлеб, но мне каким-то образом удается.
Небо на востоке розовеет. На деревьях запели первые птицы. Воздух пахнет влажной травой. Я сажусь на пенек, надеваю ботинки и поплотнее натягиваю шапку. Волосы уже начали отрастать, теперь у корней они черные — Лидка говорит, это выглядит очень забавно. Пытаюсь запихать чубчик под шапку, смотрю на свое отражение в стекле, прислоненном к стене павильона. Так себе, но лучше не будет. Вдруг боковым зрением я улавливаю какое-то движение между кустами. Сердце уходит в пятки. Медленно поворачиваю голову. Это шакал — пристально смотрит из-за листьев.
— Я вернусь, — говорю я ему и направляюсь к выходу из зоопарка.
Конечно, через ворота я не пойду. Вылезу через дыру в заборе. Но все равно нужно идти в том направлении, потому что там мост. Прохожу мимо белой виллы, где живет больная жена директора. Все еще спят.
Так странно идти по улице. Меня снова колотит нервная дрожь, хоть я и пытаюсь ее унять всеми силами. Чувствую себя беззащитным, как будто вышел из дома голышом. Но думать об этом нельзя, иначе растеряю последние остатки храбрости! Куда идти?
Перебегаю через улицу, вхожу в парк. Он пока еще совсем пустой. Надо дойти до круглой площади — той, которую мы со Стеллой переходили… как она называлась? Ага, вспомнил! Площадь Ветеранов! Там была трамвайная остановка. Я видел на Тарговой ребят, которые ехали на трамвае, уцепившись сзади за «колбасу». Поеду через реку тем же самым способом. По-моему, так безопаснее, чем идти пешком. Конечно, можно сесть в трамвай и купить билет, но я боюсь, что кондуктор догадается, кто я.
Выхожу из парка, вижу остановку. На улице появляются первые прохожие — они заспанные, наверно, едут на работу. На остановке стоит мужчина с газетой под мышкой, на скамейке сидит женщина в голубой косынке. На коленях у нее небольшая корзина. А я-то надеялся, что никого не будет. Но, с другой стороны, — если бы остановка была пустая, стал бы трамвай останавливаться? Не знаю. Конгеллерка в Квартале останавливалась на каждом шагу, все садились и выходили, где хотели. Но здесь, наверно, все иначе.
Я становлюсь под деревом недалеко от остановки. Отсюда я точно успею добежать, когда придет трамвай. Женщина на скамейке сидит неподвижно, глядит прямо перед собой. Мужчина с газетой расхаживает взад-вперед. На нем полотняный пиджак, шляпа, брюки чуть ниже колен и длинные тонкие носки. Я вспоминаю одежду людей из будущего, которые мне снились во время болезни, — они ходили по улице в трусах! И как я мог подумать, что все это происходит со мной наяву? Понятно ведь, что такого быть не может.
Слышно, как подъезжает трамвай — он со скрежетом тормозит. Я бегу к краю тротуара. Идет!
Трамвай приближается, покачиваясь и звеня. Сейчас запрыгну сзади. Это наверняка нетрудно. Он уже совсем рядом, я сжимаюсь перед прыжком и… вагон не останавливается! Проезжает мимо остановки, как будто ее и нет вовсе! Я смотрю на женщину на скамейке — она сидит, прикрыв глаза, даже не встала. Видно, так надо. Наверно, скоро подъедет следующий. Пока я бежал, хлеб под рубашкой сполз, я пытаюсь его поправить. Опускаю голову.
— Что ты здесь делаешь? — раздается вдруг у меня над ухом мужской голос.
Я подскакиваю с перепугу и отступаю назад. Мужчина с газетой смотрит на меня суровым взглядом. Я поднимаю лицо, и он удивленно таращит глаза, а затем стремительно протягивает руку и хватает меня за воротник.
— Ты что здесь делаешь, я тебя спрашиваю! — гневно рявкает он.
— Ничего не делаю, — дрожащим голосом отвечаю я и пытаюсь улыбнуться, чтобы он увидел, что я — веселый.
Стелла ведь говорила, что, когда ребенок веселый, никому не придет в голову, что он из Квартала, потому что в Квартале все дети грустные. Как я мог об этом забыть? Надо было все время улыбаться, все время! Тогда меня никто бы не трогал, даже внимания бы не обратили. Какой же я дурак!
— Ты пойдешь со мной, — заявляет мужчина с газетой.
— Отпустите! — воплю я, все еще пытаясь улыбаться. — Мне надо идти!
Изо всех сил стараюсь вырваться, но он держит крепко. Хлеб под рубашкой снова сползает.
— Оставьте мальчика в покое, — неожиданно говорит женщина с корзиной.
Я даже не заметил, когда она встала. Стоит рядом с нами, но смотрит не на меня, а на церковь на другой стороне улицы.
— Да вы что?! — кричит мужчина с газетой. — Это ведь жиденок! У него же на лбу написано! Вы что, слепая! Надо жандарма позвать!
— А я вам говорю: оставьте его в покое, — спокойно повторяет она.
Поворачивает голову, скользит по мне словно бы равнодушным взглядом. Потом смотрит в лицо мужчине.
— Или что? — грозно спрашивает он.
— Как вы думаете, за кого они возьмутся, когда с ними покончат? — холодно спрашивает женщина с корзиной. — Вам так не терпится?
— Да вы знаете, кто я такой? — захлебывается он от возмущения.
— Я отлично вижу, кто вы. Но все еще надеюсь, что ошиблась. Отпустите ребенка.
Мужчина с газетой сопит от злости. Подъезжает второй трамвай, со скрежетом тормозит. Женщина перекладывает корзину в другую руку и идет к трамваю. Я вдруг чувствую, что хватка на моем воротнике слабеет. Мужчина убирает руку, вытирает ладонь об штаны и, не глядя в мою сторону, по ступенькам поднимается в трамвай. Ноги подо мной подгибаются, но времени нет… Раздается звонок, трамвай вот-вот поедет. Я, недолго думая, подбегаю к нему, запрыгиваю на «колбасу» сзади, придерживаясь за поручни. Вагон трогается с сильным рывком, набирает скорость. Лучше бы мне вернуться в зоопарк, в отчаянии думаю я, судорожно стискивая пальцы на поручне. Но уже поздно.
Мы приближаемся к мосту. Очередная остановка. Еще есть шанс, если я сейчас спрыгну… Поздно, трамвай трогается. Мы въезжаем на мост, тени от решеток бегут по моему лицу. Я опускаю голову и не гляжу по сторонам. Что дальше?
Решетки моста расступаются, я уже на другом берегу Вислы. Остановка, еще остановка… А может, трамвай проедет по Хлодной? Под мостом, соединяющим обе части Квартала? Но даже если так, я все равно не смогу попасть внутрь Квартала! Я совсем об этом не подумал, мысли были заняты только трамваем и мостом! Удастся ли мне добраться до дома на углу Лешна и Желязной? А если да — получится ли оттуда пробраться в Квартал?
Трамвай поворачивает на Замковой площади. Очередная остановка. Звонок, трогаемся. Вдруг я вижу голубую косынку женщины с корзиной и моментально принимаю решение. Спрыгиваю с «колбасы», трамвай уже едет. Я теряю равновесие, падаю на мостовую и больно обдираю ладонь о камни. Кто-то громко смеется, но я не смотрю в его сторону. Где эта женщина? Вон она! Я пускаюсь следом и вскоре догоняю — она идет не очень быстро. Окликнуть? Вся храбрость вдруг куда-то девается. Она, конечно, помогла мне, но…
Мы идем между домов со светлыми стенами и красными черепичными крышами. Некоторые дома стоят пустые, окна выбиты. Но в других виднеются белые занавески и цветы в горшках. Женщина поворачивает за угол, я подбегаю и…