— Получилось? Как… — Дедушка заглядывает в ванную, смолкает на полуслове, потом тихо восклицает: — Господи, да он же красный как свекла!
— Сама вижу, — ядовито отвечает женщина. — Наверно, нужно было дольше держать, пергидроль не подействовал. Я что, виновата, что у него волосы как щетка? Никогда таких не видела, многие женщины отдали бы все за подобную шевелюру. Ничего не поделаешь, придется снова осветлять. Подождите.
Идет в комнату и возвращается с очередной парой бутылочек.
— Слава богу, у меня есть запас, — сообщает она.
— А ему это не навредит? — с тревогой спрашивает Дедушка. Я все еще смотрю на себя в зеркало глазами, круглыми как блюдечки.
— Н-нет… — неуверенно отвечает женщина. — Я каждые две недели себе осветляю, а иногда и раз в неделю, и ничего.
Она снова велит мне нагнуться над ванной, втирает мне в волосы жидкость из бутылочек, потом обматывает брезентом и полотенцем. Теперь уже не щиплет, а жжет. Палит огнем, как тогда, когда я случайно оперся рукой на кухонную плиту у нас на Сенной. Это было очень давно, а след от ожога остался до сих пор.
— Печет! — говорю я и снова перебираю ногами. Пытаюсь снять полотенце и брезент, но женщина хватает меня за руку.
— Придется тебе потерпеть.
— Не могу!
— Рафал, потерпи, — просит Дедушка.
Я морщу нос и изо всех сил стискиваю зубы. Ощущение и правда такое, как будто голова горит ярким пламенем, как будто с меня сдирают кожу… Я тихонько повизгиваю. Но раз Дедушка просит…
Вернувшись в комнату, я начинаю плакать, потому что больше уже не могу терпеть.
— Расскажи, — спрашивает женщина, держа мои ладони в своих, — во что ты любишь играть.
— Не люблю я играть, — хнычу я в ответ.
— А что любишь?
— Не знаю… Читать люблю. Снимите это с меня!
— Еще немножко, — говорит женщина. — Меня зовут Соня. И я тоже люблю читать. А какие книги тебе нравятся?
— Печет!
— Я знаю. Расскажи, какие книги тебе нравятся больше всего.
— О приключениях. И изобретениях.
— Вот как? А у меня есть одна книжка об изобретениях и фантастических приключениях. Если потерпишь еще чуть-чуть, отдам ее тебе насовсем.
— Дедушка сказал, что мне нельзя ничего брать с собой.
— Эту книжку — можно. Обещаю. Если еще немножко потерпишь.
В коридоре раздается звук. Три коротких звонка, один за другим, а потом один длинный — я слышу их как будто сквозь туман.
— Откройте, пожалуйста, — просит Дедушку Соня. — Это Стелла.
Пожар спускается ниже, я уже чувствую его на загривке и внутри головы. Перед глазами все пляшет и расплывается…
— Ну, здравствуй, — говорит кто-то. — Еле дошла, меня чуть не… Мальчик вот-вот потеряет сознание! Что ты творишь?
— У него такие космы, что двух бутылок пергидроля было мало, — поясняет Соня. — Пришлось осветлять второй раз.
— Ты ему кожу сожжешь! Немедленно в ванную!
Меня хватают под мышки и поднимают. Я ничего не вижу, голова свешивается набок. Кто-то срывает брезент, по моему лбу стекают прохладные струи воды. Я с трудом дышу. Голова страшно болит, но пламя чуть приугасло.
— Посмотри! Ты только посмотри, что ты наделала! — снова раздается незнакомый женский голос.
— Откуда мне было знать? — защищается Соня. — Я всегда держу краску на волосах полчаса и ни разу не обожглась!
— Потому что у тебя шкура как у быка! А это — ребенок! Ну-ка, мальчуган, посмотри на меня.
Я поднимаю лицо и, щурясь, смотрю вверх. Надо мной склонились Соня и еще одна женщина. Даже скорее девушка. Худенькая, с веселыми глазами и черными волосами, зачесанными назад и туго стянутыми на затылке.
— Меня зовут Стелла, — говорит она. — Как ты себя чувствуешь?
— Голова болит, — слабым голосом отвечаю я. — Но сейчас уже получше.
Мне и правда стало чуть лучше — по крайней мере, перед глазами уже ничего не расплывается.
— Я вытру тебе голову, ладно? — спрашивает Стелла. — Постараюсь легонько.
Я медленно киваю. Девушка действительно трет очень осторожно, но мне все равно кажется, что у нее в руках не полотенце, а наждак. Я прикусываю губу и пытаюсь не стонать.
— Что ты с ним сделала! — восклицает Стелла. — Только теперь стало видно…
Они ведут меня в комнату. Дедушка сидит на стуле бледный как мел и держит на коленях футляр со скрипкой. При виде меня он с шумом втягивает воздух, и глаза его стекленеют. Я смотрюсь в зеркало на двери шкафа. Теперь волосы уже не красные. Они оранжевые — как сердцевина тыквы. Однажды пани Брильянт купила тыкву. Когда она ее разрезала, мякоть была почти такого цвета, только менее яркая.
— Не удивлюсь, если окажется, что он светится в темноте, — заявляет Стелла. — У тебя есть сода?
— Есть. — Соня подходит к шкафу и вынимает оттуда банку.
Стелла вытряхивает на ладонь горстку соды, а затем осторожно насыпает ее мне на лоб и над ушами. Пальцы у нее прохладные.
— Должно помочь, — говорит она. — Хорошо бы посыпать весь ожог полностью, но тут не выйдет. Ну и густые у него волосы!
— Как щетка, — кивает Соня.
— А заражения крови у него не будет? — хрипло спрашивает Дедушка.
— Надеемся, что нет, — вздыхает Стелла.
Боль становится чуть менее мучительной. Я тяжело дышу, как будто пробежал улицу из конца в конец и обратно, но сердце бьется спокойнее.
— Мы отправимся утром, — решает Стелла.
— Это невозможно! — протестует Соня. — Я уже обо всем договорилась. Возле «вахи»[8] дежурит Лютек, он вас пропустит. Но его смена кончается в шесть утра.
— Мы не будем рисковать, — мотает головой Стелла. — Если нас заметят ночью, то сразу схватят. Вы же видите, какое у мальчика лицо, да еще и эти волосы… Мы пойдем днем — днем будет шанс. Никто не поверит, что мальчик убегает из гетто с такой шевелюрой, это настолько абсурдно, что просто невозможно. Прятаться надо на самом видном месте. Проще всего было бы выбраться через Суды[9], но сейчас нельзя — не получится пройти незаметно, все будут обращать на него внимание.
— Может, повязать ему платок? — предлагает Соня. — Или дать шапку побольше…
— Есть другой способ.
— Какой? — встревоженно спрашивает Дедушка.
— Мы пойдем мимо дома Арбайтсамта[10], через маленький мостик на высоте второго этажа. Там есть неохраняемые ворота. То есть там не будет ни немцев, ни полиции. Есть охранник, но с ним можно договориться.
— Так вы выйдете с другой стороны, — возражает Соня. — Тебе придется идти через полгорода до моста.
— Справимся, — заявляет Стелла, потом бросает взгляд на Дедушку и спрашивает: — Или вы передумали?
Дедушка некоторое время молчит, сцепив руки на футляре скрипки. Потом наконец мотает головой и твердо говорит:
— Все уже решено. Только вы пообещайте мне, что сделаете все, чтобы он… Чтобы добрался.
— Обещаю, — вздыхает Стелла. — Но сейчас от моего обещания мало что зависит. Который час?
— Почти десять.
— У тебя есть что поесть?
— Сейчас принесу. Пойдемте со мной, пожалуйста. — Соня кивает Дедушке, тот встает и идет за ней на кухню.
— Ну как? — спрашивает Стелла.
— Чуть получше, — говорю я.
— Хорошо. Надо придумать тебе историю.
— Какую историю?
— Такую, чтобы ты мог ее рассказать, если вдруг нас поймают.
— Морлоки?
Стелла смотрит на меня, удивленно хмурясь.
— Какие еще мор… — И вдруг, догадавшись, прыскает со смеху: — Ах, морлоки! Из книги Уэллса, да?
Я киваю.
— Ну вот, — продолжает она. — Надо придумать сказочку для морлоков. Тебя будут звать Рафал Мортысь. Живешь ты в Груйце. Твоя мама уехала в Лодзь, а папа… Папа погиб на фронте. А ты едешь на Гоцлав к тете Хане.
Стелла сочиняет дальше: где я жил ТОГДА, к кому поехала моя мама и как ее зовут. Я стараюсь все запомнить. Возвращаются Соня с Дедушкой, они несут большой поднос, а на нем — хлеб и сыр. И кусочек колбасы! И свекла, маринованная в уксусе, и огурцы! Я нигде не видел столько разной еды одновременно, кроме как в витрине гастронома на Твардой. Я ем и ем, голова болит уже не так сильно. Стелла — она играет в театре — рассказывает всякие смешные истории. Я сижу на топчане, прижавшись к Дедушке, смеюсь и забываю, что сегодня моя последняя ночь в Квартале. Этот вечер вдруг становится одним из самых лучших на моей памяти. Лишь потом, через несколько дней, я понимаю, что Дедушка вернулся в комнату без скрипки. И только тогда до меня доходит, что он обменял ее на мой побег из Квартала.
Глава 6
— Не опускай голову, — говорит Стелла. — Смотри людям в глаза. И улыбайся. Мы идем гулять, значит, тебе весело.
Я послушно улыбаюсь и задираю подбородок. Крепче стискиваю ее руку. У Стеллы пальцы прохладные, у меня — мокрые от пота. Меня снова колотит, хотя на улице тепло.
Все произошло так быстро! Соня разбудила меня, когда за окном светало, Стелла уже была готова отправляться в путь. Мне дали немножко кофе и краюшку хлеба, но я, хоть и был голоден, не мог есть, — как будто горло сжалось и стало меньше. Я грыз и грыз этот кусок, но проглотить его никак не удавалось. Остатки хлеба я спрятал в карман куртки. Потом Соня велела мне надеть темные очки. Они оказались велики.
— Он в них похож на муху, — заявила Стелла. — Так он привлекает еще больше внимания. Забери их.
Они нахлобучили мне на голову шапку, хотя ожоги все еще болели. По мне, так пользы от нее не было никакой — я посмотрелся в зеркало и увидел, что волосы торчат из-под шапки во все стороны, будто оранжевые штопоры. Из-за всей этой покраски они стали гораздо жестче, чем раньше.
Дедушка был бледный, как стена. Он поцеловал меня на прощанье, но ничего не сказал.
Когда мы уже выходили, Соня вспомнила про обещание, побежала в комнату и тут же вернулась с книгой.
— Чуть не забыла! Держи, — сказала она и дала мне маленький томик. — И храни вас Бог.