По тем мелькающим картинкам, что смотрят люди, я понял, к каким по форме сородичам испытывают то, что называют почтением, и хотя не во всех случаях разобрался, но заметил, что крупные, как и среди остальных животных, доминантнее, их задевают меньше.
Потому еще там в сарае у девочки прибавил себе роста и раздвинул плечи. Не слишком, конечно, выходить за рамки вида нельзя, но так, чтобы стать заметно крупнее усредненного двуногого.
Наконец дверь в комнату, где лежу, распахнулась. Ксюха осторожно перешагнула линию, отделяющую это помещение от коридора.
– Проснулся?.. – спросила таким голосом, что напомнил мне щебет просыпающихся утром птиц в лесу. – Сможешь добраться до стола?
– До стола? – повторил я.
– Ну да, – сказала она, – Ты хоть есть умеешь?..
– Не знаю, – ответил я ее голосом.
Она передернула плечами.
– Ой… а ты можешь говорить не моим голосом?
Я промолчал, она вздохнула, сказала просительно:
– Например, мужским? Как у Кощея… нет, у Тюпы голос гуще, мужественнее…
Я вспомнил как говорил и двигался Тюпа, ответил уже его голосом:
– Могу.
Ее глаза расширились, даже отступила на шаг.
– Ух ты!.. Здорово!.. Может, и мне потерять память, чтобы вот так войти в правильную жизнь?..
– Правильную жизнь, – повторил я.
Она помогла мне подняться, я делал все так, как видел по тем двигающимся картинкам, с ее помощью медленно вышел на кухню и опустился на придвинутый мне стул.
Здесь кухня больше в размерах, чем у матери девочки на окраине леса, и в ней больше непонятных вещей. Слишком много такого, что используют эти существа для своего существования, настолько невероятно хрупкого, что даже не могу предположить, как могли появиться, а потом еще и уцелеть.
На кухне такой же экран, как и в комнате, только поменьше, Ксюха кивнула в его сторону, не поворачиваясь ко мне:
– Битва за Нью-Йорк… Опять эти инопланетяне напали. Чего это они всегда в Америку прут и все стараются разрушить?.. То Лос-Анжелес, то Майами, а на прошлой неделе запустили сериал, где вторгаются в Техас, а там все ковбои, тут же за пистолеты, и пошла пальба…
От меня требовалось кивнуть, уже знаю, про инопланетян тоже, меня даже девочка тогда спрашивала, не инопланетянин ли я, но я ответил, что нет, ниоткуда не прилетел, просто вычленился из состава этой планеты. Даже помню этот момент, когда из блаженного небытия начал превращаться в нечто обособленное и страдающее от того, что я оторван…
Но тогда кто я?.. И почему эта неотвязная мысль, что у меня какая-то важная цель?..
Ксюха возилась у плиты, спросила, опять же стоя ко мне спиной:
– Ты где живешь? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я. – А что, надо где-то жить?
Она фыркнула.
– Жить надо не только с кем-то!
– А с кем, – уточнил я, – обязательно?
Она сдвинула плечами, интересное движение, тоже язык, вроде хореографического, так здесь называют язык пчел, в него люди вкладывают так много значений, что вместе с гримасами и звуками вроде хрюканья и сопения могут передать больше, чем звуки или значки на бумаге.
– Если бы из тебя все не вылетело, – сообщила она деловито, – я бы сказала, что дебил какой-то, но ты не дебил, просто контуженый.
Я молча и тупо смотрел ей в спину, стараясь понять, что ей не понравилось, что я сказал не так. Уже понимаю, жить надо, это во мне сформировалось вместе с телом, только что это не мысль, не опыт, а сама материя, из которой я теперь состою, желает жить и существовать именно в такой вот форме. А ее распадение считается прекращением жизни… но где именно жить, как догадываюсь, зависит уже не от тела, а от самого существа.
Так что да, это я должен выбрать сам. Нору, гнездо или дупло, мне все равно, но лучше что-то такое, в чем не буду отличаться от остальных.
Пока женщина возилась у плиты, планета еще больше сдвинулась в повороте в сторону звезды, край небосвода ушел вниз, открывая яркий блистающий шар. Я некоторое время внимательно смотрел в окно, нужно запомнить, что смотреть нужно только в окно или с балкона, а не сквозь стену, у этих существ очень ограниченный диапазон.
Спохватился, аборигены не смотрят на эту звезду вот так прямо, ее здесь называют Солнцем, строение глаз не позволяет, могут лишиться способности видеть, так что мне тоже не стоит, хотя мои глаза не выжечь, но я не должен выглядеть иначе.
По крайней мере, мелькнула мысль, пока не пойму, для чего я здесь.
Ксюха сказала легко:
– Душевая и туалет вон там, вторая дверь справа. Надеюсь, хоть ими ты помнишь, как пользоваться?
– Помню, – ответил я, хотя таких воспоминаний, понятно, нет, но видел на экране телевизора, как это делают местные доминантные существа. – Я даже есть умею.
– О, – сказала она радостно, – чувство юмора?.. Значит, память восстанавливается!.. Еще не вспомнил, как тебя зовут?
Я покачал головой.
– Нет.
– Вспомнишь, – сказала она уверенно, – ты парень крепкий, как Крабоид, По телу ты его двойник, только мордой моложе. И глаза у тебя голубые, а у Крабоида коричневые.
– Кто такой Крабоид? – спросил я.
Она посерьезнела.
– Вижу, память тебе отшибло здорово. Можно свое имя забыть, но не Крабоида… Сейчас поедим, а от чашки крепкого кофе мозги обязательно заработают!
Послышались шаги, я не стал оглядываться, Кощея и так увидел, потом все же оглянулся, так естественнее, а он сказал жизнерадостно:
– Ну вот видишь, цел и даже здоров!.. На Ксюху смотришь так, будто знаешь, что у нее под халатиком ничего нет.
Ксюха огрызнулась:
– Не бреши, сиськи мои на месте. Завтракать будешь?
– Не успеваю, – ответил Кощей. – Налей кофе, я бегу.
Она проделала сложные манипуляции с приборами на кухне, один наклонила над небольшом сосудом из белой субстанции, из узкого горлышка полилась струя темной и достаточно горячей для людей жидкости.
Кощей, не садясь, жадно ухватил, сделал глоток, поперхнулся, но сказал с одобрением:
– Молодец, Ксюха, не пожадничала!.. Это ради гостя, да?.. А то все о здоровом образе жизни… Кофе, травка и алкоголь уже признаны полезными! Британскими как бы учеными.
Я молча смотрел, как он торопливо допил кофе и отступил к двери.
– Прощаюсь, – сказал он окрепшим голосом. – Вечером, надеюсь, увидимся.
– Исчезнешь, – сказала Ксюха, – ты такой, всегда слыниваешь от неприятностей.
Он сказал обидчиво:
– А кто остался к тобой на ночь?.. Это Тюпа слинял, а не я.
– Я не такая уж и неприятность, – напомнила Ксюха. – Я ж не только ноги раздвигаю!
– Ты хорошая, – произнес Кощей примирительно. – До вечера!
Он вышел, я видел, как прошел в коридор, а потом на улице побежал к притормозившему большому длинному автомобилю, набитому людьми.
– Ну и ладно, – пробурчала Ксюха, хотя чуточку недовольным голосом, – нам останется больше. Давай-ка положу на твою тарелку.
Глава 4
Я смотрел, как перекладывает на мое блюдо большой ложкой горку парующей каши, называется гречневая, я запоминаю все легко, люди сказали бы, что у меня абсолютная память, хотя это не так, просто записываю в себя все, что вижу и слышу, чтобы постоянно обдумывать, сопоставлять и пытаться понять смысл тех или иных звуков и жестов этих существ, представляющих высшую форму биологической жизни.
Пока понял главное, как питаться и куда эти существа убирают отходы. Для этого существуют кухня и туалет, назначение остальных комнат пока не понял, тем более – оборудования в нем, но в памяти легко найти похожие примеры, как с этим всем обращаются другие.
Она заметила, что я поглядываю на работающий экран телеприемника, уставилась с удивлением и надеждой на меня.
– Ты что, это понимаешь?
– Нет, – ответил я честно. – Просто смотрю.
– Так посмотри что-то интереснее, – сказала она с энтузиазмом. – Спорт или шоу!.. А новости науки… это же муть!
– Мне все интересно, – признался я.
– Но если не понимаешь…
– Не понимаю, – согласился я.
– Тогда зачем?
– Запоминаю, – пояснил я. – Вдруг пригодится?
– Или зацепка мелькнет? – предположила она. – Вообще-то да, смотри-смотри!.. Я вот даже когда на Кощея смотрю, иногда такая умная мысль выскользнет, даже стыдно. Представляешь, смотреть на Кощея и думать про умное?.. Еще смешнее, чем смотреть на меня.
Я кивнул, так делают, когда понимают и когда делают вид, что понимают, а она положила на горку гречневой каши ломтик жареного мяса, такое обожал поглощать отчим моей девочки, и придвинула мне вилку.
– Налегай!
Я принялся за еду, как это делается уже видел не раз, гречневая каша и мясо аккуратно складывается в емкости, которые я сразу создал для них.
Она наблюдала с интересом.
– Аристократ… Даже не чавкаешь и не сопишь. А у Кощея все изо рта валится. Ешь-ешь. Сейчас блинчики допекутся к кофе… Мы попьем зерновой, это Кощею я из растворимого, вштыривает сильнее, а мы как белые люди…
– Хорошо, – ответил я, подумал и добавил фразу, которую слышал часто, – ты все делаешь хорошо.
Она сказала гордо:
– Ты еще не все знаешь!.. В постели я вообще чудо, как говорят… Не горячо? Это же кипяток, а ты его залпом!
– Люблю горячее, – сказал я. – Чтобы как в недрах звезд…
– Ой, – сказала она, – ты был астрономом?
– Нет, – ответил я, – я не был астрономом.
После кофе я сходил в туалетную комнату, где выбросил гречневую кашу, мясо и даже кофе в унитаз, затем аккуратно спустил воду, это что-то ритуальное. Камень могу проглотить и растворить моментально, но все, что сложнее по структуре, просто игнорирует мои попытки, хотя, казалось бы, раз уж весь мир из одних и тех же частиц…
Когда вышел в коридор, Ксюха сказала одобрительно:
– Вижу, хоть это не забыл. Ха-ха, шутка!.. Такое если и забудешь, организм напомнит. А руки мыть не обязательно, уже доказано. Конечно, британскими учеными.
Ну да, подумал я, биологическая жизнь подчиняется очень странным и очень сложным законам. Все обязаны е